Старый Икан.
Если заглянете в гугл, что такое Ст. Икан, увидите довольно-таки интересную и непростую насыщенную событиями заметного для Российской империи масштаба историю обыкновенного кишлака в Казахстане, мало во всей империи деревень с историей по значимости близкой к этой.
Чимкент – как же! А в село Ст. Икан не хотите? Если честно, Леру все равно. Тем более, что выбирать не приходится, да и не из чего. Но и здесь не обошлось без Анки.
А было все так:
В Чимкент поезд с Лером прибыл ночью, идти в незнакомый город и искать ночью ночлег, когда и спросить не у кого, было рискованно, да и зачем, когда прямо на вокзале была гостиница и в ней полно свободных мест. Здесь под динамики, громогласным эхом разносящие команды железнодорожному составу по всему вокзалу, Лер промаялся до рассвета и ранним утром бежал, унося головную боль и сильное желание спать. Есть тоже хотелось.
Но дело прежде всего, и он отправился в строительный трест, там должны были уже точно определить место его работы в качестве мастера. В тресте к своему удивлению Лер не заметил радости по поводу своего прибытия. Документы на него не нашли, трест только что переехал в это здание и с документами был полный бардак, но выгонять не стали и определили в строительное управление в город Туркестан, это км. двести. Чтобы туда попасть, надо было ждать оказии: когда кто-нибудь приедет оттуда по каким-то производственным делам, он и заберет молодого специалиста. Когда приедет «кто-нибудь» в тресте не знали и потому до приезда «кого-нибудь» поселили молодого специалиста в своей ведомственной гостинице. Здесь, в абсолютной тишине, Лер, невзирая на голод (а есть хотелось сильно), как был одетый, рухнул на кровать и, наконец-то, заснул. Спать он хотел больше, чем есть.
Голод разбудил все-таки. Шорох: в комнате есть кто-то, он надел очки - мужик какой-то. Да ладно, пусть будет, надо поесть где-нибудь. Мужик – познакомились – оказался Василием Ивановичем Пушкаревым, начальником строительного управления, но другого, не того, что в Туркестане, расспросил Лера подробно, откуда он и зачем здесь, потом объяснил, где можно поесть, и Лер отправился начинать есть баранину, ибо никакого другого мяса за все его пребывание в Средней Азии он не увидит.
К вечеру стала одолевать скука, пулю не запишешь, в кино, разве что… неохота как – то. Анка лезет в голову, и почему это так устроена натура человечья: стоит только уехать куда подальше, как скука, тоска по родным, по друзьям, хоть сиди на месте, не дергайся. Он бы с удовольствием не дергался, если бы его ректор не пообещал укомплектовать строительными кадрами Казахстан, надо же помогать братским республикам, да и надо - не надо, а куда денешься? Не в Казахстан, так еще подальше куда послали бы, мест «привлекательных» в стране много, здесь хоть тепло, в Харькове еще морозы, а в Чимкенте теплынь, зимой и не пахнет. Лер еще не знал, что зимой здесь и зимой не пахнет, потому что она в этих краях только на календаре.
Пришел в гостиницу, достал из чемодана лист бумаги, карандаш с угольным стержнем «ретушь» и начал рисовать Анку. Когда рисовал, казалось, что она - вот она, только молчит. Рисовал с маленькой фотки, что взял с собой.
Сожитель пришел поздно и навеселе. Сразу стал интерес к рисунку выказывать, молча смотрел и что-то, видать, кумекал. Леру было не до него – с одной стороны тоска, с другой весь ушел в рисунок.
Когда проснулся утром, Василия Ивановича не было, видно, ушел в трест, дела у него там. Пока Лер чухался, просчитывая, куда бы пойти поесть, он вернулся, и прямо с порога: «Поехали ко мне, тебе ведь все равно, где отбывать свои два года, а мне нужен художник, поселок хочу оформить, - вот так сходу сообщил свое предложение Пушкарев. - Я уже в тресте все согласовал, они изменят твое направление». Опять Анка влезла! Может, оно и к лучшему: «Поехали!»
Так Лер оказался в селе СТ. Икан. Собственно село располагалось по правую сторону трассы, если смотреть от Чимкента, а все, что строили, располагалось по левую. Здесь, на новом месте, было несколько двухэтажных домов и много одноэтажных с участками, соток по шесть. Везде жили строители, местные узбеки и казахи в новых домах не селились, пока не селились.
Пушкарев пообещал Леру жилье, а пока поселил к себе в трехкомнатную квартиру на втором этаже: в одной комнате была спальня, во второй спортзал, третья была свободная, туда и заселился Лер. Была, конечно, и кухня, но она без надобности. И жил бы он долго с начальником, если бы не женщина. Анка в этот раз была ни причем.
Погода стояла теплая, осадков не было никаких, облаков тоже не было, только много солнца, солнце светило, слепило и грело. Но Пушкарев умудрился где-то простыть. Как всякий обыватель, считающий себя нормальным человеком, он разбирался не только в строительстве, но и в медицине (это притом, что образование у него было не строительное и уж совсем не медицинское) и потому сам себе решил, что надо поставить банки. Может , банки нужны были , чтобы здоровье поправить, может, только повод для чего-то другого.
Они, хотя жили вместе, общались мало: Пушкареву было не интересно с пацаном, а Лер робел – начальник, как-никак. Лер находился в своей комнате, Пушкарев - в своей, по вечерам читали, иногда, редко, играли в шахматы: противники они были равные, потому что оба играли слабо и не особо занятие это любили. Пушкареву было что рассказать, и он это делал с удовольствием, много рассказов было из его бурной жизни, много и таких, где он не без удовольствия учил Лера ловкости общения с нужными людьми – где словами, где улыбкой, где бутылкой, а где и за задницу ущипнуть.
В этот вечер они начали было играть в шахматы (в шахматах они обычно убивали время перед сном), но Пушкарев жестом показал, что не надо шахмат: «Надо бы банки поставить, - сказал он, - а то что-то совсем хреново мне». - «Давайте поставлю», - без всякого, предложил Лер, понимая, что это к нему просьба, хотя какой-то особой хреновости в состоянии шефа он не замечал. - «Здесь нужна женская рука, - произнес Василь Иванович нараспев. - Знаешь Татьяну, ту, которая под нами живет, она, кажется, у Догадкина работает». – «Знаю конечно, она у него учетчицей». – «Сходи, позови ее, скажи, что я прошу банки поставить( она умеет, я знаю), и обязательно скажи, что я только ей доверяю», - закончил он с прищуром и в себе с улыбкой.
Когда больной начальник просит, отказать нельзя, хотя эта затея с банками и казалась Леру подозрительной, но не его это дело, и он отправился к Татьяне, она жила в соседнем доме, и передал ей просьбу Пушкарева. Татьяна восприняла просьбу с улыбкой, наводящей на мысли, и сказала, то ли приказывая, то ли прося: «Только не оставляй меня с ним наедине. Понял?»
Лер понял и не оставил Татьяну наедине с Пушкаревым: он всегда был сторонником женской стороны и сколько шеф не делал ему намеки, чтобы сгинул с глаз, Лер делал вид, что не видит, а если видит, не понимает.
Может быть, не будь Лера, она и ставила бы банки сама, может быть, до банок и не дошло бы, но Лер был, и она не хочет, чтобы он думал, что она такая где-нибудь вот доступная, и потому требовала его присутствия при баночной церемонии, а когда банки сняла, сразу ушла.
Спустя несколько дней прощай гимнастический зал со штангой. Пушкарев держал слово - Лер внезапно получил комнату. Квартиры для него было много, не положено, поэтому его подселили к художнику с мамой. С художником, его звали Рисбек (как узбек, так Рисбек, шутил Лер, наблюдая популярность этого имени), Лер занимался художественным оформлением поселка, а также самого строительного управления. Закончились его упражнения со штангой, лазанием по шведской стенке и спортом вообще. Зато он имел свою комнату, где поставил двуспальную кровать, стол и наделал полок для книг, которые привез из дома и уже несколько купил здесь. Кровати и стол ему выдали со склада, полки сделали в столярке, в местном магазине он закупил рулон мешковины и сделал из нее покрывало, шторы и ковер на пол, получился почти что уют. К приезду Анки все было готово.
Это случилось в субботу, день, когда , по обыкновению все сотрудники управления уехали в Чимкент, там было основное место их жительства, а Ст. Икан всего только место работы, куда они приезжали в воскресенье каждой недели и все неделю ждали пятницы, когда автобус отвезет их домой. Лер на выходные оставался один, до дома ему было очень далеко, знакомых здесь у него еще не было, а те, что были, со всеми уезжали в Чимкент.
А случилось так, что сильно разболелся зуб, да так разболелся, что не помогал даже анальгин. В зубе было дупло, и при сильной боли Лер приспособился резким причмокиванием создавать над дуплом разряжение – следовала резкая сильная боль, в глазах темнело, но зуб болеть переставал; в этот раз даже эта микропытка не помогала – боль пронзала, но болеть зуб не переставал. « Надо идти к врачу», - такое нелегкое болевое решение после всех неудавшихся шоковых терапий урезонить боль принимает Лер.
День стоял солнечный и теплый, врач, находился в старой части Икана, Леру местные узбеки подробно рассказали, как его найти. «Надо бы поесть чего-нибудь, - подумал Лер и отправился в местную столовую, - чего-нибудь калорийного, чтобы были силы перенести предстоящие пытки у зубного»
В столовой не было ни души, только повар-узбек раскатывал огромную лепешку, из которой потом будет нарезать лапшу. Он накручивал лепешку на длинную тонкую скалку (у нас скалки короче и толшье, отметил Лер), потом раскручивал, опять накручивал, лепешка при этом становилась все тоньше. Самым калорийным Лер счел плов, поел плова и отправился на поиски зубного.
Местного дантиста Лер нашел без труда, он разместился в одноэтажном маленьком и, по всей вероятности, довольно древнем домике, слепленном, как и все дома здесь из глины. Кабинет стоматолога был небольшим с одним окном напротив которого стояло кресло, сделанное когда-то давно, может быть, даже для стоматологов. Врач, который по его признанию оказался фельдшером, потому что для таких сел, как Икан, врач не был положен, был молодым узбеком с перепуганным выражением лица, но довольно любезен. Леру показалось, что фельдшер боится больше, чем он, но Лер не мог больше терпеть эту изнуряющую боль, и потому был усажен в слегка покосившееся набок кресло. Окно напротив слепило светом набиравшего разгон дня.
Он открыл рот, тот посмотрел и сказал, что лечить зубы он не умеет, умеет только рвать, но новокаина нет, не дали в районной больнице (когда говорил про новокаин, покраснел немного:на самом деле он нашел новокаину более достойное с его точки зрения применение). Можно подумать, что у Лера был выбор. «Рви». –« Но при флюсе рвать нельзя, надо делать прокол». Лер с ужасом представил боль, какая должна по его представлениям быть при проколе и ( выбора нет) сказал: « Коли». –«А может, вырвем?» - как бы сам себе вслух сказал узбек. - « Рви», - сказал Лер уже с безразличием, какая, в конце концов, разница? Все равно боль дикая – хоть так, хоть эдак.
О зубе не думал никто: что не думал о нем фельдшер, понятно – не его зуб, ну, а Леру от отупившей его боли думалось только об одном – избавится от замучившей его пытки, зубов еще много остается.
«Нельзя при флюсе рвать, может быть заражение», - продолжал рассуждать узбек. Лер молчал, он понял, что фельдшер не нуждается в его ответах, а разговаривает сам с собой – он хочет себя убедить в правильности принимаемого решения. Невысокого роста, щуплый, весь слегка коричневый (охра светлая, разбеленная, прикинул цветовую гамму, привыкший в последнее время работать с красками Лер), как все узбеки, он стоял над Лером, расставив широко ноги, и вглядывался в открытый рот, как будто хотел там найти нечто, что дало бы ему ответ на вопрос, возникший из-за этого, свалившегося на его голову в такой чудный день русского с флюсом.
А вопроса и не было – нельзя, значит, нельзя, и что тут сомневаться и искать оправдания другим, заведомо неправильным решениям. Лер так и понял, короткого просвещения в самом начале ему было для этого достаточно, не дурак же. Он приготовился к проколу, страх перед ожидаемой болью напрягал и отнимал последние силы, он хотел чтобы это случилось, а неторопливость узбека принимал, как время подаренное перед казнью, когда палач подстраивается, выбирает удобную позу для того чтобы ловчее отрубить голову.
«Надо прокол делать, - не меняя позы и продолжая смотреть в рот, протянул фельдшер, - рвать при флюсе нельзя… а может, лучше вырвать?» Лер, внимательно прислушивающийся к текстам, исходящим от фельдшера, так и не мог понять, что тот будет делать – рвать или колоть, но ведь нельзя при флюсе рвать, и он в очередной раз настроился на прокол; какое страшное слово – прокол.
Фельдшер тем временем что-то взял со своего медицинского столика (наверное, иглу, - мелькнуло у Лера), попросил пошире открыть рот и вонзился в челюсть , запихивая что-то холодное по обе стороны зуба. «странный какой прокол, - подумал Лер …
Перед глазами появилось маленькое светлое пятно, похоже на луну сквозь густой туман, пятно разрасталось во все стороны и стало прямоугольным, проявилась рама… «Где это я и почему не чувствую себя…» свет стал ярким и он понял, что это окно, а перед ним , просто перед его лицом чье-то лицо, лицо это перепугано и что-то все время сует ему в нос, Лер сильно вдохнул, почувствовал резкий запах, стал втягивать его, и медленно начал понимать : «… я у зубного, это его лицо, почему оно такое белое, очень светлая охра, очень много белил … что это он мне сует, какой резкий запах, - Лер отвернул лицо, - невозможно вдыхать … кажется, я был без сознания, - понял он, - кажется я вырвал, - это было последнее, что он помнил, он тяжело повернул голову и глянул в плевательницу – она доверху была заполнена рисом, - это мой плов… как неудобно перед узбеком,… что он все-таки сделал с зубом?»
Фельдшер, не на шутку перепуганный обмороком русского клиента - мало ли что может случиться - он же все-таки решил рвать, а не прокалывать, ежели чего, то и в тюрьму можно угодить, в полной растерянности сделал все, что мог, а больше сделать в его условиях и нельзя было, - он смочил ватку нашатырем и подсунул к носу , побледневшего, совершенно бесчувственного клиента, он бы с радостью обратился за помощью, если бы было к кому. Он возвращался к жизни вместе со своим клиентом, вместе с ним возвращая цвет лица и частоту биения сердца.
Первое, что произнес пришедший в сознание Лер, было: «Вырвал?» обессиленный он радовался тому, что зуб болеть уже не будет, потому что болеть нечему, нет зуба; он еще в сознании был, когда узбек стал засовывать щипцы потом раздался хруст, и он понял, что узбек не прокалывает, а рвет. А понял, потому что был уже в точно такой ситуации в Харькове.
Тогда тоже достал болью зуб, тоже не помогали никакие анальгины и чмоканья , и тоже в больнице не было врачей(шел ремонт) – только две врачихи – одна тощая и жилистая, другая эдакая здоровила, и только рвать и тоже без наркоза, хотя укол они и сделали, но обезболивания никакого не произошло, и рвали они бедному студенту зуб наживу, почти что как царь Петр в кино , только что не плотницкими клещами, а специальными. .. когда Лер пришел в себя, та что что большая и сильная , держала его за шею и наклоняла вперед-назад, другая жилистая совала в нос нашатырь. Они нисколько не волновались, как узбек, и когда Лер пришел в себя, объявили ему, что часть зуба они вытащили, осталось еще три части, они очень были удивлены, что он так сильно чувствовал боль – ведь был сделан укол. Укол действительно был сделан, но никакой заморозки Лер не почувствовал, или не то укололи или не туда. Они дорвали зуб до конца, это в самом деле было уже не так больно.
Так он и знал, узбек вытащил не весь зуб. «Дорывай до конца», - сказал ему Лер. – «Нет, сейчас нельзя, - ответил еще не пришедший полностью в себя узбек, - остальное потом, сначала пусть заживет рана».
Спорить Лер не стал, хотя он – то точно знал, что можно вырвать сейчас, как тогда в Харькове. Однако ему не хотелось испытывать боль снова, хотя и не такую, но боль, а боль он не то что не любил, он ее боялся и, иногда нет- нет, а задумывался, как бы он выдержал пытки на месте Любки Шевцовой*** или Зои Космодемьянской***,или Тюленина***, которому шомпол всовывал немец в рану, - нет, не выдержал бы. Да и узбека было жаль: он больше Лера был напуган, до сих пор трясся.
От зубного шел он в никуда: нет здесь его дома, нет никого, кто был бы ему близок, он один в этой степи среди огромного количества людей, узбеков, которым нет до него никакого дела.
Далі буде.
http://www.proza.ru/2016/04/13/126