Старик умирал. Умирал медленно, сознательно и даже самозабвенно. Он уже почти ничего не ел. То, что приносила ему сердобольная соседка, женщина лет шестидесяти, которую он про себя называл «Старухой», Старик практически в полном объеме выблевывал в унитаз. Благо, тот был еще пока под боком, как-то удалось после очередного экономического кризиса не уступить уговорам муниципальных чиновников переехать в более скромную квартиру «без удобств».
Старуха его и досматривала. «Досматривала», значит, приносила тот самый горячий обед, за который он отдавал ей треть пенсии. Почему это не делали дети, внуки? Кто-нибудь из дальних родственников, наконец? Он часто и сам задавался этим вопросом. И всегда находил на него один и тот же ответ – сам виноват, старый дурак, нет у тебя никого. Так получилось.
Может быть, где-то эти дети и проживали вместе с внуками. Должны были проживать. По крайней мере, судьба подарила ему насыщенную и бурную жизнь. А смолоду он всегда верил в истину: тайна рождения принадлежит женщине. Но ни одна из его женщин пока своих прав на него в качестве отца не заявила. А женщин у него было… По истечению семидесятого года жизни он мог с чувством гордости, замешанном на горечи, признать: их у него было много. Может быть даже слишком много.
Глядя в чисто выбеленный потолок, он часто думал о том, что как жаль – это были просто случайные женщины, не жены. Конечно, это не оправдание, и, может быть, поэтому так и осточертела жизнь, может быть, именно поэтому он так тихо и бесповоротно сдался?
И теперь просто умирал.
Дети, внуки… А скорее всего, уже и правнуки… Бегают где-то по своим делам и ведать не ведают, что здесь, сейчас, в одинокой квартире, умирает одинокий Старик. Когда такие мысли приходили в его изможденный бессонницей мозг, он просто плакал. Бессонница навещала часто, значительно чаще, чем мысль о детях, но в те часы, когда это случалось, ему хотелось лишь одного – увидеть возле себя, крепкого и здорового, как когда-то, кого-нибудь маленького, нуждающегося в его защите…
И когда однажды, проснувшись, возле своей кровати вместо Старухи он увидел девчонку лет десяти, Старик подумал: «Ну, дождался… – но фантазии быстро отступили на второй план, и верх взяла реальность, – Действительно, помирать пора. Вот и смерть. А если внучка, нет, скорее, – правнучка, тогда – откуда и каким образом?» На большее его обессилевшей фантазии не хватило.
Некоторое время, прежде чем раскрыть глаза, он рассматривал ее через прищуренные веки. Щупленькая, светловолосая… «Из которых же моих? – подумал Старик. И сразу же осекся на этой крамольной мысли. Уж очень благопристойно выглядела девочка, – Мои, небось, буйные все».
Девочка, и правда, выглядела тщедушной. Острые плечи, большие глаза, скуластое скорбное лицо, худые коленки, на которые она старательно натягивала юбчонку, уже успев присесть на постель.
«Нет, не из моих, – сделал вывод Старик, – мои покрепче были бы… Наверное, соседка не смогла придти, внучку вместо себя прислала».
Но откуда-то из пяток к груди подбирался холодок. Но не холод смерти – с этим противным чувством ему приходилось встречаться. Появилась непривычная легкость. И неожиданное чувство свободы.
- Ну, и чья же ты будешь? – спросил Старик, прекращая игру вжмурки.
Девочка, по-видимому, приняв его правила игры, в свою очередь зажмурилась, а потом, раскрыв глаза, мягким голосом – не сказала – вымолвила:
- Твоя…
- Как – моя? - превозмогая слабость, Старик приподнялся на подушках и почему-то спросил: – Как зовут-то?
- Душа…
- Дуся? – Старик прикинулся, что не расслышал, но сердце не обмануть. И оно зависло в холодной пустоте.
- Ду-ша, – по слогам произнесла Девочка, и потупилась.
- Чья? Моя, что ли?
- Да, дедушка, твоя, твоя, – Девочка уже смело сверкнула глазами.
И почему-то от ее взгляда Старику стало еще холоднее. Он уже сидел постели и внимательно разглядывал девчонку.
«Кто? Маленькая мошенница, забравшаяся в квартиру, или сирота, такая же, как я? - мысли в голове внезапно приобрели стройность и начали выстраиваться, согласуясь с инстинктами: – Может дитя есть хочет?»
- Ты подожди, – вдруг засуетился он, – сейчас придет Старуха, накормит нас…
- Ты меня не понял, – улыбнулась Девочка, – Я – твоя душа. Хочешь, назови это жизнью, нет, скорее - судьбой…
Старик вновь зажмурил глаза. Все-таки это она – смерть! Ребенок так шутить не станет. Он так ее ждал… Но почему все-таки – девочка? Что, и тут ухмылка судьбы?
- Да нет, – вдруг ответила на его мысль Девочка, – Я не ухмылка судьбы, я твоя судьба и есть. Душа, то есть, если ты еще не понял.
- Это как же? – до Старика вдруг начал доходить истинный смысл ее слов.
- Как, как… Очень даже просто. Ты, дедушка, в существование души, что ли не веришь?
- Ну, если даже верю, то в то, что именно ты – моя душа, поверить трудно, – Старик глубоко вздохнул, почувствовав, как защемило сердце, и в тайне надеясь, что с ума он все-таки не сошел, и что Девочка, все-таки, – его смерть, и что сейчас, наконец, все закончится. Пусть даже так странно, но закончится.
Между тем ее жиденькие волосенки, по-деревенски подстриженные под горшок, даже взъерошились.
- Да не смерть я твоя! Тебе еще жить да жить… – она наклонилась к нему и заглянула в самые глаза. – Ну почему ты мне не веришь?
- А почему я должен верить в эту чушь? – теперь уже взъерошился Старик. – И вообще…Чего тебе надо?
- Кому – тебе?
- Ну, душе…
- Во-первых, это нужно не мне, а тебе, во-вторых, мне все-таки важно знать – ты веришь в душу или нет? От этого зависит, будем ли мы разговаривать дальше.
- Ну, верю… Но почему ты – такая?
- А-а… - протянула Девочка. – Ты ждал ангела? Кого-нибудь без возраста и без этого… без пола?
- Ну да. Их же всегда так изображают.
- И напрасно. Потому что душа человека и он сам – это одно и то же. Душа тоже имеет возраст. Просто сейчас человек – ты, а я твоя – душа. Ты умрешь, станешь моей душой, только старухой, а я появлюсь на свет мальчиком. И так каждый раз. Когда ты родился, было мне в тот момент семьдесят девять с половиной лет. Ты начал расти, стариться, я, наоборот – молодеть. И, понимаешь, ты просто не можешь умереть, пока мне не исполнится один день, а тебе, соответственно, семьдесят девять с половиной лет. Потом появлюсь на свет я. А ты снова станешь моей душой.
- Бред какой-то. А через семьдесят девять с половиной лет мы с тобой опять поменяемся ролями?
- Ну да! – Девочка обрадовалась, что ее поняли.
- А почему именно с тобой, с девчонкой?
- Понимаешь, душа - она всегда противоположного пола. Так в человеке поддерживается равновесие первоначальных сил творения – мужской и женской. Прости, мне тяжело говорить об этих сложных вещах, я же так молода… – она засмеялась. – Ну, а если серьезно, действительно, мы с тобой дополняем друг друга и по возрасту и по полу. Нам бы поговорить лет тридцать назад, я бы тебе столько могла рассказать…
- Так почему же не встретились?
- Мы встречались, просто ты не помнишь. Душа обязана один раз встретиться со своим земным воплощением. Как раз в середине нашего общего пути. Это как ритуал такой. Вспомни, где ты был накануне своего сорокалетия?
Господи, сорок лет! Как же давно это было. Где ж его тогда носило? Если память не подводит, он тогда в компании таких же сумасшедших, как и сам, зачем-то штурмовал очередную вершину на Гималаях… Так где же они могли там встретиться?
- Женщину на ослике помнишь? – прищурилась Девочка, – на дороге в Лхасу? Ее осел тогда, вас увидев, испугался, а ты помог ей с ним справиться. Так вот это была я…
- Кто, та черная замотанная в грязную тряпку крестьянка?
- Ну, не осел же, – засмеялась Девочка. – Но это была такая маскировка. А вообще, я красивая была… Попробуй еще один случай припомнить: Крым, шторм, ты выпал за борт яхты…
- …И утонул бы, ведь мне тогда уже под шестьдесят было, да и изрядно перебрали мы в тот вечер с приятелями…
- Поэтому тебе и круг бросать не спешили. Все просто бегали и орали: «Где круг?! Где круг?!»
- Вдруг на борту появилась девушка и швырнула мне этот чертов круг, да прямо по голове… Я на какое-то мгновение сознание потерял, хорошо, успел веревку на руку намотать… Так это была ты… Тебя потом долго искали на борту и, не найдя, подумали, что это был пример коллективной пьяной галлюцинации. Правда, позже каждый из этих придурков по очереди приходил ко мне и рассказывал, что круг бросил именно он… Спасибо, однако, ты мне тогда жизнь спасла.
Девочка засмеялась:
- Понимаешь, помимо одного обязательного раза мы имеем право еще дважды встретиться со своим земным воплощением, чтобы помочь ему в беде.
- Что-то типа ангела-хранителя?
- Что-то типа, – уклончиво ответила Девочка. - Нет, скорее, это как ответственность души за свою земную половинку. Вот, смотри, когда ты маленький, я – старуха, и опекаю тебя, как бабушка, позже как мать, еще позже как сестра…
- А сейчас как кто?
- Как внучка.
- Ага, такая вот виртуальная внучка. Спасибо, что хоть такая есть, - проворчал Старик.
- А потом ты точно также будешь заботиться обо мне, - Девочка не обиделась, просто завершила свою мысль.
- Дважды ты уже приходила. И сейчас это третий раз…
- Ты знаешь, не для того, чтобы еще раз спасти тебя. Чтобы просить о помощи. Нет, ты, конечно, можешь покончить с собой, вот так тихо, глядя в потолок. Но тогда… тогда умру и я.
- Почему?
- Ты что же, ничего не понял? Если одна из наших половинок рвет связь, погибает и вторая. А я еще не хочу умирать.
- Я же не в петлю лезу. Какое же это самоубийство?
- А это еще хуже. В петлю лезут в состоянии аффекта, а ты спокойненько так себя уничтожаешь. Нас с тобой.
- Сколько, говоришь, тебе лет? – спросил Старик. И поправился: - По нашим меркам?
- Девять с половиной.
- Значит…
- Значит?
- Значит, еще девять с половиной лет я буду стареть, сначала ползком добираться до туалета, потом, уже ничего не соображая, ходить под себя, и, в конце концов, умру в мокрой грязной постели, а ты еще девять с половиной лет будешь молодеть – сначала проситься на горшок, потом пачкать подгузники и – тоже исчезнешь. Тоже умрешь.
- Я живу в параллельном мире. Там смерти нет, – вздохнула Девочка.
- В чем же смысл такой нашей с тобой жизни?
- Мы все учимся. И должны все пройти. В каждом своем воплощении. И так до конца.
- До какого такого конца?
- Подожди еще девять с половиной лет, узнаешь.
- Хм, и что же я буду знать, точнее, помнить, когда вновь появлюсь на земле?
- Здесь ты вряд ли что вспомнишь, это немногим удается. Ты все вспомнишь там, в параллельном мире. Вспомнишь все свои воплощения. Здесь это пока не нужно, а там – необходимо. Не спрашивай – зачем, я не смогу этого объяснить, точно так же, как ты не сможешь объяснить мне, ну, теорему Пифагора, что ли…
Старик, засмеялся. Да, теорему Пифагора он сейчас не вспомнил бы, не то что доказательство, но и саму формулу.
- Жаль, что мы больше не увидимся… Еще лет пятьдесят.
- Так ты согласен? – обрадовалась Девочка.
- А разве можно отказать душе? – проворчал Старик и подмигнул Девочке.
- Спасибо, дедушка, и прощай… Хотя, знаешь, мы ведь еще можем встретиться. Ты только внимательнее смотри вокруг себя.
И – исчезла.
Он прожил ровно девять с половиной лет, прожил в полном сознании, при сравнительно крепком для своего возраста здоровье. Интеллигентный, но чудаковатого вида Старик, заглядывавший в детские глазенки, еще долго приводил в тихий ужас окрестных мамаш, выгуливавших своих чад. Не объяснишь же им, что он просто пытался еще раз встретить свою Душу. Иногда, когда сначала из песочницы, потом из коляски Старику особенно приветливо улыбался малыш, ему казалось, что встреча состоялась, и несколько недель он жил в приподнятом настроении.
Последний раз их встреча состоялась, когда катафалк с его телом проезжал мимо гордого папаши, только что вышедшего из ворот роддома с заветным розовым пакетом на руках. Новорожденная, до этого мирно спавшая, открыла глаза и, провожая катафалк взглядом, улыбнулась. И он увидел эту улыбку. И улыбнулся в ответ.