Романтизм – это колыбель искусства. Художник никогда не достигнет своей истинной высоты, а его искусство никогда не станет великим, если не начнет он свой многотрудный путь с наивного упоения и торжественного воспевания идеала. Лишь водрузив этот великий крест и став крестоносцем ее Величества «красоты», художник сделает шаг навстречу истинному познанию.
Должно знать, что наряду с истинным познанием существует познание ложное. Оно не одухотворено наивной любовью к идеалу и его главная цель – выражение неких «истинных» формул. Художник, который избирает или становится на путь ложного познания будет непременно владеть человеческой массой, ибо орудие, которым он возвещает так называемую истину – его взгляд и мнение – это вместе с тем и главный элемент механизма образования массы. Впрочем, такой взгляд на ложное познание в значительной степени определен исходной точкой – познанием истинным, ибо против действия одухотворенного любое действие, пусть даже оно исполнено самых благородных мотивов, представляет собой пустую механику. И как бы ни было заманчиво подойти к данной теме с этого угла зрения, все же я имею другое намерение, и потом это будет просто-напросто неприлично по отношению к читателю.
Итак, я стою на утверждении, что лишь поэтическое служение идеалу способно привести художника на путь истинного познания и, как следствие, возвести его искусство на недосягаемую высоту.
В качестве наглядного примера подобного служения можно привести стихотворение Артюра Рембо «Ощущение» в переводе Б. Лившица.
«В сапфире сумерек пойду я вдоль межи,
Ступая по траве подошвою босою.
Лицо исколют мне колосья спелой ржи,
И придорожный куст обдаст меня росою.
Не буду говорить и думать ни о чем -
Пусть бесконечная любовь владеет мною,-
И побреду, куда глаза глядят, путем
Природы – счастлив с ней, как с женщиной земною.»
Как правило, идеалом художника выступает природа, потому что дух не обладает качеством пола и, как следствие, художник стремится к объекту, который будет обладать тем же качеством. Впрочем, случается, что объектом непорочного служения, как ни парадоксально, становится существо, которое не имеет ровно никакого отношения к сфере духа. Больше того, оно выступает его противником. Это существо – женщина. Примером такого одухотворенного служения женщине является Дон Кихот, воспевающий Дульсинею Тобосскую.
Кстати говоря, именно непорочное служение женщине, какое зародилось в эпоху рыцарства, и возвело женщину на всем известный пъедестал. В эпоху рыцарства женщина наконец-то стала женщиной, и поняла, что она заслуживает и что вправе требовать от мужчины. Но самое примечательное во всем этом – это то, что именно сфера духа, именно бесполое или почти бесполое отношение мужчины к женщине определило на века как характер взаимодействия полов, так и содержание литературы на эту тематику.
Раз уж я немного углубился в сферу духа, то будет совершенно не лишне сделать еще одно замечание.
Если одухотворенность стремится к природе, как к субстанции, которая обладает теми же качествами, что и она сама, то в случае когда это стремление обращено к чему-нибудь земному, например, к женщине, происходит удивительная метаморфоза: дух не может служить плоти, поэтому как только художник возводит женщину на пьедестал, женщина перестает быть женщиной в качестве источника удовольствия. Это, конечно, может польстить любой женщине, но едва ли это сделает ее счастливой, тем более удовлетворит ее. Тоже что дух проделывает с женщиной, он проделывает со всем подряд, что только попадает под одухотворенную руку художника. Правда, в случае, когда одухотворенный порыв касается сфер и вовсе чуждых духа, гораздо уместнее говорить о романтизации, а это уже относится к другой области.
Теперь вновь обратимся к стихотворению Артюра Рембо.
Конечно, приводя в качестве примера одухотворенного служения стихотворение Артюра Рембо, которое, в сущности, не более чем примечательно, или заводя речь об одухотворенном служении женщине, которое также нашло отражение во многих выдающихся произведениях искусства, я не делаю заключение, что одухотворенность художника прямо определяет качество создаваемого им произведения. Иногда одухотворенность лишь заявляет о себе и этим художник ограничивается. Я же веду речь о самом художнике и о том пути истинного познания, которое ему открывает служение ее Величеству «красоте». Так почему же именно служение идеалу открывает перед художником врата истинного познания?
Для ответа на этот вопрос необходимо обратиться к Богу. Конечно, не в том смысле, что Бог все знает и непременно даст ответ, а обратиться с точки зрения практической философии.
В известном смысле, пока человечество не признало существование единого Бога и пока сын Божий Иисус Христос не явил миру христианское учение, представление человека о жизни было подобно черной дыре, а человек был подобен путнику, затерявшемуся в пустыне своего сознания. Христианское же учение подарило человеку систему координат, на основании которой он начал выстраивать представление о жизни. Христианство подарило человеку представление о жизни. В этом представлении может не быть Бога, может не быть ничего идеального, наконец, в этом представлении сам человек может провозгласить себя Богом, - но невозможно отрицать, что такое представление о жизни не коренится в христианском учении, построенном на существовании идеального. Таким образом, мы вновь подошли к понятию идеального.
Идеальное в искусстве и религии, выступая объектом служения, мало того, что служит отправной точкой в формировании того или иного представления, но и отражает потребность человека в существовании оного. Однако если в религии идеальное одновременно выступает в качестве ее цели и метода, то искусство оставляет широкий простор для художественного действия. Искусство же не обращенное к идеалу или от него не исходящее, – это не искусство, это механическая фиксация того или иного представления, это попытка обрести Бога без Бога.