Что снится человеку

Что снится человеку?
(РЕАЛЬНАЯ БИОГРАФИЯ, КОТОРАЯ ПОКАЖЕТСЯ ВЫДУМКОЙ)
От автора
Это повесть написана по просьбе жителя Армавира Краснодарского края Сурена Бабияна. Она посвящена его отцу, Ветерану Великой Отечественной Войны, Погосу Папикяну (такова фамилия рода, которую в последствии изменили в Советской России). Истории из жизни – все правдивые. Я позволила себе некоторым образом их раскрыть, с позволения Сурена Погосовича. Это биография человека, который стал настоящим мужчиной в шесть лет! Светлая память всем нашим героям…



Мой род! Передаю Завет,
Его Вы сохраните, и яблоки мои
От Яблони своей, Вы далеко не уходите.
И будь, потомок мой, ты знатным и богатым,
Ты Землекопа внук - не отходи от брата,
Цени мой хлеб, мозолистые руки,
В них воду приносил, их целовали внуки.
Ты Землекопа внук, и Воина, и Брата,
Не надо слов! Слова – пустая трата
Ты делом докажи, что Мой ты, Моя сила.
Ты Землекопа Внук. Живи душой красиво!


…Что снится человеку, прошедшему дорогу в длинною в 80 с лишним лет? Дом родителей? Молодая жена с сыном на руках? Работа? Цветущая абрикоса в саду? Дождь, бьющий чечётку по асфальту?  Школа у дороги? Вчерашняя газета на столе? Или мастерская, пахнущая металлом и древесиной? Да много чего снится…Но, если попробовать собрать эти сны в одну книгу, то какая она может быть эта книга? Добрая? Суровая? Или нежная? Может быть, горькая или опасная? Она может быть любой, но скучной она не будет никогда, ибо написана она рукою самого бога...И читать такую книгу можно только сердцем. Потому что глазами Книгу Жизни прочитать невозможно. Она написана горным воздухом, ароматом горькой травы и журчанием холодных рек…
…А, если тебе снится твой Отец? То какими будут страницы в твоей Книге Жизни? Можешь говорить, что угодно, но я скажу – это будут страницы Вечности…
***
Великий переход
Погос зачерпнул рукою горсть земли. Авак стоял к нему спиной и, конечно же, не мог видеть, как заблестели глаза его старшего братца. Только что ему удалось выковырнуть из земли какой-то корень, и малыш с интересом рассматривал диковинную штуку, размышляя, можно её есть или нет. Погос стал медленно перебирать в руке эту горсть, рисуя пальчиками по ладошке разные узоры. Авак был очень занят. И слишком маленьким, чтобы понять, чем занимается его старший брат. А Погос, вдруг, почувствовал, как пахнет земля. Надо же! Он уже целых пять лет топтал своими босыми ногами это поле: и в дождь, и в холод, и в зной, - и только сейчас, на шестом году жизни, узнал, что оно пахнет…пахнет…пахнет…Он поднял голову, втягивая носом землю, и его глаза на минуту-другую задержались на вершине горы. Потом, словно в первые в жизни, Погос увидел, какая огромная и красивая эта родная земля! Ему передумалось швырять ею в Авака. И мальчик бережно присел на корточки и высыпал её обратно в ямку. Почему-то задрожали коленки и захотелось плакать. Погос не понимал, что с ним происходит. Ему, вдруг, сделалось страшно. Отчего? Почему? Наверное, дети умеют предчувствовать беду острее и быстрее, чем взрослые. «Авак! Погосик!» - где-то вдалеке услыхали братья голос отца. Авак обрадовался и рванул ему навстречу. Погос же, словно врос в землю. Таким он своего отца видел в первый раз! Глаза отца, обычно такие строгие, сейчас смотрели на сына с ужасом и страхом! И опять же, впервые в жизни, малыш узнал, что отец может чего-то бояться! И его это открытие напугало больше, чем дрожащие руки Петроса и его срывающийся голос. А Петрос прижал к себе мальчиков, одного и второго и…побежал…оставив за спиной свою вечную боль…
…Погос Папикян родился 10 мая 1910 года в Казаванском районе, в селе Карбах, в старой Армении (Турция).  Кроме самого Погоса, в семье рос малыш Авак, вошла в возраст невесты старшая сестра Погоса Арус, а его старший брат Саркис был к тому времени женат. Отец мальчика, Петрос, работал на мельнице и в маслобойне. Всё лето большая Папикянов семья проводила в поле. На благодатной для них турецкой земле они сеяли, пахали, собирали, молотили, продавали. В общем, жили, как все их соотечественники-земледельцы. На всю жизнь Погос сохранил в памяти аромат пастилы из туты. А ещё до самой старости его ступни помнили, каким колючим бывает снег зимой. Разве можно, бегая по снегу босиком, работая в пять лет наравне со взрослыми, потерять мать, лишиться дома – и вырасти слабым? Никогда!
…Дикой бешеной ведьмой с косой, пронеслась по родному селу Турецкая свора. Ни Погос, ни Авак, к счастью, не увидели, как от одной пули упала на пороге дома их мама Сона: тихая, молчаливая и покорная. Она лишь взмахнула руками, как крыльями, и…её не стало. До своей трагической кончины Петрос (отец) помнил, что эта пуля предназначалась ему…
***
… «Папа! Папа!» - ныл всю дорогу Авак
- «Что, сынок?» - шептал Петрос, еле передвигая ногами от голода.
- «Папа! Мы есть хотим!» - вцепился тонкими, грязными ручками Погос в ногу отца
Петрос поднял сына на руки и посмотрел ему в глаза. «Папикяны не должны плакать! Ты Папикян. И сила твоя в тебе». Он поставил сына на землю, взял за руку. Авак спал у него на другой руке, положив голову на левое плечо, то и дело, громко всхлипывая во сне. И снова отец и сыновья побрели в сторону Армении. Туда, к своим единоверцам. Только там сейчас Петрос видел спасение. И свято верил, что братья-армяне не оставят своих в беде. Петрос еле волочил ноги. И вспоминал. Человек странное существо. В минуты большого горя он часто возвращается к таким эпизодам из своей жизни, которые раньше казались или смешными, или глупыми, или ненужными. Так и перед глазами Петроса всю дорогу возникал облик не молчаливой жены, не доброй дочки Арус, не стены родного дома, а образ среднего брата. Уж много недовольства накопилось в душе Петроса на своего непутёвого родственника. А после нападение турок вся злость на этого бездельника как-то улетучилась. Призрак Арута будто помогал Петросу не забыть самого главного и важного в жизни. Того, что называется Вера в жизнь. «Что с тобой лентяй наш, Арут? Жив ли ты, бездельник этакий? Ты только бы жив остался, а я ничего…я потерплю…ты …ты…проныра этакий, ты…только бы ты выжил, Арут, бездельник! Все работают, а ты один шляешься. Все. И Каро, и Сопер, и, даже, Погосик землю ковыряет. А ты один у нас «вардапет» нашёлся! Посмотрите вы на этого лентяя: хочу туда поеду, хочу сюда! Вот погоди у меня! Получишь ты когда-нибудь!»…
…Из все семьи Петроса смогли спастись только его средний брат Каро, который успел вывести младшую дочь и сына; старший сын Саркис, что служил в русской армии, его жена Сонар, дочь Арус, тётушка Айкануш (жена дяди), братья Назар и Манук и «тот самый» Арут. Жён Арута и Каро похитили турки. Из все большой семьи 12 человек оказались убитыми. А оставшихся чудом в живых членов семьи, судьба долгими путями вела в Армавир, чтобы спустя время собрать всех выживших под одной крышей…
…А пока…пока отец и его мальчики мечтали ступить ногой на армянскую земли и добраться до тёплого лаваша. Но увы…Часто иллюзии, страждущих разбиваются о скалы суровой реальности. Когда Петрос, Авак и Погос с трудом добрели до селения Гарахелис, никто не собирался протягивать пришлым армянам руку помощи. Почему к отцу с двумя малолетними детьми отнеслись так жестоко, уже никто не ответит. Видимо сельчанам самим было нелегко в те времена. А сколько таких босых и голодных бежало к ним из Турции? Всех не обогреешь, не накормишь, не защитишь. Все трое ночевали на улице. И лишь немногие делились с детьми куском хлеба.
… «Аствац! Ты услышал мои молитвы!» - всхлипнул внезапно постаревший и сломленный Петрос. «Наконец, мои дети будут сегодня сыты» -так говорил Петрос Папикян, разламывая кусочки лаваша и протягивая их Аваку и Погосику. Дети накинулись на хлеб, как на халву, запихивая его целиком в рот. Кусочек хлеба упал в пыль. Погос коршуном пригнулся к земле, чтобы его не опередил никто, и накрыл кусочек ладошкой. И съел вместе с горстью пыли. А умирающий от голода Петрос сжал в руке остатки еды, так небрежно брошенный кем-то в траве. Сколько времени пролежал этот кусочек сыра на грязной земле, бог его знает, но мужчине было уже всё равно. Лишь бы утолить голод, который съел все его внутренности, добрался до сердца и затуманил глаза. Еда! Петрос тоже будет сыт! Под дряхлым тутом он расстелил старое одеяло. Дети прижались к отцу. «Главное, что вы сыты!» - прошептал отец, прижимая к себе малышей. К утру у Петроса закружилась голова, к горлу подступила тошнота, в глазах помутилось. И так заломило в суставах, будто их перемололи жернова. Мужчина еле поднялся на ноги. Петрос посмотрел на мальчиков. Погос и Авак, как два котёнка-заморыша прижались к друг другу и спали и сопели. С каждым движением Петросу становилось всё хуже и хуже. Чувствуя, что он теряет последние силы, мужчина вышел на дорогу.  Ему показалось, что кто-то его окликнул. Такой еле слышный знакомый голос. «Сона! Это ты?! Как ты здесь очутилась? Тебя же уби…уби…».
…Последнее что увидел Петрос Папикян, издавая последний вздох, были счастливые глаза мальчиков, уплетающих лаваш. «Спасибо тебе, добрая женщина, что ты дала хлеб моим детям!» - прошептал Петрос и ушёл навсегда…
***
Что чувствует маленький мальчик, когда умирает его отец? Отец, ставший единственным маленьким «миром» в мире большом: чужом и суровом? В его крохотной душе умирает всё. Нет! Это умирает сама душа. Ранимая и испуганная. «Папа! Папа!» - плачет Авак и тянет отца за руку. Какая-то женщина проходит мимо, потом испуганно вскрикивает и куда-то бежит, причитая. Следом появляются мужчины, размахивают руками и уносят отца. Погос бежит вслед за ними. Вот теперь плачет и он. Уносят его мир, уносят его душу. Когда мальчик уже не в силах бежать, он резко останавливается. И смотрит на вершины гор. Вдруг такой знакомый запах ударяет ему в нос. Запах родной стороны. Малыш заворожённо смотрит на горы. И ему кажется, что вон та чёрная точка – это его отец. Он стоит там на вершине и машет им с братом рукой. Погос улыбается. И в ответ машет отцу рукой. А потом – темнота…
***
После страшной армянской трагедии в городе Александрополе американцы построили детский дом. Вот туда, с лёгкой руки Герахелисцев были отправлены Погос и Авак. В 1837 году Гюмри был переименован в Александрополь в честь русской императрицы Александры Фёдоровны. Он стал центром ремесленничества и торговли. В Александрополе было множество магазинов, больших и малых лавок, рынков.  Александрополь считался третьим, по величине и значению, торговым и культурным центром Закавказья после Баку и Тифлиса…
 Дорога на Александрополь мало запомнилась братьям. Только солнце в ветвях акаций и цокот лошадиных копыт, везущих детей в город. А вот сам Гюмри заставил детишек приободриться. Что нужно двум сиротам, чтобы вновь почувствовать себя детьми?  Да, наверное, ловкий канатоходец в алом кушаке, который подмигнул им сверху. Добрая тётушка, протянувшая яблоко – одно на двоих. Две симпатичные русоволосые барышни в белых европейских платьицах и шляпках с зонтиками в руках. Парень с лотком, несущийся навстречу их подводе. И его бесподобная чучхелла на лотке.  Большие дома с блестящими окнами, огромными колоннами, и балконами, на одном из которых Погос успел заметить усатого дядьку – русского генерала и его пухленькую кудрявую дочку с куклой в руке. И Церковь Святого Спасителя (Сурб Аменапркич). Такой роскошной церкви они ещё не встречали на своём пути!
Приют в Гюмри считался одним из самых крупных. Более 132 тысяч армянских сирот нашли пристанище в подобных приютах. На старинных фотографиях 1915-1929 года запечатлены маленькие Белые ангелы. Белые, потому что все поголовно были одеты в белые длинные рубахи. Эти белые рубахи заполонили весь город. Вот и наши Погос с Аваком влились в ряды «Белых ангелов».
Вряд ли в приюте дети обретают счастье. Может быть покой или защиту, еду, знания, мыло и платье, или дружбу, - но не счастье. А вот Аваку и Погосу повезло. Таким счастливым билетом в новую жизнь оказался их родной дядя Каро. Каро удалось разыскать и вывезти из плена тётушку Анну, жену дяди. И кто-то из соотечественников (уже доподлинно не известно) указал Каро на детский приют. Вот там дядя и нашёл Авака и Погоса. С этих пор высокий, степенный, добрый, трудолюбивый и мудрый дядька Каро всегда будет добрым ангелом –хранителем двух своих племянников.
…И снова дорога. И не куда –нибудь, а в солнечный Баку. Теперь уже они пустились на поиски своего брата Саркиса.
***
Как так получилось, что Каро, бабушке Анне и двум мальчишкам из приюта добираться до Баку на поезде из цистерн? Наверное, у Каро не нашлось денег на другой поезд. Так, благодаря цистернам «на колёсах» наша маленькая семья добралась до Тбилиси. Дядя Каро оставил тётку и мальчиков в поезде, а сам отправился на вокзал искать хлеб. И…остался один. Так как цистерны благополучно отправились без него на подстанцию Навтулух.
Ни один роман в мире не стоит и одной страницы жизни человека, живущего рядом с нами. Только смотреть сериалы с придуманной биографией куда интереснее! А зря. Сколько у нас предков, которые стоят за нашей спиной. И история каждого из прародителей достойна быть описана на бумаге или показана в кино. На самом деле, уже никто из детей и правнуков Авака и Погоса не сможет досконально, до каждого движения или слова описать, что делали мальчики на этой станции, о чём думали и кого видели. Но стоит лишь представить себя на их месте, так сразу же возникает живая история. Пускай она чуточка приукрашена и дополнена теми персонажами, которых, возможно, и не возникало на пути братьев. Но без них трудно было бы до конца прочувствовать то, что могли пережить два реальных мальчика, родившихся в начале двадцатого века.
…Дети и бабушка остались без опеки мужчины и снова хотели есть. Опять эта страшная напасть – голод догнала их в пути. Погос отвёл брата в сторону: «Я что-то придумал!». Авак давно уже принял, что Погос – это его защита и опора. Он стал для малыша тем «маленьким миром» в большом мире, как когда-то был его отец, и безоговорочно доверял брату. И трудно поверить, что этому защитнику ещё не исполнилось семи лет! А Авак родился двумя годами позже брата, в 1912 году! В горе дети быстро взрослеют. «Мами, ты посиди здесь, а мы с Аваком тебе хлебушка принесём» - погладил по руке старушку мальчик. «Бегите мои родные. С такими ахперами мне ничего не страшно» - заставила себя улыбнуться уставшая женщина.  «Смотри!» - дёрнул старшего за рукав младший. Погос направил свой взгляд на человека, в сторону которого указывал Авак. На перроне чинно и важно прогуливался дородный большой мужчина с пышными чёрными усами. Он то и дело поглядывал на золотые часы, висящие на цепочке с боку. Мимо него то и дело семенили: то крестьянин-катехинец с бурдюками за спиной, которому Авак протянул руку, но тот даже не заметил сироту, просящего хлеба; то мегрелки с корзинами фруктов (они тоже не дали хлеба, да и фруктами не угостили), то спокойные и покладистые молокане. Уж они бы точно накормили малышей, но дойти до них у мальчиков не получилось. Внезапно светлое небо стало серым и мрачным. Где-то в горах пустились в пляс, невидимые взрослому глазу, хевсурские великаны, высекая молнии. И с гор побежала вода, стремительно добираясь до подстанции. Вода была повсюду. С неба лил дождь, внизу образовалась река, достигая, чуть ли не колен. Вмиг на перроне образовалась пустота, будто и не было того дядьки с золотыми часами и женщин в чёрных платках тоже не было! «Бежим!» - крикнул Погос. И они с братом помчались спасать тётушку отца. Так несчастная Анна была безжалостно привязана к дереву своим же поясом, чтобы её не смыло водой…
Привязанная к дереву старуха, чтобы её не смыло водой – история, конечно, забавная, если бы у этой медали не было оборотной стороны. Ни Погос, ни Авак ни за что не позволили бы себе потерять ещё одного родного человека, пахнущего домом! Женщину, которая перестала быть просто родственницей. Она превратилась в бабушку, роднее которой мог бы быть только умерший Петрос.
…Все ненастья когда-нибудь заканчиваются. Дождь тоже прекратился. Мальчики затащили бедняжку на цистерну и снова привязали её, но уже за горловину, на крыше цистерны. Вся жизнь пронеслась у Анны перед глазами, пока её затягивали на эту проклятую цистерну! Но что этот страх по сравнению с теми лишениями, которые женщина перенесла в плену! О! Вы можете себе представить: как ругаются армянские бабушки, которым и страшно, и голодно, и плохо одновременно. А тут ещё двое чумазиков, которые затягивают тебя на этого железного беса?! «Вай-вай! Дети сатаны, мои хорошие! Не тащи меня за руку Авак-джан! Ты меня без рук оставишь! Как я лаваш печь буду, олух безрукий! Ой сладкие вы мои джаночки! Ты наступил мне на подол, бык. Чтоб ослепнуть всем, кто тебя родил! Вай, чтоб вам, гадёнышам провалиться на этом месте, солнышки вы мои ясные!».  Поезд тронулся, и тётушка задремала. Во сне она обрела крылья и полетела к солнцу, а на спине у неё сидели два маленьких птенчика и весело щебетали.
А сами дети, тем временем, расположились там, где обычно сцепляются вагоны. Впереди их ждал Баку…
Поначалу Баку оказался неприветлив. Так как Аваку досталось от «амбала». Амбалами называли в те времена носильщиков на вокзале. Уж чего там произошло между маленьким Аваком и «амбалом» история умалчивает. Видимо дело обстояло так. «Тамбал, тамбал, дяденька тамбал! Подождите!». Высокий крепкий армянин услышав оскорбительное «тамбал» («лодырь») как следует отлупил наглеца по мягкому месту. А, ведь, кто этому верзиле был виноват, коли он не расслышал, что кричит ему Авак? Сам не дослышал, да ещё и обидел мальчика. Неприятно, конечно получить от амбала, когда ты уже не где-нибудь, а в Баку!
Эх Баку! Для скольких армян ты тогда являлся самым райским местом на земле! Баку называют «городом ветров». По одной из версий это название происходит от b;d-e kubeh («бадкубе») — «удар ветра». Но погода на этих зелёных и шумных улицах практически всегда идеальная. Баку 1915-1916 года. Кого здесь только нет! Студенты из Москвы, которые прячут в карманах революционные брошюрки. Двенадцатилетние невесты, скрывающие под чадрою волшебные лица. Греческие купцы в красных турецких фесках. В те забытые времена по строгим мусульманским кварталам свободно двигались, общались, договаривались, смеялись закавказцы разных национальностей: грузины, украинцы, турки, персы, китайцы, азербайджанцы, лезгины. Торговцы и поэты. Реакционеры и революционеры. Баку 1915-1918 года –сейчас под твоими каштанами играют в нарды прапрадеды тех армян, которым потом пришлось бежать отсюда в 1989 году. А пока два армянских мальчика Авак и Погос вместе с бабушкой Анной приехали в «город ветров» искать своего старшего брата Саркиса. Но следы Саркиса и его жены Сопер бакинский ветер уже смёл со своих улиц. Брат перебрался на Кубань.
***
Каро удалось догнать своих родственников лишь в Армавире. А Анна и дети сами, на перекладных, целых сорок дней добирались до города, основанного черкесо-гаями, черкесскими армянами в 1839 году. И хотя город оказался заполнен армянами, детям и их родственниками пришлось ночевать под открытым небом. Но зато в армавирской армянской церкви. Авак и Погос окунулись в новую жизнь. В приюте не было ни дядей, ни братьев, ни жён дядей. Зато были хлеб и кровати. Здесь же, на территории армянской церкви их опять поджидала нужда. Но зато они обрели Саркиса, его жену Сопер и других родственников. Жизнь на территории церкви оказалась не только несладкой, а очень даже горькой. Мужчины натянули простыни, под которыми размещались целые семьи. Вернее, все, кто остался в живых. И люди также молились, мечтали, ссорились и мирились, завидовали и горевали. И...побирались.  Те, кто вчера ещё ковал подковы, шил сапоги, сажал тутовые деревья, пёк хлеб оказались ненужными новой родине, которая уже билась в предреволюционной агонии. На работу их не брали. Вспомним, что речь идёт о мужчинах – кормильцах своих семей. Кормильцами вдруг стали дети. Авак и Погос, как и многие их ровесники каждый день отправлялись в Кутан. Сейчас там находится 32 совхоз. И бродили по домам, где жили казаки. Уж каков был буйный нрав кубанских казаков, но детей они не трогали! И всегда давали еду: то хлеб, то сало, то яйца, то цибулю. Как правило, на зов Погоса и Авака выходила женщины-казачка. Становилась руки в боки, прищуривалась голубым или светло-карим глазом. Задавала вопрос: «Шо надо тебе, хлопчик?». Или юная чернокосая дивчина в цветной кофте, выскочив на порог, ойкала, и заохав, кричала кому-то в хате. «Ой, мамо, опять армянчата хлеба клянчут». Забегала обратно в хату и через минуту выносила оттуда яблоки или шмат сала! Или злая старуха с чёрными густыми бровями, доставшимися ей от бабушки (может быть, терской казачки) неожиданно расплывалась в улыбке, угощала босоногих братьев пирогом с капустой. А потом, обернувшись к соседке спрашивала: «Любаня. Шо цэ таке?». А толстая и рябая Любаня, лузгая семечку себе под ноги, отвечала, задумчиво глядя вслед Погосу: «Чи цыганча, чи армян. Чёрт их разберёт, чертей!». И грустно вздохнув, перекрестившись (от греха подальше) шла на двор гонять конопатого Федьку, который «баловался едой» (скармливал пирожки гусям) и стегала его прутом. «Чужие дети с голоду подыхають, а ты пирожок птице скармливаешь! Убью, паскуда!».
Да, казаки относились к детям терпимо и по-доброму, а вот мужчинам-армянам пришлось худо. В те года не нашлось ни одного беженца, по которому не прошлась бы казачья нагайка. И поэтому ребятишки, набрав еды побольше тащили мешки своим отцам, братьям и дедам, а те, как затравленные звери прятались за деревьями и в кустах. Иногда кто-то из стариков вздыхал, взваливая мешок с едой на плечи: «До седин до жил, а теперь на старости побираюсь! Стыд то какой. Хорошо, что мой отец этого не видит!»…
…А потом казаки приловчились ураганом на своих конях влетать во двор армянской церкви. Размахивали направо и налево нагайками по спинам и головам мужчин и кричали: «Армяне автономия! Армяне автономия!». Так до самой старости Погос и не узнал, что означала эта фраза. По всей видимости, трагедия армянского народа совпала с реформами царской России, когда было принято «обрусить» национальные меньшинства. В Армавире стали закрываться армянские школы. В результате, можно сделать вывод, что вопросы об автономии армян на территории Кубани всё-таки какие-то политики пытались поднять. Просто казаки, которых потом некоторые большевики потом называли: «псы царской власти», таким образом показывали: кто же «в доме хозяин». Или это были черносотенцы? Казаки-националисты. Об их погромах помнят не только армяне, но и сами русские. Не известно. Вряд ли наши беженцы задумывались о политических вопросах, когда твоих старших на работу не берут, жёны их в плену, родители убиты, а ты сам вечно голоден и унижен. Но мы не будем вдаваться в исторические линии.  А попытаемся заглянуть за ограду армянской церкви, хотя бы на чуть-чуть, и представить, что же там могло происходить. Пусть мы не услышим голоса предков, но увидим глазами Погоса то, что увидеть нам лично уже нельзя…
Погосу с Аваком было невдомёк, что же хотят от них эти лихие молодцы с шашками на боку. А здоровый казачина с жёлтым кучерявым чубом остервенело хлестал кнутом несчастно соседа, который так ослабел от голода, что не мог даже прикрываться руками. У старика не осталось никого, кроме невестки с внуком. Невестка закрыла лицо платком и голосила, а малыш вцепился в подол молодой матери и уже посинел от собственного крика. У нашего героя смешались все чувства: восхищение перед удалью этих всадников с блестящими шашками (Погосу так хотелось тоже помахать ею в воздухе!), ненависть на чубатого и страх: а вдруг и его казаки тоже поймают и побьют? Он прижал Авака к себе и потащил вглубь церкви…
…Когда пыль осела, казаки растворились. Будто и не было злости, криков про автономию и унижений мужчин. Над церковью застыла тишина. И только охи побитых и всхлипы женщин, вытирающих с лиц мужей кровь, раздавались с разных сторон, заставляя Авака сильнее прижимать к себе младшего брата. Он уже представлял себе, как вырастит и оторвёт чуб тому- молодому, как какой-то высокий парень худой, с огромными чёрными ресницами поднялся на ноги и закричал: «Братья! Да сколько мы будем терпеть эти унижения! Разве мы в чём-то виноваты? От турок бежали. Они нас резали и били. Пришли сюда. И здесь нас бьют! За что?».  Что было потом Погос не запомнил. А вот то, что произошло несколько дней спустя навсегда врезалось ему в память на всю жизнь. Даже плен у немцев в сорок втором году не смог вытравить из Погоса это воспоминание…
… «Казаки! Казаки!» - волнами разносилось по церкви. Человек десять влетело во двор. Погос не успел и охнуть, как высокий Ованес (назовём нашего собирательного героя этим армянским именем) ухватил ногайку чубатого и стащил того на землю. Конь под казаком встал на дыбы. И Погос испугался, что он раздавит Ованеса. Но тут на помощь высокому брату примчался тощий и хлипкий братишка, с огненной головой на тонкой шейке, а за ним уже с палками бежали остальные. И там же очутились родственники Погоса: дядька Каро, и Манук, и многие другие. Ещё нескольких лихачей армяне стащили с лошадей. И началась потасовка. Кулаки, ругательства, ржание коней, свист мальчишек, крики женщин, громкая молитва священника, летящие по небу папахи – всё смешалось в один огромный ком. Пусти его по улице, и он бы смёл всё вокруг: и людей, и подводы, и дома…
Всё прекратилось резко…Казаки исчезли и больше никогда не появлялись. Только спустя ещё два дня мальчик узнал, что накануне, перед появлением казаков армяне пошли к реке, наломали палок и подготовились к драке. Так Погос усвоил урок: если бьют ни за что– надо не прятаться, а драться!
Забытое эхо двадцатых
Спустя несколько лет после геноцида, беженцы оказались в эпицентре Гражданской войны в России. Армавир переходил из рук в руки, то красным, то белым. Какая-то Временная власть (Погос уже не помнил сам) разрешила поселиться армянам в складах под номером пять. Склады эти находились напротив завода «Армалит». Приходилось как-то выкручиваться, чтобы жить. Брат Саркис нашёл жильё и увёл за собой свою жену Сопер. Он бросил братьев. И снова Погос и Авак остались одни-одинёшеньки. Армяне оказались в импровизированном «общежитии». Много разных людей расположились, как могли. Оставшись одни, братья не растерялись. Погос быстренько нашёл себе кусок на пропитание…
-Авак-джан! Смотрииии, что я нашёл!!! Крутил грязным чайником старший брат перед носом Авака.
- И что ты будешь делать с этой дряхлой посудиной?!
- Эх, ты, ничего ты не понимаешь, дурачок ты! Воду продавать буду.
- Воду?! Кому нужна твоя вода?
- А, вот и нужна! Много ты понимаешь.
- Да он дырявый, вот не сойти мне с этого места, что дырявый, Погос-джан!
- Сам ты чурбан дырявый! Целый он. Продам воды, барашка куплю…
- Барашек - это хорошо! Задумался Авак, облизывая губы…
Позднее, когда за плечами остались лишь воспоминания, Погос часто видел во сне того мальчишку: лохматого, недокормленного, босого сироту, который таскал по августовскому базару в руках чайник с водой и кричал звонко, с акцентом: «Вааады! Вода свежий, сладкий вкусный, как персик на дереве моей бабушки!». «Почем стакан?» - спрашивает хромой солдат в потрёпанной будёновке. «Грошик цена! Хороша мой вода!» - отвечает пацан и щуриться от солнца. Рядом торгует бубликами толстая бабка – беженка с Украины. «Эй, чумазый чёрт! Дай воды! Я тебе бублик». Пройдёт лёгким шагом учительница в красной косынке, присланная из большого города учить казачат и армянчат грамоте. И каждый из них возьмёт, да и купит у парня стакан воды, чтобы поддержать сироту. А после он мчался к Аваку, и…братья озорничали. Погосу поначалу всё сходило с рук. Уж очень был ловок мальчишка и хитёр в своих забавах. Но каждой забаве найдётся свой ответ. Что может натворить семилетний-восьмилетний ребёнок, чтобы его осенью выгнали спать на улицу? История об этом умалчивает. Но попытаемся пофантазировать немножечко…Пусть следующий эпизод будет полной выдумкой автора, но он приведёт читателя к тому реальному эпизоду, который показывает, что над головами мальчиков всегда, всю жизнь была протянута невидимая рука Божьей Матери…
… «Ах ты бессовестный! Сердца у тебя нету, бездельник!» - подпрыгивал и визжал юркий горбоносый Самвел. Мужчина вертелся на месте, беспомощно размахивая руками. А Погос обхохатывался, глядя на соседа по дому. Ему эта история казалась забавной. Ну кто мог додуматься, как не Погос где-то стащить кусок бастурмы, привязать его на длинную бечеву, спрятаться под лестницей, поджидая жертву. Что голодному лишний кусок? Подарок с небес! Вот Самвел и попался. Бедняга весь день рыл отхожее место возле новой хаты для одного бывшего приказчика, который при новых властях, сменяющих друг друга, быстрее ветра, всегда умудрялся не только выжить, но и занимать какие-то должности. Потом с этим же «бывшим», как полагается, он «обмыл» отхожее место неплохим самогоном. И вернулся в «пятый номер» без денег, голодный, но довольный, где его ждала жена Манушак. Очень недовольная. Злая женщина втолкнула супруга на лестницу, где его поджидал…о…крохотный кусочек бастурмы! Но это сволочная бастурма никак не хотела даваться Самвелу в руки. Только он приближался к ней, та чудесным образом отползала всё дальше и дальше. Самвел сделал решительный рывок вперёд. И уже вот-вот счастье должно было сам забраться к нему в руки…но сам шайтан (как выражались местные черкесы), разумеется в лице Погоса, дёрнул это призрачное счастье за верёвку. И бедный Самвел покатился вниз по лестнице, отбив себе…то, что нельзя отбивать мужчине, тем более армянину.
Что произошло дальше уже чистая правда без выдумок! Погоса выкинули за шиворот на улицу. Но преданный Авак поплёлся вслед за братом. Сорванцы рухнули спать прямо на холодную землю. Слава Всевышнему, их из окна увидела чья-то старая мами. Ох, как она запричитала, ох, как заругалась, ох, как заголосила! И тут же несколько женщин откликнулись на призыв. Собрали кто-что смог. Старое пальто, дырявое одеяло, тряпки. И дети улеглись спать в ворохе тёплого старья. Но ночью разбушевался ветер. Ох уж эти буйные ветры Армавира! Полил дождь. Ветер, видимо, тоже был на что-то зол, ибо вырвал крышу. И она с грохотом полетела прямо на детей. Но Мать Мария, как всегда, оказалась рядом. Она вышла из дождя. И крыша застряла на стропиле, не долетев до земли…
…Дети даже не проснулись…
По весне Погос и Авак переехали в Дивное. В «лагеря», где армяне нашли работу, пристанище и кусок хлеба. И поселились братья вместе со своими родственниками в комнате три на три метра. Так семья воссоединилась. Каро и Арут снова женились. Здесь же нашли себе место Саркис и его жена Сопер. У них родился сын.  Комната была разделена двумя деревянными рядами. Наверху спали наши братья, а внизу Саркис с женой и ребёнком. И началась новая жизнь.
Есть ли смысл описывать тяжёлый труд? Кто хочет – может сам испытать на себе все тяготы крестьянского быть. Стоит лишь уехать в то же Дивное, забросить свои телефоны в угол, взять в руки лопату и вперёд с утра до ночи! Да вот только не получиться ощутить в наши дни всё что пережили предки Папикянов! Не хватит духа и сил! Всё руками, не отдыхая, не доедая. Каждый божий день засыпать на деревянных полках поздно вечером, перекусив какой-нибудь мамалыгой, а вставать, когда солнце ещё не высунуло своего носа из воздушного одеяла. И нет скидки на возраст. В тяжёлой работе детей нет!
… «Вставай, бездельник! Чтоб тебя чёрт забрал, свалился тут на мою бедную голову!» - ворчит тётка Сопер. Брюзжит и тянет вниз Погоса за рубаху. Но мальчишка так устал, что ему совсем не хотелось вставать и идти на реку за водой по снегу. Пацан претворился «мёртвым», притворно захрапел на всю комнату. Тётка завелась ещё пуще. «Да зачем тебя мать родила? Лучше бы ты в Гюмри остался! Чтоб тебя мои глаза не видели! Корми тут вас, лентяев. Плётки вам не хватает. У! Дети сатаны!». Сопер так разошлась, что готова уже была своими руками отдубасить несносного. Потом поняла, что Погоса не заставишь идти по воду. И вцепилась, что есть мочи, в Авака. Женщина потянула его к себе, но мальчик ухватился за край полки. Сопер не унималась. Она намерена была заставить себя слушаться, хотя бы, Авака. Тётка дёрнула ещё сильнее, и малыш полетел вниз. Гвоздь, что на беду торчал в полке, распорол бедняге ногу. Кровь хлынула на пол, на рубаху, на подол тётке. Та заохала, предчувствуя, чем всё может закончиться. Тут Погос рассвирепел и, как лев, прыгнул на спину Сопер. Стал молотить её кулаками по спине и голове. На ор, охи и ругань примчались соседи. Кто-то побежал за Саркисом. Когда муж ворвался в комнату. То первым делом рванулся к Аваку, младшему брату. «Ахпер-джан! Что с тобой?». Увидев жуткую рану и заплаканное лицо Авака, Саркис просто опешил. В глазах у мужчины помутилось, в виски ударила кровь. «Сироту бить! Ах ты…» - и схватил со стола керосиновую лампу. Да как треснул ей свою благоверную. И вспыхнула Сопер пламенем. Слава богу, успели вовремя потушить. Но разве могла она забыть унижения, боль и ожоги…
Так и жили они все под одной крышей до апреля двадцатого года. Работали. Ссорились. Мирились. Взрослели ахперы наши. А вокруг бушевала Гражданская война. То белые, кто красные, то петлюровцы, то просто бандиты. Казаки красные, казаки белые. И так без конца. Страшные времена, опасные и непонятные.
…Мудрый Каро предложил переехать в село.  «Опасно тут. Там по тише. Будем работать, а то нас здесь всех перестреляют».   Так наши герои очутились в Удобной, где уже работали дядя Манук и дядя Назар. Нанялись батраками к казаку. Погос стал чабаном…
А зимой ребята переехали в свою комнату. О жизни в Удобной Погос вспоминал по тёплому. Род Коломийцевых - казаков взял под своё крыло большую армянскую семью беженцев, с кучей детей. Если бы не их радушие и поддержка, трудно, конечно, пришлось семье. Уж, чтобы не творили армянские дети - батраки, но эта казачья семья, нужно отдать им должное уважение, терпели их шалости. Дети есть дети! Поддерживали, кормили. И не только эту семью Папикянов, но и сотни тысяч беженцев были взяты под опеку многими казачьими семьями. В трудные двадцатые годы Гражданской войны, казаки дали армянам работу, а детям их – возможность вырасти свободными от турецкого ига.
Что можно написать о жизни батраков? О труде? Что происходило там, на земле, в станице? Всяко происходило. И поставить границу между добром и злом в той жизни очень сложно. Поди разберись…
Отгремели Гражданская. Умер Владимир Ильич. И после 1924 года стали раздавать планы в Армавире. Свои наделы по улице Туапсинской (нынешняя Туапсинская) получили: и Арут, и Каро, и Саркис. Погос и Авак снова поселились с Саркисом. Сопер имела зуб на братцев. Смотреть она за ними не смотрела. Погос снова принялся продавать воду, да делать- так…всего по мелочи…Продал водицы – поели братья. Не продал – могли остаться голодными.
И снова позвольте вплести в этот пёстрый ковёр немного надуманного, чтобы реальная история про казака, хлеб и лужу выглядела немного ярче…
… Рынок стал для Авака и Погоса одновременно и азбукой, и арифметикой. Погос любил продавать воду. Приходиться иногда полюбить то, что необходимо. Его узнавали. Подружился мальчик с хмурым черкесом Муратом, что привозил на Сенной свою телегу с сеном. Что он прятал там в сене, никто не знал. Но у подводы Мурата всё время вертелись какие-то странные личности. Протягивали ему одни свёртки, а уносили за пазухой другие. Иногда злой горец подзывал к себе то Авака, то чаще Погоса и молча протягивал кусок сахару. «На!» - и отворачивался. Ещё им нравилось, как торговки овощами вели между собой «политические» беседы. «Почём головка луку?» - спрашивает «недобитый интеллигент» в вышитой косовороточке, потирая в руках луковицу. Внушительных размеров казачка стала руки в боки. «Ну шо ты трёшь хфрукту! Положь её обратно. Дырку протрёшь! Интеллигенция! Шо? За две копейки я те кожуру от лука и то не продам! Ух! Царя на вас нету!». Тут какой-то юный большевик, внешностью, явно не Иванов, принялся воспитывать «старорежимную» тётку. Она откровенно послала комсомольца к чёрту. Тот обиженно шмыгнул носом и отошёл. Пожилой черкесо-гай похлопал Погоса по спине. «Налей как мне воды, сынок!» - и отхлебнув глоток кивнул в сторону «прокломатора». «Идейный нашёлся. При царе он голож…м сопляком Изей Цукерманом у меня абрикосы в саду воровал, а теперь вот в комсомольцы заделался и сразу Сидоровым стал. Новую жизнь строит. И где? В моей бывшей конюшне! Какая жизнь раньше была! А теперь я в комнате своей горничной сплю, а они (и он снова кинул в сторону комсомольца) в моей зале клуб устроили. Тьфу!». Он протянул Аваку грошик. Погос улыбнулся. Сегодня есть, что поесть. А завтра? Будет жизнь, будет и пища…
…А завтра пошёл дождь. Зачем армавирцу вода из кувшина, когда вода льётся прямо с неба? Казак, который привёз продавать хлеб на подводе засобирался домой. «Дяденька! Дай одын буханка. Одын маааленький. Вот такой, крошечный. Погос воду не продавать. Дождь идёт, Погос кушать хочет. Хочет Аваку хлеб давать! Авак тоже сильно кушать хочет!». Разозлённый на погоду казак выхватил плётку. Видя, что дело плохо, водонос схватил буханку с подводы и рванул, что есть мочи. Казак кинулся за ним. «Держи ублюдка! Щенок черномазый! Погодь у меня!». Авак побежал следом за казаком. За Аваком несколько других дуралеев. Вот-вот плётка настигнет спину малого. Но сама армянская богиня воды Астсхик протянула руку помощи молодцу. На пути Погоса небольшим озерцом растеклась глубокая лужа. Хитрый армянин уже стоял посреди неё, гордо прижимая к себе хлеб, когда казачина, наконец, до него добрался. Погос улыбался. Вот обдурил дурака! Но не тут то было. Видимо, казак не был знаком лично с богиней Астсхик, а потому наплевал на её угрозы и смело шагнул в лужу. А всё потому, что на нём были волшебные сапоги. У Погоса душа ушла в пятки. Но…разве возьмёшь голыми руками того, кто в шестилетнем возрасте прошёл такой длинный путь от Турции до Кубани?! Мальчишка быстренько опустил буханку в лужу. «О бисово ты отродье!» - заохал казак, качая головой в папахе. Сплюнул смачно в лужу, стукнул Погоса кнутом и повернул обратно. Авак был в восторге от своего брата! Что может быть вкуснее буханки хлеба, вымоченной дождём?
Женитьба
То ли в 1926, то ли в 1927 году Погос записался на ликбез. Рабочие ходили в школу учиться говорить и писать по-русски. В это время ему выдали паспорт. Когда записывали его фамилию в документы, то Погос назвал себя по ошибке «Папиян», а его, также по ошибке, в паспорте обозначили как «Бабиян». Так родилась Новая Фамилия.
Погос женился в восемнадцать лет уже под новой фамилией. Если у читателя в голове сейчас возникнет романтическая баллада, то выкиньте эту глупость из головы! Как может жениться юный водонос-сирота, которому уже невмоготу терпеть попрёки брата и его жены? Влюбиться в черноокую Аревик, что живёт по соседству с базаром? Или приударить тайком за рыжеволосой Соной, что тремя годами младше его брата? Или вертеться у торговых рядов черкесо-гаев, куда частенько забегает стриженая армянская барышня нового поколения, чтобы рассказать отцу об очередном собрании юных ленинцев? Нет. Нет. И ещё раз нет. Многие женятся по необходимости. И, если «радиоволны» совпадают, то такие муж и жена могут вполне ужиться. А, если, не повезёт, то…
Давайте говорить правду. Предки этого заслуживают! В те времена в армянской семьи слово «развод» практически отсутствовало! Да и понятие «жениться по любви» являлось, скорее, фантазией, чем правдой. Например, один армавирец женился на спор. Он поспорил с братьями, что женится на первой попавшейся. Того армавирца звали Гайко. Как-то мимо его дома проходила Вардануш, а Гайко её вовремя заметил и послал свою мать её сватать. Но это исключение из правил. А правила требовали сохранить в новом советском мире армянские ценности. И девушки выходили замуж за того, кто приходил к ним свататься. Юноши женились на тех, кого им находили родственницы.
…Сестра Погоса и Авака – Арус вышла замуж в Армавире. Её мужа звали Аршак. Когда Аршак уходил из дому, братья навещали сестричку. Арус их кормила, купала, стирала и гладила им одежду. Походы к сестре всегда были маленькой радостью в их тяжёлой жизни. У Арус родился малыш. Но став матерью, она продолжала опекать своих братьев. Молодая женщина прекрасно знала, как несладко живётся Аваку и Погосу в доме Саркиса. Но забрать к себе братьев она никак не могла. Аршак ненавидел её братьев.
…«Кушай, кушай сыр, Авак-джан. Я его сама делала!» - похвасталась юная хозяйка. «Тебе налить ещё супу, Погос?» - суетилась возле братьев Арус. Чистые, наглаженные и причёсанные Погос и Авак с удовольствием доедали третью порцию чечевицы. Арус ласково глядела то на одного, то на второго брата. Но все её чувства были обострены: не дай бог Аршак придёт раньше времени! Что будет! Арус разлила по чашка кофе и поставила на стол цукаты. «Сестричка! Ты бы нам племянника показала! А то в третий раз к тебе приходим, а твоего сына не видим!» - попросил Авак. «Ой, не знаю! Аршак узнает, побьёт меня!» - засомневалась Арус. «Эй! Что нам твой муж! Тоже мне нашёлся тут, хозяин! Ты сестра нам или нет!». Арус вздохнула. Постояла, украдкой посматривая на дверь. Потом ушла к себе и принесла симпатичного карапуза. «Вай! Какой красавчик!» - заохали братья. Погос взял на руки племянника и несколько раз подкинул его в воздух. Малыш весело заверещал. Арус засмотрелась, как братья играют с племянником. И не заметила, как за спиной возник Аршак. «Я тебе говорил, чтобы этих голодранцев я в своём доме не видел!» - и замахнулся на Арус. «Эй, ты что делаешь?!»- возмутился брат. «Пошёл вон из моего дома, заморыш тифозный!» - вырвав ребёнка из дядьки. «Убирайтесь вон из моего дома!». Чтобы не досталось их сестре, Погос и Авак быстренько ретировались. Аршак повернулся к Арус, которая еле сдерживала рыдания. «Чтобы этой заразы я в своём доме больше не было!».
…Сказано – сделано. Но было бы сказано…
***
Однажды Погос, которому вот-вот на днях исполнилось восемнадцать, задержался у сестры чуть больше обычного. В двери сначала постучали, а потом открыли. В комнату вошла женщина. Молодая. Скромная. Со строгим взглядом. Едва взглянула на юношу и обнялась с Арус. «А! Айкануш. Садись. Попей с нами кофе!». «Благодраю тебя, Арус-джан». «Как ты, дорогая? Как твои мальчики поживают?». «Вай, Арус-джан! Что я могу тебе сказать? Нелегко приходится вдове с двумя детьми. После того как мой муж умер, кто мне помогает? Никто! Выкручиваюсь, как могу. Там полы помою, здесь бельё постираю. Овощами питаюсь, что сама в огороде посадила. Иного что-то продаю, зелень хорошо идёт!». Арус покачала головой. «Да, милая. Непросто одной женщине в наше время детей поднимать. Вот мой Погосик тоже без матери вырос. Не поесть ему никто не приготовить, не постирает». Юноша засмущался. Он подорвался со стула и направился к двери. «Куда ты, братик? Посиди с нами, кофе попей» - стала уговаривать сестра. Айкануш наблюдала за Погосом из-подлобья поджав губы. Но Погос уже закрыл за собой дверь…
…После этой встречи каждый раз, когда Погос и Авак навещали Арус, в гости волшебным образом заходила Айкануш. Она всегда почти молчала и смотрела на Погоса то с интересом, то задумчиво, то хмуро. Иногда резко вставала и уходила. Как-то Авак поинтересовался: «Сестра, а что это за женщина, что приходит к тебе пить кофе?». «Ой, Авак. Это же Айкануш. Вдова. Помните ту историю со школой?». «Ты говоришь о той школе, что подожгли?». «О ней самой. Так вот муж Айкануш полез на крышу тушить пожар, да так и задохнулся бедный». «Да! Не повезло женщине» - задумчиво протянул Погос и отломил кусочек халвы. Арус поднялась со стула и хлопнула по столу рукой. Оба брата подскочили. «Сестричка! Ты чего?» - удивился Авак. «Жениться тебе надо Погос!». «На ком!?» - воскликнула оба парня в один голос. «На соседке моей, Айкануш». «Ты что с ума сошла, Арус!» - возмутился Авак, обнимая братца. «Она же старая!». «Э! Ненормальный! Сам ты старый! Много ты понимаешь в жизни, молокосос! Ей всего-ничего двадцать два исполнилось. Какая она тебе старая!». Погос опустил голову. «Я себя прокормить не могу. А там двое ртов». «Зато ты будешь всегда накормлен, одет в чистое. Вдвоём вам легче будет, ахпер!»  - взмолилась сестра.
…Один бог знает, с каким сердцем согласился Погос на этот брак. И что думала молодая вдова? Фактически, как женщина, она брала на себя заботу ещё о двух юнцах- о восемнадцатилетнем муже и его младшем брате Аваке. А что ей оставалось делать? Одна радость -молодой, красивый супруг…
В 1928 году Погоса и Айкануш зарегистрировали вообще под фамилией Бабиёвы. Вот такая вышла промашка! Только в 1958 году им удалось перерегистрироваться под фамилией Бабиян.
…Так в 1928 году Погос привёл в дом своему брату Саркису свою жену. Старшему его пасынку Ерванду тогда было пять лет, а второму пасынку Арушу три года.
Смутные тридцатые
Если жена дяди Каро Заро-аба всегда относилась к Погосу и Аваку с добрым сердцем, то она и невестку Айкануш приняла спокойно. Конечно, раньше она, как могла, сама присматривала за братьями. Но теперь у них появилась Айкануш. Женщина работящая, чистоплотная, правдивая. Вот только очень суровая. Ну а как Айкануш не быть суровой, когда в новой семье ей пришлось хлебнуть по полной. Виновницей многих бед невестки явилась другая старшая невестка Сопер. Женщина очень любопытная, язвительная и скандальная. Спустя многие годы истории с участием Сопер станут семейной легендой. Но в тридцатые всем приходилось жить под одной крышей, в двух комнатах двум семьям. Да ещё с кучей ребятишек.
Попробуем, хоть на несколько минут представить себе пару-тройку таких эпизодов…
… «Старый ишак надел красные бусы, чтобы встречать весну!» - бросила в спину Айкануш Сопер. Айкануш сжала губы. Потом обернулась и прошептала, глядя в глаза обидчице: «Я тебе за такие слова все косы выдергаю!». «Только попробуй, старуха! С голой задницей к нам пришла. Да ещё двух голодранцев привела!». У Айкануш на глаза блеснули слёзы. «Всё! Хватит вам!» - встрял в разговор Каро, который случайно заглянул в дом. Женщины разошлись по углам. И каждая затаила обиду. В очередной раз.
 Каро подмигнул невестке: «Айкануш! Давай каурму попробуем! Что с ней сталось там. Уже давно она там лежит, наверное, вкусная сделалась». Айкануш замерла. «Ой, что сейчас будет!» - подумал она. Но делать нечего. Надо лезть на чердак. Айкануш понимала, что «живой» ей в этой битве не выйти! А всё началось с того проклятого барашка…
…Дело было так. «Ой, мама-джан, что творит этот сорванец!» - закричал кто-то из домашних. Айкануш только что поставила кастрюлю с водой на плиту, подбросила дров в печку, чтобы вода закипела быстрее, и принялась вытирать обеденный стол. Когда во дворе раздались визг и смех, она выбежала посмотреть, что же там происходит. Женщины и дети окружили Погоса. Все возбуждённо махали руками, орали, смеялись и охали. А счастливый юный муж сидел верхом на баране, бил пятками ему по бокам, вцепившись обеими руками в загривок. Баран итак животное, не блещущее умом, а от такой наглости он оторопел ещё больше. Баран блеял, кружился на одном месте и, даже, пытался приподняться, чтобы сбросить седока. Погос хохотал. Хохотали все. Кроме барана. Ему действительно было не до смеха. А как тут смеяться, когда плакать надо. Мало того, что на тебе сидит этот…гад, хохочет над тобой, так ещё из тебя, без спроса, хотят сделать каурму! «Беееее! Что за беееееда!».
…В общем, каурма, дело святое. Порезали, почистили, в кувшин запихали, жиром залили, закупорили и…благополучно забыли. И что Айкануш вздумалось вспомнить за эту каурму Кто дёргал её за язык, спрашивается? Мало ей было горя, ещё захотелось! Подозвала она к себе Авака. «Авак, братец. Ты бы полез на чердак, принёс каурму, посмотрим, хоть кусочек попробуем: получилось или нет!». Авака долго просить не пришлось. Полез, достал, открыл. «Вай, мама-джан! Какой ужас! Закрывай скорее!» - вскрикнула молодая хозяйка, увидев белых жирных червей, копошащихся в вонючем месиве. У Авака закружилась голова от отвращения, он выскочил во двор, чтобы, простите за грубость, вырвать. Айкануш позвала его и шёпотом, с опаской глядя на двери, где возюкалась Сопер попросила парня: «Унеси это. Только осторожно. И не говори никому! А то мы виноваты будем!». Ну и надо было этому Каро услышать это заговор и послать за каурмой в самый неподходящий момент! Когда Сопер увидала, что сталось с барашком, она накинулась на Айкануш: «Ишачка! Чтоб тебе провалиться на этом самом месте! Чтобы руки твои отсохли, чтобы ослепли все твои внуки до седьмого колена! Тупая, нищая дура! Пришла, сопляков своих привяла. Голодными нас сделала!». «Сопер! Она то в чём виновата?! Что? В Краснодаре поезд перевернётся, Айкануш будет виновата!» - поругал Каро невестку. «Виновата! Она виновата! Зачем эта курица тупая смолчала, не рассказала, что каурма пропала!». Айкануш схватила детей и убежала в свою половину. Так и застал её там Погос, плачущую и разозлённую.
После этого инцидента было много чего. Жизнь молодых проходила в постоянном труде и скандалах. Но каждому поступку есть предел. И не всё, что кажется плохим, на самом деле – плохое. Минус тоже может стать плюсом. Таким плюсом стала свадьба…
Роковая свадьба
… Армянская свадьба – действо просто волшебное. В каждом регионе армяне гуляют свадьбу со своим акцентом. Это сейчас свадьбу могут сделать на миллион в любом стиле (образно говоря), чтобы шикануть –так шикануть. В тридцатые годы свадьба – это всё ещё лицо нации, сохранение традиций и магическое действо одновременно. Для бедных вчерашних беженцев - это символ радости, всеобщий праздник души и желудков (это правда) для родственников и соседей.  Праздник, на котором встречались, общались, влюблялись, подбирали невесток, а главное – отдыхали (все, кроме жениха и невесты!)…
Здесь сделаем отступление и предупредим, что сама история остаётся неприкосновенной, но обрамление к ней могло выглядеть и так…
…Дудук не просто пел, он взывал всё бросить, пудрить и щёки бежать туда, на улицу Туапсинскую, чтобы плясать до упаду и глазеть на невесту – главное сокровище всего действа. Поэтому Сопер уже вся извелась. «Гуляют, а нас не позвали! Бессовестная эта Манушак! Будто я ей мало добра сделала» - надула губы старшая невестка. И было с чего. У Сопер недавно появилась обновка – новая юбка. А надеть её всё не находилось причины. Что с того? Спросит современный ребёнок. А с того. Что раньше люди обычно делили одежду на «выход» и на повседневное. Сейчас также. Но одежда «на выход» сохранялась годами, ибо не могли землекопы, пекари и кузнецы менять наряды каждый день. Одно и ту же кофточку старались хранить для себя, дочери, невестки и т.п. Так и Сопер свои «выходные» чуваки сумела сохранить на семь лет! А ещё у Сопер была собственная юбка – синяя, широкая и тёплая! Сопер кинула взгляд на Айкануш. Потом толкнула в бок Авака, который пил молоко и думал о своём. «Ты чего толкаешься, невестка?» - обиделся юноша. Надо заметить (как сказали достоверные источники), мальчик побаивался эту женщину. Что ей ещё взбредёт в голову на этот раз? Но Сопер из мегеры превратилась в само олицетворение ласки. «Авак, дорогой! Айкануш, моя ты звёздочка! Одевай скорее свои серьги и пошли к Манушак с Геворгом. Они сегодня сына женят!". «Так нас же туда не пригласили!» - на ходу бросила Айкануш, перебирая чечевицу. «Да кто тебе такое сказал! «Приходи, Сопер»- говорит мне Манушак, на свадьбу к моему сыну. Ты же Горика с детства знаешь! Ты же ему, как вторая мать!». «С чего бы ты Горику вторая мать, Сопер!» - подняла голову вторая невестка. «Ты же его в жизни четыре раза видела, и то на рынке!». Авак не выдержал и загоготал. Сопер, не долго думая, как «хлобыснула» его по затылку. «Чего гогочешь, как тифлисский лопаз!? Сиди и жри своё молоко молча». «Не бей его, Сопер» - усталым голосом попросила ту Айкануш. «Так ты идёшь или нет?» - поджала губы Сопер. «Мне завтра ещё в ателье на работу оделяла шить, детей к садику подготовить надо»- змахала руками Айкануш. Сопер решительно поднялась: «Вы как хотите, а я на свадьбу пойду! А ты, Айкануш меня не уважаешь, и мужа своего не уважаешь. Я так ему и расскажу, ка ты…». «Ладно! Бог с тобой» - замахала руками Айкануш- «Пойду я на твою свадьбу». «И Авак пусть с нами идёт!» - потребовала Сопер.
…Пожилой армянин в чёрном пиджаке на размер меньше его живота выводил необычайно красивые ноты на своём старинном дудуке. Рядом музыкант, лет семнадцати, с барашком на голове (такова выглядела его чёрная шевелюра) остервенело молотил по барабану, мотая своим «бараном» из стороны в сторону. Подвыпивший русский мужчина подыгрывал им на мандолине, то и дело подскакивая со стула, который раскачивался из стороны в сторону. Армяне веселились от души. «Играй громче, Лёня!» - взывал к человеку с мандолиной кавор: щупленький, седой и косой на один глаз. Он уже успел распробовать третий сорт домашнего вина. И ему казалось, что музыканты «плохо работают». «Отыгрывай барашка, Вачик!» - успел сказать дудукист барабанщику, пока Кавор отвернулся в сторону. «Баран молодой, жирный». «Стараюсь, дядя Васпер! Стараюсь!» - шептал ему в ответ Вачик, и принялся помогать себе ногами. Один башмак у Вачика давно разорвался, на новые денег он ещё не насобирал. Поэтому подошва плясала отдельно от башмака. А руки отдельно от ног. А у копны кудрей была своя –особая песня. «У него свой барашек – на голове! Такого барана ему по гроб жизни хватит» - громко воскликнул кавор, услышав Васпера и дёрнул музыканта за локон. И чинно заложив руки за спину, довольный собственной шуткой, вышел на середину, где подплясывала довольная Сопер. Авак вертел руками в воздухе и иногда пялился на невесту. Жених казался лет на восемь старше юной жены. Высокий, симпатичный и статный студент шестого курса Медицинского института приехал из Москвы, чтобы жениться на землячке и увести её с собой. Невеста стояла рядом с женихом, низко опустив голову. Платье на ней было бледно-голубое, с рюшками и оборками, до щиколоток. Туфли новые, но чёрные и закрытые. И длинная коса, почти до земли, в кулак толщиной. Сопер улыбнулась кавору и показала глазами в сторону невесты. «Безобразие! Платье некрасивое, портит невесту». «Что болтаешь, глупая женщина!» - прошипела змеёй сестра жениха, мой брат за него на базаре три рубля отдал!». Сопер надула губы и демонстративно отвернулась, размахивая рукавами кофты. Она поняла, что на свадьбу были приглашены все соседи с её улицы, кроме неё. Это Сопер разозлило. Ей так хотелось, чтобы эта нахалка Шушаник заметила её новую юбку и увидела, что её Каро умеет лучше зарабатывать деньги, чем сосед Камо. Авак танцевал, чтобы не получить лишний раз от несносной тётки. Айкануш просто стояла под вишней и наблюдала за людьми. Возле её родственников образовалась пустота. Соседи перешёптывались и подсмеивались над мальчиком и его тёткой. Кто-то из мужчин хмурил брови. Родители жениха пытались выяснить, кто их вообще сюда позвал. Посмотрев на всё это, жена Погоса, подошла к Аваку, взяла его за руку и сказала: «Пошли отсюда». Сопер осталась одна.
…Айкануш прибралась. Постирала и вывесила бельё. Собрала детей Сопер и своих тоже. Искупала их, накормила. Подмела и помыла пол. Наготовила еды для всей семьи. Убрала во дворе. К вечеру вернулась Сопер. И с порога начала вопить: «Ты нас не уважаешь! Ты растоптала честь своего мужа! Голая, босая к нам пришла! Бездельница! Неряха! Ничего по дому не делаешь! Всё мне приходится самой ишачить». Айкануш могла стерпеть любые оскорбления, но только не обвинения в неряшливости и лени! «Ах ты..». И понеслось-поехало. Ох, как ругаются армянские невестки! Этот поединок не просто поединок – это бой боксёра и дзюдоиста. У каждого разная весовая категория, своя «школа» за спиной, приёмы, один изощрённее другого. Бранные слова разрешаются любые! Главное, что победительницей выйдет та, чей голос окажется громче и пронзительней. И непременно с завыванием. Вершиной мастерства является вырванная из головы соперницы трофейная прядь.
Слава богу, что в каждом клане находится один Мудрец, который всегда оказывается в нужное время в нужном месте. Каро усадил невесток на против друг друга. Сопер кидала в Айкануш злобные взгляды. Айкануш обиженно поджала губы, сложила руки на груди и с осуждением в глазах качала головой. «Рассказывайте, как всё было!». Скомандовал дядя. Первой дали слово Сопер. И пошло-поехало: «Она нас не уважает!», «Ушла со свадьбы и бросила нас!», «Стыда на ней нет!» и т.п. Каро посмотрел на Авака, тот стоял за спиной Сопер и глядел на всех из-подлобья. «Так всё было, Авак? Как она говорит?». Авак еле-еле кивнул. Больше всего ему не хотелось получить взбучку от старшего брата. «А теперь ты рассказывай». «А что мне рассказывать. Чужая — это свадьба. Там никто нас толком не знает. Не звали нас туда. Мне завтра в ателье. Убраться надо было, поесть приготовить, вещи постирать. Вот я и ушла». Каро медленно поднялся из-за стола, подошёл вплотную к Сопер и…пошёл разнос. «Не стыдно тебе, бездельница! Ты её обвиняешь, что она с тобой ногами не дрыгала. Да бедная женщина твоих детей напоила-накормила, одежду выстирала, порядок навела. И за своими успела и за твоими. Совесть где твоя?!». Сопер лишь хмурила брови. Есть такие упрямцы, которым: хоть говори, хоть не говори – но они «всегда правы». Но после этой истории Погос и Айануш собрались в Армению…
Немного об Армении
В 1931 году Погос, Айкануш и дети переехали к её брату в Армению. Погос нашёл работу в Артике. И стал каменотёсом.
Арти;к (арм. ;;;;;) — город в Армении, в Ширакской области, в Ширакской котловине. Находится в 105 км к северо-западу от Еревана, у северо-западного подножья горы Арагац. Город расположен на железнодорожной ветке Маралик—Артик—Гюмри. В окрестностях города большие запасы ценного строительного камня — туфа, здесь было (и сейчас) расположено Артикское туфовое месторождение.
Для Погоса началась новая жизнь в стране под названием «Карастан» - «Страна камней».
Восьмого сентября 1931 года в Аритке у Погоса родилась дочь Асмик. Жена Погоса работала в столовой раздатчицей. Так на каменоломнях семья прожила до 1933 года.
В 1934 году в Ленинакане началась большая стройка. Возводили мясокомбинат. Семья переехала туда. Семью поселили в финском сборном доме, в котором им пришлось соседствовать ещё с одной семьёй. Потом повезло с комнатой в коммуналке. В 1935 году на свет появился сын Сурен. В 1938, а потом и в 1941 родились младшие братья Сурена.
Авак возвращается
Как получилось, что два родных брата оказались гражданами разных государств? В те смутные времена случалось много казусов. В августе 1933 года Авак, по документам турецкоподанный, «загремел» (как бы сейчас сказали) в Красную Армию. И служил, аж, во Владивостоке. Если его «турецкое» гражданство не стало препятствием к службе до войны, то во время Великой Отечественной- спасло его душу. Вернулся Авак в 1935 году и в октябре уже был благополучно женат на милой девочке Араксии 1920 года. То есть, на момент свадьбы ей исполнилось всего пятнадцать лет! В те времена кого этим удивишь. Маленькая сирота осталась без матери. Бедная женщина умерла от пули турка, спустя несколько лет после бегства из Турции. Ранение, голод и тяжёлая работа быстро свели её в могилу. Араксию от тяжкой доли сироты, живущей с мачехой, спасло замужество с Аваком. Но и Араксию, как, когда-то Айкануш ждали большие неприятности, имя которых – Сопер.
Английский священник, историк и биограф Томас Фуллер как-то написал: «Кто подслушивает у двери, услышит то, что ему не хотелось бы знать». Кто-то из читателей спросит: «Зачем в нашем повествовании сейчас упоминать какого-то древнего англичанина?». Может быть этот англичанин был на самом деле армянином? Откуда он тогда узнал, что спустя триста лет армянская невестка будет неоднократно попадаться на одном и том же деле! А именно: слежке за Араксией и Аваком? И эти забавные истории станут переходить из уст в уста!
…Араксия быстренько накрыла на стол. Сейчас в двери войдёт её молодой супруг. Авак работает на аэродроме. И придёт домой голодный и уставший. Араксия торопилась. Она устала, хотела пить, но не разрешала себе отвлекаться. Жара стояла такая, что хотелось поскорее приготовить обед и убежать в тенёк. Авак увидел, как суетиться по дому его маленькая газель. Он тихонько подкрался сзади и обнял её крепко-крепко! «Тссс! Тише говори!» - прошептала девочка и показала пальцем на дверь. Авак нахмурился. Сильно разозлился молодой муж. «Что опять ты мне тут придумала?! Вот я тебе покажу! Если ты мне врешь насчёт Сопер, я тебе…я тебе сам по морде дам!». Вот какие слова он сказал молодой жене. Так был зол. Парень подошёл к двери и резко её открыл. Любопытная Сопер упала Аваку прямо на руки! «А ты что здесь делаешь!» - рассвирепел парень. Но Сопер голыми руками не возьмёшь. Такие люди могут выкрутиться из любой ситуации. «Ой, я мимо шла, мне плохо стало, голова закружилась, я и упала, Авак-джан». Да…и смех и грех, как говорится…
…И, хотя образы Погоса и Айкануш в этом доме давно уже успели раствориться, зато не менялись лишь главные герои пьесы. И история «с дверью» Сопер ничему не научила. Через какое-то время случай повторился, как по написанному.
Как бы ни были тяжелы годы наших бабушек и дедушек, но и они радовались молодости, наслаждались и страдали, смеялись и обижались, играли и шутили. Так и молоденькая жена Араксия и её дорогой Авак тоже хотели побыть вдвоём наедине. Семья же большая, столько забот и хлопот! В конце, концов, наследники то тоже нужны! А как быть, если молодые в одной комнате, а семья брата в другой? В таких условиях радуешься каждой встрече, сокрытой от глаз посторонних. Пусть не обижаются на нас юные супруги, но мы наберёмся смелости и приоткроем полог их спальни…ибо эта ночь осталась в памяти у всей семьи!
…Араксия распустила косу и присела на край кровати. Авак приподнялся на локти и притянул к себе жену. «Ты так вкусно пахнешь пирожками, что мне хочется тебя съесть!». Девушка оттолкнула мужа. Она подняла голову к потолку и показала рукой на чердак. «Ну что, опять?!» - вспыхнула Авак. Но жена покачала головой: мол, будь осторожен. Каро не хотя спустил ноги с постели. На этот раз Авак захотел позвать дядьку. Он тихонечко накинул рубашку и постучался к Каро.  Мужчины принесли лестницу, и Каро поднялся на чердак. «Аствац!» - воскликнул мужчина – «Сопер, ты что здесь сидишь? Ты вся мокрая от жары!». Пойманная врасплох Сопер рухнула на пол, закрыла лицо руками и запричитала: «Вай-вай, горе мне! Каро-джан, я по Жорику плакала!». Каро замахал руками: «Тебе что? На чердаке надо плакать обязательно. Вон за домом поле, сады. Иди под дерево и плачь себе на здоровье!». Авак очень разозлился на невестку. «Дядя Каро? А о каком Жорике говорила Сопер?» - потом тихонечко спросила молоденькая невестушка. «Да ещё, когда мы на складах жили Сопер случайно придавила сына во время сна». Араксии сделалось жалко Сопер. И она постаралась забыть об этом инциденте.   

Великая Отечественная
Как и во всём огромном Советском Союзе эта Великая Война (насколько война может быть великой) началась с голоса Левитана: «От Советского информбюро. Сегодня, без объявления войны, Гитлеровская Германия напала на Советский Союз. Началась Великая Отечественная Война…».
Пусть через сотни поколений дорогой вечной пролегает
Воспоминания и песни об этих горестных годах
И, даже, юноша далёкий, хоть будет он из Еревана
Но этот голос Левитана он пронесёт через века…
28 июня 1941 года Погос прибыл на призывной пункт. Его зачислили в стрелковый пехотный полк.
Небольшая историческая справка: «Закавказский военный округ образован 17 мая 1935 года на базе Кавказской Краснознамённой армии. Изначально включал в себя территорию ЗСФСР, а после её упразднения в 1936 году — территории Грузинской, Армянской и Азербайджанской ССР. Штаб округа находился в городе Тифлисе (позднее переименован в Тбилиси).
В 1939—1940 годах часть соединений округа передавалась в состав Ленинградского ВО и принимала участие в Советско-финской войне 1939—1940 годов.
С началом Великой Отечественной войны войска округа выполняли задачу по противодесантной обороне Черноморского побережья и прикрытию государственной границы СССР от Чёрного до Каспийского морей. Для выполнения этих задач в составе округа были сформированы и развёрнуты четыре общевойсковые армии: 45-я и46-я на границе с Турцией, 44-я и 47-я на границе с Ираном.
23 августа 1941 года округ был преобразован в Закавказский фронт, а управление округа переименовано в полевое управление Закавказского фронта. В этот же день было образовано новое управление ЗакВО по сокращённому штату с подчинением Военному Совету Закавказского фронта. Задачей вновь созданного округа было обеспечение формирования и укомплектования войск фронта».
Попробуем увидеть собственными глазами то, что тогда могло происходить в Ленинакане…
…Трибуну водрузили прямо перед пунктом. Сурен вертел головой то направо, то налево. Люди. Люди. Люди. Лица…Женские и детские. Молодые и старые. Иголку было не протиснуть. Матери голосили, причитая так, что сердце разорвалась даже бы у мёртвого. Один сгорбленный от времени старик, одной рукой опирался на клюку, а другой похлопывал по спине парня, лет двадцати. Черноволосого, с зелёными глазами и аккуратными усиками. Это был школьный учитель географии. Рядом стояла его жена. Маленькая-маленькая и рыженькая. Вся в конопушках. На руках у молодой женщины извивался такой же рыжий малыш. Учитель приобнял свою жену и прошептал: «Ты Анаит, за дедушкой присмотри. Кроме него у меня никого нету». «Смотри! Смотри!» - потянул Сурика за рукав Арташ. Сурен увидела, как на трибуну поднимается сам Мацак Папян – председатель Президиума Верховного Совета Арм. ССР в 1938-1954 гг.

 
В миг стихли все горестные стоны, лишь изредка в толпе, во время произношения речи, раздавались всхлипы и тут же внезапно затихали.
«Наша Родина в опасности! Великий Советский Союз в беде! Дорогие братья и сёстры! Мы должны защитить нашу Родину, наш Советский Союз! Мы победим вместе со всеми братьями и сёстрами нашей Великой родины! Победа будет за нами!». Чернявый и красноречивый Мацак своими словами превратил, вдруг, эту скорбящую реку в единый мощный поток. Волнами, то тут, то там прокатилась по головам невидимая энергия, завязав в тугой узел ранее незнакомых людей. В те минуты каждый человек на площади знал: что победа будет только за нами! Каждый житель Ленинакана свято поверил, что враг будет разбит! А иначе и быть не могло.
…Ерванд протиснулся через толпу, вытянув беременную Айкануш вперёд. За ними с трудом, расталкивая руками стариков и женщин (не до церемоний тогда было) выползли Аруш и Сурик. Новобранцев строем вывели на вокзал. Солдаты и офицеры погрузились в товарные вагоны... Сердце у Ерванда защемило. Он будто предчувствовал, что в 1942 году такой же вагон тоже увезёт его на войну В Армянском городе, на Армянской земле зазвучала «Славянка», и поезд тронулся в сторон Тбилиси…
…Плакал Сурик. Плакал Арташ. Плакала Айкануш. Плакала рыжая Анаит и дедушка. Плакала вдова с пятью детьми, провожая старших сыновей на фронт. Весь вокзал погрузился в единый пронзительный беззвучный плач…А за горизонтом чей-то яркий и звонкий голос затянул армянскую песню…
Мой старший брат, любимый брат
Тебя я призываю.
Не покидай мою семью,
Собою заклинаю.
Я на чужой земле умру,
А, может, и вернусь я?
Не оставляй ты дочь мою.
Пусть не умру напрасно.
Мою жену не обижай.
Не сладко ей досталось.
Тебе я сына отдаю
Ты будь ему за брата
И будь семье ты за Отца
Поддерживай, братишка!
На фронт сейчас я ухожу
Прощай ты мой сынишка!
Мой старший брат, любимый брат
Тебя я призываю.
Не покидай мою семью,
Собою заклинаю.
В степи холодной ухожу.
И некому помочь мне.
Не предавай семью мою,
Тебя я призываю.
Хочу увидеть я сестру.
Обнять жену и дочку.
Я сына потрепать хочу
За пухленькую щёчку.
Мой старший брат, любимый брат
Тебя я призываю.
Не покидай мою семью,
Собою заклинаю.
Я мать свою к себе зову
Приди ко мне, родная
Тебя поцеловать смогу?
Я думаю: едва ли…
Лежу в степи и пить хочу
Я кровью истекаю.
Ты сбереги семью мою,
Ахпер мой, заклинаю!
Историческая справка:
«Осенью 1941 г. была сформирована 408-ая стрелковая дивизия, части которой были расквартированы в разных районах Армении. Вскоре эта дивизия пополнилась воинами-армянами и стала армянской дивизией. Командиром ее был назначен полковник П. Кицук. Дивизия приняла участие тяжелых боях под Новороссийском и Туапсе... На протяжении пяти месяцев—до мая 1942 г.—дивизия вела изнурительные бои против превосходящих сил противника. Воины-армяне несли большие потери, но оказывали противнику героическое сопротивление. Керченская земля была обильно полита кровью сынов армянского народа. В мае противнику удалось занять Керчь»...
Айкануш и дети успели, всё-таки, получить письмо от Погоса из Керчи. Радуясь весточке, они не знали, что в данную минуту их кормилец, вместе с другими воинами, отступали. Над головами армянских воинов носились немецкие бомбардировщики. «Керчь – всем армянам конец!» - так дословно переводятся слова, которые произносили солдаты армянской дивизии, как стихотворение. Наверное, тогда же Погос сочинил одну из своих военных песен. Позволим сделать себе её вольный перевод, с учётом мировоззрения тех времён.
На горе, где Керчь воздвигнут –Распускается Цветок:
 алый-алый и красивый, кровью он полит, сынок.
Те армянские ребята, что вчера пришли сюда
Умирают брат за брата, за Советы, за тебя…
Гитлер, сволочь и мерзавец, - проклинаем мы, скорбя:
Отчего сейчас страдает наша Русская земля?
Мы армяне, но сегодня русской стала наша кровь,
Ведь, погибшие – нам братья, весь Союз – большой наш дом.
Если есть у Твари дети - пусть погибнут вместо них:
молодых, таких, красивых наших братьев удалых!
На горе, где Керчь воздвигнут –Распускается Цветок:
 алый-алый и красивый, кровью он полит, сынок.
Те армянские ребята, что вчера пришли сюда
Умирают брат за брата, за Советы, за тебя…
Их подразделение успело погрузиться на корабль, идущий к Новороссийску. Но отойдя от берега, его с воздуха разбомбили немцы. Погос и несколько его товарищей выплыли в сторону Тамани. Здесь объединились с другими войсками и снова приняли участие в боях. Но отступать нашим пришлось до самого Майкопа.
Историческая справка:  «6 августа 1-я немецкая танковая армия захватила Армавир, 9 августа — Майкоп и продолжала наступать на туапсинском направлении. 12 августа немцы заняли Белореченскую, а 13 августа — Тверскую. К 15 — 17 августа наступление немецких войск было остановлено на рубеже Самурская, Хадыженская, южнее Ключевой и Ставропольской. Советским войскам удалось остановить 17-ю армию и не дать ей прорваться к Туапсе»…
Когда нашим войскам удалось остановить наступление немцев в районе Туапсе, Погос уже был в плену, попав в окружение в Майкопе.
…Не дай бог когда-нибудь испытать то, что испытывали наши предки на войне. Офицеров и солдат, которые были коммунистами и комсомольцами расстреливали сразу. Остальных морили голодом, избивали, травили овчарками, унижали…
…Погосу удалось сбежать. Он знал, где его будут ждать. Позволим себе представить, как это могло бы быть, так как сам Погос рассказывал об этом без подробностей.
…Вместе с Погосом сбежали ещё двое солдат. «Братуха! Куда бежим?» -спросил рослый украинец у армянина. «В Армавир! Там у меня братья!» - ответил ему Погос и прошептал что-то другому товарищу по-армянски. Потом Погос повернулся к Коле и сказал: «У Каро в Армавире тётка живёт троюродная! Ты с ним пойдёшь». «Ага!» - кивнул Николай. «Будем в Армавире, если что, к партизанам пробиваться» - предложил Каро. Он был комсомольцем, ему удалось чудо избежать расстрела, и он намерен был продолжать бороться. Ребята бросились к оврагу и некоторое время просидели там. Когда стемнело, пленные рванули к лесу. Вдруг за их спинами раздались автоматные очереди и лай собак. Каро показал на высокий клён. «Давайте на дерево, мужики!» - воскликнул Коля. Погос и его товарищи спрятались на ветвях дерева. Несколько фашистов с собаками подошли к клёну. Беглецы замерли. Собаки внезапно засуетились, стали рыть землю и лаять. Один ефрейтор с белёсыми бровями на круглой красной роже поднял голову вверх. И тут же завопил что-то по-немецки. Нашим солдатам пришлось спуститься вниз. Фашисты повалили солдат на землю и принялись их избивать. Били прикладами и сапогами, кулаками. Сначала было обидно, что вот так, по- глупому попались. Потом только больно. Так больно, что пробежала мысль: лучше бы сразу шлёпнули, чем вот так, ногами по спине. Спина Погоса превратилась в сплошную кровавую рану. Ног он совсем не чувствовал, из носа и ушей хлынула кровь. Голова гудела. Потом всё поплыло перед глазами, мужчина и не понял, как очутился в бараке на полу. Несколько бойцов окружили беглецов. Кто-то принёс грязной дождевой воды. Несколько дней он находился в бреду. И всё время что-то говорил по-армянски. «Он жену зовёт, и сыновей» - вздохнул крупный немолодой армянин из Ахалкалаки, обращаясь к девятнадцатилетнему крымчанину молдаванского происхождения. Тот подполз к Погосу и прошептал: «Держись, брат! Скоро наши придут! Дадут этой немчуре жару, вспомнят они нас ещё, гады фашистские!». Постепенно Погос отошёл. Раны еле-еле зарубцевались. Но зажили они окончательно только к 1965 году!
…Погос лежал с открытыми глазами. Передвигаться он всё ещё не мог. Его товарищи умирали, кто от голода, кто от истощения, кто от тифа. Каро и юный крымчанин подорвались на минном поле, когда немцы выгнали их на «разминирование». У фашистов это было обычной практикой. Выпускать наши пленных солдат на поле, в овраги, где лежали мины, чтобы очистить себе проход. Молодой каменотёс с великолепным даром петь песни: кем бы он мог стать, если бы не резня, революция, голод, тяжёлая работа и война? Сейчас Погос вспомнил одну историю из своего детства, когда он со своим братом Аваком батрачил у казаков…
…В двадцатых, в разгар Гражданской Погос пас коров у одного лихого казачины в станице Удобной. Его дядьки Манук, Саркис и Назар работали там же. Манука местные окрестили «Ванькой», а его брата Саркиса - «Санько-рябой». Санько был сильным, здоровым, крепким мужчиной. И вечно ввязывался в драки. Однажды Манук ушёл на мельницу рано утром. Но к обеду его дома не дождались. Санько (Саркис) заволновался. Прибежала хозяйка хаты Ивановна. «Санько! Ваню побили!». «Где?». «Там»…
…Санько нашёл шёл по кровавому следу, пока не набрёл на свадьбу. «Мой милёнок дорогой, побежал вослед за мной. Я оглоблю прихватила…» - заорала весело кареглазая молодуха в красной юбке и алыми бусами на роскошных грудях. След привёл Саркиса к калитке. Рядом мирно стояла лошадка, запряжённая в телегу. Навстречу ему, шатаясь на ногах, выплыл Данила, есаула брат. В руках он тащил пятилитровую бутыль, на дне которой бултыхался самогон. «О! Санько. Заходь к нам! Брательник женится. Обмоешь с нами?!». Саркис, не долго думая, вырвал оглоблю, смёл с пути Данилу и влетел во двор, размахивая оглоблей над головами гостей! «Убью!» - взревел он. «Ой, он же нас всех зашибёт!» - вскричала кума матери невесты. Пьяные мужики разбежались во все стороны. Сашка-косой, дьякона сынок младший ухватился за лавку, но не смог её поднять, так как еле стоял на ногах. Не удержался и упал на стол. Ухватился руками за скатерть. На землю полетели стаканы, картошка, сало, хлеб, огурцы. Дворовой серый кот, увидев эту вакханалию, рванул к салу. Тёща жениха попыталась врывать шмат из пасти кота. Но тот очень ловко вскочил на плетень, спрыгнул вниз и спрятался под телегу, возле которой нарезала круги испуганная лошадка, которую сильно напугал Саркис. А тёща выскочила на улицу, споткнулась о бутыль, рухнула носом в пыль и заголосила: «Помогите, грабют, убивают!». На счастье, прибежала Ивановна. Повисла на руках Саньки-рябого и взмолилась: «Успокойся, ты, бисова душа! Ваня твой в участке». Саркис бросил палку. Вышел со двора. Смачно сплюнул. И пошёл за братом. Манук забрал жалобу, и они ушли домой…
…В декабре 1942 года, оставшихся в живых военнопленных загрузили в товарняки и отправили в Германию…
***
Погос полулёжа сидел в углу вагона. Всё тело чесалось и ныло от боли и грязи. Воняло нестерпимо. Смрад и холод – всё перемешалось так, что уже почти не тошнило. Мужчина то и дело впадал в забытьё и возвращался в поле, где они с Аваком выкапывали клубни. Всё время Погос слышал голос матери. «Сынок! Принеси мацун из сарая». Погос подрывался и мчался по открытому полю. А за ним бежали немцы с овчарками. «Погос! Погос! Армавир!» - воскликнул кто-то из солдат. Погос поднялся, шатаясь направился к окошку с решёткой. Ребята подложили ему под ноги чей-то труп, кажется это был Коля-хохол. Погос глянул. Вокзал! Сердце бешено заколотилось. «Ребята! Карандаш есть у кого. Бумага?». Кто-то достал из шинели обрывок листка в клетку, а парнишка из Ярославля, Миша –студент вытащил из-за пазухи химический карандаш. Погос послюнявил его и принялся писать адрес и имена. «Вот, нашёл ещё!» - протянул ещё листов пять Реваз, фельдшер из Кутаиси. Погос торопился. Сколько дней им здесь ещё стоять? Записки полетели на перрон. Охранник заругался и дал автоматную очередь вверх. Пленные отпрянули назад. Часа четыре никто из мирных жителей не смог подойти к товарному поезду, хотя по городу прокатились слухи, что немцы везут наших в Германию. Иногда под поезд норовил шмыгнуть какой-то подросток, но немцы поймали его и надавали подзатыльника. А Погос написал ещё штук пять записок. Вдруг на перроне раздался голос: «Яйки, куря». «Что там!» - приподнялся на ноги мужичок из Рязани с перебитой рукой. «Бабушка какая-то» - ответил ему Миша-студент. Погос живо взобрался на спину Коли. И стал кидать записки через окошко. Старуха, укутанная в платок, в валенках и старом тулупе предлагала солдатам корзинку. Немцы забрали корзинку и стали её прогонять. Пожилая женщина замахала руками и пошла медленно вдоль перрона. Немцы начали её подгонять. «Да иду я! Иду, у немчура проклятая!» - ругалась бабка. Она ловко подхватила одну из записок Погоса и поспешила в город…
…Араксия-невестка Погоса напекла лепёшек и уложила их на стол. Сегодня есть покушать и, слава Богу! В калитку кто-то застучал. Девушка замерла от страха. Неужели немцы! Вчера они арестовали соседа Месропа за сотрудничество с подпольем. Араксия накинула платок, перекрестилась три раза и на цыпочках подошла к воротам. «Открывай, доченька! Весточка тебе от родственника!» - сказала старушка. Араксия отворила калитку. Бабушка протянула ей бумажку. «Поспеши, родная! Завтра их до Ростова повезут!». Араксия обняла пожилую женщину. Потом бросилась в дом, взяла чистое белое полотенце, собрала все до единой лепёшки. Позвала родственника и побежала на вокзал. Чудом им удалось отвлечь немцев. И передать лепёшки Погосу. Кто-то из ребят снял шинель. Погос высыпал хлеб на шинель. И протянул полотенце обратно невестке. И тут же одёрнул руку – белое полотно стало серым от вшей. «Я оставлю его себе на память! Не надо детей тифом заражать» -сказал ей Погос. Араксия и Каро вернулись домой. Вечером пришёл Авак. И сразу же кинулся искать брата, но поезд ушёл раньше намеченного срока, и Авак опоздал…
…Под утро поезд прибыл в Ростов-на-Дону. Сергей Степаныч, так звали скромного и молчаливого повара с лысиной из стрелковой дивизии, через станционного смотрителя сумел передать весточку своим родственникам, живущим на окраине Ростова. Через пару часов к товарному вагону пришёл его двоюродный брат, который не попал на фронт из-за инвалидности и два его малолетних племянника, сыновья сестры. Ловким пацанам удалось кое-что из еды передать нашим. Немцы начали стрелять. Мальчишки кинулись под вагоны, а их дядька замешкался, то ли с немцем сцепился, то ли чего ещё, но его убили. И Степаныч всё это видел. Сергей съехал вниз закрыл лицо пилоткой и заплакал. «Эх, братко, из-за меня тебя убили. Рая, жена его, мне этого не простит». «Не плачь Сергей» - потрепал по плечу его Реваз – «Наши ребята отомстят им всем за нас!».
***
Историческая справка: «Первые советские военнопленные стали поступать в Германию уже в июле 1941 г. Так как у политического и военного руководства возникли большие опасения по поводу размещения советских военнопленных на своей территории, то последующий при¬ток поначалу был приостановлен. Однако недостаток рабочей силы в «третьем рей¬хе» в скором времени привел к необходимости пересмотреть это положение, и с 31.10.1941 г. было дано разрешение использовать советских военнопленных во всех сферах экономики Германии. С этим связывалась надежда путем минимальных затрат добиться максимальной производительности труда.  Вначале считалось достаточным, чтобы пленные жили в землянках и питались в основном «русским хлебом», изготовленным по изобретенному ими рецепту наполо¬вину из очисток сахарной свеклы с примесью целлюлозной муки, муки из листьев или соломы. Неудивительно, что зимой 1941/42 гг. эти условия привели к массовой смертности и на территории рейха, которую усугубила эпидемия сыпного тифа.

Проверка и отбор военнопленных командами и службы безопасности СД продолжа¬лись и на территории рейха. Тысячи советских военнопленных из стационарных лаге¬рей вермахта были отправлены в концлагеря и там убиты».
…В каком именно лагере пребывал Погос, доподлинно не известно, но в таких условиях ему удалось выжить. Те, кто ехал с ним в вагоне, практически умерли, процентов семьдесят. И Петька-молдаванин, и Сергей Степаныч, и грузин Реваз, и Миша-студент из Ярославля…Такова была цена нашей великой победы…
…Через полтора года плена, примерно, рядом с концлагерем построили барак, где жили польские батрачки. В жизни Погоса появилась светлая страничка. И имя той странички стало – Феня. Уже давно затерялась где-то её фотография. Но эта полячка стала неким символом Освобождения в армянской семье. Если бы не смелая польская девушка, то Погоса могли и не дождаться дома. Что было между ними? Просто дружба? Влюблённость? Или они нашли друг в друге схожих по духу людей: сильных, смелых, упорных, способных помочь друг другу в беде? Мы никогда не узнаем. А, если бы и «что-то было»? Что с того? В праве ли мы судить этих людей, которым приходилось жить на грани? Любое слово, любое движение могло привести их в газовую камеру. И при такой жизни каждая встреча – это напоминание о том, что ты ещё человек Погос, что ты ещё жива Фенечка!
…- Юж вем, жэ ты ту ест («Я уже знаю, что ты тут»)
- Вчера мы траншею копали до самой ночи, наших двоих пристрелили, слыхала? И сегодня трое утром умерло в бараке.
- Божэ дроги! (Боже правый!). Я тебе чуточку хлеба принесла, кушай, кушай.
- Немцы! Пригнись
- Видзе их!  (Я вижу их!)
-Ты всё приготовила? У тебя получилось?
- Фух, не заметили нас! Приготовила. Трошки осталось.
- Феня!
- Шо, пан Погос?
- Будь осторожна, ахчи, богом заклинаю!
- Тшэба юж ищьчь («Уже пора идти»)
Феня уже несколько дней копала тайком подкоп под колючей проволокой. Погос ей помогал. Потом каким-то образом они маскировали его. И как им удалось всё скрывать? Феня выкрала два велосипеда и тоже спрятала их в лесу, недалеко от лагеря. Ребята из барака несколько дней собирали остатки хлеба и отдали его беглецу. И в один из дней им с Феней удалось бежать! Погос и девушка уселись на велосипеды и поехали в сторону фронта, к нашим через лесопосадки. Но им не повезло…
...Беглецы уснули в стоге сена, спрятав тут же велосипеды, когда фермер Людвиг Миллер (имя, вымышленное), у которого старший сын Альберт сгинул на восточном фронте, где-то под Сталинградом, застал их врасплох. …«Хэнде хох!» - наставил  ружьё на них патриот Германии. «Я сдавать вас комендатура гестапо»! Феня вскочила на ноги, поправила волосы и смело пошла на выставленное ружьё. Фермер отступил назад. А Феня сложила руки, будто в молитве и произнесла, смешивая немецкие, русские и польские слова: «Нихт! Пан, не надо гестапо! Прошэ пано! Естэм глодны. Мы голодны! Мы можем работать!»…
Так Погос и Феня попали в батраки к Миллеру и его трём сыновьям. Работали много, ели мало. Зато могли умыться и поспать по-человечески. Миллер был доволен. Этот чернявый русский и ловкая полячка трудились исправно. Но фермеру пришлось недолго порадоваться. Советская артиллерия ударила так близко, что у Людвига начался тик на нервной почве. Его младшенький вбежал в сарай, где Погос складывал брёвна. «Быстрей! Быстрей!» - говорил он по-немецки – «Русские близко! Надо собираться!». Как захотелось Погосу стукнуть этого упыря малолетнего бревном, но он удержался. Миллер и его семья погрузили пожитки на подводы. На крайнюю посадили Погоса. Людвиг с полчаса пытался выкрикнуть Феню, но полячка, как сквозь землю провалилась. Через несколько километров Погос попросил Людвига: «Пан, можно я побегу рядом, я замёрз, хочу согреться». Солдат соскочил с повозки побежал, отставая всё дальше и дальше. Потом он развернулся и рванул обратно на ферму, где его ждала Феня.
…Людвиг оказался почти прав. Феня и Погос, чувствуя приближения советских войск, вырыли в сарае яму, сложили туда запасы продовольствия. А когда фермеры бежали, она действительно…провалилась сквозь землю! И спокойно ждала Погоса. Так они и сидели, до тех пор, пока не услышали мощное: «Урррааааа!!!!». Вот только тогда Феня и Погос вылезли из ямы.
…А дальше Погоса ждали допросы в Особом отделе. Каждый день одни и те же вопросы: «Где служил?», «Как попал в плен?», «При каких обстоятельствах был ранен?», «С кем служил?», «Как попал в Германию?» и т.п. Потом, через несколько суток его вызвали. И…он снова встал в строй! Ему крупно повезло. Многих тогда за плен расстреливали или отправляли в советские лагеря.  Так Погос Папиян (впоследствии Бабиян, с лёгкой рукой русской паспортистки) дошёл до Берлина. И был демобилизован в декабре 1945 года.
Новая жизнь
Новая жизнь началась с демобилизации. Поезд победителей обязательно должен был следовать через Армавир…
«Эх, где мой брат, что с ним?» - сокрушается Авак. «Эх, Авак, Авак!» - думает про себя его жена Араксия- «Никогда ты не увидишь своего брата. Сгинул он в немецком плену». Но сама молчит. Не дай бог сказать такое вслух!
Прибежал незнакомый посыльный, какой-то мальчишка с вокзала. Протянул записку. «Жив, здоров. Еду домой!». У Авака ноги чуть не отнялись – от счастья. И радость -может забрать жизнь. Таких случаев в ту пору было много, когда люди умирали от…счастья, что свои живые вернулись, что война, наконец, закончилась!
Авак с родными бросились на вокзал. Скорее! Скорее! А вокруг народа видим-невидимо. Плачут. Смеются. Цветы. И радостные лица. Авак увидел брата. Прижал к своей груди. Вот так бы и не отпускал его никогда и никуда! «Пошли домой, брат! Дядьки уже все собрались. Тебя ждут. Женщины стол накрывают» … В доме Папикянов (Бабиянов) ожидался большой праздник. Дорогого гостя посадили во главе стола. Невестки суетились, нарезая хлеб. На углях жарилось мясо. Но…в калитку без спроса вошли люди в фуражках с синей кокардой и арестовали Погоса… Кто-то из соседей настучал в НКВД на солдата.
…Двое суток семья была в неведении. Родственники думали, что больше никогда не увидят Погоса. Но его отпустили, даже, извинились перед ним. И вновь был накрыт стол. И родные безмерно радовались, что все горести войны остались позади. На второй день Погос отправился в Армению.
Погос возвращался домой. И его сердце пело новую песню (перевод вольный, авторский):
Возвратился я домой – спит моя голубка.
«Роза сладкая моя - отдохни минутку».
Все четыре года ты - маялась, трудилась.
У костра в степи чужой, мне так часто снилась.
Я присяду на постель и поправлю волос-
Седина в твоей косе с юностью боролась,
Не уберегло косы горюшка дыханье,
И осталось мне о ней, лишь, воспоминание…
Я тобой, звезда, горжусь. Ты моя Вершина.
Пред тобою я в долгу- сберегла нам сына.
Я за юность без любви отплатил на фронте.
Все фашистам жив назло. Веселитесь, пойте!
Я станцую кочари с братьями и сыном.
Спи, родная, отдохни. Я вернулся с миром!
…Поезд победителей дошёл и до Армении. Один из сыновей Айкануш с утра уехал с духовым оркестром встречать сыновей и дочерей Армении, победивших фашизм. Только Айкануш не спешила их встречать. Дома, в ящике комода лежало извещение о том, что её муж пропал без вести. Некого было обнять несчастной женщине в этот счастливый день. Так считала она. Жена Погоса и додуматься не могла, что добрые соседи скрыли от неё второе извещение, по которому Айкануш стала вдовой. Поэтому, где-то в глубине души, у женщины могла теплиться надежда. А вдруг? Но вера в чудо уже умерла…
…Ближе к вечеру кто-то постучал в окно. Айкануш накинула платок и вышла за двери. «Мико? Тебе чего?» - спросила она у начальника охраны мясокомбината. «Погос звонил, просил транспорт прислать за ним, чтобы домой доехать» - тут же выпалил мужчина. Айкануш оторопела. Ей показалось, что этот человек пришёл поиздеваться над её горем! «Ай, ты бессовестный!» - замахнулась она на него полотенцем. «Иди лучше к своей жене и обрадуй её. Пусть смеётся от счастья, что ты жив, а моего Погоса нет на свете!». Мико не ожидал, что Акануш встретит счастливую весть таким образом. «Да я сыном своим- Жориком ненаглядным клянусь, что я правду говорю!». Но Айкануш и слушать не хотела Мико.  «Уходи из моего дома!». Слава богу, вернулся Аруш. Мико пожаловался Арушу на женщину. «Я доброе известие принёс, а мать твоя меня оскорбила». Но Аруш подтвердил слова Мико. Мико послал Араша разбудить водителя мясокомбината. Завели полуторку. Пока собирались, проснулись соседи. Стали готовиться к встрече Погоса. Это же такая радость, что чей-то отец и муж вернулся живым! На улице шёл снег. Погоса поехали встречать Араш, Мико, соседка Ноем и…Сурик, которого, понятное дело, никто с собой не звал. Но мальчишка, в одних вязаных чувяках, без ботинок, сумел забраться в кузов и спрятаться там под лавку. В дороге его обнаружили, и Сурику досталось по попе от своего брата. Погос ждал своих на вокзале. Сурик бросился к отцу на шею. Ноем заплакала. Аруш и Мико улыбались.
…А дома уже вновь накрыли стол для Погоса. Кто-то из мужчин притащил самогон. Соседи украли (скажем правду) колбасы на мясокомбинате. И приготовили угощение.
Когда Погос вошёл к себе, он первым делом обнял дочь, поцеловал жену и спросил: «А где мои дети? Где Рафик и Рубенчик?». В комнате повисла тишина. Но Айкануш тут же нашла, что сказать. «Здесь им тяжело было. Я их к своей тётке отправила, в Калинино (посёлок, где жили армяне и русские-молокане).
Ещё несколько дней Погос порывался поехать за сыновьями. Он так по ним соскучился, так хотел их увидеть, обнять, поцеловать, наговориться вдосталь! Ведь только ради них, своих детей, он выживал в плену, терпел боль от тяжёлых ран, держался из особых сил в НКВД, пел о них в песнях в перерыве между боями. Наконец, когда уже ждать не было сил, мужчина стал решительно собираться в Калинино. И Айкануш, набравшись храбрости воскликнула мужу: «Погос! Не езжай к тётке. Нет их там. Умерли наши ягодки. И Рафик умер, и Рубен умер. От голода! Не выдержали, бедняжки!» - и разрыдалась.
…Неделю отходил от этой новости Погос. И пил, и плакал… Потом, вроде бы, успокоился. Принял неизбежное. Устроился грузчиком на мясокомбинат. Работал в двух сменах, чтобы обеспечить семью. Все домашние заметили, что отец сильно поменялся. Стал очень нервным. Когда срывался, то начинал дрожать. А когда выпивал, то плакал, не скрывая тоски по братьям. Но с Айкануш они жили мирно, даже, лучше, чем до войны…
…В 1947 году Айкануш навестила своих родных. Вернулась в Армению. И сообщила, что сильно заболел дядя Каро. Погос принял окончательное решение – возвращаться в Армавир. В январе 1948 года семья сорвалась с насиженного места и отправилась на Кубань. Третьего февраля они уже были в Армавире.
…Погос рассчитывал, что кто-то из братьев предложит ему комнату. Но те промолчали. А Погос и не стал настаивать. Жильё нашлось у родственников Айкануш. В 1942году её брата Камо Асланяна расстреляли немцы. Прямо у железной дороги, что находится у Масложиркомбината. Камо и его соплеменников, других мирных жителей немцы при отступлении выводили впереди себя живым щитом. Много армавирцев тогда погибло от пуль своих. Не специально, конечно. Такова бывает судьба мирных жителей в любой войне. У Камо осталось трое сыновей- племянников Айкануш. Они и приютили у себя тётушку с семьёй.
8 марта умер Каро. А в конце марта старший племянник Ованес сообщил, что он и его братья вербуются на заработки, а дом собираются сдавать в аренду. И попросил семью съехать. Что делать было? Но повезло Погосу и его семье и на этот раз. У дяди Каро жена осталась одна, и жена Арут уже была вдовой к тому времени. Женщины поселились вместе, а комнату, с коридором отдали Погосу с семьёй. Этот дом находился на Туапсинской 174. Так получилось, что Погос сильно заболел. Целых три месяца он мучился от малярии. Его семья скатилась в глубокую нищету, так работать некому было. Тогда в семье стали происходить события, которые отразились на судьбе не только Погоса, но и его детях…
Погос и его дети
Апрель месяц оказался богат на происшествия. Семья готовилась к Пасхе.
Жена Арута Цовик или Кол-Аба («Колина мама») напекла пышек, сложила их в шкаф. Довольная собой она вытерла руки о передник. Сняла его с себя, чтобы постирать. Она слышала, как Сурен, сын Погоса играл во дворе. Что произошло потом - осталось загадкой и по сей день. Пышки пропали! Кол-Аба, вне себя от злости, вылила свою желчь на Сурика. Тот клялся и божился, что о пышках и слухом не слыхивал. Но тётка не унималась. И с криками и воплями кинулась жаловаться Погосу. Погос, не долго думая схватился за ремень. Но в ход пошли и кулаки, и ноги. Сурику было больно, обидно и страшно. Ведь он ни в чём не виноват! Но отец не хотел и слушать. Вся боль, из-за болезни и нищеты, вся обида, которая накопилась у Погоса в душе – всё вылилось на спину и ноги, голову и руки Сурена. Будто сейчас он выбьет из сына всю свою печаль и ненависть на эту поганую жизнь! Как он, Погос, мечтал, что вернётся с войны домой. Будет работать. И заживут они с семьёй хорошо и спокойно. Но всё получилось не так, как хотел отец семейства. И эти проклятые лепёшки просто стали пределом его страданий! Отец чувствовал, что сын его Сурен не виновен, но проклятая малярия, голод и униженность не давали отцу отпустить и пожалеть мальчика…
…Всё плохое постепенно блекнет, тускнеет, острота боли снижается. Другие события заслоняют прежние. Погос устроился грузчиком на завод Армалит. Чуточку стало полегче. Отец не доедал положенную порцию хлеба, которую выдавали рабочим, и приносил хлеб своему сыну. Сурен простил отца. В свои тринадцать он понимал куда больше, чем могли предполагать взрослые!
В первых числах мая у сына Сопер – Пето пропали деньги. Пето уже к тому времени исполнилось лет двадцать пять. И он уже стал отцом троих детей! На кого свалить вину? На того, кто больше всех уязвим. Пето поймал Сурена у железной дороги (Масложиркомбинат). Он так молотил беднягу, что крик подростка услышала его родная тётка, сестра Айкануш, Антаран. Её дом находился на углу, напротив путей. Она выскочила из дому и отбила мальчика у брата. Привела Сурена к себе во двор, умыла водой из бассейна (водопровода тогда у людей не было, хозяева дворов выкапывали маленькие бассейны, чтобы набирать туда дождевую воду). Привела в порядок его одежду. И отвела домой к матери.
…Антаран так и тряслась от негодования и от страха за мальчика. «Сестра! Умоляю тебя! Съезжай ты с этого двора! Твоего сына все итак бьют безбожно! Его здесь калекой сделают! Хочешь: я за квартиру заплачу за месяц. Только убегайте оттуда, пока твоего Сурена не убили!». Так получилось, что на противоположной стороне улицы жила ещё одна сестра Айкануш – Алмаз. Она предложила перебраться к ним. «У нас одна комната пустует, переходите к нам!». Так семья Погоса на месяц поселилась у Алмаз.
…А дальше Погос сумел заработать на развалюху (нынешняя улица Ковтюха). Только вот не хватило триста рублей. Сто пятьдесят дала тётка, по пятьдесят рублей скинулись братья. И в мае семья перешла под свою собственную крышу. Только окон в доме не было. Пристроили небольшой тамбур…Так и начали жить. В плохих условиях – но сами себе хозяева!
Погос успокоился, чуть-чуть сумел восстановиться. И ушёл в землекопы. А его брат Саркис предложил Сурену работу. Пасти корову. Платой служила – еда! Мать и сестра Асмик вязали носки и платки. И это стало хорошим подспорьем. В 1948 году сын Айкануш – Аруш, не выдержав такой трудной жизни, уехал в Армению, в Ленинакан и поселился у тётки Гаянэ. А Сурен весь следующий 1949 год пас корову. И тут ему доставалось. То он не там пас, то не туда повёл. А бывало и обвиняли парня в том, что он у коровы молоко сосёт, будто он телёнок, а не ребёнок! Невесело пришлось детям…
…Однажды из Ленинакана пришли нехорошие вести. На мясокомбинате случилось крупное хищение. Аруш попал под раздачу. И ему присудили шестнадцать лет! Судьба зло пошутила над парнем. Уехав за лучшей долей, он попал в тюрьму. Вина Аруша заключалась в его золотых руках. На мясокомбинате запечатали колбасный цех. Поставил пломбу на двери. Воры сорвали эту пломбу. Аруш изготовил идеальную копию прямо в цеху и вернул её на место. Тот, кто увидел, как Аруш делает пломбу, и доложил на молодого человека.
 Погос собрал деньги. И поехал в Ереван с жалобой в Центральный Ереванский суд. Отец не по крови, но по сердцу, Погос ехал спасать сына, который в 1942 году в семнадцать лет стал у станка, чтобы прокормить своих братьев. Маленького роста, добродушный парнишка не доставал до станка. Ему приходилось ставить табуретку, чтобы работать наравне со взрослыми мужчинами. Бывало и такое, что он подворовывал колбасу, то мясо и отдавал братьям. И свои пайки не ел, чтобы кушали Сурен, Асмик и мама. А Айкануш работала тогда уборщицей, и основной груз лёг на Аруша. И теперь этот бедолага расплачивался за свою неосторожность…
…Парню скостили три года…
…В 1950 году демобилизовался из Армии самый старший сын Айкануш – Ерванд. Его призвали на фронт в 1942 году. Восемь лет он отслужил в пограничных войсках. Вернулся к своим в Армавир. К тому времени у Погоса и Айкануш уже была своя корова. Узнав о судьбе Аруша, Ерванд решил сам поехать в Армению. Погос продал корову. Ерванд забрал деньги и уехал выручать брата. Но безуспешно. Имея хороший куш, Ерванд…посватался к своей любимой, которая ждала его ещё с самой школы. Девушку звали Анаит. И в октябре Анаит уже очутилась в Армавире. Сыграли свадьбу  в ноябре  1950 года. Теперь в двухкомнатном доме жили шесть человек! Ерванд с молодой женой в одной комнате, Погос и остальные – в другой комнате: с печкой и кухней. 24 июля 1951 года у Анаит и Ерванда родилась дочка Аида. Ерванд устроился электриком на вокзал. А Погос продолжал копать землю. В этом же году Ерванд купил себе велосипед. Он и подумать не мог, что его покупка отразится на всей жизни его младшего сводного брата Сурена.
….Сурен учился в армянской школе (сейчас там располагается детский садик).  Учился он прекрасно, особенно по математике. Как только Сурен садился писать контрольную, через время учитель выгонял его за дверь, ибо мальчик успевал решить быстренько не только свой вариант, но и варианты своих товарищей. Имея такие данные, Сурика ждало хорошее будущее, если бы не…случай с велосипедом…
…Накатавшись вдоволь, Сурен приехал во двор и поставил велосипед под окном. Только сейчас он заметил, что одна спица у велосипеда сломалась! Ерванд, увидев поломанную спицу завопил: «Пользы от тебя никакой, дармоед! Только вред один!». Слово «дармоед» так повлияло на юношу, что он почти сразу же бросил школу и ушёл в землекопы. Ему было шестнадцать лет! В течение этого года (1951) заявила о себе, и сестра Асмик. В этот год в Армавир прибыл стройбат, чтобы воздвигнут аэродром. В батальоне служили ребята из Армении. Вот Асмик и познакомилась с парнем из Ленинакана. Звали его Жорик…
…Вернулись как-то Погос и Сурен с работы, с командировки, а в их доме уже сваты…
…К семнадцати годам, Сурен устроился учеником бондаря. И уже с октября 1951 года он стал учиться делать бочки. А в марте юноша уже сам стал мастером-бондарем. И зарабатывал намного больше, чем брат Ерванд. Сурен успевал собирать бочки не только в мастерской, но и дома. Две бочки в неделю у него выходили справно.
…В мае 1953 года, наконец, по амнистии освободился Аруш. А у Ерванда в этот год родился сын Лёва. Аруш никак не мог определиться с работой, маялся. А тут и бывшие «сидельцы» из «блатных» стали частенько наведываться к парню. Что им было надо? Да, наверное, приметили «своего» и хотели к себе позвать, как говориться «в дело пристроить». Видя такую картину, в 1954 году, Айкануш сумела убедить сына уехать в Прочноокоп к тётке Анаид. Аруш устроился в колхоз им. Кирова. Работал и шофёром, и слесарем, автослесарем…
…А тут 16 октября 1954 Сурена призвали в армию. В 1955 году женился Аруш.
Сурен, сын Погоса
Сурен служил в военной части 05847 геодезистом в топографическом отряде. Шесть месяцев он учился в военной типографии в посёлке Кодыма в Одесской области. В апреле его перевели в Польшу дешифрировать карты.
Пока Сурен отдавал долг родине, его семья успела построить двум братьям Арушу и Ерванду дом. В 1957 году 30 декабря Сурен демобилизовался. 2 января он прибыл в Армавир. Погос ждал своего сына из армии. И строил ему саманный дом, в который пустил пока квартирантов.
Неожиданно, в 1958 году, в январе вернулась Асмик с тремя детьми и Жориком – под мышкой. Жорика из дома вышвырнул собственный отец за тунеядство и плохое поведение.  Погос принял дочь. А потом уехал в Ростов с бригадой, чтобы копать землю. И достроить дом. Зятя Жору взяли с собой. На дворе был январь месяц.
Каждому землекопу полагалось выкопать яму два на два. Работа тяжёлая. И вечером, в общежитии, зять заявился к Погосу и стал в позу: «Я так работать не буду. Поеду домой. Дай денег». Погос, естественно разозлился и велел Жорику убираться в Армавир. И предупредил, что «ты иди, куда хочешь, а детей твоих я, как-нибудь, прокормлю». Зять уехал. А, когда землекопы вернулись домой, то узнали, что Ерванд тоже выгнал Жорика восвояси. Семья Асмик уехала обратно в Армению.
…В трудовых буднях Погоса бывало всякое. Так что уход Жорика – не самое ужасное. Случались и другие истории – пострашнее. Каждому из его товарищей хотелось заработать свою копейку. Как-то землекопы рыли траншею. Ходил человек и отмечал в тетрадки: кто, что прокопал. В каких-то местах было легче копать, так как земля была мягкой, а в других по твёрже. Однажды один парень по имени Хигяр, ушлый, полез туда, куда ему не следует – решил поперёд товарища деньгу заработать. Хотя каждому из них достался свой участок. Ну и второй землекоп треснул нахала по голове со словами: «Иди копай обратно свой кусок»! И, после громких разбирательств и шумных споров, вокруг проклятущей ямы, инцидент, всё-таки, был исчерпан. Но история эта запомнилась надолго всем.
Но даже в этой трудовой жизни с Погосом происходили и приятные события. В 1950-1951 Погос участвовал в большой стройке. Он копал землю для Нефтепровода «Дружба» от «Грознефти трудовой». Рабочие жили в палатках. Прокопав определённый километр, они переставляли палатки и копали дальше. Раз в неделю ездили за продуктами.
…Однажды, за Ростовом (Ростов-на-Дону) Погос стал звездой одной армянской деревни! Шёл сильный дождь. Погос лежал в палатке. Чтобы скоротать время, мужчина занялся своим любимым занятием – он запел. Голос у Погоса с детства прекрасный. И песни он сочинял сам. Какую песню пел Погос на армянском языке в тот ненастный день? О любви или песню о войне, которую он сочинил сам? Доподлинно не известно. Но мимо проходили сельчанки. Услышали они родную речь. Заглянули в палатку. Познакомились. А через некоторое время прибежал заведующий местным клубом и попросил землекопа из Армавира выступить перед сельчанами. Погос согласился. В сельском клубе его ждал триумф. Землекопы поддерживали своего товарища аплодисментами. «Давай, Погос-джан!». Женщины не отрывали глаз. Это был праздник для всех…
Ещё одним праздником, менее заметным в те годы (из-за политики государства) стала «потерянная» медаль за взятие Берлина.
…В 1958 году Погос надумал женить сына Сурена. Подбор невест вёлся в соответствии со всеми традициями. К кому они сами в гости ходили: кофе попить, девушку поглядеть. Кто к ним сам хаживал без устали, уламывал жениться на «хорошей девочке». Но стоило Сурену увидеть чернокосую Асю, сразу послали к ней сватов. Девочка тогда училась в школе. Не так всё гладко начиналось, как хотелось бы молодому жениху. Материной сестры муж так и заявил: «За кого вы хотите отдать вашу дочку! Вы знаете, какие они?». Но потом Сурен сдружился с Асиным братом. Стал приходить в гости. Асин брат тоже не сразу дал согласие. «Отца только похоронили. Что люди скажут? Что я свою сестру сразу же замуж отдал! Пусть она школу закончит». На том и порешили. 28 октября 1958 года Асю засватали. Сватать ходили Погос, его дядя Саркис, брат жениха Ерванд и Айкануш.
В 1959 году Погос взял с собой на работу и брата Аси. 12 сентября 1959 года сыграли свадьбу..
Свадьба запомнилась Сурену не с очень с хорошей стороны. Он зарабатывал на свадьбу с Асей, копая землю. А нахал Жорик устроил цирк. Напросился кавором на свадьбу: «Я на свадьбу не приду, если не буду кавором!». Погос согласился. И зря…Жорик благополучно прикарманил заработанные пять тысяч и вместо армянского коньяка, на свадьбе стоял самогон, от которого гости плевались. Обещанного платья для невесты Жорик из Армении так и не привёз, зато придарил невесте две большие свечи, сумочку белую из шёлка, туфли и перчатки. Видимо решил, что сойдёт и так…
Когда Асю вывели из родного дома, уже стемнело. Её путь в новую жизнь своею рукой факелом освещал младший братик Николай. Десятилетний мальчик торжественно шагал впереди и гордо нёс над головой факел из кизяков. Кизяки – это сушёная коровья лепёшка (навоз, атар)…
Но расписались он гораздо позже. Ася и Сурен доехали до ЗАГСа, аж, в январе. Вдвоём сели на один велосипед, и их сразу зарегистрировали.
В 1961 году Сурен выучился на шофёра-дальнобойщика.

Эпилог
… С 18 лет Погос стал отцом двух мальчиков, у него родились свои дети: три сына и дочка. Двое детей умерли.  Не смотря на долгую тяжёлую трудовую жизнь, Погос и его младший сын Сурен вырастили ещё и детей своей дочери. Оставив о себе добрую память. Погос трудился всю жизнь. Хотя тело его было изранено на войне, но болело оно от немецких прикладов ещё более двадцати лет после войны! На фронте мужчина перенёс туберкулёз. Сказывались, и постоянные голодовки, и недосыпы. Но сила духа, любовь к детям, упорство, вера в лучшее– всё это давало отцу семейства те силы, которые пытались отнять у него турки, белоказаки, фашисты, перегибы власти…
…В 1962 году Погос проснулся рано утром. Вся простынь оказалась в крови. Позвали врача. «Повезло вам! Вот теперь Ваши рубцы затянулись, наконец!» - сказал он. Но в 1969 году Погос простудился на работе в Ростове. Поставили диагноз: «Воспаление лёгких». Тогда они с женой жили с семьёй Сурена. В 1977 Погос бросил курить. Всё зарубцевалось. Вроде бы стало лучше.
9 мая 1979 году Погосу вручили медаль участника войны. А 4 сентября он умер…
Повесть об этом замечательном человеке хотелось бы закончить стихами …
Евтушенко Евгений

* * *
Людей неинтересных в мире нет...

С. Преображенскому

Людей неинтересных в мире нет.
Их судьбы — как истории планет.
У каждой все особое, свое,
и нет планет, похожих на нее.

А если кто-то незаметно жил
и с этой незаметностью дружил,
он интересен был среди людей
самой не интересностью своей.

У каждого — свой тайный личный мир.
Есть в мире этом самый лучший миг.
Есть в мире этом самый страшный час,
но это все неведомо для нас.

И если умирает человек,
с ним умирает первый его снег,
и первый поцелуй, и первый бой...
Все это забирает он с собой.

Да, остаются книги и мосты,
машины и художников холсты,
да, многому остаться суждено,
но что-то ведь уходит все равно!

Таков закон безжалостной игры.
Не люди умирают, а миры.
Людей мы помним, грешных и земных.
А что мы знали, в сущности, о них?

Что знаем мы про братьев, про друзей,
что знаем о единственной своей?
И про отца родного своего
мы, зная все, не знаем ничего.

Уходят люди... Их не возвратить.
Их тайные миры не возродить.
И каждый раз мне хочется опять
от этой невозвратности кричать.

1961


Армавир, 2015