Душа попалась утром. Я увидел мужчину в растрёпанном костюме с синюшным лицом недалеко от автобусной остановки. Он лежал на тротуаре чуть погрузившись в потрескавшийся асфальт, прямо под длинным хвостом очереди, замершей в ожидании маршрутки. Покойник с тоской рассматривал женские ноги. Кажется, несчастный страсть как желал заглянуть хоть под какую-нибудь юбку. Но две последние недели выдались холодными, больше подходящими октябрю, а не концу июня, и девушки, в большинстве, предпочитали практичные джинсы.
Подошла маршрутка. Очередь зашевелилась. Люди принялись набиваться в железное нутро газели. Я подошёл к покойнику. Присел рядом на корточки. Сделал вид будто завязываю шнурки.
- Эй, приятель, - тихо позвал я, низко опустив голову, так что бы никто из очереди не обратил внимания, - удобно лежишь?
Мужик проигнорировал. Не понял, что ли, что я к нему обращаюсь?
- Дружо-о-о-ок, негоже так на женские на ноги пялиться, особенно с этого ракурса.
- Опа, да ты меня видишь! - воскликнул мужик и повернула ко мне голову, похоже с видящими ему сталкиваться ещё не приходилось.
- Вижу.
- Дела-а-а-а … - душа села. - И тебе не страшно?
- С чего бы? Ты серый, силёнок, конечно, больше чем у белых, но до тёмных всё равно далеко. Вреда от тебя как от комариного укуса.
- Зря ты так, я много чего могу. Вещи с лёгкостью двигаю...
Мужик врал. Белые и серые редко, когда могут влиять на живой мир, это удел тёмных.
- Правда? - я не скрывал сарказма.
- Нет... - мужик вздохнул. - Меня Валентином звать. Только не вздумай до Вали сокращать! Прокляну!
- Ладно, учту. Я Игорь. Пойдём отойдём, поговорим? Тут на меня уже люди коситься начинают.
- Можно. Как преставился так ещё не разу с живыми не разговаривал, пятый год пошёл. Куда пойдём?
- Туда, - я махнул рукой в сторону кустов, росших стеной под окнами блочной девятиэтажки, метрах в тридцати от остановки. Достаточно далеко что бы я мог спокойно поговорить с душой, не привлекая лишнего внимания.
Мы пересекли лужайку и сели под кустами. Ветки кололи спину. От сырой с ночи земли веяло холодом.
- Рассказывай, - сразу предложил я.
- Чего рассказывать? - не понял меня Валентин.
- Почему застрял здесь?
- Тебе то, какое дело?
Странно, обычно души, долго обретающиеся на Земле хоть что-то, да слышали о таких как я.
- Работа у меня такая. Помогаю белым и серым возноситься. Вы видь остаётесь из-за незаконченных дел или недосказанных слов, чувства вины и тому подобного. Я помогаю сказать несказанное, доделать недоделанное и исправить ошибки.
- А тёмным?
- Тёмные могут сами уйти, если захотят.
- А если нет?
- Пока они людей не трогают мы им не мешаем. В противном случае — уничтожаем.
- Понятно, - Валентин хмыкнул. - Я прямо на совещание помер. Так странно. Стою над своим телом. Лицо перекошено, руки с побелевшими пальцами вцепились в грудь. Хор детский орёт, зовёт куда-то. А я стою такой и чётко понимаю, что мёртв, никаких сомнений, никакого неверия. Мёртв и амба! Хор продолжает орать, но немного тише. И, знаешь, в голове вспыхивает мысль: «Что будет там?». Хороший вопрос, правда? Я не знаю на него ответ. И никто не знает. Детский хор, это здорово. Но что за ним? Не лучше ли остаться здесь, где я всё знаю...
Я решил никуда не уходить. Тем более что есть у меня один пунктик, такой маленький грешок, который при жизни было сложно удовлетворить. Видишь ли, я страсть как люблю подсматривать за женщинами. Как они переодеваются, как проводят время сами с собой или с мужчинами, как писают, - Валентин хихикнул. - Особенно как писают, завораживающие зрелище, гипнотизирующее, захватывающие...
Когда детский хор заткнулся я мечтал о том, как буду порхать привидением меж стен и смотреть, смотреть, смотреть... Но всё пошло не так. Глазом не успел моргнуть как провалился в подвал. Прямо через перекрытия все шесть этажей. Хорошо хоть дом был старый, там на полу земли накопилось в достатке, а если бы новый? Как бы я вылезал? Мне почему-то сразу никто не объяснил, что ходить теперь я могу только по земле. И почему я получился не тёмный? Они та могут и в дома заходить, и вещи трогать. Жил я скверно, особой доброты за собой не замечал...
Я бы мог объяснить Валентину что цвет души почти не зависит от того каким ты был при жизни. Всё решают обстоятельства смерти: умер ли ты сам или тебя убили, мучился ли, даже настроение и то может повлиять. Тёмная душа совсем не обязательно плохая, просто ей выпала нелёгкая смерть. Некоторые, конечно, пытаются отомстить живым, но таких единицы. Мы выслеживаем их и уничтожаем. Другие просто слоняются по Земле, пока не надоест. Я бы мог всё это рассказать, да только желание разговаривать с Валентином, а тем более помогать ему, совершенно пропало.
- ...Представь моё разочарование? За кем мне подсматривать? Ладно летом, брожу по паркам, ночью бывает натыкаюсь. Но это не совсем то чего бы мне хотелось, слишком быстро они любятся, слишком быстро писают. Смущаются, наверное. А когда на улице становится холодно вообще мрак, остаётся только бомжей по подвалам отлавливать.
Ты помочь мне хочешь? Так помоги. У тебя же наверняка есть подружка? Как потеплеет пригласи её в парк, я замечательные кусты покажу, не хуже номера в гостинице. Ты её там неспешно того - этого, потом она ещё и пописает, а? Я тебе список любимых поз надиктую. Как тебе такая помощь? Подрочить не смогу, но всё равно буду очень признателен.
Я поднялся и быстро зашагал к остановке, к ней как раз подходил мой автобус. Валентин рассмеялся в спину.
- Ну куда же ты? Сам говорил — твоя работа помогать! Так помоги! А я от счастья может быть и вознесусь...
Ненавижу сумасшедшие души, особенно если они белые или серые, мы им ничего не можем сделать. Это бесит. Приеду на работу напишу заявление. Пусть или переводят обратно работать с тёмными или увольняют ко всем чертям!