Глава 6

Глава 6.
«Ты взлетишь так высоко, как мечтал.»
Первое, что я услышала, - это противное пиканье аппаратов. Мне интересно, это пиканье было придумано специально, чтобы доставать пациентов даже с того света? После пиканья я понимаю, что мне немного трудно дышать. Что-то давит на меня, а еще я чувствую, как иголки для капельницы торчат из моего тела. Какой ужас. Что это такое? Не надо было этого делать. Теперь я боюсь открыть глаза и посмотреть туда. Веки отяжелели, но все же мне удается их поднять. Взгляд не сразу может сфокусироваться, поэтому я вижу все размытым. Поворачиваю голову, пытаясь осмотреть то, где я нахожусь. Знакомый запах. Черт. Экспериментальный центр. Лучше бы это была моя больница с моей Эммой. Я нахожусь в своей комнате в центре, только сюда притащили капельницу, какие-то странные аппараты. Я вижу двух людей, которые мне кого-то напоминают, но я не могу разобрать кого. Ну же! Взгляд фокусируйся, что с моим зрением? Я пытаюсь позвать людей, но вместо нормального голоса удается выдать только какой-то жуткий хрип.
- Мия! – слышу знакомый голос, но мое сознание все еще не может понять, кто это. – Это доктор Литерман. Я понимаю, что твое состояние сейчас, откровенно говоря, не самое лучшее. Мы с Линдой пропишем определенные лекарства и будем контролировать твое выздоровление. Но практически девяносто процентов зависит от тебя.
- Я не думаю, что сейчас ей нужна подробная информация. Мия, как твое состояние? Ты хоть говорить можешь?
- Я ничего не вижу, все размыто, а ноги…, что вообще с моим телом? Все болит, - я говорила сквозь слезы и полушепотом.
Все тело действительно болело. Я чувствовала ненавистные ссадины, но вместо них была еще одна особая боль, которую я ни с чем и никогда не перепутаю. В руках и ногах была особая боль моей болезни, я плакала от этой ужасной боли. Губы пересохли, мне тяжело было держать глаза открытыми, они покраснели от плача. Я не выдержала и вновь погрузилась в темноту.
- Это ты виноват! Как ты мог? Как вы оба могли? Ты обещал, Литерман, обещал! – я слышала раздраженный шепот моей мамы.
- Знаешь, вы сами согласились! – отвечал доктор.
- Ты и твоя глупая компашка врачей угробили мою дочь! Не смей делать меня виноватой, Литерман, не я говорила, что это поможет, не я вселила веру в лучшее, не я подарила надежду близким ей людям, не я обманула всех.
- Я предупреждал, что лекарства могут не подействовать, кто виноват, что ты слышишь только то, что хочешь слышать?
- Ах ты…
- Что? Может быть, кинешь в меня песком, как в детстве? Признайся, Портер, что ты виновата в этом.
- Хватит! Что вы тут устроили? Как маленькие дети, да у меня дежавю просто. Какая разница, кто виноват? Главное, Мия сейчас лежит под капельницей, от нее отходят куча проводов к различным препаратам. Она выглядит, как скелет, я удивляюсь, как она вообще ходила все это время в центре. Она не может нормально уснуть, ее состояние превзошло все наши ожидания в самом ужасном смысле. Она не может толком говорить, у нее на теле кучу ссадин и синяков, она недавно лежали вся в крови, она сошла с ума, а еще ее болезнь прогрессирует. Вам не кажется, что это все весомые причины, чтобы заткнутся и разобраться с ней? – бабушка Рози пыталась вправить мозги двум взрослым, которые решили впасть в детство.
Я притворялась спящей, пытаясь оставлять дыхание таким же ровным и спокойным. Я также старалась не смеяться над мамой и доктором, друзьями детства. Это настолько невероятно, что свою дружбу они пронесли через столько лет, практически всегда называя друг друга по фамилии. Это замечательно, что Литерман и папа тоже дружат и являются чуть ли не лучшими друзьями. Но слова бабушки отвлекли меня от всего этого. Я прекрасно знала все то, что она сказала обо мне. Но как же мне хотелось скрыть все свои проблемы от родственников, чтобы никто даже и не задумывался о них. Я слышала усталый голос мамы, я чувствовала печальные глаза бабушки и вздохи и переживания родных, которые сидели в коридоре. Их страдания приносили боль мне, а я ничего не могла с этим поделать. Мне настолько не хотелось быть обузой. Почему я должна убивать их своим состоянием? Как же я жду того дня, когда на одну проблему в их жизни станет меньше. Когда они смогут отдохнуть. Когда Эндрю и Тоби снова смогут шутить, когда Бриджит наконец-то нормально сходит на шопинг, когда у Блэр пропадет складка меж бровей, которая образовалась от ее постоянной нахмуренности, когда Джереми поступит в колледж, когда Оливия сможет больше не приезжать ко мне каждый день, когда семья Портер вновь уедет в Токио. День, когда болезнь полностью захватить меня и будет довольна своей победой. День, когда смерть придет за мной. Где же ты? Почему заставляешь томиться в ожидании? Почему делаешь мне больно? Почему тебе не прийти прямо сейчас и спасти всех, кого я так люблю?
«Потому что ты обязана страдать, Мия Портер, не забывай – ты уже давно мертва. Ты сдалась и теперь расплачиваешься за это» - от Ее голоса у меня побежали мурашки по спине. Она тут. Она все еще никуда не ушла. Бабушка, ты ошибаешься. Я не сошла с ума, я все еще продолжаю это делать.
Ночью я думала, что буду одна. Но близкие установили что-то вроде дежурств и ночевали на кресле. В этот раз дежурила мама, которая честно пыталась не уснуть, но в час ночи ее глаза закрылись, а дыхание выровнялось. Она слишком устала за последние несколько месяцев. Как-только мама уснула, я открыла глаза и попыталась пошевелиться. Я хотела встать с кровати, уйти от этих отвратительных проводов, подойти к окну и посмотреть на ночное небо, мне так хотелось увидеть звезды, пейзаж, который открывался с моей комнаты. Но отвратительная боль в теле не дала мне это сделать, я даже закричала. Вот зачем было это делать? Теперь меня заметят, и снова я принесу только страдания.
- Мия! – Линда вбежала в палату с несколькими медсестрами, они вкололи мне  что-то, Линда проверила показатели аппаратов и прописала мне еще лекарства.
- Но доктор Литерман…- одна из медсестер не успела договорить.
- Мне все равно, немедленно принеси эти таблетки! – Линда сильно повысило голос, меня это напрягло, она никогда не кричит.
- Линда, ты уверенна? – поинтересовалась сонная мама.
- Через пятнадцать минут она закричит еще громче, так, что из твоих ушей сможет пойти кровь. Ей будет не просто больно, от такой боли ей тут же захочется умереть. Если не принести эти таблетки, я не знаю, что может случиться. У меня есть всего пятнадцать минут, я не собираюсь их тратить на звонок доктору.
- Что с ней происходит? – такое ощущение, что все забыли о том, что я нахожусь в сознании. – Лечение не подействовало?
- Оно подействовало, но не так, как хотелось бы. Она теперь почти не падает в обмороки, а если падает – это что-то психологическое, - думаю, это был намек на Ее, - а ее руки дергались и входили из-под контроля всего два раза, думаю, это тоже относилось к чему-то психологическому. Но ее ноги, они вообще не подчиняются лечению, она часто спотыкалась, падала, а голод только усугубил, в ногах вовсе нет сил, а болезнь создала там свое убежище.
- И что будет дальше?
- Не знаю. Пока они будут отдавать сильной болью, таблетки будут ее вторым именем. Мы будем продолжать лечение, сделав акцент на ноги. Но…
- Что «но»?
- Но есть все шансы сесть в коляску зимой.
- О, боже…
- Я сделаю все, что только можно и нельзя сделать, я переберу все варианты, но Мия не сядет в коляску и будет жива. Все будет хорошо, - Линда подошла к маме и обняла ее. Подруги навсегда, подруги, которые при встрече всегда обнимаются. Которые вместе делали все задания в школе, которые всегда будут рядом и помогут друг другу.
Когда я вновь очнулась, передо мной были Литерман, Линда и папа. Линда внимательно разглядывала мое лицо, наклонившись поближе. Отец и Литерман о чем-то шептались, я не могла разобрать слов. Я пыталась сосредоточиться на том, что мне собираются сообщить. Голоса становились немного громче, предложения звучали с вопросительной интонацией, но я ничего не могла разобрать. В моих ногах стояла жуткая боль, в голове шел особый шепот, Она пыталась мне что-то сказать, при этом ощущалось то чувство, которое раньше я от Нее не видела и не слышала, забота? Моя голова начала кружиться, а очертания предметов были размытыми. Я попыталась сосредоточить свое внимание на дыхание, но это не помогло. Я кричу и кричу, что есть силы. Мне настолько больно, что действительно хочется умереть и не чувствовать ничего. Я невольно прошу: «Господи, забери меня отсюда, когда же ты это сделаешь?». Я мечтаю о сне, но боль мне мешает здраво смыслить. Ко мне подбегают врачи, медсестры, но я извиваюсь, как змей, пытаюсь вырваться из их рук. Я не могу ничего делать и ничего ощущать, боль сильнее меня.
- Мия! – я услышала крики Оливии, вбежавшей вместе с Джереми, Бриджит, Блэр, Эндрю и Тоби в мою палату. – Пожалуйста, не надо!
Я заметила, как в глазах у девочек блестели слезы, мальчики были напуганы, друзья находились в шоке. Но казалось, что в тот момент я не замечала никого и ничего. Только боль и только я. Только мы вдвоем. Кто победит в этом бою? Или боль уже его выиграла?
«Она выиграла бой, но не войну, Мия.» - спокойным голосом кто-то ответил мне на мой вопрос. Неужели, это Она? Нет, Она злая, лживая и желает мне смерти. Она свела меня с ума. Тогда, кто это сказал?
Я медленно открывала глаза. Мои веки потяжелели, ссадины на ногах жгли, я слышала противное пиканье аппаратов. Знакомый текст, да? Вот и у меня было какое-то дежавю, только я об этом не думала. Открыв глаза, я увидела Джереми.
- Ты как?
- Ты? – чуть слышным шепотом произнесла я.
- Я. И ты так и не ответила на мой вопрос.
- Мне больно.
- Мия, мы хотели к тебе пробраться еще раньше, но врачи и родители не пускали, а когда «охрана» ушла, мы и прибежали. Мы бы оставили тебя в покое, как нам говорили. Но мы услышали твои крики.
- Мне жаль.
- Прекрати. Тебе больно, а мы ничего не можем сделать. Это мне жаль.
- Скоро тебя это заботить не будет.
- Даже и не думай.
- Я уже умерла, Джереми. Уже. Меня прежней уже нет. Я приношу людям только боль, я больше не радуюсь каждой минуте, всецело отдаваясь веселью. Этого больше не будет, потому что я прежняя умерла. Я обманывала себя в том, что я сильная, веселая, добрая, а еще вела себя эгоистично, не думая о том, что превратилась в обузу для близких. Я отвратительна самой себе. Я ужасная, пойми. Я потеряла ту хорошую девочку, я потеряла надежду. Я злая. Я…
- Господи, что ты такое говоришь? Мия, ты все та же. Ты также можешь улыбаться, верить, быть счастливой. Тебе немало выпало испытаний, но все будет хорошо. Ты также можешь испачкать мой нос в мороженном, потеряться с Оливией на твоей собственной улице. Толкнуть Тоби в фонтан, забрать у Эндрю конфеты (это было опасно). И ты вся белая, да ты ангел.
- Я монстр.
- Мия…
- Ангел снаружи, монстр внутри. Она управляет мной, мое сознание захватило безумие. Меня прежнюю вычеркнули из этого мира, а теперь осталось только тело, которое, наверное, тоже скоро исчезнет. Здесь остался только монстр.
Я отвернула голову в сторону, стараясь не плакать при Джереми. Он тяжело вдохнул и ушел, оставив меня с моим мусором в голове. Только тогда из моих глаз полились слезы. Она сами выступали, я пыталась их контролировать, но ничего не получилось,  я ощущала влажность на моей коже, как слезы тихонько скатывались на подушку, как я пыталась зажмуриться, чтобы все слезы быстрее вытекли. Мне так надоело плакать, надоело чувствовать во рту этот соленый привкус, надоело быть с красным носом, на котором появились маленькие жгучие царапины от постоянного трения. Я твердо решила больше не плакать, не позволять слезам одолевать меня. Больше ни одной слезинки грусти. Никогда.
Гори к черту лечение. Бесполезный месяц в центре? Да, Мия, определенно, да! Своим необдуманным поступком погубила сама себя. Теперь ты будешь нести кару за свою ошибку. Теперь ты сядешь в коляску, не ощутишь утренней влажной травы с утра, теплого песка, асфальта, впивающегося в ступни, не будешь, как все девушки, жаловаться на отвратительную боль в ногах после каблуков, на тебя будет каждый смотреть и жалеть, а ты будешь противна сама себе. Теперь терпи это. Поэтому даже и не смей думать о смерти? Решила искать легкий путь? Ты совершила ошибку, кто за нее будет расплачиваться? Почему ты просишь такой замечательный подарок, как смерть? Потому что слабая и твое второе я, которое свело тебя с ума, оказалось правым? Будь добра отвечать за свои поступки. Ты не уйдешь из этого мира, пока не заплатишь определенную цену.
Мама, папа, врачи, друзья, что же делать с вами? Смотреть на то, как вы мучаетесь? Смотреть на вашу жалость ко мне и веру? Сколько бы я не пыталась вам объяснить, что вся эта надежда – глупое создание природы, надевающее на нас розовые очки, вы все равно меня не слушаете, а пытаетесь найти выход, когда все варианты я уже давно сама перебрала и ни в один из них не верю.
Линда насильно (запомните, ключевое слово – насильно) заставила меня сесть в эту ужасную коляску и прокатиться хотя бы по больнице, а то якобы я сижу в закрытой клетке, от чего схожу с ума. Спорить с этой женщиной – бесполезно. Пока она уложила спать всех моих родных (как она это сделала?), я тайком выбралась на коляске из палаты и поехала по коридору. Утром в больнице мало кого можно встретить, потому что пациенты спят, а дежурный персонал валится с ног и хочет побыстрее передать свою смену. Могу сказать, что я была практически одна, могла рассматривать центр, ибо за много дней, проведенных в своей комнате, я вообще забыла, как что выглядит. А свой родной дом я, наверное, даже представить не могу. На коляске я побывала в столовой, где я вспомнила смерть Патрика. Снова картинки в голове, крики, кровь, нож и запах смерти, все чувствовали ее присутствие. Я навсегда запомню этот случай моей жизни, когда я и смерть столкнулись лицом к лицу, когда я боролась с ней, пытаясь достучаться до Патрика, но смерть оказалась сильнее, она всегда побеждает, и однажды она победит и меня. Но пока я живу, я мучаюсь, страдаю, плачу от собственной ничтожности, но живу. Я почувствовала один знакомый мне запах, приятный и необычный одновременно.
- Это краска? – я спросила у работника центра, который красил стены холла.
- Да, - он странно на меня посмотрел, но улыбнулся.
Краска. Никогда в своей жизни я так сильно радовалась запаху краски. Я люблю этот запах, немного странный, но чем-то он меня привлекает. Я часто слышу, что я не одна такая, кто-то в этом мире также наслаждается, а кто-то этого не понимает. Запах краски. Мне казалось, что я стала одним из тех людей, которые говорят: «Я самый счастливый человек на планете!». Просто обычный запах, но столько радости принес, впервые за долгое время я заметила в себе какие-то изменения. Да нет же, быть не может! Мне просто показалось. Или я действительно улыбаюсь? Я умею улыбаться. Я не забыла, что это. Для меня это в диковинку, когда твои небольшие губы начинают расползаться по всему лицу, образую линию от уха до уха, когда уголки повернуты вверх, щеки становятся похожими на щеки хомяка, а в области глаз формируются многочисленные морщинки. Настолько непривычно, что у меня начинают болеть щеки. Привычные скулы, отмороженное лицо, грустные глаза ушли в другую вселенную, не оставив и следа за собой. Либо я надышалась краски, либо действительно могу радоваться. Этот жест оставляет за собой огромную дозу удивления, заставляя поверить, что еще не все потеряно. А теряла ли я что-то вообще?
Безусловно.
Надежду, веру, желание жить, любовь, доброту, эмоции, чувства. Продолжать список? Но все-таки не покидает меня ощущение того, что это всегда оставалось во мне, иначе как я бы улыбнулась? Возможно, я придаю слишком большое значение простой улыбке, но так и должно быть. Мы превозносим мелочи выше глобальных вещей, потому что жизнь и состоит из этих мелочей. 
- Ты где была? – я встретила Джереми, который лениво подтягивался после недолгого сна, как только въехала в палату.
- Я? Я вернулась в свой мир.
Можно сказать, я выдохнула, хотя и не понимала, что уже долгое время задерживала дыхание. Во мне появилась маленькая искорка хорошего чувства (какого – не знаю, трудно сказать). Но ясно было одно – это давало мне силы бороться с тем, чтобы слово «коляска» улетело как можно дальше от меня и на как можно больше времени. Линда и Литерман выглядели как дети, получившие новенькую игрушку. Доктора радовались моим успехам и согласию делать со мной все, что они пожелают. У матери пропадали мешки под глазами, она могла спокойно спать по ночам и отменить «дежурства». Папа нашел развлечение в виде пирогов в нашей столовой, настольной игры с интернами, помощи в глажке халатов с медсестрами (ему нравилось слушать все последние новости – замена телевизора). Мои друзья прыгали от счастья до потолка. Их степени радости я оценила по громким звукам стука ботинок о пол, я думала, что он провалится. А причиной всему тому было впускание всех кипой в мою комнату в любое время дня и ночи. Медицинские показатели аппаратов мне ничего не говорили, а вот улыбки врачей – да. Все шло медленно, маленькими шажками, но в лучшую сторону. А самый счастливый момент был для меня сюрпризом.
- О, Боже, о, Боже, о, Боже! – Линда влетела в комнату, как сумасшедшая, а вместе с ней и мои веселые подруги. – Ты не поверишь! Анализы просто чудесные, коляска прочь, у нас еще куча времени. Все просто в лучших традициях, это замечательно. Если бы еще питание твое подправить, то ты могла бы наконец-таки уехать из центра.
- Это настолько шикарная новость, по такому случаю съем батончик за тебя, - Лив присела на кресло у моей кровати и откусила свою шоколадную сладость. – Блин! Я же хотела как в рекламе, почему карамель не тянется? Что за развод?
- Я его убью. Просто убью. – Бриджит вошла в комнату очень рассерженная. Она была зла на Тоби, который, наверняка, опять сморозил очередную глупость.
- Что на этот раз? – Блэр закатила глаза, видимо, такие ссоры у ребят были часто, а я все пропустила. Ох, сколько же мне предстоит узнать.
- Дай мне батончик! – Бриджит смотрела на оставшиеся батончики в упаковке.
- Но ты же…
- Дай, я сказала! – Оливия сильно испугалась грозного голоса подруги, так, что чуть не уронила шоколадки, но все же отдала одну.
- А мне можно? – поинтересовалась я. Все удивились. – Что? Расселись тут. Жуют так еще, растягивают удовольствие. Чавкают, хрустят. Я тоже хочу!
Оливия улыбнулась и поспешно дала мне шоколадку, я была довольна как слон. После такого перерыва почувствовать хоть какой-то приятный вкус – это шикарно. Шоколад – это нечто, то, что заставляет повеселеть даже в самый трудный момент. Тебе плохо? Съешь шоколадку. Удивительно, как еда способна поднять людям настроение. Но это замечательно, когда ты ешь не просто, чтобы насытиться, а радуешься танцу вкусов у тебя во рту. Это как разные оттенки красок на полотне, как движения в танце, как звуки, что составляют мелодию. Шоколад – это произведение искусства. Тот, кто первым его придумал, кто придумал делать из него разнообразные вкусности, те заслуживают место в раю. От разнообразия десертов с шоколадом, сортов шоколада, кондитерских у вас просто сворачивает голову. Оказывается, в мире полно вещей, которые способны вытащить вас из пропасти, сделать из дикого демона настоящего ангелочка.
***
Нам нужна поддержка и опора людей, самых близких для нас. Потому что без нее мы зачастую не можем справиться с проблемами и трудностями, что нависли над нами. Мы можем радоваться любым вещам, пытаться выкарабкаться из глубокой ямы, но опора родных – вот, что действительно может помочь. Теряя близких, я рискую потерять саму себя. Но все же замечательно самому выползать из своей пещеры, самому возвращаться в мир красок, счастья и жизни. Забывать про депрессию и вообще про такое жуткое слово на букву Д. Жить так, будто всего плохого и не было. Да, оно изменило тебя, сделало сильнее еще и еще. Но ты живешь, понимая, что еще столько всего впереди. Живешь так, будто это твой последний день. Возвращаться к тому, что дарит тебе приятное тепло в области сердца – вот то, ради чего ты пережил столько страданий. Это прекрасное чувство. Ты взлетаешь к облакам, все падают, многие сдаются, а ты встаешь каждый раз и идешь, идешь, идешь, не переставая, не останавливаясь, сдвигаешься с мертвой точки. Ты делаешь невозможное. Однажды, ты почувствуешь над своей головой облака. Ты взлетишь так высоко, как мечтал.
- Ты едешь? – я услышала голос Оливии, уже было пора отправляться домой. Я отошла от машины последний раз взглянуть на то, что поменяло меня.
- Да. Я еду дальше.
Ты взлетишь так высоко, как мечтал. Запомни это, Мия Портер. Ведь второго шанса может и не быть. Разве я остановлюсь? Разве я не смогу? Что за глупости? Я буду делать все, что хочу, все, что возможно и невозможно. Все, что реально и за рамками этого мира. И ты взлетишь так высоко, как мечтал.