Блуждания
Александр Образцов
БЛУЖДАНИЯ
пьеса
Спектакли по пьесе поставлены в СПб в театре Особняк и в театре Мичиганского университета в Гранд-Рапидсе, США
ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ
МОнОЛОГ
Актриса. Слоны, усатые киты, моржи, тигры размножаются раз в два-три года и приносят обычно по одному дитенышу. Ежегодно приносят потомство дельфины, полосатые олени. И у них бывает по одному дитенышу. Собачьи, куньи и крупные виды кошек, хотя и размножаются раз в году, но плодовитость их заметно выше. Особенно же плодовиты грызуны и зайцеобразные. Зайцы приносят в год два-три раза по десятку дитенышей, белки примерно столько же, а полевки в два раза больше. Если учесть, что половозрелыми полевки становятся в возрасте двух месяцев, то станет понятна громадная быстрота их размножения. Все они живородящие, как люди. Ребенок, как вы все знаете, начинает свою жизнь тогда, когда мужская клетка, сперматозоид, соединяется с женской яйцеклеткой. Этот миг, может быть, самый таинственный из всех известных нам. Каким образом в мельчайшем акте соединения уже присутствует будущий человек?.. Мне кажется, когда люди, наконец, поймут тайну совокупления, то только тогда они смогут воспринимать ее, как чудо. А все непонятное раздражает нас, мы издеваемся над непонятным, принижаем его. Иначе нам просто не выдержать этой тяжести... Мы еще крайне примитивны! Как каннибалы! Все без исключения!.. Простите, я сяду. (Садится.) Мне так хочется еще поговорить с людьми! Мне уже скоро не с кем будет говорить... Я так люблю жить! Я люблю смотреть, как дерево из тоненьких веточек вдруг выставляет широкие листья - откуда оно их берет? Я люблю подставить лоб солнечным лучам... Что ж еще?.. Почему они ожесточаются? Я и этого не понимаю... Когда я читаю в газете о жизни природы, а рядом пишут о расстрелах и ненависти, нетерпимости, я не понимаю, как можно так жить и не замечать того, что природа царит без нас... Что дубы торжественно живут в Петергофе, в Александрии... Что рыжие муравьи основали новую колонию в Старо-Орловском парке... Наша страна так велика и так редко населена - и вдруг именно у нас стало тесно жить... Одни из русских пытаются уничтожить или изгнать других... Я вас прошу - не ссорьтесь! Я не совсем здорова... поэтому иногда говорю... неточно. Но я знаю, что надо сделать! Надо остановиться... остановиться... и пристально посмотреть... вокруг себя... В себя... Ведь жизнь - это только вдох... и выдох....
Ложится калачиком, застывает.
Пауза.
ЗАБЛУДИВШИЙСЯ ГОЛОС
Телефонный звонок. Он звучит настойчиво, долго. Лида снимает трубку и тут же опускает. Снова звонок. Снова Лида снимает и опускает трубку. Наконец, когда телефон звонит в третий раз, она подносит трубку к уху.
Лида. Да.
Он (его голос вначале плывет, затем устанавливается). Добрый вечер.
Лида. Добрый вечер.
Он. Э... можно Лиду?
Лида. Я слушаю.
Он. А-а. Что-то у тебя голос изменился.
Лида. А кто говорит?
Он. Я говорю. Я.
Лида. Ну, что?
Он. Слушай, есть идея...
Лида. Да кто это говорит?
Он. Черчилль это говорит. Из Лондона. Ты что, собственного мужа не узнаешь?
Лида. Вы с ума сошли. Я не замужем.
Он. Лида?!
Лида. Да, Лида. Но не та.
Он. Слушай, надоели мне эти шутки. Просто... домашний театр. В общем, так, ты там с ними раскланяйся и лети домой. Считай, что я осознал.
Лида. Я уверяю вас, молодой человек, что вы ошиблись номером.
Он. Да? А почему же ты тогда трубку не бросишь?
Лида. А мне вдруг стало интересно. Ну?
Он. Что - ну?
Лида. Что вы осознали?
Он. Какая ты все-таки вредина.
Лида. Даже неловко.
Он. Что?
Лида. У вас какие-то интонации... совершенно интимные.
Он. Так это ты или нет?!
Лида. Это я.
Он. Кто?
Лида. Лида.
Он. Фамилия как?
Лида. При чем тут фамилия? Мне грустно.
Он. Та-ак... Ну, что молчишь?
Лида. Я слушаю. Мне жутко интересно.
Он. Ну, Лид... Ну, хватит. Приезжай. Или я... или я тебя съем сейчас.
Лида. Господи. И бывают же такие счастливые бабы.
Он. Ну, Лида... Ну, хватит уже, а?
Лида. Вы знаете, в вашем голосе такая верность. Я сейчас заплачу.
Он. Ли-да?
Лида (шепотом). Что?
Он. Клади трубку. Надевай пальто. Прыгай в такси. И приезжай.
Лида. Куда?
Он. Снова за свое?
Лида. Дайте мне адрес, и я приеду. Ей-богу, приеду.
Он. Ну, ты просто дьявол! Что ты меня проверяешь? Не дам я тебе адреса!
Сейчас сам приеду!
Лида. Хорошо. Я жду.
Молчание.
Он. Ну?
Лида. Что?
Он. Адрес давай.
Лида. Так значит, вы не жене звоните? Значит, вы... альфонсик телефонный?
Он. Ну, нет у меня этого адреса, как ты не поймешь, дура! Я же все твои телефоны обзвонил из записной книжки!
Лида. Ах, вот оно что. Простите.
Он. Говори адрес.
Лида. Только я боюсь... Я... не очень эффектная...
Он. Да, ты не очень эффектная, я знаю. Ты удираешь из-за того, что я поздоровался с лаборанткой, ты полчаса меня дурачишь по телефону, ты покрасилась в абрикосовый цвет, а так ты вообще не очень эффектная!.. Ну? Что молчишь? Давай адрес!
Лида. Знаете - я не могу. Меня просто не хватит. Нет. Я не смогу, простите.
Он. Ну, я прошу, умоляю, Лида или как вас там, скажите честно - вы моя жена?
Лида. Я бы очень хотела. Но... Прощайте.
Он. Обожди!
Лида кладет трубку. Медленно, затем все быстрее трясет головой из стороны в сторону.
Телефон снова звонит. Она поднимает трубку.
Лида. Больше не звоните. Мне это неприятно.
Тут же кладет.
Новые звонки. Они звучат уныло, долго. И она поднимает трубку.
Он. Подождите! Прошу вас! Не опускайте трубку!
Лида. Я не опускаю.
Он. Дело в том, что от меня ушла жена... или не ушла... Потерялась, понимаете? Потерялась и - нет ее! Нигде нет! Уже третью неделю!
Лида. Но... разве так бывает? Она ведь где-то работает... Родители у нее... Прописка, наконец... В милицию, в морги, в больницы..?
Он. Какая милиция, что вы говорите? Ведь это пока друг с другом как... члены профсоюза... не знаю... пока формально близки, тогда все это помогает, где-то находятся концы, где-то что-то выплывает, а у нас... у нас все очень интимно было... Было?.. что это я говорю... Вы точно не моя жена?
Лида. Да нет же!
Он. А вы подумайте... Обождите! Я не шучу! Бывают такие провалы в памяти, вдруг образуется пустота, и с этой пустотой живешь, думаешь, что все в порядке, как у всех, а эта пустота тебя деформирует, перетягивает на одну сторону, как флюс, к примеру... Что это я говорю, интересно... Вы только не опускайте трубку, ради бога! Я вас умоляю! У меня такое чувство, что я до вас в последний раз дозвонился, а больше и номера такого не будет!.. (Истерически.) Вы слышите меня?!
Лида. Да, да! Слышу.
Он. Вот... Я только представлю себе все эти проводки, АТС, сопротивления разные... вдруг что-то замкнет, и нас разъединят... Ради бога! Вы хотя бы дышите в трубку, что ли, чтобы я знал... Извините! ну, простите! это я от страха, что вы вдруг... Понимаете, все обошел, обзвонил, и нигде никто не видел, а сегодня утром нашел эту записную книжку, она у тебя в старом пальто во внутреннем кармане, ну, там, знаешь, снизу, только ладошкой к телу... Лида?..
Лида. Что?
Он. Это ты?
Лида (пауза, тихо). Нет...
Он. Но вы должны ее знать! Ваш телефон последний! Последний! Больше нет! Ни одного следа! Она с оранжевыми волосами. У нее серые глаза!
Лида. Честное слово, не знаю. Нет.
Он (пауза). Ну что ж... тогда... тогда - прощайте...
Лида. Обождите! Что вы там придумали? Але?.. Але, вы слышите?!
Он. Слышу.
Лида. Не опускайте трубку! Вам нельзя сейчас опускать! Какие глаза говорите?..
Он. Серые.
ОнА. Так... серые... Серые, серые... А волосы крашеные?
Он. Конечно.
Лида. А до этого, какие были?
Он. До этого? Блондинка она. Натуральная блондинка.
Лида. Верно...
Он. Что верно?
Лида. Нет, я о себе...
Он. Вы-то тут при чем.
Лида. Чужие истории иногда примеряешь на себя.
Он. Примеряла бы что-нибудь другое.
Лида. А зачем вы грубите?
Он. Все. Все. Гуд бай.
Лида. Да не вешай ты трубку, идиот паршивый!
Он. Лида?!
Лида. Я же тебе сказала, что не та Лида! не та! Не хватало, чтобы ты после разговора со мной..! и так далее!.. Этого мне еще не хватало в ночь на понедельник!.. В безлунную ночь!..
Он. Какая же она безлунная... Вон, какая луна... нестерпимая...
Лида (смотрит в окно). Вы с ума сошли. Совершенно черное, звездное небо.
Пауза.
Лида. Эй!
Он. Что?
Лида. Вы где?
Он. Дома.
Лида. Да это фонарь!
Он. Это луна. Луна!!
Лида. Вы сумасшедший!
Он. Э, нет! Вы меня не запутаете!
Лида. Да вы что? Зачем мне вас путать?
Он. А затем! Чтобы завтра спокойно встать и пойти на работу. И знать, что я не повесился, не прыгнул с моста. Так? Пусть уж лучше я свихнусь, да? Но останусь жив!
Лида. Ну, хорошо, хорошо. Полная луна.
Он. Какая же она полная? Еще раз посмотрите.
Лида. А вы откуда звоните?
Он. Я? По городской телефонной сети! Да, да! По городской! И если вы скажете, что говорите со мной из Владивостока, я вам не поверю, учтите!
Лида. А вы вполне доверяете автоматам?
Он. Я вам третий раз звоню - и попадаю!
Лида. Вы эту луну... видите?
Он. Конечно. Как и вы.
Лида. Но ее нет. Н е т!
Пауза.
Он. Так. Я это понимаю так, дорогая: это ты. И все! Где ты была две с лишним недели, мне неинтересно знать. Главное, что это ты. Пусть даже у тебя уже не оранжевые волосы. Пусть даже ты уже не ты! не совсем ты... Пусть... Но луна есть, с этим ничего не поделаешь, и здесь ты, конечно, переиграла. Переиграла!.. Лида, где ты была?
Лида (пауза). Отпустите меня. Прошу вас. Я ничего не знаю: кто, откуда. Я знаю только, что луны нет. И мне страшно... Не держите меня! Не держите!!
Он. Успокойтесь, успокойтесь!.. Ну, конечно, ее нет... Я пошутил...
Лида. Ну, знаете! Ну!.. такие шутки! Я чуть с ума не сошла! Шутник!
Он. А вы... не допускаете?
Лида. Нет!
Пауза.
Он. А... сколько вам лет?
Лида. Это еще зачем?.. (Дышит.) Двадцать два...
Он. Так... да... правильно.
Лида. Что?.. Что вы молчите?
Он. Все верно... Это ее прежний телефон.
Лида. Але? Але?!
Он. Лида, мы замкнулись... Замыкание, понимаешь? У них что-то там не сработало... Или они решили так пошутить... и выбрали нас... Это они так шутят... Ты не волнуйся... Это довольно тяжело... А потом они тебе вырубят память и ты об этом разговоре, и обо мне... забудешь... Во сне только, иногда, тебе будет казаться, да... что уже было... что это... не в первый раз...
Лида. Как тебя зовут?! Да ты кто?!
Он. В свое время... да... не волнуйся... Это шутка. Шутка! Ты мне будешь нужна со здоровой психикой, чтобы в следующий раз не пропадала. Поняла? Отбой. Все. Уже поздно. Спи.
Частые гудки.
Лида. Алло! Алло!.. Алло, кто меня слушает? Вы слушаете меня? Так вот учтите! Учтите! Я не хочу в этом участвовать! Вы слышите? Не хочу!.. Не хочу!..
Сережа
Она. Ой! Кто здесь?!
Сережа. Мм... Я.
Она. Кто?!
Сережа. Я... то есть, Сережа.
Она. Как вы сюда... Да что вы здесь делаете?!
Сережа. Я... моюсь.
Она. Моюсь?! Где?!
Сережа. В ванной.
Она. Как вы попали в мою квартиру?!
Сережа. Я... н-не попадал. Я живу здесь.
Она. Да это моя квартира! Моя ванная!
Сережа. Но - простите! Я здесь моюсь, а вы входите. Значит, это моя квартира! (Грохот.) Осторожно! Я здесь голову полоскаю, травами!
Она. Черт! Черт! Черт!!.. Какого черта?!
Сережа. Выключила свет... Потом воду разлила... Откуда вы появились?
Она. Я появилась?! Я здесь была всегда!
Сережа. Как дух этой ванной. Да. Вас можно потрогать?
Она. Я тебе потрогаю! Бандит!
Сережа. Вы хоть хорошенькая?
Она. Да что это за... Вы где?
Сережа. Я в ванне... (Хлопает ладонью по воде.) А вы?
Она. Кто это... (Пробует открыть дверь, бьет ее ногой.) Кто меня запер?!
Сережа. Никто. Я закрылся. Вы что думаете, я с открытыми дверями моюсь?
Она. Но я сюда вошла!
Сережа. Да бросьте вы расстраиваться. Она сама захлопывается. Английский замок.
Она. В ванной?!
Сережа. Ну да. Иногда приходится прятаться. Не квартира, а... бедлам.
Она. Откройте сейчас же!
Сережа. А-а! Теперь вы понимаете, что это моя квартира?
Она. Нич-чего я не понимаю! Ничего! Я вошла умыться перед сном в свою ванную! И не пытайтесь свести меня с ума! Вас подослал мой муж! Знаю! (Плачет.)
Сережа. Действительно, ситуация... Там такой барашек, вы его поверните от себя.
Пауза.
Она. Нет здесь никакого барашка! Здесь задвижка... моя задвижка!.. И полотенце... мое! Мое висит!.. И шкафчик!.. Стиральная машина!
Сережа. Осторожно. Здесь я. Сережа.
Она. Вы нормальный человек? Не пугайте меня! Скажите - нормальный?
Сережа. Больше того. Я хороший человек. Веду себя неагрессивно.
Она. Объясните мне... объясните, прошу вас!.. Как, вы думаете, вы сюда попали?
Сережа. - Я?.. Ну, понимаете... Я, когда в квартире много людей,
а я живу с братом, и часто бывает - то у него много людей, то у меня - и когда много людей у него, я, чтобы убить время, забираюсь в ванну, сижу здесь, моюсь, читаю. И вот, когда они угомонятся, я выхожу, сгоняю кого-то со своей кровати и тогда ванна свободна.
Пауза.
Она. Так... Но это же моя ванна! Мое полотенце... стиральная машина... шкафчик... здесь вот у меня, под ванной... вот! Резиновые сапожки... А?
Сережа. Где?.. Ага, действительно, сапожки... Кто-то оставил.
Она. Я прошу вас, Сережа. Исчезните, как появились. Сделайте так, чтобы я вышла отсюда! Я умоляю!..
Сережа. Я понимаю, конечно... Со своей стороны... (Открывает пробку в ванне, вода с шумом уходит.) Сейчас, простите, оботрусь...
оденусь... Как-то... не совсем, знаете... Вода, оказывается, одевает, а темнота... наоборот... С-сейчас... Тут висит... ага... висела м-майка и... что такое?.. Д-действительно, к-какая-то машина... что-то такое...
Она. Я же вам объяснила, что это моя квартира! Осел!
Сережа. Д-действительно... Простите, я затронул... нечаянно!.. Хм... Н-ну, тогда дайте что-нибудь накинуть... я же не к-какой-то... зз-лодей...
Она. Вот полотенце.
Сережа. Б-благодарю. Так. Куда?
Она. Что - куда?
Сережа. Куда выйти?
Она. Сюда.
Сережа. Простите... чуть в сторонку... заперто... так... А что это у нас? Это у нас з-задвижка... з-задвижка не заперта, а дверь... заперта?.. Ага... Кто это вас запер?
Она. Это вам лучше знать!
Сережа. Но это ведь ваша квартира?
Она. Ну и что?
Сережа. Действительно... Если уж такое началось... А... что делать?
Она. Бейте ее, бейте!
Сережа. Сейчас... (Бьет плечом в дверь.) Н-ничего себе дверь... Сталинский дом, да?
Она. А у вас?
Сережа. У меня... да... дверь хорошая... Вы... встаньте в ванну, а то... не размахнуться... Ага. (Бьет, дверь потрескивает, но держит.) Что у вас там снаружи? Замок?
Она. Обычная задвижка.
Сережа. А... в квартире кто?
Она. Муж! Спит!
Сережа. Так... покричим?
Она. Бесполезно. Сегодня ведь суббота, а в субботу вы все... как скоты!
Сережа. Но-но. Не все.
Она. Но как вы сюда попали?!
Сережа. Может быть... з-задремал?
Она. Что?.. Ну и что?
Сережа. Или... это самое... телекинез?
Она. Да?.. Так вот я вам сейчас объясню, что это за телекинез! С женской логикой! Доступно!
Сережа. Интересно. Давайте.
Она. Слушайте! Во-первых, вы - негодяй!
Сережа. Логично.
Она. И во-вторых! Вы сговорились! Он притворился пьяным, потом незаметно впустил вас, потом выждал, когда я пойду в ванную, на цыпочках подошел к двери, закрыл и сейчас стоит под дверью... (В ужасе.) Нет! Я не хочу! Нет!!
Сережа. Успокойтесь, прошу вас! Я - Сережа! Се-ре-жа! Ну? Не бойтесь! И вашего мужа я не знаю, клянусь! Все было так, как я сказал! Честное слово!
Большая пауза.
Она. Ну, тогда я знаю все... Все.
Сережа. Что ж вы молчите? Говорите! Нам надо говорить, а то уж как-то... страшновато.
Она. Слушайте. Это начинаются блуждания. Это мы после смерти.
И мы блуждаем по самым разным своим желаниям, которые при жизни не осуществились. Все, что мы при жизни хотели - все воплощается... Кто-то хотел рай, пение ангелов... Кто-то хотел бессмертную любовь... А кто-то ванну, а в ней - мужчину... Так, для смеха... Извините, Сережа, это я виновата... Я знаю, что дальше будет, я вспомнила.
Сережа. Молчите! Вы немного ...сдвинулись.
Она. Нет. Сейчас сюда ворвется ваш брат с компанией и начнется дикая оргия. А мой муж уже мертв.
ТЫ КТО
Он. Ты кто?
Пауза.
Она. Не знаю.
Он. Как не знаешь?
Она. Не знаю. А ты кто?
Пауза.
Он. Не знаю.
Она. А кто-нибудь знает?
Он. Не знаю. Думаю, что никто.
Пауза.
Она. А зачем мы здесь встретились?
Он. Не знаю.
Она. Ничего себе встреча... Давай хоть как-то называться.
Он. А как это?
Она. Что?
Он. Называться?
Она. Как?.. Да... А так, чтобы на вопрос "ты кто?" что-то ответить.
Он. А что?
Она. Что-то. Давай попробуем. Спрашивай.
Он. Ты кто?
Пауза.
Она. Не знаю.
Он. Как это?
Она. Ах, да. Снова спрашивай.
Он. Ты кто?
Пауза.
Она. Я?
Он. Да, ты.
Она. Вот видишь! Уже другой ответ. Давай теперь я.
Он. Давай.
Она. Ты кто?
Пауза.
Он. Не знаю.
Она. Но мы договорились искать другой ответ. Давай сначала. Ты кто?
Он. Я?
Она. Это уже было. Снова давай. Ты кто?
Он. А ты?
Она. Вот это да! Ты спросил "а ты?". Это шаг вперед. То есть, ты как бы о себе уже знаешь, кто ты, и теперь тебя интересует, кто я. Поэтому я снова спрашиваю: ты кто?
Пауза.
Он. Я устал.
Она. Это не ответ.
Он. И действительно устал. И я не знаю, кто я. Давай разойдемся. Мне тяжело вдвоем.
Она. Мне тоже тяжело. Я привыкла ходить одна. Но мы должны хоть как-то называться! Может быть, станет легче ходить.
Он. Ты думаешь?
Она. Да. Я уверена.
Он. Ну что ж. Тогда давай еще попробуем. Спрашивай.
Она. Ты кто?
Пауза.
Он. Не знаю!! Нет!! Не знаю! У меня болит голова!
Она. И у меня болит! Но нам надо выяснить! Иначе мы оба погибнем!
Пауза.
Он. Ты сказала "мы оба"?
Она. Да.
Он. Так это значит... Мы оба... Значит - ты и я это - "мы оба"!
Значит... Нет, я потерял!
Она. Значит, мы называемся "мы оба"! Мы называемся! Мы! Оба! (Смеется.)
Он. Да, но... это не ответ.
Она. Но, может быть, этого хватит?
Он. Ты кто?
Она. А ты?
Он. Я.
Пауза.
Она. Я?!
Он. Да. Я.
Она. Но это не ответ. Это хорошо. Это очень хорошо! Но это не ответ.
Он. Что же делать?
Она. Что же делать? Что?..
Он. Ты кто? (Пауза.) Быстро! Ты кто?
Она. Я не могу... Болит голова... Раскалывается... Мне совсем не хочется говорить... Давай лучше думать... думать...
Он. Думать?
Она. Да, думать... Вспоминать...
Он. Вспоминать?
Она. Что такое - вспоминать?
Он. Это... раньше?!
Она. Раньше? Когда?.. Что такое - "когда"?
Он. Нет! Не надо! Это трудно! Лучше вернемся к вопросу! Там проще!.. Спроси меня. Я сейчас... сейчас я лучше. Я почти уверен. Это был такой хороший вопрос! Спрашивай.
ОнА. Ты кто?
Пауза.
Он. Я... (Мучительно.) Я... я... у г о л ь.
Она. Уголь! Уголь! Какое слово!.. Значит, ты называешься "уголь"?..
Как хорошо!
Он. Нет! Я не знаю...
Она. Нет. Знаешь! Ты совершенно четко назвал это слово! Уголь... уголь.... да... Если бы я могла назвать себя так! Если бы могла! Я была бы так счастлива! Уголь... Ах, как хорошо!
Он. Но я не уверен...
Она. Но это неважно! Ты уже сказал это слово! Уголь...
Он. Уголь...
Она. Ты уже можешь отдохнуть. У тебя есть это слово. Ты называешься. А я... Меня как-то носит... Я не могу остановиться... Стоит только вздохнуть или пошевелиться, как меня бросает в другую сторону, и я лечу... и обратно... Нет, я не могу! Не могу!!
Убегает.
Он. Уголь... Я... уголь... Нет, как же?.. Я - Уголь. Я называюсь Уголь. Меня зовут... Уголь. Уголь. (Блаженно улыбается.) Я - Уголь. А кто ты? Кто?.. (Приседает, смотрит вниз.) Дорога. Дорога?.. Да. (Встает, долго смотрит вдаль.) Ласточка.
МОНОЛОГ
Она (начиная дрожать). Я вам тогда что-нибудь расскажу, ладно?.. Жила одна девочка... в общежитии. Веселая, добрая... У нее сестра была, в девятом классе, в другом городе... Мать с отцом... Девочка училась в институте, плясала, пела, и думала, что еще немного, и она вскочит в такую жизнь... ослепительную... телевизионную... Чуть-чуть еще... Но в один месяц умирают ее мать и отец... И приезжает к ней сестра, девятиклассница... И смотрит на нее и ждет, что сейчас ей объяснят, как жить дальше, сейчас ей старшая сестра все объяснит... А старшая сестра... У нее ни денег нет, ничего... ни ума... Она хотела свою младшую сестру куда-нибудь устроить... А куда? Никто ее не берет на работу, на учебу... Никуда ее не берут... И старшая сестра бегает, умоляет каких-то людей, может, не туда бегала, неважно... Но я к чему... Потом был такой день, когда младшая сестра вынуждена была уехать из города... Потому что из институтского общежития ее выгнали, жить негде... И она уезжала... А старшая сестра все суетилась, суетилась, сумку в вагоне то наверх, то под полку засунет... И боялась в глаза посмотреть младшей сестре... И когда поезд тронулся, и она видит - младшая сестра ничего не понимает, куда она едет, зачем... глаза у нее такие... преданные! А старшая сестра вдруг думает: "Ну и слава Богу!"... И ее за это Бог наказал.
ПОВТОРЕНИЕ ПРОЙДЕННОГО
Черные зимние окна. Школьный класс.
За одной из парт, нахохлившись, сидит Ломако. Что-то пишет. Поднимает голову, шепчет. Снова пишет.
Входит Лидия Андреевна. Учителя зовут ее Лидочкой. Так же и школьники. За глаза, разумеется. Лидочка - очень милая женщина, очень цветущая, но одновременно и строгая, стесняющаяся в себе чрезмерного женского начала. Впрочем, строгость не всегда ей удается.
Ломако вскакивает.
Лидочка кладет черную кожаную сумку на стол. В сумке она носит тетрадки, косметику.
Лидочка. Садись.
Ломако садится.
Лидочка. Догадываешься, почему я тебя оставила?
Ломако. Догадываюсь.
Лидочка. И почему же?..
Ломако. Из-за Маяковского.
Лидочка. Все верно. Что скажешь в оправдание?
Ломако. Не знаю...
Лидочка. Не знаешь... Маяковский - выдающийся поэт. Запомни.
Ломако. И из-за этого я должен его любить?
Лидочка. Никто тебя не заставляет любить Маяковского. Но понимать, что он выдающийся поэт, и уважать его стихи ты должен. А скучно тебе или нет - это ты держи при себе. И не говори об этом на уроке. Все понял?
Ломако. Нет.
Лидочка. Что ты не понял?
Ломако. По-моему, это вообще не поэзия.
Лидочка. Я ведь тебе, кажется, объяснила. Или непонятно? Или ты нарочно издеваешься надо мной?
Ломако. Нет.
Лидочка. Что - нет?
Ломако. Я не могу над вами издеваться.
Лидочка. А над Маяковским можешь?
Ломако. Могу.
Лидочка. Ты понимаешь, что ты мизерный... совершенно ничтожный рядом с ним? Как ты можешь о нем судить?
Ломако. Вам кажется, что я ничтожный?..
Лидочка. По сравнению с ним.
Ломако. Значит, для вас основное - знаменит человек или неизвестен?
Лидочка. В данном случае - основное!
Ломако. А если бы на моем месте сидел Маяковский, вы бы к нему по-другому относились?
Лидочка. Ломако, у тебя с головой все в порядке?
Ломако. Не знаю. Нет.
Лидочка. Ты болен?
Ломако. Наверно.
Лидочка. Если болен, вызови врача. Но на моих уроках не смей говорить плохо о поэтах или писателях из учебной программы!
Ломако. Я думал, что...
Лидочка. Не думай! Все решено без тебя! Вот окончишь школу - тогда думай и говори, что угодно!
Ломако. И вам будет все равно?
Лидочка. Абсолютно.
Ломако. Я так и знал.
Пауза.
Лидочка. И еще одно. Больше не смей провожать меня после школы! Мне это неприятно!
Ломако (краснеет). Я вас не провожаю...
Лидочка. Я несколько раз видела тебя у своего дома. Это неприлично! Если ты так уж любишь поэзию, ты должен понимать, что меня это ставит в двусмысленное положение!
Ломако. Я не знал...
Лидочка. Вот знай теперь!
Встает.
Ломако. Мне и смотреть на вас нельзя?
Лидочка. Нельзя! Лучше бы ты перешел в другую школу.
Ломако. А если я стану знаменит, хотя бы как... Евтушенко, можно мне будет на вас смотреть?
Лидочка. Нет!
Ломако. А если как Блок?
Лидочка садится.
Лидочка. Ломако, я тебе запрещаю говорить на эти темы!
Ломако. А если я перейду в другую школу, вы ведь не сможете мне запретить вас провожать.
Лидочка. Смогу, Ломако!
Ломако. Я вас никогда в жизни не забуду.
Лидочка (вне себя). А мне на это - наплевать!
Ломако. "Вы в гневе прекрасней сто крат..."
Подвигает ей листок. Она делает движение, чтобы отбросить его, но читает. Краснеет. Рвет листок на мелкие клочки.
Ломако. Это второй сонет.
Лидочка. Ломако, ты безнравственный и наглый подросток! В твоем возрасте, если кого-то любят, то ее боготворят, боятся взглянуть на нее!
Ломако. Это у каждого по-своему...
Лидочка. Нет! Бывает только так! И у Данте! И у Петрарки! И у Блока!
Ломако. А у Есенина...
Лидочка. И у Есенина! И у всех, кроме тебя!
Ломако. А у меня - так. Потому что у меня нет шансов.
Лидочка. На что это у тебя нет шансов?!
Ломако. На вас.
Лидочка. Ты... ты... замухрышка!
Ломако. Я знаю. Я к себе отношусь еще хуже, чем вы. Когда я думаю о нас с вами, то представляю себя, конечно, другим... Мне только и остается - представлять.
Лидочка. Может быть, ты еще что-то представляешь?!
Ломако (краснеет). Нет, что вы! Мы... просто гуляем, разговариваем. Я вас... спасаю... Я, конечно, понимаю, что ответного чувства не может быть, но вы мною... гордитесь... и... благодарны.
Лидочка. Ломако! Зачем ты мне это говоришь?!
Ломако. Я бы, конечно, никогда не посмел... И представить не мог, что хоть когда-то что-то скажу, а тут такая... ситуация сложилась...
Лидочка. Нет никакой ситуации! И не может быть!
Ломако. Да нет же. Ситуация-то как раз есть...
Лидочка. Какая еще ситуация?
Ломако. Видимо, то, что вы сами начали этот разговор...
Лидочка. Я?!
Ломако. Это как из окна прыгнуть. Не поймешь, то ли ты сам упал, то ли тебя что-то толкнуло.
Лидочка. Вот теперь слушай, Ломако. Слушай меня внимательно. Ты перейдешь в другую школу. Это первое. Второе - чтобы я тебя больше никогда и нигде не видела!
Гаснет свет.
Лидочка. Это еще что?
Ломако. Свет погас.
Пауза.
Ломако. Вы, не волнуйтесь так, Лидия Андреевна. Конечно, у меня все это пройдет. К тому же никто не знает... Неужели то, что я вас люблю, так вам неприятно?
Лидочка. Неприятно.
Ломако. Но почему? Я ведь ничего не могу с собой поделать. Честное слово.
Лидочка. Не надо об этом говорить! Не надо!
Ломако. Хорошо.
Пауза.
Лидочка. А теперь - иди домой.
Ломако. Во всей школе нет света.
Лидочка. Ну, хорошо. Посидим.
Пауза. Ломако встает.
Лидочка (испуганно). Сиди!
Ломако. Я хотел проверить в коридоре.
Лидочка. Я боюсь темноты! Сиди.
Ломако садится.
Ломако. Я тоже боялся темноты. А потом прошло.
Пауза.
Лидочка. Ты о чем-нибудь говори! Говори!
Ломако. Когда вы в прошлом году вошли в класс...
Лидочка. Не об этом! Об этом нельзя!
Ломако. А я больше ни о чем не могу.
Пауза.
Лидочка. Ну, ладно. Только без вольностей, слышишь? Платонически.
Ломако (с воодушевлением). Вы вошли и робко посмотрели на нас...
Лидочка. Я? Робко?
Ломако. Но этого никто не заметил, кроме меня! Вы жутко волновались. К тому же вы старались одеваться скромнее, чтобы было не очень заметно... ну, чтобы было видно только, что вы учитель и все, а в этом случае получается как раз наоборот...
Лидочка (задавленным голосом). Не может быть!..
Ломако. Правда. И на этом контрасте, вернее - диссонансе, я и погорел.
Лидочка. Все. Молчи.
Пауза.
Лидочка. Что же это за безобразие? Разве можно школу оставлять без света?
Ломако. И вы всегда так стремитесь жить. И никогда не играете.
Пауза.
Лидочка. Ну-ну?
Ломако. Если бы вы были не так красивы, то казались бы просто дурой. А тут появляется вдруг глубочайший смысл...
Лидочка. Ты что это позволяешь?
Ломако. То, что вы серьезно пытаетесь жить - это так необычно! Сейчас ведь все понимают, что жить вообще невозможно. А вы бесстрашно и мудро живете, мечтаете, чтобы мы полюбили даже Маяковского...
Лидочка. Ты издеваешься?
Ломако. Нет, честное слово, Лидия Андреевна! Вы всех стараетесь помирить, и даже не понимаете, какие вы полюса стягиваете. Вам только одной и могло прийти в голову это стягивать.
Лидочка. Не поняла?
Ломако. Чехова, допустим, и Маяковского.
Лидочка. Ну и что?
Ломако. Ничего. Это может сделать только младенец. Или Бог.
Вспыхивает свет.
Лидочка. Наконец-то... По-моему, Ломако, ты меня оскорбил.
Ломако. Я даже в мыслях говорю вам Вы с большой буквы.
Лидочка. Врешь.
Ломако. Но я стараюсь!
Пауза.
Лидочка. Тебе кажется, что я плохой педагог?
Ломако. Вы бесподобный педагог...
Снова гаснет свет.
... потому что вы ничему не можете научить. Вы из меня за год сделали другого человека.
Пауза.
Лидочка. Ты можешь сказать мне честно, если я спрошу?
Ломако. Конечно.
Лидочка. Надо мной... смеются?
Пауза.
Лидочка (дрогнувшим голосом). Ну? Что ты молчишь?
Ломако. Я вспоминаю, может, действительно кто-то смеялся?
Лидочка смеется.
Ломако (задыхаясь). Когда вы идете и у вас все в полном порядке и вы слегка улыбаетесь оттого что ваша кожа у глаз нежна и белки ослепительны как мне хочется умереть тут же от радости за вас... честное слово...
Пауза.
Лидочка (испуганно). Выйди сейчас же!
Ломако встает.
Лидочка. Сиди!
Ломако садится. Пауза.
Лидочка. Володя? Ты слышишь? Нельзя так! Нехорошо! Ты во мне забываешь человека!
Ломако (тихо). Я вспоминаю, Лидия Андреевна. Мне кажется, что в вас всю жизнь видели другую, только женщину... (Пауза.) Да, я тоже скотина, Лидия Андреевна! Простите, пожалуйста! Простите!..
Плачет.
Лидочка. Ну?.. Не надо, Володя!.. Все! Не надо! (Пауза.) Да, жизнь иногда очень гадка, омерзительна! Но надо же видеть и... хорошее... Хотя... все больше красивых людей становятся торговцами своей красоты... А тех, кто не хочет... Это такое искушение! И жизнь уходит! И думаешь иногда - поскорей бы, поскорей постареть! чтобы не говорили вслед, не касались! Чтобы не видели в тебе только... мясо!
Вспыхивает свет. Лидочка сидит одна. Она бледна, щурится, жалкая. Совсем одна. Пропадает класс, парты, окна, остается только Лидочка, сидящая с опущенными плечами.
Лидочка. Володя! Ломако! Володя! Почему здесь все так глупо? Почему нет света? Почему здесь такие умные дети и такие тупые начальники? Почему одни люди старше других и из-за этого другие готовы умереть? Почему? Почему? Почему?..
ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ
ОТ МОСКВЫ ДО ЛЕНИНГРАДА
Мягкий гул автобуса, который вот-вот отправится в аэропорт. Володя сидит у окна, рядом с ним свободное место. Лидия идет по проходу. Останавливается рядом.
Лидия. Здесь не занято?
Володя. Свободно.
Она садится рядом.
Голос водителя автобуса. Автобус следует по маршруту Аэровокзал - аэропорт Шереметьево. Отправляемся. Осторожно, двери закрываются.
Автобус трогается. Лидия достает книгу, читает.
Володя. Интересная книжка?
Лидия. Вы мне?
Володя. Вам.
Она пожимает плечами, продолжает читать.
Володя. Удивительно.
Она читает.
Володя. Я так изменился?
Лидия. Что вам нужно, гражданин?
Володя. Посмотрите внимательно. Ну? И теперь не узнаете?
Лидия. Нет.
Володя. Конечно, ведь прошло двадцать лет.
Лидия. Н-не знаю.
Володя. А мы ведь даже целовались.
Она оглядывается, отыскивая свободное место. Вздыхает.
Лидия. Да?
Володя. Я почему-то считал, что и вы ко мне были неравнодушны.
Лидия. Вы что-то путаете.
Володя. Нет, не путаю. Вас зовут Лида.
Она изумленно смотрит на него.
Володя. Лида Синицына. Из Краснодара. "Еду поступать в МГУ". Поступили?
Лидия. Нет. ... Как же это? Да кто вы?
Володя. Помните жесткий вагон поезда "Новороссийск-Москва"?
Лидия. Помню.
Володя. А меня?
Лидия. А вас не помню. И ни с кем я там не целовалась. Я в первый раз... Хватит, не разыгрывайте меня.
Володя. Мне не двадцать лет, чтобы разыгрывать. На вас было красное платье с белыми цветочками. А потом вы переоделись в тренировочный костюм.
Лидия (пауза). Да... было такое платье.
Володя. Вот видите. Вас провожали подруги. Как раз под моим окном. Я в это время ел борщ.
Лидия. Борщ?
Володя. Разносчица носила борщ, и я взял одну порцию.
Лидия. Ну и что?
Володя. Ничего. Я ел борщ. Поезд тронулся. Вы вошли и заняли боковое место. А у меня была вторая полка.
Лидия (пауза). Может быть. Но я вас не помню.
Володя. Все помните, кроме меня?
Лидия. Да, помню... Помню двух пожилых супругов...
Володя. Им было не больше, чем нам сейчас.
Лидия. Вот видите. А вас не помню. Значит, вас не было.
Володя. Но откуда я все это знаю, по-вашему?
Лидия. Может быть, вы были в соседнем купе.
Володя. И двадцать лет я вспоминал девушку, с которой даже не говорил. Это... нелепо.
Лидия. Ну, не знаю.
Володя. Вы же взяли мой адрес. А я ваш, краснодарский. Улица Орджоникидзе, дом... тринадцать?..
Лидия. Семнадцать!
Володя. А вот квартиру уже не помню.
Лидия (тихо). Квартира двадцать три...
Володя. Может быть.
Лидия (пауза). Но кто вы?!
Володя. Неужели вы меня сразу забыли? (Пауза.) А я женился в тридцать лет, все надеялся вас найти. И в Москве, и в Краснодар писал.
Лидия. Родители переехали в Калугу, поближе ко мне.
Володя. Я ел борщ, вошли вы и так, победоносно на всех посмотрели. Вам было семнадцать, а мне двадцать один.
Лидия (пауза.) Хотя бы какая-то... черточка...
Володя. Какая черточка? Ведь мы в тамбуре, ночью, целовались, как бешеные.
Лидия. Вот этого - не было!
Володя. А что было?
Лидия. Я ехала, да, победоносное, вы правильно сказали, победоносное настроение... У меня было две четверки в аттестате. И стояла в тамбуре. Проводник забывал закрывать дверь на ключ, и пахло степью...
Володя. А напротив стоял я. Волосы у вас развевались...
Лидия. Не знаю, кто стоял. Не помню. И солдат за мной ухаживал демобилизованный...
Володя. А после солдата был я!
Лидия. Как вам не стыдно!
Володя. Вы сразу предпочли меня. А солдат приходил играть на гитаре и пел что-то душераздирающее "Нелегко ждать два года солдата..."
Лидия. Пел.
Володя. Я вам купил мороженое в Лисках.
Лидия. Борщ, мороженое...
Володя. Да, борщ, мороженое... Вы не волнуйтесь, я просто восстанавливаю историческую справедливость.
Лидия. А я и не волнуюсь. Ну, было и было. Только я не помню.
Володя. Я тоже не волнуюсь. Лет десять назад я бы еще волновался. А сейчас... Тяжесть на сердце и все.
Лидия (пауза). А как вы выглядели?
Володя. Как?.. Волос, естественно, было больше. Ну и... весь этот рельеф не подвергался еще эрозии. (Пауза.) Зря я все это затеял. (Пауза.) И хорошо, что вы меня не помните. Начались бы сейчас излияния - почему так, да почему не иначе. А что было бы, если... Прошло время играть в такие игры.
Отворачивается, смотрит в окно.
Лидия. Вы не обижайтесь, но я действительно не помню.
Володя. Вот Он мог обидеться. Вот Он - да, обиделся бы, застонал, завыл от горя. А я... Приходит время и у человека отмирает способность любви, знаете, такой... романтической, пылкой и так далее. Видимо, и сердце болит из-за того, что на него давит это... умершее.
Лидия (пауза). Почему-то очень хочется вспомнить...
Володя. А как у вас... сложилось? Вы где работаете?
Лидия. Обычно сложилось. Окончила пединститут, преподавала биологию. Потом ушла из школы. После того, как она стала не нужна народу.
Володя. А-а... Понятно.
Лидия. А у вас?
Володя. Доктор наук. Пока работаю в НИИ.
Лидия. Но так не бывает. Какой-то провал в памяти.
Володя. Бывает.
Она начинает читать книгу. Он смотрит в окно.
Лидия. Можно заболеть от этого. Иногда имя не вспомнишь и так мучаешься, а здесь...
Володя. Ну, вспомните вы меня, повздыхаете, скажете "ах!"... Небольшая потеря.
Лидия. Странно. У вас из-за меня жизнь по-другому прошла, а я...
Володя. Обычное явление.
Лидия. Нет. Совсем не обычное. Я со своим мужем познакомилась совершенно случайно...
Володя. Все в жизни случайно, кроме неудач.
Лидия. А я не хочу! Давайте вспоминать снова. И до мелочей.
Володя. Поверьте, у меня уже откатило. Это сразу что-то там затрепыхалось под ребрами, а теперь...
Лидия. Когда вы меня поцеловали?
Володя (вздохнув, скучным голосом). Это было вечером. Мы, как обычно, стояли в тамбуре и почему-то смотрели в совершенно черное окно. В окне отражались наши лица, как в зеркале. Вы держались за этот железный прут, а я стоял рядом. Мы смеялись. Поезд вдруг притормозил, я не удержался и налетел на вас. После этого мы внезапно замолчали. Молчали, молчали, затем моя рука, вот эта рука, медленно и робко обняла вас за талию. Вы поджались вся и почти уперлись лбом в стекло... Продолжать?
Лидия. Да.
Володя. Вы были такая загорелая и... словом, вы вдруг пошли всем телом ко мне навстречу, может быть, поезд прибавил ход. Ну и так далее.
Лидия. Что - так далее?
Володя. Своими вопросами вы превращаете все в интрижку.
Лидия (обидевшись). Не хотите - не надо.
Она читает. Он смотрит в окно.
Лидия. Я вам что-нибудь обещала?
Володя. В смысле любви до гроба? Нет. Нам было не до этого.
Лидия. Вы сами все опошляете!
Володя. Нет. (Пауза). Я не опошляю. Если бы вы помнили все это, как помню я... Вам хочется хоть немного урвать, простите за грубость, от юности - вот и весь ваш интерес.
Лидия. Вы злитесь.
Володя. Да, злюсь. Простите.
Смотрит в окно.
Лидия. Может быть, это я и хочу вспомнить?
Володя. О чем вы?
Лидия. Иногда... мне кажется, что... не знаю.
Володя. Иногда вам кажется, что вы что-то важное забыли, так, что ли?
Лидия. Нет. Иногда... Я была очень загорелая?
Володя. Черная.
Лидия. Когда долго лежишь на солнце, то вот здесь, чуть ниже шеи остается крохотное пятнышко, внутри, как линза... Весь мир становится другим. Совсем другим, как... Не могу я объяснить.
Володя. Это вы и хотите вспомнить?
Лидия. Да... Нет, это я помню. Но какой он, этот другой мир? Вот что я хочу...
Володя. Не понимаю.
Лидия. Это бывает, наверное, только в шестнадцать лет.
Володя. И в двадцать один. Мы подъезжаем.
Лидия. Да?.. Да, подъезжаем.
Володя. Значит, так и не вспомнили.
Лидия. Нет. Но теперь я точно знаю, что ничего не было.
Володя. Теперь?
Лидия. Да. Потому что чемодан в Москве несла я сама.
Володя. А мы поссорились.
Лидия. Неужели?
Володя (закрывает глаза). Повторите еще раз.
Лидия. Что?
Володя. Это слово. "Неужели". (Пауза.) Прошу вас.
Лидия. Неужели?
Володя. Оно. (Пауза.) Я уж думал, от вас ничего не осталось.
Лидия. Я так изменилась?
Володя. Да. Вы не представляете, как вы изменились.
Лидия. Я постарела. Конечно.
Володя. Нет, не очень. Не в этом дело. Вы стали похожи на всех.
Лидия. Да?
Володя. Да.
Лидия (пауза). Я очень хочу вас вспомнить!
Володя. Не надо было забывать. Впрочем, это только ваше дело. Только ваше.
Лидия (пауза). Я не виновата. Вы же знаете, что такое город. Что такое Москва.
Володя. Слова, слова, слова...
Лидия. А школа? Вы знаете, что такое школа? А потом гостиница?
Володя. Пустой разговор.
Лидия. Как вы меня всю... вывернули.
Володя. Простите. Не мог сдержаться.
Лидия. Вспоминаю... и не могу... Вас не было, понимаете? Не было!
Володя. Я сам начинаю думать так.
Лидия. Единственное, почему хочу вспомнить, это чтобы сразу забыть!
Володя. А вы представьте, что тот солдат с гитарой - это я. И все встанет на свои места.
Лидия. Да? Значит... (начинает хохотать) это вы! Вы... солдат! (Умолкает.) А адрес?
Володя. Ну... вы попросили меня бросить письмо на станции. Я и прочел адрес.
Лидия. А... поцелуи?
Володя. Когда очень хочешь, чтобы они были... Мы приехали.
Лидия. Но это жесто-око. Вы... нехороший человек.
Володя. Возможно. (Встает.) Вам помочь?
Лидия. Нет уж. Хватит. (Встает, снимает сумку с багажной сетки.) Доктор! Вы... каменотес!
Выходит из автобуса.
Володя. М-да. (Также встает.) Капут, доктор. Капут.
Выходит.
МОНОЛОГ
Актриса. Есть мир двоих, полный смысла, тайн, чистый и глубокий. В нем можно жить, совсем не имея связей с внешним. Пусть они убивают, едят друг друга, гадят, смердят!.. И вам не надо даже искать его, этот мир... Понимаете? Он внутри.
А есть вы - неистовый, закрытый человек! Да если бы вы даже занимались выпечкой хлеба, вы не были бы простой булочник! В том-то и дело, что такие тайные люди, как вы, бескорыстные, страстные и абсолютно не честолюбивые в обычном смысле, зачаровывают женщин. Издали вас не видно, а подойдешь ближе... (Становится на колени). Я люблю вас... Видите? Я даже в мыслях не стояла ни перед кем на коленях... Я уговорю отца... Мы уедем, пока еще можно уехать... Умоляю вас! Во Францию, в Швецию, в Чили!.. Нет?.. Что ж. Значит - нет. Хорошо. Ладно... Я познакомилась с ним на чужой даче в Павловске. На нем была черная широкополая шляпа, а мне было пятнадцать лет. Тогда он еще не набрался своего идиотического оптимизма и был нормально вялым, нормально ироничным, нормально разболтанным и влюбчивым лоботрясом. Были люди намного интереснее, чем он. Глубже. Ярче. Но все они сломались. Все!.. Я им больна. Мои кости болеют им. Он забрался во все закоулки моей памяти. Мысли о нем крутят мне суставы. Мое тело деформируется в зависимости от встреч с ним. Оно растекается подобно квашне в ответ на равнодушие, и собирается в упругую мякоть с ароматом глициний в противоположном случае... И не то, чтобы живем в нужде, и не то, чтобы свобод не хватает, а - скучно. Так скучно! Взяла бы и весь мир проглотила. (Пауза.) ...И самодовольные старики. Господи! Как они были глупы! Как глуп мой отец, дед, прадед! (Пауза.) Когда она начала раскалываться? Когда? Были ведь трещинки, целая паутина, сетка белых трещин, которые постепенно покрывали купол, а мы думали - ах! Рождество! Летят серебряные нити! (Пауза.) Пух! И все лопнуло. Как электрическая лампа. (Пауза.) Но я совершенно здорова! Я чудовищно подвижна! Я гибкая, сильная женщина! Мне навсегда двадцать три года!.. И есть человек! Да! "И пусть он насладится моим животом и пупком!" (Пауза.) Или пусть я согнусь, скорчусь, пусть меня покроют лишаи, язвы, проказа! Пусть меня отправят к зырянам, остякам, алеутам! И я буду копать землю, таскать поленья и корзины с рудой! Вмерзать в лед! Болеть дистрофией! Сгорать в топках! И пусть тогда меня вышвырнут за орбиты планет!..
КЕЙКО И МИХАСЬ
Пустая сцена.
На ней Михась и Кейко.
Михась. Когда женщина теряет все свое богатство, когда она становится нищей и превращается в старуху, у нее появляются ужимки обычного банкрота - частые вздохи, сентиментальность и неиссякаемое любопытство к всевозможным катастрофам. И думаешь, и ошеломляешься при встречах - неужели покатость плеч, сверкание белков, тяжелая пружинистость прически и ниже прически настолько мощны и решающи, что долгие годы могут в гордыне поддерживать человеческий дух?
Кейко. Когда мужчина любит рассуждать на темы непознаваемого в женщине, он превращается в кокетку. У нас в Японии сравнивают его в этом случае с фазаном.
Михась. В народе очень часто говорят о японках с удивлением к их красоте, возникающей из уродства.
Кейко. Из какого еще уродства?
Михась. У вас, у японок, узкие глаза, выступающие скулы...
Кейко. Довольно! В таком случае я стану полячкой.
Становится полячкой по имени Крыся.
Крыся. А что говорят в народе о полячках?
Михась. В народе к полячкам то же отношение, что и к японкам...
Крыся. Хватит! Чего ты добиваешься? Я могу стать в таком случае грузинкой или еврейкой.
Михась. Я хотел только сказать, что народ выделяет полячек наряду с японками исключительно за их внешнюю привлекательность...
Крыся. Так ты хочешь все-таки, чтобы я стала еврейкой?
Михась. Я бы хотел, чтобы было... по-старому... потому что... привязываешься к человеку и...
Крыся. Ну, хорошо. В последний раз! Только чтобы ни слова о глазах, скулах и так далее!
Снова становится японкой.
Кейко. Так хорошо?
Михась. Очень.
Кейко. Вот и прекрасно.
Приносит стул, садится нога на ногу, закинув руку на спинку. Михась выходит. Затем входит, становится довольно далеко, не претендуя на внимание. Кейко косит на него глазом, пару раз резко оглядывается.
Кейко. Что вы на меня так смотрите?
Михась. Извините.
Отворачивается. Снова Кейко косит глазом. Наконец, поворачивается вместе со стулом в его сторону.
Кейко. Я же не говорила, что мне это неприятно.
Михась, повернувшись, несмело, очень добродушно улыбается. Кейко с вздохом, подкатив глаза под лоб, отворачивается вместе со стулом. Михась подходит, пропустив руку под ее волосы, поворачивает к себе ее лицо. Кейко прижимается к нему.
Михась. Человек мыслящий никогда не поймет, почему им так нравится, когда им делают больно.
Кейко. Это общие слова, Михась.
Михась. Да, ты права. (Отходит от нее.) Ты знаешь, есть периоды пустоты. Это когда тебя несколько раз похвалят, потом вдруг отругают, пошлют куда-то, позволят заработать много денег, затем кто-то скажет о том, что ты очень постарел. Затем о тебе перестанут говорить и то место, которое ты занимал, еще не занял кто-то другой, но оно уже пусто. И тогда ты можешь, наконец, рассмотреть самого себя, остающегося в пустом пространстве. Ты можешь себя рассмотреть, не спеша, подробно и - боже мой - как ты будешь удивлен своим воспоминанием: как и за что этот тщедушный старичок с торчащими бровями, чистенький, с побритыми мешочками щек мог быть причиной ревнивых истерик этой (поворачивается к Кейко) круглогрудой мадам.
Кейко. Крутобедрой.
Михась. Розоворотой.
Кейко. Атласнокожей.
Михась. Нежнопопой.
Кейко. Вы, может быть, перестанете думать вслух, молодой человек?
Встает.
Михась. Я что-то сказал? Простите. Вырвалось.
Кейко. Но почему?! Почему ни у кого не вырвется, что у меня умные, добрые глаза? Что у меня твердый и верный характер? Что у меня задатки талантливого живописца? Лесовода? Микробиолога?
Михась (добродушно смеется). Разве можно? Да никогда в жизни.
Кейко. Что? Почему?
Михась. Почему? А вам что, этого мало? На вас и так невозможно смотреть без суеверного страха, а если ваши достоинства будут еще и безупречны? Да вас останется только убить или сойти с ума.
Кейко (угрожающе). Ну, смотрите тогда!
Уходит.
Михась (вздыхает). Все. Капут.Садится на стул, вытянув ноги, скрестив руки на груди, голова падает на грудь. Похоже, засыпает.
Из-за кулис появляется Кейко. Она очень молоденькая. Ждет. Михась спит. Она начинает прохаживаться, вначале в глубине сцены, затем на авансцене, останавливается, смотрит на него в упор. После долгой паузы он всхрапывает, открывает глаза, вздрагивает.
Кейко. Доброе утро.
Михась. Здорово.
Кейко. Ты что это? Уснул?
Михась. Да вот, понимаешь... что-то разморило на солнышке... конец апреля... (Зевает, захлопывает рот ладошкой.) А что случилось?
Кейко. Уснул... (всхлипывает.)
Михась. Ну, не реви... и вообще - почему ты не в школе? Смотри, скажу твоему отцу, он тебя... (зевает) ремешком по одному месту... (Засыпая, в полусне.) Ну ладно, чего ты... Ну выйду я на игру, че ты, в натуре... все будет... окей. (Спит.)
Кейко (пауза, трогает его за плечо). Михась... Михась!
Михась (очнувшись). Что?.. А... это ты... Слушай, что это ты так на японку похожа? Ты в каком классе?
Кейко (всхлипывает). В девятом...
Михась. Большая уже... (Засыпает.)
Кейко в раздражении прохаживается, затем решительно снимает школьный передник, выбрасывает его, распускает ленту, движением головы рассыпает волосы по плечам. Отворачивается. Глядя в зеркальце, красит губы.
Михась уже не спит, сидит солдатиком. Вид у него ошеломленный.
Кейко поворачивается, он вскакивает.
Кейко. Ты что?
Михась (садится). Обознался... Хм. Так ведь можно человека... (смеется.) Ну, Кейко! Я уж думаю, что это там за женщина стоит, чудо природы. А это - Кейко... (Зевает.) Что, школу окончила?
Кейко (сдерживая вначале бешенство, затем слезы). Окончила. А ты все спишь? У тебя никаких забот - поиграл в футбол и на боковую... Михась?.. Ведь... время идет.
Михась. Ну и что? Давай, дерзай. Езжай в Упсалу, в Гейдельберг или куда там еще. Занимайся своей микроботаникой или астрофизкультурой. А я... (зевает) а я лучше сосну... минут шестьсот...
Кейко (подходит, становится на колени, прижимается щекой к его руке). Михась! Неужели ты не видишь?
Михась. Что?
Кейко. Я ведь по тебе с одиннадцати лет сохну.
Михась. М-м? (Приоткрывает один глаз.) А сколько тебе сейчас?
Кейко (всхлипывает). Восемнадцать... через месяц... Михась!
Михась (просыпаясь). Ну?
Кейко. Ведь... время идет!
Михась. Ну и что?
Кейко. Но у нас же... все меньше времени остается! Пойми!
Михась. Для чего?
Кейко (шепотом). Для любви...
Михась просыпается окончательно. Встает, прохаживается, поглядывая на коленопреклонную Кейко.
Михась. Может, немного подождем?
Кейко. Почему?
Михась. Ну... месяц какой-то.
Кейко (встает, с негодованием). Ах, во-от вы как! Вы... трус! Какое оскорбление!
Убегает.
Михась (садится). Нет... без вариаций... (зевает.) Сплошное животное начало... Пусть немного... поумнеет... (засыпает.)
Входит Кейко. Она в очках и в бурном расцвете молодости. Михась вскакивает. Кейко, не обращая на него внимания, садится, открывает томик стихов, увлеченно читает с улыбкой любви, обращенной к автору стихов.
Михась отходит в глубину сцены, причесывается, затем лохматит волосы, заворачивает рукава рубашки. Снова отворачивает их. Он деморализован.
Кейко (читает с нескрываемым удовольствием).
"Вытянись вся в длину,
Во весь рост
На полевом стану
В обществе звезд.
Незыблем их порядок,
Извечен ход времен,
Да будет так же сладок
И нерушим твой сон.
Мирами правит жалость,
Любовью внушена
Вселенной небывалость
И жизни новизна.
У женщины в ладони,
У девушки в горсти
Рождений и агоний
Начала и пути".
(Открывает титульный лист, смотрит на фото автора.) Как он красив!
Совершенный араб!
Михась. Пушкин?
Кейко (высокомерно). С "б" на конце! "Борис".
Михась. А-а.
Кейко. А вы, я смотрю, все еще... за мячиком бегаете?
Михась (вздыхает). Да нет, наверно, уже все.
Кейко (отчетливо). Травма?
Михась (взрывается). Но тебе же не нравится, что я играю в футбол!
Кейко (также взрывается). А ты посмотри на свое лоснящееся лицо после игры! У тебя глаза красные становятся! И... и... (морщится, разгоняет воздух рукой) запах мужчины!
Михась. Но не до такой же степени!
Кейко. Что?
Михась (бормочет). Это мой естественный запах...
Кейко. Но я не то имела в виду! (Краснеет.) Даже странно, как ты только мог подумать!.. Если даже я и читала стихи излишне высокопарно, так ведь... Я играла! Я сверкала на солнце!.. И - такое подумать... Я же не имела в виду физиологию!.. Только некоторую грубость чувств! Ты вспомни - мы выходили под деревья, в тень, свежий ветерок проносился внизу, ты в правой руке тащил черную кожаную сумку с амуницией, а левой... мне всегда казалось, что твоя рука обхватывает мое бедро с тем же нетерпением и жаждой, что и кружку пива!
Михась (оскорблен). Кейко!
Кейко. Да, да!.. Мне так казалось!
Михась. Когда мне удавалось выйти по центру, и мяч ложился под ударную ногу, а у меня левая ударная, и была щель между защитниками, а вратарь был ими закрыт, то я обмирал на мгновение, зная заранее, что сейчас будет гол... И в момент удара... нет, сразу же после этого... я бывал полностью опустошен... Мгновенно... Это ни с чем не сравнимо...
Кейко, побледнев, быстро уходит.
Михась. Ты куда?.. И когда ты летишь на газон с адской болью в надкостнице, и тебе замораживают эту ногу, и все - вся команда - сострадает тебе, и ты любишь их всех, своих друзей, и вы вместе побеждаете!.. Да. И с этим ничто не сравнится... (Тихо, оглянувшись на кулису, куда ушла Кейко.) Но когда я прилетал после игры на выезде, и смотрел в иллюминатор на далекое здание аэропорта, где она ждала меня... и самолет так медленно выруливал... и потом так долго не подавали трап... и так медленно катил аэродромный автобус... и я видел ее блузку вдали, там! И рыдание, рыдание росло в моей груди и расширяло горло! Она встречала меня, и каждый раз я умирал от счастья.
Уходит.
Пауза.
Входит вначале Кейко, медленно, как-то тягуче идет кругом. Затем входит Михась. Они, медленно, вкрадчиво двигаясь, напоминают взводимую пружину. Наконец, останавливаются, в упор глядя друг на друга.
Затем усмехаются, сбрасывают напряжение. Может быть, даже сбрасывают руки, расслабляясь.
Кейко. Ты знаешь, когда я читала о любви или смотрела кино, мне всегда было странно - как можно разлюбить? А теперь я понимаю - иначе ведь сердце не выдержит. Организм занимается саморегулировкой.
Михась. Ты всегда была слишком рассудочна.
Кейко. Только благодаря этому мы не разбежались.
Михась. Да. Наверное.
Она садится на стул, достает пудреницу. Смотрясь в зеркальце, начинает делать себя старше.
Он отходит вглубь сцены, становится спиной к залу, скрестив руки на груди, опустив голову.
Михась. Ты готова?
Кейко. Да.
Михась молча начинает прохаживаться перед нею.
Кейко. Не мелькай.
Михась останавливается.
Кейко. Ты все знаешь.
Пауза.
Кейко. У нас никогда не будет детей.
Пауза.
Кейко. Мы исчезнем бесследно. Никому не будут нужны наши фотографии. Наши письма... Лучше их сейчас сжечь.
Михась. Это... точно?
Кейко. Да.
Михась (пауза). Надо быть обыкновенным... простым... понятным... тогда все обыкновенные радости... дети... Новый год... Это ведь главные радости, потому что...
Кейко. А! Ты пожалел! пожалел!..
Михась. Нет!
Кейко. Пожалел... Да, ты пожалел себя. Что ж.
Михась. Нет.
Кейко. Правильно, Михась. Правильно.
Михась. Да, пожалел! Да! Я хочу, чтобы моя дочь была похожа на тебя! Чтобы мы соединились в ней навсегда!
Пауза.
Михась. Это же неестественно, пойми, любить ради того, чтобы... ради удовольствий - день за днем, год за годом...
Пауза.
Михась. Рассудком невозможно охватить громадный путь от первого удовольствия, от первого присваивания до первой потери, и затем - до добровольной, радостной отдачи...
Кейко. Подлец.
Михась. Существуют раковины в металле, пустоты... время, материя огибает их и стремится дальше, дальше! Может быть, для чего-то они и нужны, но если ты плотен, набит материей, которая стремится к реализации, то тебя проносит мимо уже вопреки рассудку...
Кейко. Подлец. Подлец.
Михась. К тому же это постоянное подглядывание, когда твой новый запах чуют еще до того, как он образовался! Когда твои измены вызревают неотвратимо под бдительным присмотром с безнадежной усмешкой на устах!.. Зачем ты подтолкнула нас к краю? Почему не жадничала, не обманывала, не устраивала сцен, не писала письма в газеты и в местком, не бросалась на меня с... с... Не глотала таблетки, в конце концов!
Кейко медленно уходит. Он кричит ей вслед.
Михась. Ты бессердечна! Ты сама - дух разрушения! Да! Женщина рождает, но женщина же и разрушает все! Поэтому вы - пустота! Да! Вслед за обладанием - пустота, обман! Только что ты владел всем, и тут же брошен вниз, сброшен с пальцев, как липкое тесто! Как прах! Как трутень... выметен из... улья... (Тихо.) Кейко... Кейко!..
Пауза.
Михась, глубоко, тяжко вздохнув, начинает прохаживаться по сцене, вздрагивая иногда плечами, зябко сложив руки на груди. Затем достает очки, цепляет их. Сутулится. Стареет. Садится на стул.
Михась. Сколько бы тебя ни носило в лодке - всегда вынесет на старое место... туда, где склонялись ивы над водой, цвели кувшинки и буйные травы с каким-то рычанием захватывали берега, где пела какая-то задумчивая птица... то пела, то не пела... и если ее ждать и ждать, не прекращая, то она обязательно запоет снова... так вот там была осень. Правда, тоже пела птица, но скорее кричала, орала, как ржавая цепь... Хотя, с другой стороны, как раз в поздней осени и есть настоящая крепость... Холодок продирает до костей, зато как вдохнешь - и не оторваться от этого глубокого, бледно-голубого воздуха... Какой-то взматеревший золотой лещ выскользнет мощной дугой и как хлестанет по воде - в ответ сердце подскочит...
Мы не виделись с ней долгие годы. У меня росли дети, старела жена. Сам я уже не бегал за автобусом, не засиживался в компаниях, не вскакивал в пригородные электрички; у меня появились любимые книги, которые я перечитывал, любимые теплые вещи, которые повторяли форму моего тела, я любил медленно пройти по улице, радуясь прочности земли под ногами, ее мощной лепке в берегах озер, в холмах, в котлованах, куда люди вбивали свои бетонные дома, намертво сцепив их с материнской породой подпочвы...
Я увидел ее на тротуаре, в городской толпе. Она шла... как бы это сказать? Как будто мы расстались вчера и она от огорчения, от тоски вдруг сразу постарела на десятилетия... Я не мог оторвать взгляда от ее чуткой спины... как же сказать... как будто все это время она ждала этого моего взгляда... и дождалась... Я пошел следом, повторяя ее путь, и был поражен, потрясен до самых глубин тем, что она по-прежнему жила там же, в доме, где родилась! Я думал, что ее носит по свету, представлял ее в Средней Азии, в Австралии, в конце концов! В Аргентине. Но она вошла в дом, где родилась. Зажглось ее окно. Еще одно, на кухне...
Уходит.
Входит Кейко. Задергивает шторы по периметру. Тщательно. Отгородившись от людей. Равнодушно смотрится в зеркало. Достает клубок ниток, садится. Вяжет.
Кейко (спокойно). Я собиралась умирать... Каждый год в это время, в октябре, я собиралась на тот свет... Единственное, что меня угнетало, это то, что придется лежать в холоде, в слякоти, в мерзости всей этой так называемой... почвы! Дерново-подзолистой, болотной! В глине... Отвратительно... (Пауза.) Если бы человек растворялся в воздухе, в земле, в воде! Если бы он был текуч после смерти! Или хотя бы погружался в базальты, в раскаленные граниты, в магму! Вылетал за пределы атмосферы и, расщепленный на атомы, прочерчивал в небе слабый, светящийся след!.. (Пауза.) Как же... Размечталась... Сегодня я довяжу ему свитерок... (Поднимает, рассматривает детский свитер.) Своему любимому внучку... Один он меня греет... Да и не надо бы прилепляться - вырастет и забудет меня... А правильно. Зачем молодому тосковать? Пусть старый тоскует, пусть устает и готовится в дорогу... Ах... (Пауза.) А мне уж жить... со своими людьми... Михась!
Входит Михась.
Кейко. Откуда ты?
Михась. Я шел за тобой в толпе. Сколько же мы не виделись?
Кейко. Давно.
Михась. Кому это ты вяжешь?
Михась. Нашему внуку.
Михась. Значит, ты обманула меня тогда? Кто у нас родился?
Кейко. Дочь. Ты так захотел.
Михась. Сначала дочь. Потом внук. Это так греет сердце.
Кейко. Да... Почему ты ушел тогда? Сейчас ты можешь сказать?
Михась. Да. Сейчас могу. Я и сейчас уйду. Ты понимаешь, Кейко, как легко дышится, когда за плечами у тебя богатая, драгоценная жизнь, а перед глазами - вечерняя дорога? Ведь целой жизни не хватает, чтобы медленно, пристально рассмотреть все это и со всем этим проститься. Я очень рано понял, Кейко, что всей жизни едва хватит на прощание. И я старался не завязывать знакомств, чтобы не было расставаний, старался не трогать ничего живого - ни ветки, ни птицы... Потому и с тобой мы просто поиграли, обозначив все и простившись со всем... Мягкий свет заполняет мои глаза, мне так много надо увидеть и тут же проститься с этим... Но прежде всего - с тобой... Прощай...
Кейко. Прощай, Михась...
Они сходятся, свинчиваются, затем начинают расходиться, круги все шире.
Он скрывается первый.
Она медленно сгибается, ложится калачиком. Застывает.
ЭПИЛОГ
Актриса. Они что-то знают, о чем не знаем мы. Они умирают, допытываясь у самой смерти о смысле своего существования. И смерть что-то отвечает им. Отсюда не слышно их разговора. О чем они перекидываются двумя-тремя фразами, перед тем, как исчезнуть?
Они грубы и мужественны. Они тонки и изящны. Они умны и язвительны. Но они бывают очень слабы и беспомощны, когда тянутся губами к женской груди.
И тогда становятся слышны эти два-три слова.
Может быть, это те слова, какими они обмениваются со смертью?
Может быть.
БЛУЖДАНИЯ
Разработка спектакля (нач 22 ноября 98)
1 Монолог "Слоны, жирафы..." Она ложится калачиком, засыпает или умирает. Она в черном балетном трико, иногда цветная юбка на
пуговицах, жакет, жилетка, косынка, шарфик, туфли, тапочки. Он
на втором плане в костюме с галстуком, с сотовым телефоном.
2 "Заблудившийся голос»: она сидит, обхватив колени (ее
поза на спектакль). Он ищет ее везде, везде заглядывает.
Он: - Вот такая луна... Нестерпимая. (Достает луну из кармана и снова прячет.)
Кричат друг другу в лицо, не видя друг друга.
3 "Сережа": продолжающийся кошмар, без перерыва. Повязывают черные газовые повязки на глаза. Он ложится в костюме как бы в ванну (в гроб?) боком к зрителям. Она сзади мечется, шарит руками, теперь она его ищет. Что-то от "Вия".
Заключительная сцена: в проеме двери силуэты трех человек, мрачная музыка, уголовщина. Звуки: в тишине и бульканье кто-то посторонний ходит, глухие опасные шаги, голоса.
4 «Ты кто»: кошмар усугубляется, это низшая точка, потеря смысла.
- Ласточка, - говорит он и, глядя вверх, уходит. Она все в той же своей позе, на корточках, или сидя, обхватив колени.
5 Монолог (Агнесса): казалось бы, низшая точка в предыдущем отрывке еще более опустилась. Но появилась бытовая логика. Там, прежде,
этой логики не было.
Поднимает голову, начинает жутко.
- Бог наказал! - с рыданиями уходит. Входит он с тетрадкой. На следующую сцену.
6 «Повторение пройденного»: она в полумаске и, в какой-то момент, она буквально ослепляет Ломако своими ногами, спиной. Раз за разом ослепляет. Он пытается упорядочить это явление, увести его в область разумного, в страну стихов, но она раз за разом бьет его полнейшей советской бессмыслицей рассудка и магматической телесностью. Чем дальше она от своей истинной сути (сверхсексуальности, так как она возможна только в полнейшем воздержании - искреннем) до роли учительницы, тем сильнее сцена. Он проводит эту сцену лежа: пишет лежа, говорит как ребенок, подперев лицо кулаками, и уползает со сцены. Она нависает над ним, как боксер.
Танец сексуальный, она его сдергивает с пола для танца. Она задирает ногу выше головы. Она в полумаске. Иногда ее колено открывается, он бросает туда взгляд, затем она как бы только что заметила, затем зал замирает от этого кусочка кожи.
7 «От Москвы до Ленинграда»: лицом к лицу, на стульях. Это как бы шутка, играют стариков. Иногда, когда она или он уж слишком зарываются, партнер качает головой и разводит руками.
Шутят, начинают танцевать, произвольно бросают, выясняя обстоятельства, разыгрывают ТУ жизнь. Целуясь, безумствуя.
8 Монолог (...вышвырнут за орбиты планет!) В конце она швыряет шляпу, жилетку, туфли.
9 Кейко и Михась: как бы резюме и краткое повторение жизни. Бессмысленное и замечательное. Много пантомимы. Обозначают предметы: книги, чашки, двери.
Они должны играть новую чистую квартиру без мебели. Мебель - их отношения. Она очень тусклая, серая до "Повторения". Здесь она очень яркая, и дальше - целый водопад цвета у нее, а он уходит в серый свитерок.
10 Эпилог: это высшая точка синусоиды, вылет на бугор.