Предыдущая страница: http://www.proza.ru/2016/02/25/632
ЦЕНТРАЛЬНЫЙ КАЗАХСТАН
Когда топот копыт стих и подъехавшие гости устало подвели под уздцы коней к привязи, сын Есим-хана, Жангир, вышел из юрты с приветствием:
– Кош келенездер , Ваулихан! Давно жду, когда же явится ко мне в гости мой друг детства!
– Здравствуй, здравствуй, дорогой султан Жангир, – обнимая друга, поздоровался Ваулихан.
– Как тетушка Ботагоз? В добром здравии ли? – поинтересовался сын хана.
– Недомогает. Гибель отца сильно подкосила ее здоровье. Но матушка обещает, что пока не увидит внуков и не подержит их в руках, не уйдет за отцом в райские сады, – ответил Ваулихан, освобождаясь от крепких объятий Жангира, и поинтересовался сам: – А как отец твой, хан Есим? Здоров ли?
– Здоров, здоров, хан. Уехал с сотней батыров к озеру Балхаш. Баи с восточных и северных земель должны съехаться на совет. Вновь на восточных границах ханства появились отряды ойратов, они убивают людей и сжигают аулы.
Жангир-султан приветливо улыбнулся и почтительно приложил руку к груди, разглядев второго путника, скромно стоящего позади Ваулихана:
– Рад видеть тебя, вещий Гаджи-Ата.
Вечный старец, довольный, что его узнали, улыбаясь своим беззубым ртом, поклонился:
– И я рад видеть тебя, Жангир-султан. Я помню тебя еще маленьким комочком, который, появившись на свет, голосил на всю степь так, что горы в бухарском ханстве качались, – улыбаясь, ответил индус.
– Молвят, что ты был еще на праздничном тое по случаю рождения моего прадеда?
– И не только прадеда твоего. Я видел, как лицезрю тебя сейчас, великого Искандера, но многие мне не верят.
Жангир-султан недоверчиво усмехнулся, считая, впрочем, как это считали и все степные жители, что пожилой человек заговаривается от старости.
– Ты зря усмехаешься, сынок. Великий Искандер беседовал со мной, усадив меня напротив, как равного себе. Он тогда уходил из Индии, так как воины его подняли бузу, умоляя Искандера уходить домой. Но Искандер был мудрым повелителем и все равно, уведя свое войско домой, чуть позже желал продолжать искать путь по суше в Дравению не через Персию, а через земли хазар и печенегов, до города Каффа, откуда морями можно было дойти до Афин. Задумал тогда повелитель мира весьма коварное и хитрое дело, суть которого я разгадал сразу же, но не подал виду.
– В чем же коварство таилось в его помыслах, Гаджи-Ата? Поведай нам, – попросил Жангир-султан, приглашая гостей в юрту на праздничный обед.
Гости уселись за дастарханом. Вошедшие женщины принесли таз с водой для омовения лиц и рук. Тут же подали пышущее жаром мясо.
– А прошел ведь я проводником с его войском до самой Александрии и переводил его послание на семь языков, – окончив трапезу, сполоснув руки в тазу от жирной пищи и принимая пиалу с чаем, продолжил свой рассказ вечный старец. – Великий Искандер знал, что путь к Каффе сложен и полон опасностей, а народы, заселяющие эти земли, воинственны и непредсказуемы. Но не их воинственности опасался повелитель мира, а уклада жизни кочевых племен. У них не было городов, крепостей и дворцов, с взятием которых Александр считался бы победителем. Кочевые народы не выходили на открытую битву, как это было в Персии и Индии. Отряды диких всадников нападали исподтишка, отбивали и разоряли обозы, убивали гонцов. У каждого племени был свой повелитель, который считал позором подчиняться приказам другого. В такой неразберихе невозможно было с кем-либо договориться и открыть безопасный торговый путь от Каффы до Дравении. И тогда повелитель мира прибегнул к своему излюбленному способу – разделяй и властвуй. Он написал дарственную грамоту словенам, что дарит им эти земли за помощь в походах. Ведь в армии повелителя мира были и словены, и русы, и даже твои пращуры кайсаки, уважаемый Жангир-султан, – почтительно поклонился Гаджи-Ата, подавая женщине-прислуге пустую пиалу. – Великий Искандер рассчитал верно, полагая, что ежели словены захватят си земли, вытеснив дикие племена, то с ними можно будет решить о безопасности караванных путей. Но не сбылись планы великого царя всех народов. Спустился на него гнев богов. Захворал Искандер и умер вскоре от неизвестного лекарям недуга. Многие тогда говорили, что ушел Искандер за своим конем Буцефалом в страну сказочных садов, не выдержав разлуки с любимым конем, который утонул в озере Искендеркуль во время похода.
– Что же это за конь был, Гаджи-Ата, что Великий Искандер так горевал по нему? Ты раньше и мне не рассказывал про него, – удивился Ваулихан.
– Когда исполнилось Искандеру одиннадцать лет, к дворцу отца привели коней на продажу. Один из них был непокорен и буен нравом. Возраст коня был тоже одиннадцать лет, но никто не сидел верхом на нем. Все, кто пробовал его объездить, становились калеками или погибали. Но юноша не испугался норовистого нрава коня, а взяв под уздцы, поцеловал его в морду и побежал с ним рядом. А когда жеребец выровнял дыхание и успокоился, Искандер запрыгнул на ходу ему на спину и погнал в поле. Назад, под овации народа, он въехал в ворота крепости уже на усмиренном коне. Еще тогда некий старец воскликнул: «Ты повелитель мира, пока рядом твой Буцефал!».
И вот не стало коня – не стало и повелителя мира. Никто не ведает, где его могила, и многие повелители отдали бы все свое богатство, чтоб найти ее.
– Для чего, Гаджи-Ата? – поднимаясь с подушек, поинтересовался Жангир-султан.
– На обратной стороне крышки саркофага есть письменное завещание Великого Искандера. И кто его прочтет, тот обретет власть над всем миром. Эту могилу искали и Чингисхан, и Хромой Тимур, но не смогли.
– Значит, найти место, где похоронен Александр Великий, невозможно? – воскликнул Жангир-султан.
– Возможно, если прочесть древние письмена, – с этими словами Гаджи-Ата достал из-за пазухи керамическую пластину, бережно завернутую в тряпицу, и подал сыну хана: – Эти письмена отдал мне волхв Гостомысл, что обитал на горе Орлиной, в народе прозванной Жаман Тау. Я сразу же узнал почерк Каллисфена, летописца Великого Искандера.
– Кто же может прочесть сии перлы?
– Есть в Сибири молодой муж, он один способен прочесть. Это твой друг Ванюшка, – повернувшись к Ваулихану, поклонившись, сообщил вечный старец. И, повернувшись к Жангир-султану, Гаджи-Ата завершил свою мысль: – Поговори со своим отцом, ханом Есимом. Только Ваулихан может уговорить своего друга прочесть надпись на таблице. А я готов сопровождать аркара Ваулихана в Сибирь, как когда-то сопровождал повелителя мира.
***
Мамарка, посмотрев на сереющее впереди небо, остановил упряжку.
– Ну, и чего встал? До бивака еще далеко, день токмо начался, – поинтересовался подъехавший Ваня.
– Надо вставать. Плохой ветер. Тучи нехорошие идут. Большая метель зачинается. Нужно упредить воеводу, пущай со снега все обозники кирпичи режут, кладут и скрадки ставят вокруг саней. Кто успеет, тот жив останется. Не думал я, что Борей нас так встретит.
– С чего ты взял, что метель будет? Вишь, даже солнце светит с юга нам в спину, – попытался успокоить Алексей подъехавшего к нему Ивана.
– Говорить, князь, нет времени. Команду давай на стоянку. Пущай в гурт весь обоз съезжается. Сани набок. Лошадей на привязь к ним. Олени сами лягут. Вон, у Мамара уже легли, – показал на упряжку шамана Иван и добавил: – Олени загодя метель чуют.
– Ну, и сколь времени метель будет?
– Может, ден, а может и пять, никто не ведает козней Борея.
Закипела работа.
Казаки и стрельцы накрывали попонами и шкурами верховых и тягловых лошадей. Обозники составляли сани, как показал им Мамар, пирамидой. То есть двое саней рядом, одни поверх их. Если вырыть траншею, получалось маленькое убежище, где, расстелив шкуры и заклав снежными кирпичами бока полозьев, можно было бы переждать ненастье. Многие рыли пещеры прямо в снегу, не разгружая сани и нарты. Но были и те, которые беспечно бродили меж возов и приглядывались к сложенной на снег поклаже, в надежде поживиться во время суматохи.
Ваня подошел к Алексею.
– Ты коня-то отдай холопу, а сам с Полиной айда-ка к нам.
Мамар с Иваном, отдыхая по очереди, плоской деревянной лопаткой уже вырыли в снегу довольно глубокую и широкую траншею и, затащив туда шкуры, уложили их на пол. По бокам подняли в четыре ряда скрадок из вырезанных снежных оковалков и, установив поперек нарты, сообразили из них крышу над головой. Утварь с нарт закопали при входе, обозначив место срубленным кривым стволом карликовой березы.
Укрыв всю конструкцию шкурами и присыпав снегом, Мамарка присел внутри временного убежища:
– Еле успели. А многие смеются, говорят, и не такое видели, сидят на санях да галдят, словно гагары, олухи, – посетовал он воеводе.
– А може, зря ты смятение поднял? Гляди-ка, вот и солнышко припекает. Комоедица ведь ныне, солнышко должно пригреть.
– Не зря. Олени пургу за день чуют. Видишь, как легли они у входа нашего ледяного чума – боятся и пурги, и от людей отбиться. Коль задует Борей, то к утру ровно место от нашего обоза и останется. Хоронить не надо. Лучше сходи, князь, упреди людей, чтоб коней привязали к саням длинными вожжами, иначе разбегутся они, пока люди под возами лежать будут.
Вскоре подскакал Иван Савватеевич:
– Я тут недалече ложбинку нашел, судя по высоким берегам, вроде как и не ручей даже, а речка широкая, уведем-ка мы коней от греха туда.
– Давай, – махнул Алексей рукой, все еще не веря в то, что нагрянет пурга.
Мамарка перевернул бубен, поводил по синим разводам и радостно объявил:
– Это Пур-река, за ней в семи переходах и Таз-река будет, на которой Мангазея находится. Я немного в сторону чуть взял. Хорошо Борей упредил, чтоб я с пути обоз не сбил.
Внук шамана достал из мешочка пух и птичьи перышки и, подкинув обеими руками вверх, пустил их по чуть веющему ветерку:
– Возьми, вечный Борей, дар, пусть будет милость твоя к нам легка и нежна, как эти перья гагары.
Вскоре со стороны студеного моря появились низко летящие серые облака, они, словно сказочные олени, тянули за собой огромные нарты сплошных серых масс снежной бури.
– Эс! Эс! Эс! – захлопали на ветру песню погонщика шкуры, укрывающие наспех сооруженные жилища-прибежища. Тут же понесло поземку. В мгновение ока вокруг потемнело.
– Словно огромный Тугарин-змей налетел, – охнула Полина.
Ваня, выбив искру, разжег трут и, запалив толстую восковую свечу, поставил ее на перевернутую глиняную крынку.
Свет наполнил дом с ледяными стенами.
Крышу сотрясало сильными дуновениями ветра. Под тяжестью снега она немного просела и со временем перестала хлопать от порывов разгулявшегося ветра. Иногда в забитые снегом щели влетал мелкий снежок.
Алексей снял соболью шапку.
– Тут и париться вскоре можно будет, однако, – улыбнулся молодой князь.
Но Ванюшке было не до веселья. И он, толкнул задремавшего было Мамарку, знаком показал наклониться ухом к его губам:
– В обозе повитуха есть, сбегай-ка за ней. Не нравится мне Полинушка, ой как не нравится. Сдается мне, что рожать собралась сестрица.
Мамар понимающе кивнул, прополз к выходу и шмыгнул за полог. В убежище ворвался снежный вихрь, который загасил пламень свечи.
– Вот шут гороховый! Куды его понесло? – возмутился Алексей, разыскивая в заплечной корзине огниво.
– Ой! – раздался за спиной князя вскрик жены. – Ой! Кажись, меня растрясло, Олеша! Ой-е-ей! Мож пройдет? Ой! Ведь рано-то еще…
– Это не насморк, само не проходит, – поежился Ваня, посетовав, хлопнул себя ладошками по коленям. – Где этого Мамарку шайтаны носят! Сказано же было ему – со всех ног бежать за повитухой!
А тем временем сбившийся с пути Мамарка в кромешной снежной круговерти, избиваемый порывами колючего ветра, выставив вперед себя руки, шел от заметенного обоза в неизвестность.
Молодой шаман уже понял, что заплутал и найти обратную дорогу уже не сможет. Впереди его ждала холодная и костлявая смерть. И он уже готов был сесть на снег и запеть песню предков, чтоб встретится с отцом и дедом в стране духов. Но вдруг сквозь шум и свист ветра он услышал будто бы знакомый голос старца Гостомысла, о котором ему много раз сказывал покойный батюшка Угор.
– Сделай пять шагов по левую руку, отрок.
Исполняя указ ведуна, Мамар шагнул влево и, потеряв равновесие, запнулся о что-то мягкое, завалившись на бок. Он неожиданно нащупал шкуру, закрывающую вход в разыскиваемое им убежище, которое чуть было не потерял в снежной круговерти.
– Повитуха где? Тута? Княжна сейчас, кажись, опростится, – попытался крикнуть шаман обветренными губами. Но вышло шепотом.
– Тут я, не голоси. Торбу мою помоги к выходу вытащить. Как же ее угораздило в такую погоду-то? Подождать не могла, что ль? – ворчала дородная баба, передвигаясь на коленках к Мамару.
– Маут держи, – не слушая ворчунью, подал ей конец веревки шаман, – да обвяжись округ стана свого необъятного, чтоб не потерялась ты в пурге. За мной и поползешь по мауту. Я теперь знаю, в какой стороне нора наша. Так что быстро доберемся.
Но дойти в таком сильном буране до убежища оказалось не так-то просто. Мамарка несколько раз, почувствовав, что кожаная веревка маута натянулась, возвращался к увязшей в снегу толстой повитухе, выдергивая обезумевшую бабу из наметенных сугробов.
***
Буря, разыгравшаяся на побережье Северного Ледовитого океана под конец марта, настигла в пути и Яну с попутчиками, которые, удачно миновав приполярный Урал, двигались в направлении Михайло-Архангельского монастыря, где по указу государя был образован на мысе Пур-Наволок Новогород, прозванный местными поморами на свой лад Холмогородом.
Как раз в день разыгравшейся непогоды на пути путникам наконец-то повстречался острог, стены которого были собраны из бревен в двадцать четыре венца и заканчивались обломом , поверх коего чернели бойницы.
В острожек их не пустили, но указали на постоялый двор при посаде.
Хозяин, узнав, что в обозе едет дочь боярская со свитой и дитем, предложил отдельный дом для ночлега с комнатой, перегороженной русской печью.
Несмотря на усталость, Казимир не расположился на отдых, а собрался сходить в ближайшую съезжую избу, потолкаться и выведать последние новости. Ерема, ехидно улыбаясь, пошутил ему в спину:
– Пан бы снял кафтан стрелецкий, а то народ тута шальной, дикай. Ненароком зашибут по зельному делу. Издавна не жалуют тут стрельцов да опричников.
– Еще раз, быдло, меня назовешь паном, язык отрежу! Понял, пся крев?! – подскочив к развалившемуся на тулупе Ермолаю, взревел Казимир. – Дядька Козьма я. Повтори, подонок !
– Да, Козьма ты, дядя, Козьма! Убери сабельку, а то за холопа боярыни, тебе быстро тут ноздри вырвут. А упреждаю я тебя для того, чтоб знал, что нож отставному стрельцу в спину воткнет любой помор. Не зевай Козьма, когды средь босоты тереться будешь.
– Я учту твои напутствия, – смягчил пыл Казимир, вложивши саблю в ножны.
*-кош келедездер – добро пожаловать.
**- Ойраты (самоназвание) – Джунгары.
*-Борей - Северный ветер.
*- Искандер - Александр Македонский.
*-облом - выступ в крепостной стене.
**-аркар – уважительное обращение к потомку Чингисхана.
*- маут – кожаный аркан для ловли оленей.
**-Михайло-Архангельский монастырь – ныне Архангельск.
*** - подонок – мутный осадок на дне чарки после вина. Подонками называли пьяниц, никчемных людишек, допивающих в кабаках недопитые чарки и кружки после посетителей.
картина "Вьюга" 1873. Николай Сверчков.
Продолжение: http://www.proza.ru/2016/04/08/700