В тот вечер мне везло, как бывает раз в жизни. В конце я просто поставил наугад, не глядя, и сорвал банк. Выигрыш пьянил, но в то же время голова оставалась ясной, хотелось на мороз, бродить без цели по пустынным улицам, совершить что-то особенное, зажить во всю силу. Я выпил залпом бокал шампанского, набросил нараспашку шубу и вышел из клуба.
Начинало светать, морозный воздух был чист, за ночь намела поземка и теперь на ней виднелись только мои следы. В холодной синеве неба поблескивали звезды, а на востоке начинала уже алеть полоска зари. Я решил не брать извозчика, а дойти до дома по знакомым московским переулкам.
Здесь, вдали от дома, так больно вспоминать их, прошлое терзает в снах, столь похожих на явь. Только сейчас понимаешь насколько родными стали дома, камни мостовой, я помню выщербленные ступени на крыльце гимназии, чугунный козырек на дверью больницы, где я тогда принимал. А театр! Мальчишкой я влюбился в Стрепетову, потом божественная Ермолова. Впрочем, я увлекся темой сладкой и мучительной. Воспоминания для меня, как вино для пьяницы, дают забвение, но дурман быстро проходит.
Итак, в тот вечер я шел домой по Малой Дмитровке, из темноты подворотни ко мне подбежала молодая женщина.
"Помогите! Прошу Вас, мне срочно надо вызвать доктора. Моя подруга умирает!" - сказала она слабым прерывающимся от волнения голосом.
Молодость безрассудна. Какой только ерунды мы не напридумываем. Хотя, в этом ее отличие от рассудочной зрелости. Я успел рассмотреть, что девушка была прехорошенькой, оставалось надеяться, что и подруга ее была не хуже.
Сейчас, когда прошло столько времени, я постарел душой, стал жестким и циничным от пережитых испытаний, думаю, это была игра, обман, рассчитанный на подобного мне простака. Но стоило мне тогда увидеть копну тяжелых каштановых волос, бледную изящную ручку, взглянуть в манящие бархатные глаза, услышать робкое: "Я буду жить, доктор? Я так хочу жить", все пропало.
Я стал ходить к ним каждый день. Сначала, чтобы проведать больную, потом просто, так как не мог не приходить. Чего скрывать, мы стали любовниками. Она рассказала мне свою историю. Мать ее, женщина алчная и властная, продала дочь совсем юной какому-то старому, но богатому господину. Он, наскучившись ею, передал дальше. Однажды, во время прогулки, она встретила подругу и сбежала к ней, но мать ее обнаружила и потребовала возвращения, чтобы избежать мучений, моя возлюбленная выпила снотворного, но подруга во время обнаружила это и побежала звать на помощь.
Я бросил ходить в клуб, перестал ездить в театр, стал прохладнее относиться к работе. Все мои мысли устремлены были к небольшой квартире в бельэтаже, что я снял для нас. Выигранные в тот вечер деньги я, конечно, бросил к ее ногам, предложив откупиться от матери, а на оставшееся уехать далеко отсюда, путешествовать, быть всегда и везде вместе.
За политикой я никогда не следил, читал изредка газеты, но интересовала меня до моей безумной любви лишь работа. Известие о революции я потому воспринял очень спокойно. Если бы я мог тогда знать, что семнадцатый год станет роковым во всей моей жизни, расколет ее на две половины - до и после.
В апреле мы поехали в Крым встречать весну, а летом решили отправиться в Париж, сняли недорогое жилье на Монмартре. Деньги были на исходе,я стал искать любую работу. Однажды, вернувшись после очередного бесплодного дня, я не нашел ее. Сначала я не мог поверить, что она ушла навсегда, что от нее остались лишь запах духов, да несколько забытых шпилек в ящике комода.
Я бродил неделями по улицам, искал ее везде, дал, кажется, объявление в газету. Я вообще плохо помню то время, спал не раздеваясь, вздрагивал от каждого шороха. Все казалось, что это она пришла и нежно гладит меня по плечу и голове как раньше. Алкоголь стал моим лекарством, иначе я бы просто сошел с ума, а за бутылкой вина я плакал забывался, рассказывая за угощение свою historia morbi [история болезни].
Так я потерял все, имя, любимую работу, положение, средства, а главное - смысл жизни. Вы выпьете сейчас еще по стаканчику и пойдете домой, а я буду скитаться по улицам, ночевать под мостом, звать в пьяном забытьи ее по имени, но услышат меня лишь звезды.