Из романа "Алунта: время холодных зорь"
А в Алунте, после того, как Виктор с Реней уехали в Антакщай, провожавшая их компания во главе с Зарубиным и Вагонисом, вернулась к Амильке и продолжила свое празднование в честь Нового года. За столом было весело и уютно. Играл патефон. Амилька танцевала с лейтенантом. А выпив, все стали равными и «главными», как родные братья и близкие друг другу люди.
Зарубин сидел рядом с Валькой и, взяв ее за руку подобострастно, убеждал ее в своей любви. Вагонис с шофером курили и разговаривали в коридоре. Зарубин не отступал, убеждая Вальку все жарче и жарче.
- Валя, ты должна понять, что я тебя очень люблю. Я приехал сюда только ради тебя, - говорил он ей тихо, влюблено глядя ей в глаза.
- Я не верю вам, Иван Савельевич, два месяца от вас не было ни слуху, ни духу, а теперь вы говорите, что любите меня, - отвечала Валентина.
- Валечка, дорогая, да я же лежал в госпитале. На следующий день, после того, как мы с тобой расстались, на одной из операций, я получил серьезное ранение и полтора месяца провалялся на больничной койке. Очень скучал по тебе. А как только выписали, я взял отпуск и поехал сюда. Ни в Сочи, ни в Ялту, а прямо к тебе. Ведь у меня к тебе серьезные намерения. Поверь мне! Я тебя озолочу. Я увезу тебя в Вильнюс. Потом поедем куда-нибудь отдыхать... Ты будешь жить, как королева, ни в чем не нуждаясь.
- Ой-ой-ой! – закатила от удовольствия глаза Валентина. – Какие слова, какие соблазны...
- Это не соблазны, Валечка, я тебе предлагаю свою любовь! – распалился Зарубин.
- Иван Савельевич, так вы что, делаете мне предложение? – спросила она его.
- Да! Именно предложение, - придвинулся к ней Зарубин.
- Нет, Иван Савельевич, - кокетливо усмехнулась Валька, - я пьяная... и сейчас не могу решать такие серьезные вопросы. Давайте завтра?
- Сколько же ты будешь думать? Посиди-ка, я сейчас! – поспешно поднялся он и вышел к Вагонису. Отвел его в сторону и сказал:
- Выручай, мне нужна на одну ночь твоя квартира. Мы с Валентиной должны серьезно поговорить.
- Да в чем вопрос? – ответил Вагонис. – Вот, берите ключи и идите, договаривайтесь!
И он отдал Зарубину ключи от своей квартиры.
- Она рядом, - показал он левой рукой. Зарубин благодарно кивнул ему и пошел к Вальке. Потом вопросительно остановился...
- Я о них позабочусь, - кивнул Вагонис на лейтенанта, - они здесь на диване переночуют.
Зарубин вернулся к Вальке и, подавая ей руку, сказал:
- Валя, вставай, и пошли, - он стал вытаскивать ее из-за стола.
- Куда пошли? Я не хочу никуда, - поднялась Валентина, увлекаемая Зарубиным.
- Одевайся, и пойдем, прогуляемся немножко, - подал он ей пальто.
- Я вас провожу, чтобы вы не заблудились, а то уже скоро начнет темнеть, - сказал Вагонис, тоже одеваясь и выходя вслед за ними. Он подвел их к своей двери, взял у Зарубина ключ и открыл ее.
- Располагайтесь здесь хоть до утра, а я пойду к Амильке, - сказал он, повернулся и пошел назад, чуть покачиваясь.
- Нет, нет, нет! – запротестовала Валька. - Я хочу пройтись по свежему воздуху и отрезветь. Пойдемте, Иван Савельевич, на улицу, немного погуляем, проветримся, или вы боитесь со мной гулять по Алунте, чтоб потом бабы не сплетничали и кто-то не донес в Вильнюс, что полковник Зарубин пьет и гуляет в Алунте с какой-то там девицей – Валькой Ковалевской. Да? Боитесь?
- Валя, я не боюсь. Ну что ты такое говоришь? Если хочешь, пойдем. Я же тебе сказал, что у меня сейчас отпуск. И я приехал сюда, к тебе! Кому какое дело, что я здесь делаю? Если желаешь, пошли, я у же и сам хочу пройтись и посмотреть на Алунту, - сказал он ей.
- Ну вот и хорошо. Это уже совсем другое дело, - засмеялась Валентина, - а то вы, мужчины, товарищ полковник, норовите сразу затащить нас, женщин, в постель, вроде нам больше ничего и не надо... А нам нужны: любовь, внимание и развлечения. Запомните это, товарищ полковник, иначе я за вас замуж никогда не выйду, - заявила весело Валька, беря под руку Зарубина.
Зарубин заулыбался, и они вышли на улицу. Довольная Валька повела Зарубина к костелу. Там было весело и шумно от крика детских голосов. У подножия горы, на которой стоял костел, пацаны играли в войну. Они вылепили из снега стены крепости и лупили друг друга снежными комьями, разделившись на две «армии». Это было недалеко от дежурки – казармы защитников. Молодые парни: Петька, Васька, Серега и Ляйшис тоже вышли, охваченные азартом молодости, побросаться снежками. Видя это, туда же подошли посмотреть и молоденькие девчонки: Ванда, Райка и Фроська - сестра Райки.
Зарубин остановился возле снежной «крепости», пораженный внезапно нахлынувшими воспоминаниями своей молодости.
- Постой, Валентина, погляди, как все великолепно, - говорил он Вальке, - точно так же, как тридцать лет назад мы, еще молодые, бесились в своей деревне, строили из снега «крепости» и бросались друг в друга снежками. Только у нас было все помасштабнее, посерьезнее. Помню, я тогда такой городок на лошади брал.
- Как, на лошади? – спросила Валька.
- А вот так: там внутри городка за снежными стенами засели наши деревенские девчата и подняли свой флаг. А нам, парням, нужно было этот городок взять. Но мы никак не могли это сделать. Они так отчаянно защищались, что все наши попытки кончались крахом. А одну стену и флаг защищала моя краля, то есть та, которую я тогда любил, Александра. Я уже один раз попытался к ней подобраться, но она меня так оглоушила снежным окатышем, что я даже с ног свалился. Вот тут-то я и решился. Побежал домой, сел на коня и вперед, на крепость…
В это время молодые алунтские девчата и парни начали помогать мальчишкам сражаться за крепость: они тоже разделились на две команды и стали руководить атаками и защитой «двух армий». Женька, Райка, Ефим и Петька с Сергеем оказались в нападающей «армии» и им было нелегко. Но тут Ефим сообразил:
- Давайте-ка применим «танки».
- Какие «танки»? – не поняли сначала Женька и Петька.
- Там у ксендза во дворе стоят старые конные сани, давайте у них отрежем оглобли и прямо на санях въедем в эту крепость.
Нападающие разделились на две группы. Пока одни, отвлекая, нападали, Женька, Ефим, Райка, Серега и Петька побежали к дому ксендза и выкатили сани. Так как оглобли им мешали, они их отпилили, валявшейся здесь же, возле сарая старой пилой – ножовкой. И разогнав сани с горки, с улюлюканьем, они врезались в снежную стену крепости, снеся ее наполовину и сами вылетели кубарем через передок в сугроб, прямо в тыл врага. В поднявшейся затем суматохе и крике, обороняющиеся были вынуждены отступить и сдать крепость.
- Вот это здорово! – восхищался Петька. – Ефим, ты гений. Я давно уже так не катался… Давай еще раз прокатимся, - предложил он.
Желающих было очень много: они все облепили сани, как муравьи в муравейнике и покатили их вверх на горку.
- Вот это да! – восхищенно и радостно кричал Вальке возбужденный Зарубин, - тот же самый прием, тот же метод, что тогда я применил. Молодцы, ребята-жеребята! Знай наших!
- Тише, тише, Иван Савельевич, я вижу вы так возбудились, что готовы и сами в этих сражениях поучаствовать, - засмеялась она.
- Да, Валюша, да! Пойдем, прокатимся, вспомним молодость, - потянул он ее на горку к детям.
А дети и молодежь, тем временем, уже третий раз съезжали с горки, вихрем проносясь мимо высоких сугробов снежного городка.
- А ну, ребята, а ну-ка дайте нам проехаться с горки, - весело крикнул Зарубин мальчишкам. Мальчишки, расступившись, усадили в сани Зарубина и Вальку.
– Товарищ полковник, мы сейчас так раскатим сани, чтоб они неслись с горки с ветерком, - сказал Петька, и они с Сергеем и мальчишками, крича, начали разгонять тяжелые сани и потом, разогнав, вместе с Женькой и Ефимом на ходу заскочили в них. Сани, пролетев с горки метров двадцать и наскочив на разбитую стену городка, перевернулись на бок, вывалив всех катившихся в них в сугроб. Все обошлось без травм и синяков. Но сколько крика и радости было после того, как все вывалившиеся из саней ездоки вылезли из сугроба. Они стояли, обнимая друг друга и смеялись. Давно у них не было таких острых ощущений. Неважно, что сани ксендза разломавшись надвое, торчали над сугробами полозьями вверх, а из дома ксендза выскочил глуховатый звонарь и крича на них, начал махать и грозить им руками, не по-доброму приближаясь к ватаге.
- Кажется, нам сейчас достанется, - крикнул весело Зарубин и по-детски скомандовал:
- А-ну, шпана, атас! Все в рассыпную!
И сам, схватив Вальку за руку, побежал прочь от горки. Потом, отряхнув снег с одежды, они с Валентиной не спеша пошли прочь от места событий.
И уже, у крайнего дома, проходя мимо двух женщин, стоявших и смотревших на них, Зарубин неожиданно остановился. Что-то давнее, знакомое и забытое мелькнуло в лице одной из них. Всмотревшись в ее лицо, он вдруг вскрикнул:
- Александра, это ты?
- Да, Ванечка, да… а ты все-таки узнал меня, - закивала Александра головой, - ведь столько лет-то прошло. Вот ты уже кем стал, а все такой же заводной, как в нашей молодости…
- Вот свела же судьба, даже и не придумаешь. Как же ты тут оказалась? – начал горячо расспрашивать ее Зарубин.
- К сыну мы приехали сюда из Алтайского края. Вот так и оказались здесь, - ответила она, улыбаясь. Сейчас у меня семья: двое сыновей и муж – Иван Яковлевич служат защитниками, а третий – младший - вот он. И она обняла, подбежавшего к ним Женьку.
- Ну, герой, давай знакомиться: Иван Савельевич. А как тебя зовут? – спросил он его.
- Женька, – выпалил Жигунов, - довольный, что ему подает руку полковник.
- А это кто? Твой друг? – спросил Зарубин, показывая на подбежавшего к ним Ефима.
- Да! Это Ефим Шевелев – мой лучший друг и командир наших пацанов, - ответил Женька.
Ну и смелые вы, ребята, сообразительные. Такую атаку устроили, - засмеялся Зарубин, - хоть нам и попадет за разломанные сани, но все равно, вы – молодцы, потешили меня. Он снова повернулся к Александре:
- Так это, оказывается, твой сын, Виктор Жигунов, меня сегодня из Антакщай в Алунту вез? – продолжал он.
- Да, это был он, - улыбнулась Александра, - а что?
- Да ничего! Тоже отличный парень – художник! – засмеялся Зарубин. - Дружит с великолепной и красивой девушкой, такой же, как моя Валя.
- Ой, какая я уж там красивая, - заулыбалась, махая руками, смущенная Валентина.
- Ты у меня самая лучшая, - обнял Зарубин, смеющуюся Вальку.
- Ну, тогда я вас обоих поздравляю, - обрадовалась Александра.
- Спасибо! – ответили они, обнимая друг друга.
- А старшего твоего сына, Александра, я тоже знаю, - продолжал Зарубин. – Еще прошлый раз, когда я был здесь, мы вместе с ним в ресторане гуляли. Он тогда был там с женой, Капитолиной, так, кажется, ее зовут? Тоже красивая женщина. И откуда у вас здесь такие чудесные женщины берутся? Или у вас тут место такое, что одни красавицы родятся, - засмеялся он.
- Да нет, есть и не очень красивые, - намекая на себя, включилась в разговор Анька Шершова.
- А, Аня! Я вас помню, – воскликнул Зарубин, - а вы, так вообще великолепны! Какой голос! И какой концерт вы тогда нам в ресторане, вместе с нашим артистом, устроили, а? Это было что-то невероятное!
- Вот уж не думала, что я вам так понравлюсь, - ответила Анька.
- Вы настоящая артистка, Аня, а поете-то как. Ну, как Русланова. Разве вас можно забыть, вы же были принцессой бала, - похвалил ее Зарубин.
- Спасибо за комплимент, товарищ полковник, - задорно отозвалась Анька, кланяясь, - это для меня, как бальзам на сердце.
- Иван Савельевич, пойдемте уже, - заторопившись потянула за руку Зарубина Валентина, - я уже замерзла, да и люди тоже. Нам пора домой, уже темнеет!
- Ну ладно, Саша, до скорого свидания. Мы еще встретимся и поговорим.
- И вам, Аня, тоже, - попрощался он с женщинами.
- Всего хорошего, Иван Савельевич! – чуть поклонившись, сказала ему Анька, - желаем вам счастья в успехов в личной жизни.
Зарубин с Валькой, полные впечатлений от выпавших на их долю приключений и встреч, вернулись в квартиру Вагониса.
- Наконец-то мы остались одни, и теперь можно полностью сосредоточиться на таком важном для нас вопросе, как наш брак и совместная жизнь, - сказал Зарубин.
- Для меня главное – это любовь. А у вас, наверное, в жизни было очень много всяких женщин, что даже здесь, в нашей глуши, вы вдруг встретили одну из них, - пошутила Валька.
- Это не одна… Это первая и единственная. Да, была еще одна – жена, с которой мы прожили недолго и расстались. И все… Но теперь появилась ты. И я люблю и хочу сейчас только тебя, - сказал ей Зарубин. – Ты помнишь ту первую нашу встречу, разве нам плохо было в ту ночь?
- Да! Я помню ту ночь. Мы тогда были, наверно, оба в каком-то любовном угаре. Вы, – потому что рядом с вами была молоденькая девушка, а я, – потому что впервые видела и касалась погон блистательного полковника. Это было настоящее опьянение, как от стакана крепкой водки. А совместная жизнь, это уже совсем другое, тут нужно кроме любви еще и большое терпение, не знаю, смогу ли выдержать такое…
- А тебе не нужно будет терпеть, ты будешь жить со мной легко и красиво, - начал он обнимать ее, целуя. – Есть еще вопросы?
- Погоди, Иван Савельевич, есть таки еще один вопрос. А скоро ли я стану «генеральшей»? Мне в общем-то не очень нравится называться «полковницей». Звучит как-то не очень красиво.
- Что? – рассмеялся, поняв ее юмор, Зарубин. – Ах ты, бестия голубоглазая, ты уже и в генеральши метишь. Ну, Валентина, ты меня совсем сразила, - накинулся он на нее. – Скажи, согласна ли ты, стать моей женой?
- Да, мой полковник, если только вы немедленно станете генералом! – заявила, смеясь, Валька.
- Ну, это еще не скорое дело. Я так долго ждать не могу. Я тебя сейчас... - он поднял ее, кричащую и смеющуюся, на руки и понес, целуя, в спальню.
Она не сопротивлялась. Ей нравилось, что ее домогаются и сжимают в объятиях такие сильные мужские руки. Она просто отдалась этой силе по воле инстинктов и непреодолимому желанию своих чувств.
Это была их вальпургиева ночь необузданных страстей и любви. Когда Зарубин принес ее в спальню и с горячностью секс-пирата набросился на ее распростертое под ним тело, она, превозмогая свою томительную слабость, остановила его:
- Постой, милый, - шепнула она, - ну куда нам так спешить? Это ведь наша первая брачная ночь и я хочу, чтобы она запомнилась мне на всю жизнь. Потом, вдруг, выскользнув из объятий ошалевшего полковника, вспрыгнула на кровать Вагониса и начала медленно обнажать свою превосходную стать. Обалдевший Зарубин стоял на коленях перед кроватью и ждал финального момента… Но финал не наступал, и в то же время открывались все более и более непередаваемые картины завораживающих движений ее тела. Она извивалась и скользила по вагонисовой кровати, постепенно сбрасывая с себя легкую одежду и шелковое белье, и кровать яростно поскрипывала от ее упругих и темпераментных бросков.
- О, Валя! О, бестия! О, фурия! О, нимфа! - стонал Зарубин, протянув к ней обе руки. - Сойди ко мне! – И не дождавшись сошествия богини, он, сбросив с себя сапоги, сиганул вслед за ней на вагонисову кровать. Кровать разгневанно застонала и, уже не выдержав веса двух разгоряченных кувыркающихся человеческих тел, рухнула!
Все последующее для них было, как в сладком дурмане: и крики, и стоны, и грохот обрушившейся кровати; все слилось в единую симфонию их разбушевавшихся чувств. Потом уже, весь в пуху от разорванной вагонисовой подушки, Зарубин целовал ее пышные белые груди, шею и пухлые губы, рычал и молил Бога, чтобы это никогда не кончалось, но их вальпургиева ночь подходила к концу, и к утру, захмелевшие и уставшие, они утихомирились и уснули, блаженно улыбаясь друг другу на руинах вогонисовой кровати.
Опухшие и не выспавшиеся, они проснулись на следующий день, когда солнце уже вовсю брызгало в окошко лучами яркого света. Вспомнив вчерашнее и увидев, в каком положении находятся сами, они смеялись и, смущаясь, спрашивали друг друга, что же это такое с ними произошло. Повернувшись к Вальке и увидев ее голое плечо, Зарубин поцеловал его и прошептал:
- Мне еще никогда не было так хорошо, как с тобой.
- Да! Мне тоже! Это было так чудно, что даже становится немного страшновато, - ответила она, - говорят, что такое не к добру, если очень радостно или хорошо. Когда сильно, до слез смеешься – будешь скоро плакать!
- А Вагонису мы сделали полную разруху, - смеясь, подтвердил Зарубин, - вот от него-то нам и попадет. Вот скажи мне, на чем он будет спать? – спросил он Вальку.
- На Амильке, - прыснула та и, поднявшись на ноги, стала одеваться. Нам надо уже вставать и хоть немного вокруг прибрать, - сказала она, видя, как он опять на нее смотрит.
- Да, да! Я сейчас встану и отремонтирую эту старую вагонисову кровать. Вот уж чудак, старье какое-то держит у себя в спальне. Не мог что-нибудь покрепче приобрести. А, может, он вообще на ней не спит, а, Валь? – сказал он, опять рассмеявшись. И встав, он взял молоток с гвоздями, и начал заново скреплять и сколачивать развалившуюся по всем швам кровать. За эти занятием и застал своего шефа Вагонис, когда утром стремительно ворвался в свою комнату.
- Вот видишь, у нас тут авария, - виновато развел руками Зарубин.
- Я вижу! Но это все – ерунда! У нас во взводе произошло ЧП. Сегодня утром из Антакщай вернулся Жигунов с простреленным плечом и сообщил, что вчера вечером, когда они ехали назад в деревню, на него с пистолетом напал Лютас. Да, да, Лютас! – подтвердил Вагонис, видя, как расширил от удивления глаза Зарубин. - Этот «мужик», который привез ваших людей сюда и есть тот самый Лютас, которого мы так усердно и тщетно ищем повсюду вот уже почти целых два года. А он, сволочь, оказывается, у нас в Антакщах гуляет и еще приезжает сюда, в Алунту.
- Что? – вскрикнул Зарубин. - А ну-ка давайте сюда Жигунова! Он как? Может хоть сам-то передвигаться?
- Да, он сам может передвигаться. Он здесь и сейчас я его приглашу сюда. – Вагонис выглянул в коридор и позвал Виктора: - Жигунов! Иди к нам!
Виктор вошел в комнату и, увидев полковника и Вальку, поздоровался. Поинтересовавшись, как у него дела с рукой и здоровьем, Зарубин начал расспрашивать его о происшествии на дороге у озера. А когда узнал, что пришлось отдать Лютасу и царскую брошь в обмен на схваченную Лютасом Реню, просто вышел из себя от гнева.
- Вот гад, как же мы его все-таки «прошляпили», опростоволосились перед деревенским мужиком. А виновата во всем Альбина… Это она меня сбила с толку своим гостеприимством и уверением, что он ее давний приятель и знакомый. Ах ты, черт, как глупо все получилось, - воскликнул Зарубин. – Ну что ж, друзья, закончен бал и к черту маскарад. Надо поднимать по тревоге солдат и на машине ехать в Антакщай. Сделать обыск в доме Альбины и допросить хорошенько саму хозяйку поместья, возможно, она сама на них и работала? А ты, Жигунов, хорош, ну почему ты тогда не отдал мне свою брошку? Что тебе, жалко было расставаться с царской вещицей. Ну вот, видишь, из-за твоей жадности теперь эта вещь потеряна навсегда. Кстати, заодно заберем и отбуксируем в автомастерскую в Утяны мою поломанную машину, - закончил он мирно и добавил. – Все, друзья! И давайте скорее поспешим…
И подойдя к Валентине он взял ее руку и, поцеловав, сказал с грустью:
- Ну вот и кончился наш медовый месяц, Валентина, и нам опять нужно расставаться… Ты была права насчет «слез радости» - примета работает на все сто процентов. Ну, что ж поделаешь, подожди еще немножко, в следующий раз я уже приеду к тебе насовсем.
Он оделся и попрощался с Валькой, потом повернулся к Вагонису и Виктору:
- А тебя, Жигунов, я отвезу в госпиталь на лечение, но это после, а сейчас нам нужно заехать в Антакщай и взять на допрос Альбину…
- Товарищ полковник, а Альбины в Антакщах уже нет, - сказал без энтузиазма Виктор, - прежде чем ехать сюда, мы заскочили к ней домой, чтобы ее привезти сюда, но ее с Реней дома уже не было, они уехали. Соседка говорит – к родственникам, в гости. А куда, в какое село, она толком не знает.
- Ну, тогда, Жигунов, - остановился Зарубин, - мы потеряли с тобой все: я свою должность и погоны, а ты – свою Реню. Но все равно нужно идти до конца. Хорошо! Давай подумаем, что мы с тобой имеем или, точнее говоря, что знаем? А знаем мы с тобой вот что: во-первых, кто такой Лютас, его внешний вид, манеру поведения и визуальный портрет. И знаем Альбину и Реню, которых Лютас постарается найти во что бы то ни стало, так как он не равнодушен к Рене. И значит опять все пути приведут в «Рим», то есть к ним, - мрачновато пошутил полковник. Итак, все же, какие-никакие, а шансы у нас с тобой, Жигунов, есть. Ну, вот на этом и остановимся, и будем ждать, пока кто-нибудь из них не объявится: там, где будет жить Реня с Альбиной, там поблизости будет ходить и Лютас. И наоборот: где появится Лютас, значит, там поблизости надо искать и Реню с Альбиной. Вот и все.
- А теперь скажи, Виктор, ты у себя дома был? А родные твои знают, что ты в госпиталь едешь – лечиться? Нет? Тогда иди и сообщи им. Я тебе даю всего пятнадцать минут на проводы и сборы. И чтоб к двенадцати был готов! Машина тебя уже будет ждать. И давай, поспеши! – сказал, отпуская его Зарубин. – А от меня передай привет и низкий поклон родителям, Александре и Ивану, навестить и поговорить с ними подольше мне так и не удалось, надо срочно ехать…
Дома Виктора встретили встревоженные родители. Мать начала обнимать его и плакать, когда Виктор вкратце рассказал, что произошло с ним в Антакщай. Отец ее успокаивал:
- Не плачь, Шура, слава Богу, все обошлось. Он молодой, сильный, а на молодом теле все раны быстро зарастают. Вот увидишь, он скоро поправится и вернется домой. Давай, собирай его в дорогу.
А Виктор так и не сказал ни отцу, ни матери и даже Женьке с Райкой о брошке, которую он бросил Лютасу под ноги, взамен за жизнь любимой девушки. Зачем еще больше расстраивать мать и отца потерей такой ценной вещи. Тем более, что его родители даже и не подозревали, что у них в маленькой подушке была эта брошка. О ней знали только Женька и Райка. – А им я скажу, что потерял ее во время встречи с Лютасом, - так думал он, собираясь в дорогу…
Точно в двенадцать часов Виктор был уже возле солдатской казармы, где его ждал полковник Зарубин в машине, с пятью автоматчиками и лейтенантом Петрушевским в кузове.
- Ну, что, все в порядке? Попрощался? – спросил его полковник. –Ничего, не грусти, скоро вернешься. Вот я, видишь, уже вылечился, теперь здоров, как бык. Садись, давай, в кабину и поехали.
Зарубин вылез и сам помог Виктору сесть в кабину. Шофер завел рукояткой мотор старого ЗИСа, сел за руль, включил газ и они быстро помчались мимо гимназии и алунтского клуба по дороге на Утену…
А через несколько минут Виктор с Зарубиным и солдатами были уже в Антакщай. Зарубин велел Петрушевскому и личному шоферу заниматься своей машиной, а сам, взяв троих солдат, пошел с Виктором осматривать дом Альбины, рассчитывая поговорить с соседями. «Может быть что-то нового и интересного для дела и узнаем из этого разговора», - подумал он.
Соседка ничего нового ему, конечно, не сообщила, она плохо говорила по-русски. И Зарубин, узнав, что ключ от дома Альбины находится у нее, велел ей пойти с ними и открыть замок.
Они вошли в дом и начали осматривать оставленные хозяйкой комнаты. Виктор заглянул в комнату Рени, где они еще недавно сидели вместе и он рисовал ее портрет, с грустью подумал: «Как быстро проходит все то хорошее, что дарит нам иногда судьба в этой жизни». Еще два дня назад он был на гребне удачи и счастья, а сегодня стоит на пороге разочарований. Вокруг пусто и больше не слышно ее голоса. И лишь только некоторые вещи, которых касалась вчера еще ее рука, остались, сиротливо лежать на столе.
Взгляд Виктора упал на портрет в картонной рамке на стене. И у него кровь ударила в голову – это был ее портрет. Портрет гадающей девушки, написанный им при свечах в Новогоднюю ночь. Он снял его со стены, взял в руки и посмотрел на его обратную сторону. Подумал, не взять ли его себе на память, но вдруг его осенило…
- Может быть она еще вернется когда-нибудь сюда и возьмет этот портрет в руки, и тогда она прочтет то, что я напишу.
И Виктор схватил карандаш и быстро начал писать с обратной стороны: «Люблю, целую и буду ждать тебя всегда… в полдень первого числа каждого летнего месяца на нашем Алунском мосту… Твой В.»
В комнатку заглянул Зарубин. Увидев, что Виктор поставил подпись на портрете, он улыбнулся и пошутил:
- Что, телеграмму отсылаешь? На село к девушке?
- А что? Может она еще вернется сюда за вещами?- сказал Виктор.
- И то, правда… А ведь это хорошая идея, Жигунов. Молодец, соображалка у тебя работает, - похвалил его Зарубин, - но если только она придет к тебе, сразу же сообщи нам: мне или Вагонису, это очень важно!
- Ну да! Она придет ко мне на свидание, а я ее прямехонько в КПЗ, за решетку, так что ли, по-вашему получается, товарищ полковник?
- Да ты не кипятись, Жигунов, - остановил его Зарубин, - никто ее у тебя забирать не будет. Если хочешь начистоту, то я больше, чем уверен, что она в этом деле не замешана. Она чистая и я ей симпатизирую. Но около нее вьется этот бандюга – Лютас. Да и матери я ее уже не доверяю. Мы просто установим за ней слежку, а через нее выйдем и на логово Лютаса. Понял, солдат?
- Да, товарищ полковник! – повеселел Виктор.
- Ну, вот и хорошо, Витор, - обнял его за плечо Зарубин. А теперь пошли.
Посещение и обыск дома Альбины нужных материалов для следствия не дал и Зарубин решил, не теряя времени, ехать в Утену. Выехав из Антакщай с солдатами, Виктор с Зарубиным уже через полтора часа, наконец-то, прибыли в Утену и Зарубин сразу же отвез свою легковушку на ремонт в автомастерскую. И там, после обследования, его заверили, что серьезных поломок машина не имеет, и через часа полтора она будет уже на ходу. И, действительно, придя туда в назначенное время после перевязки, сделанной Виктору в местной больнице, они увидели уже отремонтированную, протертую и сияющую «Пебеду». Солдаты на ЗИСе-5 некоторое время их подождали, не уезжая в Алунту, и Зарубин, на всякий случай, велел своему шоферу немножко погонять «Победу» по улицам Утены возле мастерской, чтобы убедиться в надежности работы ее мотора так, чтобы потом не засесть в сугробе где-нибудь посреди лесов между Утеной и Вильнюсом. Но, убедившись, что все прошло благополучно, мотор работает надежно, а машина двигается, Зарубин дал команду отправляться в дорогу. При выезде из Утены солдаты, сопровождавшие их, с ними попрощались и повернули на Алунту, а «Победа» Зарубина, в которой тот вез и Виктора, помчалась в сторону Вильнюса.
От Утен отъехали уже довольно далеко. Дорога была тихая и безлюдная. В это зимнее время мало кто отваживался ездить куда-нибудь по скользкому заснеженному насту, и поэтому все пассажиры легковушки ехали, напряженно вглядываясь в даль, готовые к любым неожиданностям и оружие держали наготове. Виктор сидел в машине и задумчиво смотрел на мелькающие по обочинам кусты и деревья. Он слушал, как разговаривали между собой Зарубин с лейтенантом Петрушевским.
- Да, зима в этом году выдалась снежная и холодная, - говорил лейтенант. – Вон, сколько снегу намело…
- Холодная зима – к жаркому лету – так, я помню, у нас говорили крестьяне в селе, - отвечал ему Зарубин.
И Виктор уже не вслушивался дальше в их обычный разговор, он лишь усмехнулся, подумав: «Какой там снег… И разве это холод, если бы вы побывали у нас в Топчихе на Алтае, где сугробы вровень с крышей дома наносит, а мороз ниже пятидесяти градусов. Да к тому же, еще бураны дуют по пять дней в неделю и так, что ничего не видно на пять шагов вокруг, вот тогда бы вы узнали, что такое холодная зима».
Впереди на дороге показалось какая-то повозка с лошадью, причем мужика в ней не было, и Виктор внутренним чутьем почувствовал что-то неладное.
- Что там, - тревожно спросил Петрушевский.
- Это засада! - крикнул Виктор.
- Тихо, ребята! - крикнул на них Зарубин. – Приготовьте гранаты и оружие! Все вместе по моей команде выпрыгиваем по двое по обе стороны машины, а там будем действовать по обстановке…
Машина подъехала и остановилась в нескольких десятках метров от повозки. У Петрушевского с шофером было по автомату, а свой пистолет он отдал Виктору. У Зарубина был пистолет и еще он взял у шофера гранату. Когда машина остановилась, они, не дожидаясь выстрелов, кинулись из нее в рассыпную и залегли у обочины дороги в канаве. И тут по ним ударили очередями из автоматов и винтовок.
- Точно, это бандюги, бьют из немецкого «Шмайсера». У нашего ППШа дробь выстрелов чаще, - сказал Виктор Зарубину.
- Да, кажется мы влипли, сынок, - обернулся к нему лицом полковник. – Ну ничего, ведь нам не привыкать. Смотри, экономь патроны и стреляй только наверняка, иначе возьмут живьем и ремней из кожи наделают.
- Я знаю их, товарищ полковник, не раз уже с ними сталкивались, - ответил Виктор.
- Ну вот и хорошо. Я рад, что со мной рядом находятся надежные боевые товарищи, - улыбнулся ему Зарубин. - Будем держаться друг друга. Вон, видишь бугорок с кустами? Оттуда и стреляют. Но они неудачно выбрали позицию – лощина, а сзади возвышенность… Петрушевский! – крикнул он лейтенанту. - Давай втроем с автоматами двинемся в обход, а Жигунов пусть здесь с пистолетом и гранатой останется у машины.
- Есть, товарищ полковник, - ответил лейтенант.
- Жигунов, а ты посматривай тут на дорогу слева, чтобы они с обратной стороны дороги тебя не обошли, понял? – крикнул ему Зарубин и пополз с гранатой направо, вслед за Петрушевским, в обход стрелявшим из засады бандитам.
Виктор, оставленный в одиночестве охранять машину с одной гранатой и пистолетом в руке, и без поддержки ребят, чувствовал себя не очень хорошо: нужно было глядеть во все стороны, чтобы бандиты вокруг не обошли и слева, и с тыла, и спереди… Он зарылся в снег, а шапку, чтобы она его не демаскировала, тоже вывалял в снегу и затих в ожидании внезапного нападения.
Машина стояла посреди дороги с распахнутыми во всю ширь дверцами, и со стороны было видно, что в ней никого нет. И, наверно, бандиты тоже поддались на эту простую иллюзию. Они подумали, что ехавшие, услышав выстрелы, испугались и, бросив машину, разбежались в разные стороны. Через некоторое время Виктор из своего укрытия в снегу заметил как зашевелились кусты слева, и показалась одна, две, потом три головы… Сначала осторожно, потом, видя, что по ним никто не стреляет, из кустов вылезли трое человек с винтовками и автоматами, и перебежками направились к машине. Они шли осторожно, каким-то треугольником и Виктор подумал: «У меня только одна граната, из пистолета выстрелить я уже не успею – левая рука забинтована. Поэтому, мне нужно бросить гранату так, чтобы попасть в центр треугольника, только тогда я сумею поразить этой гранатой троих бандитов». Сердце у него яростно забилось. «Ах, гады! Вы хотите моей смерти и легкой победы. Но сибиряки так просто не сдаются. Они идут на «зверя» и убивают его».
Когда до бандитов осталось всего шагов десять, он выхватил зубами у гранаты кольцо и, опустив рычаг предохранителя, встал и бросил ее прямо в центр между надвигающимися на него бандитами. Ему казалось, что делает он это очень медленно и что его сейчас же снимут очередью из автомата, хотя все происходящее свершилось довольно быстро. Он внезапно вскочил, бросил гранату и лишь падая увидел их перекошенные злобой или страхом лица и направленные прямо на него в упор стволы автоматов, но выстрелов он уже не слышал, а лишь грохнул взрыв и на него обрушился поток комьев земли, снега, камней и сизого дыма. От взрыва в ушах что-то «дзынькнуло», на секунду отключая сознание, и наступила тишина…
Вдали, там, куда уползли лейтенанта, шофер и полковник Зарубин, тоже грохнули два взрыва, и стрельба прекратилась. Виктор чуть отполз от места своего падения по канаве и выглянул… На дороге образовалась воронка от взрыва, рядом лежал один бандит, а другой оттаскивал к лошади с повозкой своего раненного товарища. Виктор решил не преследовать бандита. Как сибиряк, он знал главное правило охотников: быть незаметным и скрытно выслеживать добычу. Он так и сделал, ведь рядом могли лежать и ждать его появления еще кто-нибудь из напавшей на них банды. Но видно их здесь было всего только трое, остальные засели на пригорке за кустами. Тот бандит, который нес к повозке раненного, бросил его на возок, вскочил в него и погнал лошадь со всей лютой мощью испуганного зверя.
А Виктор лежал и ждал товарищей. Болела раненная рука и ему как-то не верилось, что в этой схватке с тремя отъявленными головорезами он победил и остался жив. Наступившая тишина тревожила его. Он боялся за своих товарищей: «А вдруг их всех там перебили, и я остался здесь один среди лесов в этих бандитских местах, без оружия и лошади», - думал он, тоскливо прислушиваясь к любым шорохам.
Через несколько минут он услышал шуршание и хруст снега, а потом голос полковника Зарубина:
- Эй, Жигунов, ты жив? Отзовись!
Виктор поднялся и радостно заорал:
- Здесь я, товарищ полковник, здесь, и жив, и здоров!
Зарубин поднялся и вместе с Петрушевским и сержантом подошли к Виктору. Зарубин, посмотрев на воронку и лежащего бандита, присвистнул:
- Да ты тут, парень, порядком наворотил. Вон какого верзилу уложил.
Затем, с опаской, держа пистолет наготове, Зарубин подошел бандиту и, пнув его ногой, убедился, что тот мертв, велел сержанту обшарить его карманы и сумку, и забрать фотографии и документы. А, прочитав документы, он сказал:
- Ну, что ж, пусть хоть это послужит мне каким-то утешением за то, что я упустил Лютаса. Поехали, товарищи! В ближайшем населенном пункте, в котором есть защитники, мы сообщим им, чтобы они забрали этих убитых бандитов.
Собрав взятое в схватке с бандитами оружие, он кинул его в машину и сел в нее. Виктор с Петрушевским тоже поспешили занять свои места. Повозившись со стартером, шофер наконец-то завел мотор «Победы» и она медленно тронулась с места, объезжая оставшуюся после боя воронку от взорвавшейся на дороге гранаты.
От только что пережитого столкновения с бандитами, все в машине сидели и молчали. Наконец, Виктор нарушил молчание:
- Ну, а у вас как там? Все получилось? Достали вы тех бандитов, что стреляли по нам с бугорка?
- Куда там, - откликнулся Зарубин, - они стреляли, пока им никто не угрожал. А как только я подполз и бросил гранату, а затем и Петрушевский, они драпанули как зайцы, бросив винтовку и свои подсумки. А вообще, ребята, вы молодцы, действовали по-боевому и особенно ты, Жигунов. Только, благодаря вашим умелым и решительным действиям, мы их одолели. Спасибо вам, сынки, за ваш умелый труд, - закончил Зарубин, с радостью пожимая руку каждого из них.
Виктор засмущался, но ему было приятно слышать в свой адрес такие слова похвалы от боевого офицера. Он ехал в Вильнюс и думал: «Как там сейчас Реня? Встретимся ли мы еще с ней? А на память о ней всего-то и осталась эта книжка, - взгрустнул он и нащупал в вещевом мешке небольшую, взятую им во время последнего посещения дома Рени, книжку по истории Литвы. О литовских князьях и Великом Литовском княжестве, которое когда-то охватывало всю Южную Прибалтику, часть западных земель России и Белоруссии, в том числе и Смоленск, во главе которого стоял Великий князь Витаут. «Надо будет почаще читать по-литовски. В госпитале делать будет нечего, вот и буду штудировать литовский язык и историю. К тому же, после лечения есть возможность посетить исторические музеи и художественную галерею в Вильнюсе». Он открыл вещмешок, достал книгу и раскрыл ее. На корочке обложки с обратной стороны книги было написано рукой Рени на русском языке: «Люблю грозу в начале мая, когда весенний первый гром… 10-А гимназии… Моя личная вещь… Рената Баронаускайте».