"- В дом, быстро! – закричал стражник, угрожая клинком выглянувшей из двери женщине. Когда дверь снова закрылась, он сплюнул – поганая работа… - из дома послышался детский плачь - Эй, смотреть в оба, никого не выпускать до приезда лекаря! – стража плотнее окружила дом, подоспевший второй отряд уже навез сухой соломы и веток, их свалили здесь же на мостовой.
Послышался стук копыт по камням, которыми были вымощены флорентийские улицы. К окруженному стражей дому подъехала карета, из нее вышел человек в сером плаще, в одной его руке была трость, в другой небольшая сумка. Он оглядел дом, затем достал из сумки носатую маску, надел и приблизился к двери…
Появился он через несколько минут, без слов доктор сел обратно в карету и лишь оттуда рукой махнул капитану стражи.
- Поджигай! – скомандовал тот. Стражники, под крики, ругань и плачь, доносившиеся из дома, заколотили окна и двери, а затем, набросав вокруг здания копны сена подожгли – во Флоренцию пришла чума…"
- Шах и мат, гуманисты! – сказал Котофей Иваныч, откладывая книгу. Я в этот момент как раз вошел в комнату и был несколько удивлен, застав кота дома.
Котофей Иваныч прибыл так же внезапно, как и уехал. Этой весной, он со словами «мне нужно о многом подумать» отправился в какую-то глухую деревню в районе Байкала к своей тетке. И вот сегодня вернулся. По всей видимости, вернулся он еще утром, ибо кот был, по всей видимости, мертвенно пьян. Вокруг кресла, в котором он сидел перед выключенным электрокамином, были разбросаны пыльные бутылки из-под валерианки, а на журнальном столике стоял винный бокал, наполненный напитком.
Да, Котофей был пьян. Отложив книгу, он, обычно очень внимательный, так и не заметив моего присутствия, стал смотреть в пустоту, будто пытаясь в ней что-то увидеть. Я же присел в соседнее кресло, надеясь, что кот заметит мое присутствие и, наконец, попытается объяснить в чем дело. Зверь не только меня не заметил, он закрыл глаза и уснул в кресле. Книга, которую читал Котофей, оказалась каким-то историческим романом о Флоренции. Я убрал пустые бутылки, спрятал бокал ушел, чтобы не мешать коту проспаться.
Кот спал до позднего вечера. Когда он проснулся, я сидел в кресле рядом и спокойно читал.
- Дмитрий Алексеевич, вы уже вернулись? А я вот тут немного задремал…
- Я вижу, Котофей Иваныч, и как же вы объясните свое поведение?
- В смысле? Что я такого сделал?
- Как что? Сначала Вы спешно уезжаете непонятно куда, непонятно зачем, затем так же внезапно появляетесь, а я застаю вас дома в усмерть пьяного, что Вас сподвигло на это? – кот вздохнул, попытался поискать, обычно висящий на груди, монокль, который отсутствовал. Не найдя его, снова вздохнул и начал:
- Я, как и сказал Вам, уехал к тетке в деревню, потому что думал, что там смогу прийти к единому мнению по поводу вот этой книги – он указал на стол, где лежал роман – сначала я действительно думал, размышлял, философствовал… но потом начался кошмар… книга попала в руке к дяде Егорычу. Я должен Вам сказать, что дядя Егорыч, хоть и деревенский ученый кот, но весьма умный, хоть и пьет много. А я же не могу, мне же, чтобы прийти к единому мнению по проблеме, надо её с кем-нибудь обсудить, а Егорыч… он ведь без стопочки обсуждать ничего не может… Проблема, о которой я все думаю – «гуманизмом» зовется. Я ведь всегда как думал: «гуманизм – человеколюбие, проявляющееся во всех сферах жизни человека», однако история нам говорит иное, история говорит, что при первом признаке тяжелых времен и угрозе собственной безопасности человек очень легко отказывался от гуманизма. Мы с Егорычем перерыли кучу исторических документов, благо интернет – полезная штука, но… В общем, после третьей пьянки сбежал я оттуда. Отправился на родину гуманизма, как явления, в Италию – на этом моменте я чуть не поперхнулся чаем – но и там я только больше запутался. Архивы Ватикана – я снова закашлялся – не дают точного понимания гуманизма, как блага или зла для мира. Вот я и понял, что мне остается только вернуться сюда и пить…
Я дослушал весьма сбивчивый и сумбурный рассказ кота, вздохнул и спросил:
- так все же, что вам не понятно с гуманизмом?
- Ну вот смотрите, Дмитрий Алексеевич, что есть гуманизм, если при первой же возможности от него отказываются и как вообще, в гуманистической и просвещённой Европе происходили события, напрочь попирающие идеалы того самого гуманизма?
- Да очень просто, Котофей Иваныч. Давайте обратимся к истории. Попробуем понять из чего выросли идеи гуманизма. По этому вопросу я согласен с Бердяевым – гуманизм, явление, которое родилось в контексте человеческой истории и в её контексте же себя изжило. Почему это явление появилось – вопрос не сложный. Истоки гуманизма восходят еще к античности и древнему востоку. Идеи Конфуция о «благородном муже» - есть первые предвестники гуманизма, точнее не так… не «гуманизма», а человеколюбия, необходимо разграничивать эти понятия и сейчас я постараюсь пояснить причину. Само же явление возникло, как Вы правильно сказали, в Италии в раннем ренессансе. Гуманизм понимался, как «просвещенное человеколюбие», то есть забота о человеке, интерес к нему, возвеличивание человека, его способностей, его чувств и его разума, звучит заманчиво. Но так ли это на самом деле? Нет, на деле же мы получили очередную подтасовку фактов, за которой крылось большее зло. Давайте посмотрим, Вы сами говорите, что от гуманизма очень легко отказывались в трудный момент, именно так. Гуманизм лицемерен по своей сути, потому что в той же Флоренции, про которую вы читали, где уже прорастали семена гуманизма, с пришествием чумы стали жечь людей заживо, дабы уберечься от заразы. Шаг оправданный, но античеловечный. Или позже, когда Руссо пытался написать модель воспитания ребенка, при этом отдав всех своих детей в приют – ложь и лицемерие! В современном мире гуманизм не несет ни блага, ни зла, потому что не существует, он исчез после Ницше. Потому что после ницшеанства он не мог существовать. Я говорил, что за ним крылось большее зло, чем его лицемерие. Это его перерождение, его две возможные эманации – марксизм и нацизм. Где, в первом случае, человеколюбие сводится к любви к обществу и человеку в его контексте, а во втором – к человеколюбию в контексте одной нации. – Было видно, что мои слова вновь повергли кота в бездну размышлений, чтобы оставить его наедине со своими мыслями, я направился на кухню сделать чай. Когда я вернулся, кот сразу начал говорить:
- но если в современном мире нет гуманизма, тогда что же есть? И можно ли этому доверять?
- в современном мире есть зарождающаяся форма человеколюбия, я уже говорил, что его нужно разграничивать с гуманизмом, по той простой причине, что человеколюбие идет от души, а не от разума. Не просвещенный разум, а наполненная любовью душа. Не обожествление человека, не создание идола из абстрактного «высшего существа», а принятие его таким, какой он есть – равным тебе – кот начал продолжать мои мысли.
- И если мы говорим об истории, как о струне, сила вибрации которой постепенно меняется, такое человеколюбие должно прийти на смену умершему гуманизму, как результат человеческой истории.
- Да-да, мир стоит на развилке, между новым ренессансом и падением в бездну, что мы выберем зависит от нас! – пафосно закончил я.
- Но что-то мне подсказывает, что мы выберем бездну, вернее, что её выберут, а нас не спросят! – подытожил Котофей – Дмитрий Алексеевич, я должен был сразу обратиться к вам с этим вопросом… Спасибо за разъяснение, пойду я, выпью чаю, голова разболелась, нельзя котам пить!
- И людям тоже – смеясь, добавил я.
Котофей Иваныч медленно сполз на пол и ушел на кухню, видимо еще переваривая все, сказанное мной.