Глава 2
Незнакомец в ночи. В кухне.
Чтобы одеться, Женьке хватило две минуты. В квартире было пять комнат. Она устроилась в самой крохотной, расположенной рядом с залом. Окно комнатки выходило на большую лоджию, на которую имелся выход из зала.
Скорее всего, эта комната предназначалась исключительно для проживания хозяйского кота с каким-то длинным труднопроизносимым именем. Она называла его просто – «Мурло».
Кот был огромный и сытый. Сейчас он спал на открытой лоджии. В комнатке были диван и комод. Маленький диванчик и маленький комодик. Как раз по её потребностям и габаритам. Плюс кошачьи прибамбасы: игрушки, корзина для спанья, когтеточка и какие-то полочки для возлежания его барственного холёного тела. Конечно, она могла занять любую другую комнату, но не стала этого делать.
Перед выходом из комнаты Женька мельком глянула в зеркало. И, конечно, себя не узнала. В зеркале отражалась покрасневшая после мытья физиономия напуганной бабы неопределённого возраста с круглыми глазами.
С перепугу она забыла про пакет на голове. И обуться забыла. Впрочем, её шлёпанцы остались в ванной. Хорошо, хоть её туфли стояли в прихожей.
Женька тихо прокралась по коридору и пробралась в прихожую. Свет в прихожей не горел. Она протянула руку к вешалке, на которой всегда оставляла связку ключей. И замерла. Ключей на месте не оказалось. На всякий случай она подёргала ручку входной двери. Дверь оказалась заперта изнутри на ключ. Которого у неё уже не было.
Смирившись с неизбежностью, она тихо побрела в сторону кухни, дверь которой была прикрыта.
-Ой, мамочки! – тихим шёпотом пробормотала Женька и протянула дрожащую руку к кухонной двери.
-Надо же! Первый раз вижу женщину, которая оделась за две минуты! – раздался за спиной насмешливый знакомый голос.
-Ой! - привычно пискнула Женька, закрыла глаза и втянула голову в плечи.
-Проходите, проходите! Надо же нам сесть за стол переговоров.
Из-за её спины протянулась рука, открыла перед ней кухонную дверь, и она на ватных ногах сделала несколько шагов.
-Садитесь. Я так понимаю, Вы здесь одна. Сообщников у Вас нет. По крайней мере, в квартире. Меня это, сказать честно, даже радует.
Ноги у неё подкосились, и она просто плюхнулась на выдвинутый им стул. Он сел через стол от неё, на другой стул, жалобно скрипнувший под ним.
С минуту они молча рассматривали друг друга. Она – с испугом, красочно написанным на её лице. Он - с интересом. На его лице красовалась усмешка.
Перед ним сидела страшно испуганная девушка лет 20, может, чуть старше. Впрочем, первый испуг, скорее, не испуг, а ужас, у неё прошёл. Хотя его остатки на лице присутствовали. Ещё круглые от испуга серо-голубые глаза, почти не моргая, смотрели на него.
Застёгнутая на все пуговицы слегка длинноватая для хозяйки клетчатая рубашка с длинными рукавами, не заправленная в джинсы, не оставляла шанса для мужской фантазии. Впрочем, никакие фантазии ему не были нужны. Он хорошо её рассмотрел за те несколько мгновений, пока слушал песню, стоя на пороге ванной, а она намыливала лицо.
Возможно, он поступил неправильно. И мужским шовинизмом не страдал. Но ситуация была архи интригующая. Да и девица, так безмятежно мывшаяся в чужой квартире под песни Визбора, его заинтересовала.
-Что у Вас на голове? – вдруг спросил он.
Женька выпучила ещё больше глаза, потом, спохватившись, схватилась двумя руками за голову, точнее, за пакет на голове, но почему-то его не сняла и произнесла:
-Пакет. Маечка. Чтобы волосы не мочить, - сказав это, Женька даже тихо выдохнула с облегчением.
-Вы что, опять в душ собрались? – не удержался он.
-Почему опять в душ? – растерялась она. И поняла. Сдёрнув пакет, Женька скомкала его и стала теребить в руках, не сводя выпученных глаз с «переговорщика».
-Хм! – не удержался он. Она была натуральная блондинка. И не просто блондинка. Собранные в подобие очень лохматой копны на голове, её волосы, насыщенного золотисто-медового цвета, придавали внешности этой молодой девушки такой пронзительный оттенок нежности и женственности, что он невольно поперхнулся и закашлялся.
Женька понемногу приходила в себя. Скорее всего, потому, что сидевший напротив неё незнакомец совсем не был похож на человека, которого нужно было бояться. Во всяком случае, она пришла к этому выводу.
На таких мужчин оглядываются почти все женщины на улице. Хотя, почему «почти все». Будет честным сказать «все». Даже те, у которых дома обитает, по их понятиям, красавец. Вообще, по её мнению, мужчины делились на три категории.
Смазливые мужики, красавцы-мужчины и настоящие мужчины. Ну, и ещё были просто мужчины. Если таковой и жил в доме, толку от него не было никакого.
Смазливые мужики – это, понятно, какие мужики. От взгляда на них тошнит, как при токсикозе в первую или вторую половину беременности.
Красавцы мужчины могли не быть настоящими мужчинами. Так оно чаще всего и было.
Настоящие мужчины могли не быть красавцами, им это дозволялось. Но если настоящий мужчина был, ко всему прочему, ещё и красавцем!
Тогда у женщин начинали летать бабочки в животе. Это определение она слышала от однокурсниц, но не разобралась в нём, хотя и собиралась разобраться.
Впервые услышав это определение, она посоветовала сказавшей его однокурснице провериться на глистов. Лично у неё бабочки никогда не летали в животе или ещё где-то там в её небольшом и аккуратном организме.
Но сидящий перед ней за «столом переговоров» незнакомец, относился сразу к двум категориям. Высокий рост, широкие плечи, крепкая шея, видневшаяся в вороте расстёгнутой рубашки. От него просто ощущалась физическая сила. И здоровье. И мужская красота.
Тёмно-русые волосы, серо-зелёные глаза, красивые брови. Ямочка на подбородке. Хороший загар. Возраст незнакомца она не могла определить. Это ей никогда не удавалось. Впрочем, незнакомцу было около тридцати. Или чуть за тридцать. Или меньше. Но точно, не пятьдесят.
А запах его туалетной воды! Если бы этот запах материализовался, то эта субстанция могла сбить с ног среднего роста особь женского пола.
Чёрная рубашка с длинными рукавами, с нашивками-лейблами, натянулась на мускулистом торсе, когда он потянулся закрыть капающий кран в мойке.
Дотянуться ему не удалось, и он встал со стула, аккуратно завернул кран до упора и, повернувшись к ней лицом, опять сел на своё место. Она успела рассмотреть на джинсах ремень с красивой пряжкой.
И только тут поняла, что сидит, как каменный истукан, не шевелясь и даже не моргая, что, впрочем, не мешало ей рассматривать его, двигая по-прежнему испуганными глазами.
-Ну, что, закончили разглядывать меня? – неожиданно спросил он.
-Да, - машинально ответила она. И страшно покраснела, будто он подловил её на чём-то запретном.
-Приступим, - сказал он. – Так что Вы делаете в этой квартире в отсутствие хозяев?
-А, так Вы хозяин квартиры, - почти радостно выдохнула она.
-Нет, я не хозяин квартиры, - быстро ответил он. – Так Вы что, и хозяев квартиры в лицо не знаете? Значит, Вы не Мария Павловна Симакова, 1951 года рождения?
Смешинки в его глазах совсем не вязались с его серьёзным голосом.
-Нет, я не Мария Павловна, - она замотала отрицательно головой. От этого движения копна волос на её голове съехала чуть набок, придав ей почти комичный вид. Он чуть не засмеялся. Но сдержался.
-Я всё-таки хочу услышать от первоисточника, что за дамочка сидит передо мной, - он замолчал и пытливо уставился на неё.
-Я… начала говорить она. И вдруг спохватилась. – Я - то знаю, кто я такая, у меня даже ключ от этой квартиры есть, а вот Вы кто, и что здесь делаете? – в ней вдруг проснулись присущие почти всем женщинам зачатки скандальной бабы. Запахло женским шовинизмом.
-Ну, ключа от квартиры у Вас уже нет, он у меня в кармане, это, во-первых, а во-вторых, я Вас первый спросил, так что, будьте добры, отвечайте, - довольно настойчиво произнёс он.
-Хм. Мужчины должны уступать женщинам. Если они настоящие мужчины. Так что, позвольте мне первой Вас спросить, - она не договорила свою нудную импровизацию про мужчин.
В его глазах просто запрыгали смешинки, и он произнёс слегка насмешливо:
-Мы с Вами не в трамвае едем, и уступать Вам место я не собираюсь. Быстрей признавайтесь, кто Вы и где Ваши сообщники?
-Какие сообщники, - испугалась она.
-Ну, Вы с какой-то целью здесь оказались, – смешинки просто выпрыгивали из его глаз.
-Хорошо, - сказала она. – Если мы не в трамвае, я скажу первая. Мария Павловна заключила с чистильщиками, простите, с клининговой компанией договор на уборку этой квартиры. Хозяева уехали на месяц. По договору Мария Павловна должна убрать и перемыть две лоджии, помыть все окна, перестирать все шторы и покрывала, пересушить зимнюю одежду.
Ну, и ещё другую работу выполнить. А! И цветы поливать. Потом приготовить квартиру к приезду хозяев. Всё перемыть и пропылесосить. Да, и ещё присматривать всё это время за Мурлом, потому что он не может жить вне квартиры, испытывает дискомфорт, и его ни одна кошачья гостиница не согласилась взять на время отпуска его хозяев. Вот, я Вам всё рассказала.
Похоже, что она успокоилась, поскольку ей удалось последовательно всё рассказать. Впрочем, не всё.
-Так. Надо думать, что Мурло, это тот котяра, которого я знаю под именем Мотя. А вот какое отношение Вы лично имеете к Марии Павловне и вообще к этой квартире?
-А-а-а! - почти радостно спохватилась она. –Так Мария Павловна… Она мне поручила всё это сделать. Она, она болеет, у неё гипертония. А за работу хорошо заплатили фирме, которая потом рассчитается с исполнителем. И мне разрешили её подменить, ей доверяют, её хорошо знают, потому что хозяйка компании рядом с тётей Машей живёт. Я тут второй день. Убираюсь и живу.
Она так и не поняла, почему она всё это ему рассказывает. Наверное, потому, что он её слушал, уже не улыбаясь. И смотрел на неё очень серьёзными глазами.
-А какое отношение Вы лично имеете к Марии Павловне? – её сбивчивый рассказ был неполным.
-Тётя Маша – моя тётка. Ну, не родная, а типа крёстной. Она шесть лет была моим опекуном. Я с ней сначала жила в Пскове. Когда я школу закончила, то приехала сюда и поступила в институт. Год я жила в общежитии. Потом тётя Маша поменяла свою большую квартиру в Пскове на маленькую в Питере, чтобы мы могли вместе жить, и мы вместе поселились в этой квартире.
А неделю тому назад к тёте Маше приехал её сын. Он отсидел девять лет в тюрьме, то есть в колонии, за убийство. Его жена после колонии не приняла, она за другого замуж вышла, и ему деваться некуда, поэтому он приехал к матери. Он вообще-то спокойный, мать не обижает и пьёт мало… только… только… - она замешкалась и растерялась.
– А в общежитии института ремонт, там сейчас нельзя жить. В общем, когда предложили договор на эту квартиру, то сказали, что тут можно будет жить месяц. И я сюда поселилась. В ТСЖ знают обо мне, всё нормально. Я живу в маленькой комнатке, хозяйскими вещами не пользуюсь. Иногда телевизор в зале смотрю. Ну, и посудой хозяйской пользуюсь. Вот и всё.
Она отвечала ему, как примерная ученица отвечает урок. Ответила и стала ждать дополнительных вопросов.
-Понятно. Немного разобрались. Значит, Мария Павловна – Ваша опекун. Точнее, была опекуном. А родители где Ваши? – он не удержался и спросил её об этом. И тут же пожалел.
У неё даже цвет глаз изменился. Они стали тёмно-серыми. А губы задрожали. Как у ребёнка, который собирается заплакать. Скорее всего, задрожали и руки, потому что пакет, который она сняла с головы и держала, сложенный, в руках под столом во время их разговора, зашуршал.
-П-п-п-при чём ту-тут м-м-ои ро-ро-ро-роди-ди-тели, - страшно заикаясь, произнесла она. И замолчала, уставившись на него часто моргающими глазами. Глазами, которые просили и умоляли о помощи.
Он даже испугался, вскочил со стула и бросился к ней. Присев перед ней на корточки, он развернул её к себе лицом, и, взяв её за руки, глядя ей в глаза, быстро произнёс:
-Тихо, тихо, тихо! Я ни о чём тебя не спрашивал. Успокойся. Всё хорошо. Смотри на меня. Делай так, как я говорю. Сделай глубокий вдох, потом выдохни. Так, правильно! Опять, глубокий вдох, потом выдох.
Минут через десять она успокоилась. Он растерялся. Она смотрела на него и молчала.
-Я… По поводу того, что я здесь делаю. Я - родственник хозяев квартиры. Я раньше у них бывал. Приехал сюда в отпуск. Договорился пожить у них. Меня Сергей зовут. А Вас?
-Меня – Женя, - от её заикания не осталось и следа. – А как же теперь, - она растерялась.
-Давайте, ничего не будем менять и придумывать. Я не создам Вам никаких проблем. Вы будете заниматься тем, чем и должны заниматься. Устраивайтесь в любой комнате. Я займу комнату в конце коридора. Бояться меня у Вас нет никаких оснований. Можете мне поверить.
То, что я не очень деликатно обошёлся с Вами в дУше, ну это можно даже объяснить. Ночь, открываю своим ключом дверь, а в квартире абсолютно не знакомый мне человек. Извините, если я Вас смутил. Я думаю, мы поладим. В общежитиях же живут и девушки и ребята по-соседству. Представим, что и у нас такое общежитие. Я Вам даже помогать смогу, - он не договорил.
Продолжение следует
Далее http://www.proza.ru/2016/03/24/1799