В вечном поиске

Инна Коротаева
     Может быть, это было не очень разумно, а, возможно, наоборот, в этом скрывалась какая-то особая мудрость, что именно его, много лет назад бывшего управляющего этим трестом, сейчас послали проверять работу нового управляющего. Он шел туда народным контролером, а там… будто бы не было последних пятнадцати лет. Он снова садился хозяином  в знакомом кабинете, и тяжелый груз забот ложился на его плечи. Он лучше, чем кто-либо из проверяющей команды , знал все тонкости этого дела. Дублером проходя  вслед за распоряжениями и приказами управляющего, Гаркуша видел и его промахи, и обретенные  в напряженном  поиске находки. Чутье  опытного руководителя заранее подсказывало ему: здесь опасность. Поберегись, подумай, - тоже хотелось сказать ему. Но что толку предостерегать сейчас, если вот она, ошибка, на бумаге. А он знал, как тяжело приходится платить за такие ошибки.

     Он и домой уносил груз этих тревог, приходил огорченный, усталый. Жена скорее для себя, чем для него, комментировала:

     - И вот так всю жизнь заботишься о других. Когда это кончится?

     А он, покачивая  на колене задремавшую внучку, мысленно отвечал тоже не ей, а себе:

     - Жить для других? И разве не в этом основной смысл жизни? Доставляя  радость вот таким маленьким, да и взрослым, разве вдвойне  не  радуемся мы сами?
Было ли это убеждением, воспитанным прожитыми годами, или жизнь и работа, поворачиваясь к нему именно этой стороной, научили его ценить чужую радость?

     Попробуй, разберись теперь, в семьдесят лет.

     Он родился на юге, в Краснодаре, в казацкой семье. Отец и сейчас  жив и бодр, хотя скоро уже сотый день рождения  отметит.

     Странно было, если бы Георгий Николаевич не любил свой родной край. Так он и любит. До сих пор, как сегодня, живут в памяти закованные в червонно-золотые доспехи осенние дубовые  рощи. Из-за этих самых дубов он попал в лесное  училище.  Хотел  сажать дубравы. Мечта вскоре  исполнилась. Еще был курсантом, как посадил гектар дубков, сам, своими руками. А потом, когда  уже стал работать, под его руководством было посажено сто гектаров.

     Тогда он  еще так и думал, что будет всю жизнь сажать леса. Но прошла революция – страна начала свои гигантские стройки. Требовался строительный материал.

     - Надо ехать, - сказали ему.  Ехать пришлось ни далеко, ни близко: в Красноярский край, техническим директором треста. Уходили в тайгу  лесорубы, с пилами и топорами в руках и не мечтали о сегодняшней технике. Падали на землю могучие кедры, баюкали их на своих волнах таежные речки. Куда  уносили? Наверное, на многих стройках страны  вросли они в крутизну плотин, бастионы стен.

     А потом был самый трудный период. Перед войной Георгий Николаевич с женой  и сыном приехали в Ленинград. Такое  было теперь назначение.  Готовились к спокойной жизни, а встретили здесь войну. Он мог бы уехать, но в Ораниенбауме принимал первый бой его сын, курсант военно-морского училища. И в перерыв между боями его могли отпустить домой, а там что – запертая дверь?  Они не уехали. Георгий Николаевич снова выполнял особое задание. У Ладожского озера, вблизи от знаменитой «дороги жизни», прошла другая – «дорога света». Отсюда в блокированный Ленинград шли дрова.

     А в городе выдавали по 125 граммов  хлеба, в городе люди падали на улицах. Но если на заводах и важных объектах был свет – это заслуга людей, которые  в морозные ночи, под градом снарядов шли в лес. Да это были и не леса, а заботливо ухоженная парковая зона. А ему, Гаркуше, в силу особой специфики его  профессии было еще  особенно горько  губить труд поколений  людей -  зеленое кольцо отдыха.
Грузовик, где ехали Гаркуша и и две женщины, уходил из Ленинграда последним. Выше  колес поднялась надо льдом вода и одинакова была опасность: утонуть в ледяной Ладоге или погибнуть от бомб. Вторая женщина в машине – новый член семьи. Уходя на фронт, Лев сказал:

     - Папа, береги Мусю, она моя невеста…

     И они вместе пережили блокаду, и теперь увозили  ее с собой. Не в далекие тыловые края, в Архангельск, где в это время воевал Лев. Опять – чтобы быть всем вместе, чтобы быть рядом. Архангельск – не для отдыха перенесшим блокаду. Но  многого  стоят душевная близость  и поддержка. Стал холодный  северный город точкой многих светлых событий. Здесь в перерыве между  морскими баталиями  была свадьба сына. Здесь Георгий Николаевич  вступил в партию. Здесь родилась внучка Наташа. И с девяти месяцев попала на воспитание к деду: отец на берегу бывает считанные часы, мать в Ленинграде институт кончает.

     Это были и тяжелые годы. Должность Гаркуше досталась нелегкая – начальник  производственно-технического отдела «Главсеверолеса» по лесозаготовкам. И просто удивительно, как умели эти огромные  сильные руки быть по-матерински нежными, когда пеленали внучку и варили ей манную кашу, когда отчитывали  лекарства тяжелобольной жене.

     А сейчас Наташа уже в университете, скоро будет астрономом,  а  муж ее – гидроакустик. Всего-то, кажется расстояние – юность одного человека. А сколько перемен в жизни за эти двадцать лет.

     Давно ли в свободные минутки прибегал  к отцу высокий темноглазый, в армянку-мать, юноша с мичманскими лычками. Теперь имя  Льва Георгиевича Гаркуши известно всему Северному флоту. И ездит Лев к отцу по другому адресу: в Ярославль, где с 1948 года  живет сначала управляющий  трестом «Ярославльлес», потом директор лесопильного  завода «Парижская коммуна» Гаркуша. Там были нужны его опыт и авторитет.

     Здесь потерял он жену и женился вторично на Наталье Павловне, воспитал ее дочь Аду, что с мужем-моряком теперь на Камчатке. А внучка Леночка, здесь, с дедом. Именно с ним в первую очередь  советуется Ада о воспитании малышки.
Наверное, нужен особый талант, чтобы вот так, быстро и непринужденно включать людей в орбиту  своей заботы, создавать  эту неповторимую  атмосферу  взаимного уважения и доверия.

     Это, как говорят, было и главной чертой директора и депутата горсовета Гаркуши. Недаром, даже сейчас жители  фабричного поселка до сих пор  с именем Гаркуши связывают и зеленые насаждения, и ремонт магазина, и новую троллейбусную остановку, и множество  других важных  мелочей.

     Что и говорить, он боялся этого момента, когда в последний раз выйдет за проходную. Чем заполнит он  образовавшуюся пустоту? Но пустоты так и не было. Сорок восемь отработанных лет тесно  слились с последующими годами:  депутатством, заведованием внештатным отделом городского  комитета  народного контроля. Все так же дни заполнены заботой о новых и новых людях, счастливым чувством  полноценности жизни. Он таким и должен быть – директор, коммунист.

     Юность, 19 марта 1966 г.