Несмотря на то что Додик банкрот, и пока не получает пенсии, он считает себя обеспеченным. Пенсия у него будет по исполнении шестидесяти семи лет. Сейчас, как безработный, а Додик официально не работает, ему платят пособие и некоторую компенсацию на снимаемое жильё. В Израиле всё дорого, за исключением, может быть, овощей и фруктов. Когда он перечитывал счета на коммунальные расходы, я заметил озабоченность. Пока у него жил, я научился экономить газ, свет и воду. Отопления в Израиле нет, его заменяет кондиционер зима – лето.
Недавно Додик устроился на подработку, администратором, в небольшую конторку. Работа не пыльная, сидит в фойе с девяти до пяти вечера, тут же получает оплату, порядка тридцати долларов и идёт домой.
Додик тратится экономно. Варит несложную похлёбку или кашу, или разогревает полуфабрикаты. Алкоголь, после инфарктов, он старается не употреблять, так что деньги, получаемые за месяц, остаются в избытке. Только, как я заметил, они не остаются. Додик или сильно добрый, или старается отличиться добрыми делами, при мне он перевёл в несколько адресов порядка пятисот долларов. Это была его румынская жена и ещё кто- то в России. Есть у него приятель Вадим, он тоже из «наших», так ему Додик уже долго, должен тысячу шекелей. Тот не требует, но и не забывает.
Додик не пьёт, но по приезду, с устатку, я предложил выпить и он согласился.
Достал бутылку желтой жидкости, назвав её виски и мы, под хорошую закуску до ночи её допили.
По сложившемся обстоятельствам, я не мог её не допить.
На столе в комнате лежал футляр от саксофона, но саксофона в нём не было,
Не было в комнате телевизора, непременно присутствующего в наших домах, не было ещё каких- то вещей, помещение производило впечатление жилья спартанского типа. На мой немой взгляд, Додик пояснил: - Сейчас работы музыкантом нет, была потребность в деньгах, продал. Почему то вспомнилось – Географ пропил глобус.
Мы выпили рюмки по три, Додик решил ублажить меня музыкальной программой. Настроил систему колонок, достал профессиональный микрофон, настроил минусовку на компьютере и начался концерт-караоке.
Музыку я люблю, но не до такой же степени. Прозвучало подряд пять-семь песен хитов семидесятых. Я предпринял первую попытку остановить песнопение и поговорить за жизнь. Не тут-то было, прозвучала ещё порция. Мы выпили ещё по рюмке и Додик продолжил. Если мы сели за стол около пяти, в десять вечера, допив от безысходности остатки виски, я, сославшись на усталость от перелёта, запросился спать. Спать, видимо, захотели и соседи-арабы, живущие этажом выше. Трудно предположить, сколько бы продолжался концерт, не будь отвлекающих факторов. На другой день, я усомнился в качестве выпитого «виски» и чувствовал себя плохо. Когда я рассказывал о необыкновенном концерте знакомым, мне сочувственно поддакивали и рассказывали, когда по скайпу Додик являл им свой талант, делали громкость на умеренно или выходили в соседнюю комнату.
Я лишенный этих возможностей достаточно перемузыкалился.
На другой день был шабат, истинные иудеи ничего не делают, Додик не был истинным, ел сало, если было, в этот день он повёз меня знакомиться с Вадимом, это тот друг, который кредитовал Доната на тысячу. Об этом визите позже. Сейчас остановлюсь на жилище, где мне дали кров.
Дом четырехэтажный, в один подъезд, достаточно старый. Таких здесь несколько в ряд. В квартире три небольших комнаты, санузел, где кроме унитаза, довольно старой стиральной машинки, поддон с душем.
В душе мыться не пришлось, потому что воду подогреть было нечем. Солнца не было. Лоджия, для увеличения площади, составляют с залом и кухней одно целое. Разборная кровать, где спит Донат, вторая в смежной комнате, где спал я. Когда денег не хватает, Донат сдаёт эту комнату в подъаренду.
Шифоньер с раздвижными дверками. Донат демонстрирует мне содержимое. Одну за другой вытаскивает вещи, рассказывает, всё это он собрал с мусорных баков. Нелепого вида фасоны, нелепые каблукастые ботинки. Электрообогреватель.
– Вот смотри, совсем целый обогреватель, вилку только заменил, у вас такие не выбрасывают.
Сказать ему, зачем ты мне это показываешь, я уеду, не порти впечатление, я уже не успеваю.
Судить его, мне как бы, не с руки. Я сам иногда находил так нужные мне вещи, но не ставлю это в свою заслугу.
Уехать можно из деревни, трудней чтобы деревня из тебя уехала.
Вот такое противоречивое впечатление.