Они вышли на улицу. Девушка ожидала, что в знак несвободы ее попутчица будет придерживать ее или идти на шаг позади, но та спокойно и неторопливо шла между домами. Одинаковый пейзаж из домов-коробок угнетал, а еще больше давила пустота улиц под серым небом.
- Можно уже говорить? - осторожно, но и не без раздражения спросила Марина.
Попутчица кивнула.
- Я хочу уйти отсюда. У меня, наверное, что-то с головой, но я чувствую... это не целиком галлюцинация, я не знаю что мне кажется, а что - нет... Да и не хочу знать! Скажите в какую сторону идти и я пойду.
- Галлюцинация? Ты уже ущипнула себя, я надеюсь? - женщина снисходительно улыбнулась.
- Да!
- Поверь, тут воют от боли, а "галлюцинация" никуда не пропадает. Если бы все было так просто! Но у меня есть кое-какие ответы, слушай...
Они направлялись к небольшому озерцу, обсаженному ивами и декоративным кустарником. Жителям соседних домов, наверное, завидовали, очень неплохой вид из окна по местным меркам. Ее попутчица начала рассказ, когда они стали наматывать круги вдоль берега.
- Для начала глянь вон туда... Видишь здоровенную башню? - она показала в направлении единственного небоскреба в городе. - Вот она, причина всех этих таинственных знаков и недомолвок с моей стороны. Ничего особо страшного, просто любая дура может туда пойти когда хочет и может. Указать место и время - и прослушать запись всего, что в этом месте говорили. Каждый кабинет в каждом здании, каждая комната в каждой квартире, микрофоны везде! Не то, чтобы кому-то это было нужно, но знаешь... У меня неплохая должность, я не хочу, чтобы какая-то идиотка повадилась прослушивать мою квартиру, а потом написала донос просто за неоднозначно понятую фразу. Ничего особо страшного не будет, но все-таки... А с другой стороны, не только здесь у озера, но и вообще на улице можно говорить что угодно. Здесь нет целенаправленной слежки, никому это не надо, кроме отдельных сволочей. Но и они не станут следить из-за угла. А если можно просто слушать записи, тогда желающие найдутся.
- Ничего себе! - Марина вспомнила, что Рысь ей запрещала говорить в трамвае.
- Да, в трамваях тоже микрофоны. Глупость полная, там разговор трудно разобрать, они же так гремят на поворотах! - женщина засмеялась.
- Как отсюда выбраться? - настойчиво повторила Марина свой главный вопрос.
- Боюсь что никак... - меланхолично ответила ее спутница, сбивая пепел. - Считается, что здесь белые ночи, но я не знаю ни одного такого места на Земле, где ночь и день совсем бы не отличались. У меня была подруга, по специальности астроном, она все горела идеей понять, где же это мы. Ее ведь так же, как и меня - похитили и доставили сюда. Часть времени прошла в обмороке, да и ночью дороги не видно, одним словом, черт его знает, но примерный круг можно ведь нарисовать, с точностью до тысячи километров хотя бы. В общем, у нее была своя теория и она все просила меня - вспомни да вспомни. Но ее круг не совпал с моим кругом. Очень сильно не совпал...
Женщина замолчала.
- И что она сделала?
- Глупость сделала. - ей тяжело дались эти слова. - Понимаешь, здесь, как бы ни было тяжело, нельзя пытаться свести счеты с жизнью! Просто не выйдет! Я не могу это объяснить, просто поверь. В общем, она написала "предсмертное письмо". Я сожгла его и не помню дословно, но там было написано, что такого места нет на Земле. Что она все проверила, что у нее была какая-то теория, она с ней носилась, но все это оказалось неверно. Абсолютная белая ночь, звезд не видно, фатальные несовпадения маршрутов... Она собиралась как-то сделать самодельный телескоп. Не знаю, что она в него увидела, но отсюда нельзя уйти своими ногами, и это ее добило. Она решила уйти по-другому... Не зная, что и этого нельзя. Ее восстановили, но она теперь ничего не помнит, да и вряд ли нам теперь дадут увидеться.
- Как жаль... Вы сказали "похитили и доставили сюда"... - потрясенная девушка заговорила после паузы.
- Да - кивнула ее спутница и продолжала рассказ. - Я жила тогда в захолустье. Дочке было 11 лет и меня с ней выманили на детский конкурс красоты. К таким вещам всегда отношение настороженное, но они долго уговаривали и были убедительны. А потом в машине нам что-то вкололи...
Ей явно тяжело давались эти воспоминания, но чувствовалось, что она хочет высказать что-то важное. Женщина продолжила.
- Я очнулась на каком-то брезенте, точно помню, что это было под открытым небом. Везде темень, но нас освещает прожектор, прямо слепит. Оксана была заторможенная, не отошла еще от той гадости. А рядом - такие же как я обманутые матери с детьми. Нас охраняли военные, на все вопросы - автомат в лицо. Офицер, капитан приходил пару раз. Навсегда запомнила эту тварь! Тонкие усики... Бодро так говорил, успокаивал, шутил... В последний приход сказал всем идти. Но первой шла женщина, у которой девочка спала на руках - разбудите, говорит, пусть идет сама. Девочка тяжелая, конечно, но мать стала шепотом уговаривать, что ничего страшного, она ее донесет. Он настойчиво, без грубости, но требует - разбуди. И когда она поставила дочь рядом с собой - вдруг заходит сзади и стреляет обеим в затылок! Потом весело так объявляет - "нам нужно 12 пар, а эта - лишняя!" и спокойно ждет, пока схлынет истерика.
Женщина остановилась, глядя куда-то вдаль. Выбросила потухшую сигарету и потянулась за следующей. Здесь у озера они были совершенно одни.
- Когда мы снова могли слушать, он рассказал правила. Девочки пройдут испытание на выносливость. Всех выбывших пристрелят, останется только одна. Пристрелят и тех, кто в паре с выбывшими. Я сразу не поняла, зачем говорить "пара", хотя может не все приходились матерями, я не знаю... Но потом нас выстроили напротив, там на асфальте нарисованы были клеточки, в них круги с крестиками, и я смотрю - они толкают девочек влево! А крайнюю за руку отвели в противоположный конец... Вот тут до меня, да и до всех начало доходить, что не только у меня - у всех дети будут в паре с кем-то другим! И шансы или у матери или у дочери, вдвоем не выжить никому... Ужас, что там началось в этот момент! Они не стреляли, но их было так много да и сила на их стороне... А потом пары развели по комнатам, можно сказать - камерам, но они довольно большие, кровати, телевизор... Я поняла потом, зачем телевизор. Да и к испытанию было чем готовиться - рукоход. Они потом показывали предыдущие испытания - на рукоходе до бесконечности висеть ведь не сможешь, тем более двигаться вперед. Показывали, как стреляют тех, кто срывается или задерживается. А еще транслировали видео из всех комнат по очереди.
- Военные... - растерянно произнесла Марина. - А может это бандиты?
- Бандитам не под силу такое построить. - женщина обвела полукругом бесчисленные здания вокруг. - Говорят, этот пустой город рассчитан на 10 миллионов, а населения, как ты знаешь, пока и восьмой части нету. В общем, похитители нам дали месяц на подготовку. Первые дни все пребывали в прострации, а кто может и побольше. А потом моя Оксана поломала руку. Толстая тетка, которая с ней была в паре, истерила, замахивалась на нее, била даже. И камера крупным планом показала перелом... Звука не слышно, но конец уже ясен, надежды никакой. Я чуть с ума не сошла, все не верила, думала что это такой психологический эксперимент, что видео не настоящее, но сомнений все меньше, ей наложили повязку, рука распухла. Еще я долго думала, зачем она это сделала. Дать шанс своей дочери, чтобы Оксана ее не обыграла? Нет, похоже, наоборот, она спасала себя, заставляла Оксанку не слазить с этого рукохода. И вдруг ко мне пришло какое-то ледяное спокойствие, как омертвело что-то. Я посмотрела на девочку, которая со мной, Настю, а она до того тихо в уголке там пряталась, меня сторонилась, свою мать по телевизору высматривала только. Поговорила, нашла контакт. Прикинула, что натренировать ее не так уж сложно, руки сильнее среднего. Я вообще тренер по фитнесу, быстро прикинула комплекс упражнений, посадила ее на диету чтобы сбросить два кило. Она поверила, что победит, но боялась, что все равно убьют. Мы же лица их видели, говорит - умная! Вот я ей и говорила, как тебе сейчас - это не бандиты, это военные, им и так ничего не будет.
- Какой-то сплошной ужас. - прошептала Марина. - Что было дальше?
- В день испытания моей Оксанки и той твари не было. Я все еще надеюсь, что Оксана жива, хотя надежды мало. Настя выиграла. Когда это случилось, повсюду валялись окровавленные тела детей и взрослых из их пары - они пристреливали их сразу же после ребенка. И как только прозвучали два последних выстрела - нас тут же разлучили. Меня вывели в коридор, и Настю я больше никогда не видела. Уже потом я узнала, что ее наверняка оставили в живых, но это вряд ли к лучшему...
- Почему?
- Таким как я здесь еще ничего, а вот кто помоложе - тем совсем плохо... Слушай дальше. Полгода меня вместе с другими женщинами держали в клетке и ставили опыты. Заразили тем же вирусом, каким и ты переболела недавно. Он как-то меняет организм... Наверное, тогда он был еще экспериментальным, с симптомами куда суровее, я слепла почти на месяц, у меня были дикие судороги, рвота. Нами много народу занималось - медики, военные... Но подопытные - только молодые женщины, все около 30. И потом нас всей группой повели через лес в этот город. Тут не было наших мучителей - ни военных, ни медиков, вообще никакой власти и город тогда был совсем пустым. Несколько тысяч бывших подопытных - и все. Но нам сообщили сходу, что уйти нельзя. Нас никто не держал, хочешь - уходи. Но какая-то ерунда творилась: сколько ни пробовали выйти через лес - возвращались в город, да причем с неожиданной стороны. Тогда жили кучно в нескольких домах возле башни, квартиры зачем-то заселяли так плотно, что спали на полу. Так я познакомилась с Таней, про которую рассказывала, она астрономию знала и любила. Тогда пошла мода на клички и ее звали Таня Зенит. У нас сейчас вообще не в ходу старые имена, имей в виду. Суеверие... Тогда мы с ней сделали четыре попытки - и все без толку. На нас стали косо смотреть - такие походы требовали припасов, а их было ограниченное количество. Но зато здесь было полно законсервированных заводов, разного оборудования. Начали запускать производства, читали книжки, разбирались. Постепенно образовалось начальство, все втянулись, уже запустили производство консервов, галет, так что припасов можно было набрать сколько хочешь. Но работы было по горло, да и Таня говорила - надо сначала понять, куда идти. Ее тоже уже стал пробирать ужас от непонятного. Помню, она долго конфликтовала, не может быть, чтобы компасов не было! Она настырная, достала где-то магнит и обнаружила, что тут магнитная аномалия. Одно время ей казалось, что она поняла где мы, хотела перепроверить. В последний с ней разговор она неожиданно спросила: "Помнишь мое имя? Настоящее?" А на следующий день она прыгнула с крыши...
- Но ее спасли?
- Нет. Вообще тогда я не должна была об этом узнать, но так уж получилось... Оказалось, что она разбила голову, но тело ее как-то странно себя ведет, как будто регенерирует. Я и за собой замечала, что царапины проходят быстро, просто не придавала значения. А тут увидела буквально чудо - раны срастаются, но она все-таки не подавала признаков жизни. Была там такая упитанная сестра 0000012 - тогда уже образовалось немало начальства с "допусками к тайне" и номерами, которые теперь у всех. Она мне прочитала нотацию, что я не должна была этого знать, но так уж и быть... Я увидела, как ей капельницей ввели какую-то "живую воду" - и часа за четыре она ожила. Это был настоящий ужас - тело сочилось слизью, которая постепенно чернела на воздухе. Ее бинтовали, как мумию, намотают - а потом сматывают снова черные бинты... И так пока она не трансформировалась в девочку-подростка лет шестнадцати. Вот тогда она задышала, открыла глаза, а потом ее увезли и я так и не смогла с ней поговорить. Да и она ли это была, ведь она никого не узнавала? Удивлению моему не было предела. А еще я узнала, что субстанция эта - не химия, а берется у доноров, а донорами как раз девочки-подростки и будут, так что Таня отработает что получила и сторицей, и еще, что ее поступок лучше не повторять, потому что жизнь донора весьма неприятна. И что мы все вроде как бессмертны... Тогда у меня чуть мозги набекрень не встали. Это место - просто ад. Но здесь тоже можно тихо жить, у меня комфортная должность. Я сначала была "синицей", знаешь кто это?
Марина кивнула.
- Тогда в город взрослых женщин уже не приводили. Мы были первой волной, расконсервировали и обжили его, а потом хлынули девочки, которыми набивали донорские центры. Потом чуть постарше девушки пошли, твоего возраста. Их уже определяли куда-нибудь работать, а к донорству только периодически привлекали. А потом что-то пошло не так - исчезли сопровождающие, совсем. И выходить стали не группами, а по одной и в намного меньших количествах. Те, кто у нас наверху, может что-то и знают... Рухнули все планы, ведь десятимиллионный город должен был по графику запускать все заводы. Но для этого нужны девушки-работницы. Да и связь с теми, кто затеял весь этот эксперимент явно прекратилась. Вот тогда я перебралась на должность психолога - мне давно была омерзительна вся эта полицейщина, а вот разобраться, что происходит, мне очень хотелось. Я по душам беседовала с приходящими девушками, расспрашивала, как они тут оказались. Точнее, сначала я спрашивала, где их группа и сопровождающие, но потом как-то надоело смотреть на удивленные лица и ясные глаза. Все заблудились в лесу... Одно время была страшная конкуренция за новеньких, разные фабрики и конторы интриговали и боролись за каждую. Потом решили, что честно будет, если новенькая сама выберет, как бы случайно... Но я всегда смогу подсказать что-то, ведь доверительно лесная гостья беседует только со мной. Так я стала очень важной персоной и обросла связями... Потом нам и это запретили, но должность пока остается. Я уже не хочу никуда бежать сломя голову - если Оксанка жива, то ,скорее всего, она здесь. И еще: в городе нет этих уродов-военных, я это точно знаю. А вот вокруг наверняка все ими так и кишит. Правда, тут полно местных сволочей...
Она замолчала, показывая, что рассказ окончен.