Повесть об иллюстраторе
Эпиграф.
«Bene qui latuit, bene vixit».
Овидий. «Скорбная элегия».
«Быть счастливу – быть невидиму».
А.С. Пушкин. «Записная книжка»
СОДЕРЖАНИЕ:
Детство.
Отрочество.
Юность.
Зрелость.
Старость.
Детство.
В начале ноября одна тысяча девятьсот семьдесят пятого года, когда деревья во дворе уже приготовились к первому снегу, Лёне Журавлеву исполнилось восемь лет.
Пришедшая в гости бабушка, достала из сумки подарок - лыжный костюм с шапочкой, чем очень обрадовала маму. Две пачки цветного пластилина, поверх костюма, Леонида порадовали больше.
- Сейчас с дедом видели, как во дворе продавали сестрёнок, - сказала бабушка Настя, пройдя к маме на кухню, - Хорошенькие! С толстыми косами - по пять рублей. Но быстро разобрали. Осталось несколько с тоненькими косичками, за три рубля.
- И вы не купили? – спросил Лёня, положив обе пачки пластилина в неработающий холодильник, где лежали его книги с игрушками.
Из пластмассового Деда Мороза Леонид достал три рубля, и выскользнул за дверь квартиры. На улице еле курилась куча осенних листьев. Задумчивая старшеклассница выгуливала бульдога. И больше никого.
Возвращаясь, Лёня вообразил, что за ним гонится Старый Бабай. На одном дыхании взмыл на третий этаж, захлопнул за собой дверь - я в Орской крепости!
- Ты где? - Дед, бабушка, мама и папа уже сидели за столом.
- Хотел сестричку купить с тоненькой косичкой.
- Это он уж на двор сбегал! – рассмеялась бабушка.
- Ты свои три рубля побереги, - подмигнул дед, - Мама сама купит.
После нескольких тостов за Лёню, маму и папу, дедушку и бабушку, на столе появился торт с восемью горящими свечками, которые Леонид задул с первого раза.
Мама похвасталась, что Лёня выучил наизусть «Сказку о царе Салтане» Пушкина. Все стали просить прочесть её.
- А хотите, я лучше покажу вам кавалерийскую атаку? Сейчас, минуточку! – Лёня поставил на радиолу пластинку с песней «Погоня» из кинофильма «Неуловимые мстители». На воображаемом коне, размахивая саблей, поскакал на одном месте. Но тут пуля пробила ему грудь. И он, бедный, упал с лошади.
- Мать, он у нас не припадочный? – спросил дед бабушку, со смехом откашлявшись.
Лёня обиделся, но все так засмеялись, что и ему стало весело.
Дед Вася любил пошутить.
В детстве, когда Лёне было всего шесть лет, Журавлёв подобрал на асфальте бычок, зажег его спичкой и шокировал младшую двоюродную сестру тем, что стал курить.
Потом, в воскресенье, в гостях у деда с бабушкой, он уселся на диване перед телевизором. Показывали передачу "Служу Советскому Союзу". Пограничник на вышке смотрел в бинокль.
- Вот и мне довелось стоять на вышке с биноклем, - дед сделал паузу, Лёня приготовился слушать интересную историю, - И видеть, как наш Леонид курит!
- Да что ты! - бабушка с полотенцем на плече выглянула из кухни.
Лёня от стыда аж сполз с дивана.
Да, дед Вася шутник. Зато с тех пор Лёня не курит вовсе.
Перед сном Лёня попросил бабушку рассказать сказку.
- Ладно, солнышко! Но только одну. А то нам с дедом еще до дома идти.
Она рассказала, как они этим летом ездили в деревню на север, где она жила когда-то давным-давно, при царе-Горохе. Как, собирая чернику, столкнулись с медвежонком и так заорали от страха, что перепуганный мишка пустился от них наутек. Как в печке потом испекли пирог с черникой и перед сном читали русские сказки. Как купались в речке и загорали на песчаном острове.
- Ну, все, спокойной ночи! - бабушка поцеловала Лёню и подошла к выключателю.
- А сказку? – спросил Лёня.
- Я же только что рассказала.
- Нет, баб, это был рассказ.
- Ой, ну да чего же ты хитрюшкин, Леонид.
Отрочество.
Горнист пионерского лагеря «Чайка» уже протрубил сигнал «Спать, спать. По палатам. Пионерам и вожатым. Спать, спать, спать. Всем спать».
А за окном было еще светло. Поскрипывали сосны. Теплый ветер волновал занавески. Воздух был напоен запахами хвои и цветов шиповника. Впереди три месяца летних каникул!
- Пацаны, а кто читал Дубровского? – спросил кучерявый пионер Аркадий Борискин, одноклассник Журавлёва.
- Я читал еще в прошлом году, - соврал Лёня.
- Про что там?
- А там… Дубровский ехал на коне лесом... в сумерки. Едет, едет, смотрит, а на темной еловой ветке сидит огромная синяя бабочка...
- Лёньчик, умоляю, давай без лирики!
- Ну вот, едет Дубровский по темному лесу, едет... и слышит, кто-то кричит: "Помогите! Помогите!" Свернул Дубровский на этот голос и выехал на кладбище, окутанное вечерним туманом. А там барышня к кресту привязана веревкой. Обнаженная.....
Лёня взял паузу.
- Что дальше-то?! – почти хором спросили десять пионеров.
- Дубровский отвязал девушку от креста, взял ее на руки. Смотрит, а на кресте написано "Дубровский". Его дата рождения! И его дата смерти... прям, этот самый день. Барышня поцеловала Дубровского... ммм…¬ в губы... и сказала: "Я твоя смерть, Дубровский!"
- Класс! – воскликнул Борискин. - Надо будет почитать. Не повезло этому Дубровскому.
- Как и мне, на весенних каникулах, - вздохнул Лёня.
- А тебе-то чего?
- Меня не взяли на свадьбу к Ниночке, старшей двоюродной сестре, за то, что пришел домой по пояс в грязи.
- А, это когда ты на спине потащил Склярову из пятого «Б» через реку грязной воды, на дороге! – развеселился Аркаша Борискин, - Пацаны, мы тогда с Лёньчиком были в сапогах кирзовых, а Лидка эта - в кедах, после физры. Короче, они грохнулись оба! Склярова допрыгала как-то до "берега". А Леня наш сидит, глазами хлопает и лыбится. Как же мы тогда ржали! С него до самого дома вода стекала.
- А сейчас приготовьтесь к настоящему смеху, - произнес Лёня, - На свадьбе двоюродной сестры, куда меня не взяли в наказание, гости отравились котлетами. Туалет был всего один. И вот там было не до смеха.
- А-ха-ха-а! Умора!
- Лёня, а чего там про Дубровского? – тихо спросил пионер в очках.
- Чего, чего. Сотворил Дубровский специальную молитву от нечистой силы и девица растаяла в тумане.
- И всё?
- Нет, конечно, роман-то толстый. С утра пораньше поехал Дубровский на бал к своему другу Тютчеву. И по дороге провалился в болото. В лесу шайка разбойников отняла лошадь. Э-э…саблю заклинило в ножнах, не чем было проучить архаровцев.
Выходит Дубровский из леса к окраине какой-то деревеньки. А в это время, дочь отставного военного доктора Земляникина упражнялась в стрельбе из пистолета. Девица промазала мимо мишени. И прямо в руку Дубровскому. Хорошо, что кость не задела.
Так и не добрался Дубровский до друга Тютчева.
Лежит на соломенном матрасе в доме доктора и любуется Земляникиной, которая делает ему перевязку. Самого же доктора срочно вызвали в усадьбу Тютчева. Там все гости отравились котлетами.
- Лёня, только не ври мне, ты про Дубровского сочиняешь что ли?
- Ага.
- Ладно тебе Борискин, пусть Лёнька дальше рассказывает про Дубровского. Давай Лёнь.
- Аркадий, в чём прокол?
- Земляникина. Она моя соседка по лестничной площадке! В медицинском институте учится и папа у нее доктор!
- И ты гуляешь в нашем дворе с ее старым бульдогом!
- Лёньчик, это твоя лучшая история, из всех, что я слышал! И что там Дубровский?
Юность.
Журавлевы переехали в другой город, в Ульяновск, в новый район для авиастроителей.
Их дом стоял на отшибе мироздания обдуваемый семью ветрами.
До художественного училища - более часа на автобусе. Лёня отрезан от всех друзей, старых и новых. Родители целыми днями на работе.
Соседка по дому, Майя Матвеевна, красивая женщина двадцати семи лет, преподаватель возрастной психологии в педагогическом институте, жена пилота гражданской авиации, разрешает брать книги Леониду в их домашней библиотеке. Но вечно спрашивает - аккуратно ли он обращается с ними?
Журавлёв решил на этот раз обернуть книгу толстым ватманом, поставить на подставку.
В комнату заглянула Майя Матвеевна. Что-то забыла ему сказать. Лёня делает вид, что не замечает ее, аккуратно, двумя пальцами переворачивает страницу. Майя Матвеевна исчезает и через пару минут снова появляется. Вспомнила! Она хотела бы юному соседу на день рождения подарить книгу, но не решила какую. Биографию Валентина Серова? Или может быть шпионский детектив «Ошибка резидента»? Леонид выбрал Серова.
- А, - говорит, - я так и знала.
Рассказывает, как знаменитый художник Таир Салахов рисовал ее портрет углем. Она в Баку жила с ним в одном дворе.
Журавлев предложил и ему позировать. Уголь, недавно купленный в художественном салоне, которым рисовал впервые в жизни, придал особую высоту вдохновению.
Получилось не похоже. Настроение испортилось. К тому же, Майя Матвеевна, ни на секунду не закрывавшая рта, заявила, что Иисус Христос был евреем. Леонид достал альбом Верещагина и показал картину "Распятие на кресте у римлян". Иисус Христос был римлянином! Вот доказательство.
Утром на лекции по истории искусств, Лёня в тетради нарисовал шариковой ручкой рыцаря Айвенго и спасенную им еврейскую девушку Ребекку, которая случайно получилась похожей на Майю Матвеевну.
…
В начале декабря одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года Москва укуталась туманом. В окнах клуба имени Дзержинского на Лубянке горел свет. Длинный худой пограничник Леонид Журавлев под руководством маленького коренастого лейтенанта Жоржа Брусникина, оформляли выставку к семидесятилетию КГБ. Работы было много. Рассказывали друг другу разные истории.
- У меня в соседнем дворе, в Сокольниках, жила девчонка – гений чистой красоты, - начал новую историю лейтенант, - «Мажоры» так и вертелись вокруг нее. Мои шансы, в этом «Клубе знатоков», были - зеро. Поступил в Галицинское, и вдруг, она воспылала ко мне страстью нешуточной! Вот, думаю, что форма курсанта погранвойск делает!
Лейтенант отошел на несколько шагов от стенда, прищурился, посмотрев на свою работу издалека.
- Я ее до дома проводил, а она не против, чтобы я и зашел, – он вытер кисти об тряпку, - Целую, а она оторваться от меня не может! Но неожиданно, на самом интересом месте, убежала в туалет и слышу, рвет ее. Э, подруга, думаю, так не пойдет. И удалился.
- Почему не помогли? Может, она отравилась, - спросил Леонид.
- Ты не с Урала?
- С Южного. Из Орска.
- Ладно. Теперь твоя история.
- Нет, но все же? Что не так?
- Это же элементарно, Ватсон. Тошнит женщин не только от отравления, но еще и от беременности. Пазлы сложились в единую картину. Военная форма была не из этой серии.
- Но вы же влюблены в нее были, или мне показалось?
- Знаешь, когда мы с ней в метро поднимались по эскалатору, я ощущал нешуточную гордость рядом с такой «кавергёл». («Девушка с обложки». Прим автора). Как там, у Фёдора Михайловича – жалость сильнее любви. Добавь она щепотку жалости, плюс возможность сотворить рыцарский поступок и мы бы всем объявили, что это мой ребенок, и все бы сложилось. Но начинать с обмана, брат, сквернейшее дело. Потому я ушел по-английски.
…
Солнечным июньским днем Леонид сидел в студенческой столовой.
Однокурсница Паша Строжина, внучка профессора начертательной геометрии, подсела за его столик.
- Можешь на месяц меня спрятать? Только ни о чем не спрашивай. Да или нет?
- Ну, у меня есть дом на севере, там сейчас никто не живет.
- Годится. Поехали.
- Что, прямо сейчас?
За Тверью заглох мотор мотоцикла, и Леонид провозился с ним до самой ночи.
Заночевали в стогу сена.
На следующий день, к обеду, приехали к «убежищу».
- Слушай, да у тебя тут царство Берендея! – восхищалась беглянка.
Большой купеческий дом в Велико-Новгородских лесах, на реке Малога. Две русские печки. Полки, полки книг.
Журавлев пошел в погреб посмотреть, не осталось ли прошлогодней картошки.
После обеда они поплыли на песчаный необитаемый остров, исчерченный следами птичьих лап. Лежали, смотрели на облака.
- А сейчас ты можешь сказать, от чего тебе нужно было спрятаться? – спросил Леонид.
- Нет...– она немного помолчала, - позже. Впрочем, меня выдают замуж… за Косыгина.
Он засмеялся.
- По-твоему, это смешно?
- Прости!
- Ладно,- она перевернулась на живот, - Лучше сделай массаж.
Леонид стряхнул песок с ее спины, двумя руками зажал кожу на пояснице и дернул. Ее крик спугнул галок в лесу.
- Чего?
- Ничего. Продолжай.
- Тогда, не кричи так.
- Почему? Здесь же никого нет.
- В бору живет медведь, он девушками питается.
- А женщинами?
- Женщин не трогает.
- Дедушка говорит, что до свадьбы нужно оставаться девушкой.
- До свадьбы с Косыгиным?
Теперь она засмеялась.
Из леса вышел медведь, напился воды из реки, прислушался к человеческим голосам доносящимся с острова и ушел обратно в бор.
Зрелость.
После завтрака Леонид поссорился с супругой из-за пустяка.
Профессорская внучка скинула книги с его полки. Он скинул книги с ее полки. Через десять минут восемь книжных шкафов были пусты. Пол в двух комнатах московской хрущёвки был завален книгами так, что негде было и шагу ступить.
Весь день он собирал свои книги. Она - свои.
Леонид собрал быстрее и пришел на помощь Паше. Глубоко за полночь, все книги стояли на своих местах. Вот и прошел выходной. Они легли спать друзьями и любящими супругами.
…
Русский иллюстратор Леонид Журавлев вышел из леса к большому деревянному дому с двумя трубами на крыше, стоявшему на холме, в окружении редких могучих сосен. Апрельский ветер кружился у ног, словно пес, приветствующий хозяина. Сквозь затянутое облаками небо светило утреннее солнце.
Журавлев прошел в свою мастерскую, комнату светлую и убранную.
Возле окна стоял письменный стол с чешским стулом. На столе лежали листы бумаги и акварельные краски с прочими принадлежностями для рисования. Цветок герани отражался в стакане чистой воды.
Художник открыл створки массивного книжного шкафа и провел рукою по корешкам фолиантов. Пальцы остановилась на томе Стивенсона «Черная стрела».
Иллюстратор достал книгу и прочитал вслух окончание романа: «С тех пор грязь и кровь этой бурной эпохи текла мимо них. Вдали от тревог жили они в том зеленом лесу, где возникла их любовь»
Послышался шум дождя. Леонид посмотрел в окно. Нет, это должно быть, шумел закипающий чайник. Из кухни аппетитно пахло блинами.
В дверном проеме появилась сорока пяти летняя женщина с банкой меда.
- Баба-ягодка! – улыбнулся Леонид, - вот так, в дверном проеме, с банкой мёда я тебя и нарисую.
- Мой руки и приходи завтракать, пока не остыло.
Старость.
В августе две тысячи тридцать седьмого года в Велико-Новгородской области белые ночи сменились звездопадом.
Чета Журавлевых сидела на веранде старого дома позапрошлого века, затаившегося в дремучем бору.
Неожиданно заработало радио, сообщали об очередной волне беженцев из Европы в Россию. Потом передали о погоде на завтрашний день. На этом радио замолчало.
- Лёнечка, когда приедет Афанасий, не забудь достать, – сказала жена художника.
- Что достать? – переспросил Леонид Вячеславович.
- Ну, ты что, не знаешь где?
- Паша, мне кажется, мы только что родили новый анекдот, - рассмеялся Леонид Вячеславович, - «Клюковку» я уже достал, в библиотеке на столе стоит.
Еще не погасли вечерние зори, а небо уже переливалось звездами. Одна звезда упала, другая, третья… Сколько желаний сейчас можно загадать!
Сын Шурик перестал приезжать из Москвы на лето в эти дикие места, жалуясь на трудную дорогу и беспардонного соседа - медведя. Но внук студент Афанасий, позвонил, что завтра к обеду будет… с девушкой. Предстояло знакомство.
- Все, мать, пошли молиться и спать.
- Сколько раз просила не называть меня так. Мне не нравится.
- Пойду лампадку затеплю, - Леонид Вячеславович Журавлев, взяв с собой недорисованный портрет жены, ушел в дом. Через минуту, за ним поднялась и Прасковья Ивановна.
…
Под ногами хрустел природный настил изо мха и опавших иголок хвои. Осень в этом году стояла сухая. Леонид Вячеславович Журавлев, в преддверии своего семидесятилетия, гулял по лесу, когда случайно вышел на группу чужаков.
Несколько уголовников сидели на корточках за валежником, ели тушенку из банки.
- Шмырь, - один из зэков кивнул другому в сторону нежеланного свидетеля.
- А-тя-тя-тя-тя! – бандит Шмырь, вытер руки о мох и достал заточку из сапога.
Леонид Вячеславович много раз прокручивал в уме подобную ситуацию. Уходить от погони следовало через болота Колодни, уводя незваных гостей подальше от дома. А там и медведь мог заблудиться.
Со всех ног старый художник бросился к реке.
Колодня - заколдованное место. Лесная река выходила из-под земли, делала змеиный изгиб и вновь уходила под землю. И так десятки раз. Иногда, время здесь останавливалось и солнце сутками стояло на одном месте.
Леонид Вячеславович падая, почувствовал, как погружается в красную воду заболоченной реки. Под водой дышалось легко. Он поплыл по ее медленному течению, пока не уперся в плотину бобров. Журавлев вылез из воды, вскарабкался по песчаному обрыву наверх и вошел в купейный вагон пустого поезда Санкт-Петербург – Москва. Состав тут же тронулся и быстро набрал ход.
Вскоре, за окном показалась станция Пестово. Художник вспомнил, что плотник из этого городка, взял почитать роман Стивенсона «Черная стрела». У Леонида появилось навязчивое желание вернуть книгу. Стоянка – пятнадцать минут.
Он бежал гигантскими шагами. Нет, не успеет. Надо поворачивать назад. Обратно уже летел. Поезд тронулся, когда Журавлев запрыгнул тамбур.
Открыл дверь в свое купе. Старшеклассница Земляникина в белом коротком платье, из моды шестидесятых годов, сидела на нижней полке… с «Черной стрелой» Стивенсона.
- Вы эту книгу искали? Садитесь рядом, будем вместе читать.
Она читала быстро, он не поспевал за ней. Неожиданно залюбовался рукой девушки, переворачивающей страницу. Длинные тонкие пальцы пианистки или хирурга. Да, хирурга, она же в медицинский институт поступила.
Мысль, что ему не семьдесят, а снова двадцать три года пролетела в сознании и осталась незамеченной вниманием.
Поезд прибыл в Москву на Савеловский вокзал. Земляникина, простившись, вышла. Леонид никак не мог собрать свои вещи. Откуда взялось столько вещей?! Состав отогнали на сортировочную станцию, выключили свет.
Да пропади пропадом все эти вещи! Из темноты вагона Журавлев вышел в ночь. Вокруг все было черным: дома, деревья, мокрый асфальт, осеннее небо. И даже подошедший трамвай без номера был черным. Художник поинтересовался у рядом стоящего эфиопа в смокинге, куда идет этот трамвай. Африканец зловеще улыбнулся.
В кафе-стекляшке зажегся электрический свет. Из его дверей вышла молодая женщина. На ней было то же белое короткое платье, что и у Земляникиной в поезде. Негр попятился назад.
Художник вошел в кафе и сел за столик у окна.
Женщина принесла чашечку черного кофе. Положила туда ложку пломбира.
- Мая Матвеевна, это Вы!?
Хозяйка кафе улыбнулась.
- Допивай кофе. Я покажу твою мастерскую.
По деревянной лестнице она поднялась на второй этаж, Леонид последовал за ней.
Мастерская оказалась маленькой комнатой, без излишеств. Беленые известью стены, черный кожаный диван. У окна - массивный стол и табурет. На столе лежит роман Стивенсона «Черная стрела».
- Тебе надо проиллюстрировать эту книгу. В ящиках стола найдешь материалы для работы.
Она вышла. Леониду захотелось, чтобы Майя Матвеевна осталась, для вдохновения. Открыл дверь. За порогом оказался утренний сад. Чирикали воробьи. И ни души.
Художник сел за работу. Вот и последняя иллюстрация. Леонид удовлетворенно потер руки, прилег на диван, прикрыл глаза.
Журавлёв пришел в сознание. За ухом запеклась горячая кровь. Ныло ушибленное колено. В остальном, вроде, все цело.
Тишину осеннего леса нарушил рык медведя, со стороны Колодни.
Москва. 2015 год.
(С) Вячеслав Люлько
(С) Литературный журнал "Симбирск", №1, 2016 год.