Второй день антиквара Филимонова ч 1

Эдуард Лощицкий
Второй день антиквара Филимонова!

       Не всем понять, что утро не всегда несет радость жизни, особенно, если оно является неким продолжением бурного времени «от заката до рассвета». Счастливая супружеская пара, просыпаясь, еще хранит тепло любовной ночи и даря взаимные поцелуи и внимание, оптимистично смотрит в начинающийся день.
       Не менее счастливые, но прожившие уже несколько лет супруги в лоне семьи, тоже, храня тепло постелей, каждый уже думает о жизненных хлопотах, в избытке навалившихся над домашним очагом.
       Некоторые из тех, кто уже прошел первый этап семейного счастья и все чаще вспоминающие о безоблачных годах прошлого: он – холостяк; она – не замужем, каждый несколько обособленно ведет утреннюю дискуссию о философии жизни и ее приоритетах. Она – о кредите, он – о премии, которую «вот-вот», получит, хотя разговор об этой самой премии ведется уже около года. При этом: он – по-прежнему исполняет долг семьянина и «кормильца», сидя за завтраком, и просматривая новости в газете; она, подсчитывая в уме, сколько в кошельке осталось денег, – готовит этот завтрак и собирает детей в школу и садик.
       Но… но эта идиллия или полуидиллия – не всех баловала своими «прелестями». Некоторых – она давно лишила своей благосклонности и утром у них с веселыми лучами солнца только мухи напоминали, что это трехмерный мир имеет очень неприятную особенность – ВРЕМЯ.
       Андрей Ферапонтович Филимонов… Нет-нет! Однофамильцев много… не путайте, а если спутали – не обессудьте…. Впрочем, можете попробовать узнать по портрету – совпадет: значит я нарушил права кого-то кто инкогнито. В общем, давайте продолжим, а потом сделаем выводы. И так, Андрей Ферапонтович проснулся где-то там, далеко в генной памяти, но признаться пока себе в этом не желал. Первые позывы сознания задали вполне «естественный» вопрос, причем себе самому: – Где я?
       Он осторожно провел рукой по поверхности чего-то, на чем лежал. – Простынь! – определило сознание и левый глаз открылся. Почему левый? Да, потому что правый был закрыт подушкой с наволочкой не первой свежести.
       Солнце уверенно, можно сказать даже нагло, этим утром взошло как раз с той стороны, с которой Андрею Ферапонтовичу было очень некстати. И не только взошло, но и сосредоточило луч на его макушке. От такой бесцеремонности Ферапонтыч испытал явный дискомфорт, так как светило уже здорово припекало. Открыв левый глаз пошире, он тут же его зажмурил от боли – сознание ударило в набат причем в голове. Колокола Владимирского собора разразились нестерпимым звоном, принося нестерпимые страдания.
       Андрей Ферапонтович окинул взглядом, левого смотрящего… пространство и легкое чувство удовлетворения проскользнуло слабой мыслью сквозь боль: Я дома! Спасибо Боже!
       Большая муха, залетевшая в открытую форточку с целью чем-нибудь поживиться, показалась ему чем-то родным и близким. А муха, с любопытным взглядом полетав по комнате, отправилась на кухню, но кроме недопитого стакана водки – ничего не обнаружила. «Одна алкащня!» – подумала муха, но ее мысли Ферапонтовича, вряд ли волновали.
       Он попытался перевернуться на спину. Не сразу, но это получилось и Андрей Ферапонтович открыл правый глаз. Тут, уж и Михайловский собор ударил во все колокола, посеяв в голове вселенский хаос. Сознание, пытавшееся собрать мысли в единое целое, растерялось, и шалуньи разбежались по всем уголкам памяти этого вполне еще приличного человека. Обрывками, они всплывали, пока он обалдело разглядывал Владимирскую Божью Матерь владимирской школы, укоризненно смотревшую на него со стены.
     – Ну не смотри ты так, мамка. Не первый раз же, – пробормотал Ферапонтыч и, почесав затылок, перевел глаза на икону Архангела Михаила, уже псковской школы. – А ты, чего?.. Осуждаешь?..
       Андрей Ферапонтович попытался встать с кровати. Набат в голове разрастался.
     – Хорошо, что не женат! – вяло но опять вслух констатировал наш герой и усмехнулся. Губы едва раздвинулись и получилась гримаса. – А то б, нижние этажи подняли тревогу! – вспомнил он бывшую, которая сбежала еще 7 лет назад в Москву с хахалем. – Какое счастье, что и Маруська не приперлась! – завершил Ферапонтович уже мысленно и нелестно про свою временную пассию, и направился на кухню.
       Нужно прямо сказать: путь неблизкий, особенно если ноги просыпались медленнее чем сознание, да и ночью им пришлось несладко. На правой сиял синяк, на левой – приличные царапины. Андрей Ферапонтович еще не знал, о том, какой переполох наделал на Гидропарке, собравшись в Днепре изловить осьминога-акулу из Юрского периода, а затем уничтожить всех пираньей мешавших вести в Украине антикварный бизнес. Но повторимся, он пока этого не знал, точнее ему еще никто не сообщил, и прошествовав через залу и коридор Ферапонтыч появился на кухне. Муха к этому времени, таки нашла несколько крошек и деловито обрабатывала их. Окинув его недовольным взглядом, она собралась взлететь, но Андрей Ферапонтович успокоил ее:
     – Не трону! Я за стаканом… разрешишь?
       Взяв остатки водки в граненном сосуде, он понюхал его и вылил в раковину. Затем открыв холодильник извлек элитный коньяк «Черноморские зори» одесского разлива, и до половины наполнил «гранчак», как любовно называли в народе очень необходимую посуду. 
       Хорошо стало на третьей минуте, а на седьмой, Ферапонтыч налил уже в серебряную стопочку, стоявшую тут же в буфете под стеклом в кругу сестричек-близняшек, и через пять минут после второго приема «Черноморских зорей» – в голове стало все на свои места. Колокола Владимирского и Михайловского соборов, как по команде смолкли, отомстив рабу божьему Андрею за его излишнее, то бишь чрезмерное поклонение языческому богу Бахусу, а может просто отзвонив «Заутреннюю» службу в грешной голове. Как бы там ни было, а Андрей Ферапонтович пришел в свою нормальную рабочую норму.
     – Все! До обеда ни грамма! – решительно сообщил он мухе продолжавшей трескать крошки. – Нужно разобраться с Ломыкиным и Шишко.
       Для вас читатель объясню, что это не друзья Ферапонтыча, и даже не его знакомые – это фамилии когда-то малоизвестных, а потом Всеукраински известных художников. Почему Всеукраинских, спросите вы? Все очень просто – в России их никто не знал, и 200, а может и 100 долларов вряд ли дал бы. Просто вышеупомянутые, и не только они, художники, прошли искусственный, умело осуществленный ажиотаж, то есть их «раскрутили». У тебя, мой читатель, видимо возникнет еще один вопрос: что же такое «раскрутили»? Отвечу охотно – это всемирно известный прием рассчитанный на малосведущего знатока предметов искусства, то есть на «лоха». Причем «лохом» мог быть любой человек, даже умный и предприимчивый… главное, что бы в нем присутствовали амбиции превосходства над окружающим миром, ну и, конечно же азарт игрока. И-и-и… И ты, мой читатель, должен понять еще одну истину: точно такое же происходит и в России. Там свой уже Вольдемар Евлампиевич все повторяет один в один только со своими непризнанными вначале художниками, а затем «раскрученными», например Стожаровым… Не уверен, что мухи такие же как и в Киеве, но любители древностей очень и очень похожи между собой. Разве что в Москве и Питере проще всунуть Айвазовского вчера написанного, особенно если на ее фотографии стоит магическая подпись «ПЕТРОВ».
       В первом рассказе об Андрее Ферапонтовиче я подробно осветил публику, скупающую антиквариат, представители которой, при этом решили, что становятся ценителями, знатоками и даже меценатами в высокоинтеллектуальной богемной жизни. Так вот, именно на них, людей из комсомольско-бандитского прошлого, пролезшего ныне на все ключевые посты власти, и рассчитана «игра» на «раскручивание» малоизвестных мастеров кисти, среди огромной плеяды художников. К таким, на мое четкое убеждение, относятся и работы Глущенко. Откровенно говоря, нормальному человеку, глядя на «шедевры» бывшего осведомителя, точнее агента НКВД, становится явно не по себе. Еще больше, не по себе ему становится от цифр, которыми обозначена их стоимость – это от 30 до 150 тысяч долларов США. Но я отвлекся… прошу читателя уделить свое внимание на некоторые детали об аукционах таких вот глущенко и многих других, пока мало признанных художников.
       Все происходит следующим образом. Например, одному из специалистов от искусства – не очень богатому, но вполне известному в мире антиквариата, фамилию не называю (он сейчас как раз занимается очередной раскруткой очередного «гения – мастера кисти»), предложили от… впрочем опять выдержу статус инкогнито… в общем из Одессы предложили немалое количество «шедевров» малоизвестного художника. Предложение, прямо скажем соблазнительное. Такое благоволение к неизвестным мастерам кисти, вызвано не меценатством, а чисто материальной стороной. Запускаются процессы, не совсем порядочные, а точнее совсем аморальные, то есть та самая «раскрутка», которая предназначена для «истинных ценителей» искусства, а точнее для богатых лохов.
       На несколько аукционов «приглашаются» представители бомонда из подставных маэстро-специалистов – они же и покупатели, и завлекается высокопарными речами и многообещающими намеками, элитная публика из сливок общества, то есть власти. «Сливки» в первый аукцион сдержанно наблюдают, как маэстро всех мастей, со всех уголков Украины, а может и России с Беларусью и Молдавии, ведут жаркий торг за «квелые пейзажи» художника, о котором никогда не слышали. Но поскольку их знания с трудом вылавливают из школьной памяти Леонардо да Винчи, Рафаэля и почему-то Джордано Бруно… то торгующимся, никто и не возражает.
       Уровень «сливок» тебе, читатель, видимо понятен, ну а Джордано Бруно – быль. Да-да, не удивляйтесь! Одна заядлая «любительница искусства», как-то с томным видом светской львицы «а ля мадам де Сталь», сообщила продавцу, что безумно хочет купить несколько шедевров малого голландца Джордано Бруно и не против приобрести портрет Екатерины Медичи – своей дальней родственницы. Конечно матушка Земля от таких запросов замирает, переставая вертеться вокруг оси на некоторое время, а сам Джордано Бруно, где-то на небесах, а может и внизу, то есть, ну сами понимаете, с горечью изрекает ангелу не падшему а может и ангелу падшему извечную фразу: «За что?». Но следует знать, что фраза: «За ваши деньги – любой каприз!», возможно все-таки помогла столь «глубокой любительнице искусства» приобрести пару шедевров этого загадочного «малого голландца».
       И что тут поделаешь?.. Следует однако отдать должное: не все «сливки», желая быть выше всех, были мягко говоря дураками от искусства. С фужером шампанского в руках, они перемещаются по залу и с глубокоумным выражением «понимания» на сытом лице, присматриваются к тому, как устроители аукциона продают унылые картины смирно сидящим на стульях и уже созревшим «ценителям». Правда к концу мероприятия, когда два сидящих «соперника» вскочили на ноги и схлестнулись за «шедевр»: «Журавли улетели» с трогательным сюжетом чего-то похожего на болото, и точек в чернильном небе, напоминавших галочки в журнале учительницы, собирающейся еще с детства поставить вам двойку по искусствоведению, все заметно оживились. Прислушиваясь к сражению за «шедевр» «Сливки» очень удивились, услышав цифру 40 тысяч долларов США. Еще больше бы они удивились, если б узнали, что купленная публично картина, так и не покинула пределов своего пребывания, то есть своего прежнего хозяина. Причина одна – хозяин Михаил Спиридонович, Или Петр Филимонович, или даже Вольдемар Евлампиевич где-то там в Москве, в общем неважно кто, купил ее сам у себя! Точнее сказать, торговался Петя, то бишь «маэстро», с Гришей – тоже «маэстро» и оба они получили за это аж по 100 баксов. «Шедевр» же, пройдя засветку и получив оценочный статус в 40 000 «зеленых», спокойно ждал своего звездного часа в запасниках, то бишь в укромном месте в подсобке. Он потом опять «всплывет» и пройдет возможно еще два-три аукциона, поднявшись до 70-80 тысяч все тех же зеленых, но пока, на начальном этапе, это полотно стало загадкой для «сливок», заставив их записать в своем карманном бухустройстве фамилию некоего художника «Н», а может и того же Глущенко.
      На следующем антикварном аукционе – все, как и на предыдущем, я имею ввиду, присутствуют приглашенные «сливки» и ярые «покупатели-маэстро» – «ценители» живописи все того же художника по имени «Н». Представители великосветского общества уже более внимательно охают и ахают над «шедеврами», но пока еще не спешат раскошеливаться и следят за событиями, как на ярмарке по продаже породистых бычков. Есть и те, кто соблюдают пренебрежительное ледяное спокойствие, глубокомысленно выпуская иногда наружу пару-тройку слов для значимости. Именно они, так сказать, себе на уме, потому что за «ледяным» пренебрежительным спокойствием, скрывают готовность сделать первый шаг к совершению глупости. В любом случае пока на определенном этапе всех их объединяет одно – полное непонимание того, что видят их глаза, с выражением «полного понимания» на своем лице для окружающего бомонда.
       Аккомпанемент патетических «охов» и «ахов» определенного контингента из скрытого персонала окружения уже устроителя аукциона, подогревает «сливки» и делает их более решительными. Понятно, что внимание сконцентрировано на очередном шедевре художника «Н» – «Аист на крыше». Это полотно после усиленной обработки публики, вызывает бурный ажиотаж. Воспаленный всеобщим вниманием торг, перерастает в настоящее сражение. За картину «Счастье», так ее назвал один из очень «авторитетных» специалистов – Вениамин Христофорович, битва длилась почти час. Пьяный от радости и коньяка обладатель, то есть «маэстро-покупатель» Петр Силантьевич, чуть не расплакался от избытка чувств, когда наличкой вывалил на ломбардный столик 75 тысяч «зеленых». Эта же самая публика была бы крайне удивлена, если бы знала, что три часа назад до открытия аукциона, в этой самой зале Михаил Спиридонович, ругался благим матом в сторону одного из кредиторов, задержавшегося с этой самой суммой в 75 тысяч «зеленых». Именно ею должен был «счастливчик» «маэстро-покупатель», то есть Петя, сверкнуть перед всей честной гопкомпанией «любителей живописи». Дело в том, что у самого устроителя на момент начала аукциона в кармане было всего 33 бакса и он, вспоминая магическую цифру возраста Спасителя, а заодно, всех святых, и не святых, молил, чтобы кредитор, не приведи Господи, не запоздал с вышеуказанной суммой! Но все обошлось и устроитель аукциона уже взывал к небесам, чтобы, на торги пришел тот, ради кого он и затеял всю эту свистопляску – Это Федор Архангелович – директор самого… самого значимого банка в Украине, а в прошлом Федька с погонялом «Шмыгло». Правда, «Шмыгло» осталось в прошлом, и в блатном мире после отжатия, то бишь взятия под контроль весьма известного банка, он стал именоваться «Навуходоносором». Почему именно так? На это могли бы ответить его подельщики: Сенька «Зеленка» и Пруня, то есть Прокоп «Таврический», но они уже, слишком как 11 лет, пребывали на Байковом кладбище. После этой полубулгаковской фразы, отмечу: «работа» на аукционе нервная, а игра достаточно тонкая, как с психологической стороны, так и материальной!
       Как бы там не было, но увидев столь значительную сумму широким жестом вывернутую из кармана Петькой, «сливки» призадумались. Всем вдруг срочно захотелось иметь полотна кисти художника «Н». Был бы жив сам художник, очень удивился б – ему, как и Ван Гогу, за всю свою жизнь удалось подарить лишь две картины, а продать – ни одной! Это так… к слову! Почему к слову? Внесу ясность: то, что Ван Гог не продал за свою жизнь ни одной картины, (а точнее – одну все же двинул), мягко говоря, полнейшая чепуха. Просто, чтобы придать большей драматичности при уже его «раскручивании» после смерти, некий немецкий галереист-аферист Юлиус Мейер-Греф наплел, точнее придумал массу трогательных небылиц.
      Что касается устроителя аукциона, то он был несказанно рад, когда в тот момент, когда, тоскливо теребя в кармане все те же 33 бакса, он услышал голос того, кого так ждал. К нему подошел некто и напряженно произнес:
    – Вася! Как это называется? Почему эта картина прошла мимо меня?
       Такой «родной» и долгожданный голос не возмутил сознание Миши, не его, данным при крещении попом-алкоголиком, имени, и он с готовностью смутился и, потупясь, выдохнул:
    – Федор Архангелович, есть работа этого же художника, мы как раз имели вас ввиду!!!
       Федька «Шмыгло» и не такое слышал за свою блатную жизнь, так что уже в жизни великосветской, не обиделся на последнюю фразу, а вопросительно уставился на устроителя аукциона, а Михаил пояснил:
     – Мы не можем пока выставить ее на аукцион… Она еще не наша – хозяин заломил цену, но мы его обломаем! Потерпите!
     – Смотри Вася! Не шути! Картина этого… как… его? Ну ты понял, должна быть завтра у меня. Плачу любые деньги.
     «Да хоть Степа, лишь бы ты не сорвался с крючка!», подумал Михаил Спиридонович мысленно на свой новый псевдоним и, почтительно улыбнувшись, в слух произнес:
     – Она специально для вас, Федор Архангелович!
     – Эта бля..ь! – Указал Федька «Шмыг…», извините «Навуходоносор», на «счастливого» обладателя, то бишь Петьку, только что отвалившего 75000 долларов США взятых Михаилом у кредитора, – хочу видеть его в эту субботу у себя на даче в Конче… Убью наповал «лошка» своей картиной!
     – Убьете, Федор Архангелович! Конечно убьете! Там сюжет: «Снопы в поле на закате дня». Потрясающая вещь. В два раза больше… но шедевр! Прямо Клевер, но наш, национальный Клевер – без сосен и елок! Правда заломил за нее хозяин 120 000.
       Банкир Федя понятия не имел кто такой Клевер, но глаза загорелись.
     – Бери, чего ждешь? Десять процентов – твои! Вот тебе пять кусков задаток! – Он сунул в с готовностью разжавшуюся ладонь Михаила пачку долларов США. – Хочу, чтобы с закатом Солнца, то бишь дня над снопами, закатились понты счастья этого лоха! Водила заедет завтра в обед привезет бабки, а ты отгрузи «Закат». И кстати, Вася, перебазарь с этим, – Федор Архангелович опять кивнул в сторону «счастливого покупателя», которого собирался «убить» наповал своим, более дорогим «шедевром», – перебазарь с ним – плачу сто кусков за его «Аиста…».
      – Будет сделано, Федор Архангелович! – чуть не упал от неожиданности Михаил Спиридонович. Растеряв все знакомые слова на этот случай, он только закивал, не дыша от счастливого напряжения. – Думаю он не устоит от вашего предложения! – Фраза эта появилась уже сама собой, чтобы шеф, то бишь он, не опростоволосился.
     – Если не устоит, позвонишь! Я и эти бабки тебе завтра переправлю!
     – Будет сделано! – Васил… то бишь Михаил Спиридонович, от избытка чувств готов был собственным рукавом своего богемного пиджака «а ля рядом с Версачи», протереть и так блестевшие туфли Федьки «Навуходоносора», то есть «Щмыгло».
     – И это!.. – банкир пожевал губами – Пусть все равно этот подрулит ко мне в субботу, побазарю с ним! А теперь… пойдем пить кофе, Миша!..
       Оказывается юморист Федька «Навуходоносор» прекрасно помнил, как величают Михаила Спиридоновича и просто решил подурачиться.
       Обалделый устроитель аукциона Михаил, уже этим вечером запаковал «Закат» абсолютно неизвестного художника «Н», купленного им за 400 долларов США и подверг такой же процедуре «Аиста…», то бишь «Счастье», которое сам у себя «купил» через Петра в прошлый аукцион.
       Петька же и Гришка, то есть «маэстро-покупатели» Петр Силантиевич и Григорий Борисович, получив по сотке «зеленых» за спектакль и еще по сотке, чтобы не приведи Господи их рты где-то не открылись, а языки не сболтнули тайну Михаила, умчались: – один пропивать кровно заработанные, другой – в семью, к жене Танюшке…
       Михаил Спиридонович, отгрузив на следующий день бывшему Федьке «Шмыгло» за 120 000 в «зеленом» эквиваленте «Закат…» и за 100 000 в той же купюре за «Счастье», тут же рванул в Одессу и выкупил все работы у семьи покойного художника «Н» по 300 баксов за штуку.
       Я, дорогой мой читатель, повторюсь и напомню, что пишу о типичном случае, которых множество. Они происходили и во Франции, и в Англии, а в США – это было поветрием на рубеже XIX-XX веков. Импрессионизм стал ломать устои классицизма в искусстве еще в середине XIX века, чтобы затем уже его более ушлый сынок – «Модерн» дал толчок авангардным течениям в период революционных преобразований в Европе. Мода на все неадекватное и «деревянное», создала массу течений в искусстве, в том числе народный реализм, который, в свою очередь, получив приставку «социальный» – таким и остался, то есть «деревянным». И тут уже вступили в жизнь все те приемы популяризации, которые замешаны отчасти на идеологии XX века, отчасти на материальной выгоде и безусловно слабом понимании культурно-исторического наследия, упоминаемом нами выше. Больше того, появляются исследователи соцреализма, авангарда, которые со знанием дела и на высоком профессиональном уровне уже подают то, что когда-то было некрасиво и считалось откровенной мазней, как шедевры мировой культуры. И если мягкий ностальгический шарм Модерна мог здорово завести публику, то «деревянный» соцреализм выполнял четко поставленную задачу по идеологическому околпачиванию трудящихся масс, используя лозунг: Серп и молот – это хорошо, а шелк и бархат – это плохо. Фраза: «Он так видит!», или «Это соответствует его внутреннему миру!», стала ключом к продаже абсолютно не поддающихся объяснению полотен художников. И в расчет уже не бралось, в какой голове появлялось хаотичное видение, переползавшее на холст, главное, что бы оно появлялось. И эти видения постоянно возникающие с похмелья в головах, и, часто имевшие форму белой горячки, устраивались на полотнах не успевшего опохмелится держателя кисти, чтобы потом пугать стены за сумасшедшие деньги, не менее сумасшедших «модных» держателей нефте, газо, зерно, мясо, молоко, танко, самолето и.т.д.… долларов. Выражение: «чем непонятнее – тем «клевее» – стало принципом элитности не элитной публики из бомонда. И если Микеланджело, Леонардо да Винчи, Рафаэль Санти, Рубенс, Ван Дейк, Питер Брейгель Старший, Левицкий, Карл Брюллов, или устрашающий своими полотнами Кранах продолжали непоколебимо стоять на верхушке лестницы признанных авторитетов от мирового искусства, то разные Томпсоны, Берги, Домье, Донне и сотни и тысячи вполне приличных художников, были обречены на прозябание первой – нижней ступеньке. Зато, все написанное с мозгами воспаленными на похмелье после ночных ужасов и людьми, так и не пожелавшими изучить основы держания кисти и наложения мазка на холст – все это вприпрыжку хромая, споря, дерясь и похмеляясь по пути, добирается до верхних ступеней пьедестала, то бишь лестницы и своим бунтарством ломает все что можно еще сломать в и так отравленных мозгах потребителя. Удар по всему искусству был нанесен сокрушительный и псевдоискусство, торжествуя, всплыло, как вы понимаете всплывает всегда кое-что другое…
       Как бы там не было, а аукционы на Западе проникли со временем и в постсоветское пространство после развала СССР. Таким образом были «раскручены» не только художники Глущенко, Шишко в Украине, но и многие другие в России и той же Украине. Понятно, что все СМИ и прочие искусствоведы от «Серпа и молота», получая определенные дивиденты, хором славили то, над чем хотелось плакать. Ну, например, все тот же Ван Гог, которого воспел Перрюшо в своей трубадурно-патетически-жалостливой книге. В ней гений так любил солнечный свет и само Солнце, что это даже сказывалось на психике и соответственно на творчестве. Спешу вас заверить, ни солнечный свет, ни тем более Солнце, никакого отношения не имели к Ван Гогу, просто он не выносил, как и всякий нормальный человек, запах скипидара и потому работал на воздухе. Есть много другого о «несчастном» художнике. Он «не рвал со старым миром», не был «бунтарем», а наоборот, всегда поддерживался вполне обеспеченной семьей, то бишь родителями и братом Тео. Не хочу с сарказмом говорить о двух братьях, но в те времена, как и в нынешние, в каждой жизненной судьбе – были и есть сложности. Наверное трудно согласиться с утверждением, что до 1890 года (когда Винсент застрелился) весь мир любителей от искусства был глуп, а после смерти Винсента, а через год и его брата Теодоруса – этот самый мир сразу поумнел, осознал свою неправоту и бросился раскупать работы Винсента, которые раньше и на пушечный выстрел не хотел подпускать к своим коллекциям. В общем вранья полно, причем это относится не только к Ван Гогу, а к массе других художников типа Модильяни, Гогена, Малевича, Кандинского и прочее… и прочее… и т.д. Я не кощунствую, поверьте! Но так получилось, что над работами, над которыми хотелось плакать, бомонд от «сливок» радовался до умопомрачения. Куда уж им до всемирно известных классиков всемирного наследия прошлого: голландцев Ван дер Мейера, Френк Франкена, итальянцев Франческо Бассиано, Франдетти и др., когда рядом несусветная мазня Шишко, Глущенко и прочих художников, рисовавших тачанки в поле, на полном ходу поливающие публику с пулеметов, или там журавли в чернильном небе.
       Следует обратить внимание на творчество многих художников, которые не попали в барабан «раскрутки», но именно их полотна больше радуют глаз, чем тот же Глущенко. Для меня, например, абсолютно несопоставимы жизнерадостные полотна мастера кисти Виктора Чауса с тоскливыми пейзажами вышеуказанных художников. Всегда желанны в любом доме работы Валентины Петровны Цветковой и Татьяны Ниловны Яблонской – их гений сам себя подал ценителям искусства, причем подал ярко и красиво, без искусственного лохотрона