ПОСЛЕДНИЙ ПОДВИГ ОФИЦЕРА МИХАЛЁВА.
Он давно наблюдал за ней.
Сначала забавляла, удивляла, восхищала. Когда же Сергей почувствовал, что за кукольной внешностью и нарочитой глупостью юной сотрудницы кроется нечто иное? В какой момент вдруг остро ощутил этот ни с чем несравнимый запах беды и смерти? Той самой, что не раз вдыхал там, в Афгане?
«Что с ней не так? – поражался.
Тайком рассматривал Марину, пока остервенело “расстреливала” электронной дробью новенькой печатной машинки огромные листы с таблицами описи складов завода “Динамо”.
– С виду – глупая светловолосая пустышка-парвеню из низов, типичная “лимита”, сумевшая выскочить замуж “по залёту” за москвича прежде, чем получила паспорт о совершеннолетии. С виду…
Делая вид, что читает выкладки по Дубоссарам, бездумно взял трубку телефона, но, так и не решившись туда позвонить, вернул на место. Дробный стук печатных машинок отдела кооперации и комплектации мешал сосредоточиться, дробя дыхание и мысли.
– Так… о чём я? Дьявол, голова не варит совершенно. Опять почти не спал из-за пацанов. Приболели… – вспомнил. – Ах да, девочка. Когда понял, что с нею ничего весёлого? Да тогда и догадался, когда заметил за ней… “хвост”. Не дурак, сообразил, откуда это лихо – “вороньё”! С Лубянки. Номера машины, конечно, простые. Почти. А вот парней рассмотрел. Оттуда чиграши.
Еле сумел сдержать тяжёлый вздох, опасливо метнул взгляд на соседний стол, на Ирину: следит неуловимо, ловит взор влюблёнными глазами.
– Да… и с ней пора что-то решать. Ингу не вернуть, нужно жить дальше…»
Отвлёкся, ответил на пару звонков от смежников, что-то подписывал, согласовывал с Куприяновой, стараясь дышать «через раз» – пахла отвратительно: одиночество и едва сдерживаемое интимное желание соткало вокруг немолодой незамужней девушки почти сорока лет далеко не очаровательный кокон «амбре» со специфическим ароматом…
Очнулся лишь от странных слов Марины.
– …Есть! Если Вы через час не встретите меня в сквере у метро – я тут же, слышите, направлюсь прямиком на Лубянку! Я всё сказала. Через час.
Вздрогнул, ошарашенно вскинул темноволосую голову, поражённо уставился, как и все, на девочку: стояла прямо, личико было мертвенно-белым, губы стиснула в полоску, глаза превратились в два камня малахитового цвета.
Вздохнул, похолодев: «Ого! А её, кажется, допекли основательно “опекуны” эти!»
А дальше вообще стало твориться то, чему трудно было найти объяснение.
Сергей сидел, словно оглушённый, и с тревогой наблюдал за Петром и Мари, не понимая, кого жаль больше: безумно влюблённого в неё друга, отчаявшегося и совершившего осенью роковую глупость, или Марину, загнанную в угол жизненными обстоятельствами и гэбэшниками.
Это и подтвердила сама, говоря негодующе и непреклонно Пете:
– …Нет, больше так не может дальше продолжаться. Они опять похищали меня. Неделя жизни под хвост! Я вся в следах инъекций! Хватит! Устала бороться с неизвестностью и провалами памяти…
Переводил взгляд то на друга, то на неё, чувствуя, как нарастает в душе гордость и уважение.
«Вот тебе и пигалица… Как все травили, сплетничали, выживали! Всё выдержала, заставила полюбить, держать дружескую дистанцию, помогать. А наши-то гиены, смотри: притихли и панически переглядываются. Трусихи! Мерзкое племя… Если б ни Маринка, ушёл бы давно отсюда! Так забавно было наблюдать…
Пытался понять, что делать, но видел лишь Петра: бледный, растерянный и… умирающий.
– Эх ты… Я ведь пытался тебя отговорить от поспешной женитьбы! Нет, заупрямился: “Докажу… Ещё пожалеет… Прибежит…” Нет, Петя, не прибежит. Уже прибежала – в тупик. Загнали бедную».
Когда понял, что она вот-вот уйдёт «в пасть к тигру», решился, сильно хлопнул по столу ладонью.
– Я подвезу тебя до места, – встал со стула. – И подожду тебя там столько, сколько будет нужно.
– Нет, Сергей Михалыч. Тебе есть кого терять. Даже не думай, – строго сверкнула в его сторону глазищами.
Заметив непреклонность и упрямство в его глазах, гневно прикрикнула, заставив нервно вздрогнуть застывших коллег от неожиданности и той свирепости, которую никогда не знали и не подозревали в этой тощей полутораметровой девочке:
– Отставить, майор! Сидеть! Ни с места! Я приказываю! Шутки закончены!
Держала удивительно цепким, парализующим, сумрачным взглядом, заставляла оставаться на месте, заговаривая и отвлекая, пока быстро приближалась.
Он же по-настоящему растерялся, понимая, что она права. Не желал мириться.
«Нет! Они тебя съедят, милая!» – вскрикнул глазами, попытался восстать: тщетно – продолжала гнуть свою линию.
– Всё слишком серьёзно, пойми, Серёж. Спасибо, но категорическое «нет». Прости.
Заговорила тише, шагнула вплотную, посмотрела в глубину тревожного взгляда, понимающего всю серьёзность её поступка. Положила ему на плечи худые руки, сильно сжала пальцами, с неженским усилием сажая обратно.
Смотрел неотрывно и не мог поверить, что позорно уступает этой крохе.
– Расти сыновей спокойно. Ты только у них и остался, папочка. Счастья вам, мальчишки!
Тепло и как-то солнечно, по-матерински улыбнулась, поразив до дрожи, заглянула по-особенному в глаза.
«Позволь спасти, девочка!» – выкрикнул-выдохнул безмолвно.
«Услышала», непримиримо покачала головой, давая ясно понять: «Не отступлюсь!»
– Живите и радуйтесь, ты это право заслужил в Афгане, завоевал с оружием в руках, – наклонилась, утопила в весне, странным низковатым голосом произнесла: – Твоя война закончена, шурави. Возвращайся на базу. Тебя ждут сыновья на «большой земле».
Дёрнулся в мистическом ужасе: «Эти слова произнёс комэск, когда пришло сообщение о смерти моей жены! Откуда узнала? “Видит” прошлое и читает мысли?! Так вот чем “этих” зацепила? Теперь от неё не отстанут. Пропала…» Потрясённо распахнул взгляд, истошно закричав про себя от осознания, что удивительная девочка-солдат лишает его последней надежды вновь почувствовать себя воином и героем.
Взбунтовался, вскинул голову: «Не бывать! Я с тобой до конца!»
Поняла, посерьёзнела, сурово окатила жёстким взором, ещё больше понизила тон голоса, отчего у Сергея больно встрепенулось сердце, едва не вонзившись в грудину! Как завороженный, затих, просто не в силах сопротивляться почему-то.
– Это моя война, – зашептала. – Они убили моего Алексея и нашу нерождённую дочь – пора разобраться раз и навсегда. «Омерта»* закончена. Я объявляю им собственный «Джихад»** – настало время кое-кому платить по счетам, – выпрямила спину, глянула сверху, прибавила голос: – Они мои «кровники», а не твои, офицер Михалёв. Благодарю за дружбу и службу, первый из лучших пилот-истребитель особого звена.
Смягчилась, протянула руку в приветствии, сердечно улыбнулась, когда вместо пожатия поцеловал обе, скрывая отчаяние и невыносимое чувство, словно предаёт, обрекает на смерть невинного агнца, голубку чистую, залетевшую не по адресу на грешную землю!
Очнулся от невыносимой горечи, услышав её лукавые слова:
– Сергей Михалыч, прошу, не тяни долго с Иринкой – любит тебя!
Засмеялась, озорница, забавляясь вспыхнувшим румянцем на лице Александровой, сидящей за соседним с ним столом.
– Пора вам впрячься в одну упряжку, дорогие. Благословляю! Любви и лада! Плодитесь и размножайтесь!
Мельком окинул взглядом отдел, вздохнул протяжно.
«Да, не сработала шутка. Веселья не вышло. Все следят за нами в полнейшем молчании. Затихли, словно только сейчас до них стал доходить жуткий смысл её действий и чудовищных последствий. Наивные глупцы! Вы ничегошеньки не знаете об Органах и их приёмах! Да не дай вам Бог попасть в этот страшный хоровод…»
Пока отвлёкся на невесёлые мысли, Марина подошла к двери, выпрямилась, обвела всех спокойными глазами, медленно поклонилась в пояс по-русски, сняв берет и коснувшись им пола. Искренне отдала честь сотрудникам, прожившим и пережившим с нею этот нелёгкий отрезок судьбы. Безмолвно вышла прочь, беззвучно прикрыв за собой дверь отдела.
Так и ушла под гробовое молчание не только людей и печатных машинок, но и почему-то безмолвствующих всё это время десятка телефонов.
Сообразил, ахнул, окатившись холодным потом: «Отключили! Весь отдел отключили! Прослушивали! Вот чёрт…»
Отряхнулся от оторопи и… выскочил вслед за сотрудниками в коридор.
Марина шла по длинному и гулкому коридору этажа, стуча высокими шпильками зимних сапог бордового цвета, с силой впечатывая их в пол, покрытый толстым линолеумом.
Михалёв провожал её грустным взглядом.
«Словно нарочно оставляет памятки. Силой вбивает память о себе и прожитой странице жизни, – оглянулся на подчинённых. – Как смотрят! Девочка, наверное, чувствует, что мы вышли и, трусливо молча, тупо смотрим ей в спину. Как овцы. Малодушное стадо. Таких только на убой».
Огненная, безумная мысль обожгла голову, и, уже не задумываясь, ринулся обратно в отдел к своему столу.
Ирина вошла следом, но он не смотрел на неё. Схватил пиджак, быстро проверил карманы, выдвинул ящик стола, сгрёб ключи от машины…
– Нет! – взвизгнула, побледнев хорошеньким личиком. – Она запретила тебе вмешиваться! Остановись! Сергей! Подумай о детях!..
Но простого и привлекательного гражданского мужчины здесь больше не было: напротив девушки стоял мощный, подтянутый, суровый и непреклонный офицер ВВС, перед которым только что поставили новую задачу: «Настигнуть, вернуть, посадить на запасной полосе».
– С дороги, – голос был глух и ей незнаком. – Я не могу поступить иначе. Ты должна это понять. Нет – нам не по пути.
Отодвинув её железной рукой, сорвал утеплённую куртку с вешалки, нахлобучил лохматую меховую шапку и стрелой вылетел в коридор сквозь толпу возвращающихся коллег – спешили прильнуть к большим окнам отдела, чтобы увидеть своими глазами, как Риманс дойдёт до павильона станции метро «Автозаводская».
Сергею это было не нужно – бежал к машине, припаркованной за углом Инженерного корпуса.
Его пытался остановить обезумевший от ужаса Пётр: «Погибнешь!», потом, уже на выходе, разъярённый зам Кальков: «В рабочее время?..» – смёл!
Через пару минут вишнёвый «Москвич» с рёвом рванулся по улице Ленинская Слобода в сторону Симоновского Вала на север, к площади Дзержинского.
Пока привычно следил за дорогой, лихорадочно думал, волнуясь и замирая душой:
«Куда пойдёт? Через какой выход выйдет? Их там столько!.. Так, не психовать, думать.
Выворачивая на развязку возле Таганской, успокоился немного.
– Скорее всего, выйдет прямо у главного входа. Хотя… может и у третьего выхода. Её должен кто-то встретить, следовательно, сначала будут беседовать. Где можно это сделать, не привлекая внимания? Так… два сквера поблизости. Ближе тот, что у развилки на Кирова.
Переехав Яузу, влился в поток по Солянке и Забелина.
– Да, там и встретят девчонку: между двух зданий, скрытно, в стороне от основных павильонов метро. Только бы успеть!
Подъезжая к месту по Лубянскому проезду, уточнил по карте схему движения и… тихо выматерился.
– Кретин ты, офицер! Ага, так тебе и позволили свободно подъехать на крыльях справедливости к самому управлению…»
Чертыхаясь, вывернул с площади Куйбышева на улицу Богдана Хмельницкого и по большой дуге объехал район, лишь по Армянскому переулку попав на улицу Кирова.
Проехав дом номер три, сбавил скорость, опустил боковое стекло справа, стараясь рассмотреть сквозь голые деревья и кусты скамьи в заснеженном скверике.
Вскоре заметил несколько людей на округлой площадке: двое на скамье и трое поодаль по периметру пятачка. Нервно сжал зубы: «Они! Под конвоем встреча! Пропала птаха…»
Сбросив скорость максимально, медленно объезжал сквер. Увидел, как Марина встала со скамейки следом за крепким взрослым мужчиной: что-то тихо говорил ей на ухо.
Растерявшись, остановил «Москвич» невдалеке от угла сквера, напрягся, наблюдая: «Здесь пройдут обязательно».
Не вышло: в открытом окне появился парень с ледяными глазами. Откуда взялся, не понятно.
– Проезжай.
– С какой стати? – Михалёв заартачился, краем глаза следя за Мариной поверх спины склонившегося оперативника.
– Без разговоров. Живо, мужик!
Стало не до спора: в руках опера оказался «ТТ».
Сергей побледнел и двинулся направо, намереваясь проследить за процессией до главного входа.
Парень спереди обежал машину, жестом заставил опустить водительское стекло, его рука легла на руль, резко вывернув влево! Не отпускал, упорно «ведя» транспорт на нужную полосу до развилки потока.
– Последнее предупреждение, – голос тихий и красноречивый. – Пристрелю, не моргну глазом.
– …Я ведь дала согласие! Отпустите его!
До слуха Михалёва донёсся встревоженный вскрик Марины. Увидел, как схватила одного из конвоиров за руку, в которой было оружие, кажется, «Стечкин».
Парень дёрнулся, но старшой что-то неслышно сказал, тот успокоился, отступил от края тротуара сквера. Двое стояли чуть дальше, руки держали у левой подмышки.
Девушка что-то тихо и быстро говорила всем, видимо, умоляя не стрелять.
– Сергей, идиот! Я запретила вмешиваться! Убирайся!.. – взвилась, обратилась к строптивцу напрямик, поневоле привлекая постороннее внимание.
– Уезжайте. Вы только вредите, поймите, – стрелок терпеливо шёл рядом с машиной. – Не заставляйте применять силу. С ней всё будет в порядке. Свои, – неслышно, еле шевельнув губами.
Стиснув в бессилии зубы до скрипа, Михалёв послушно свернул налево, видя в боковое зеркало, как мужчины в одинаковых строгих серых костюмах окружили Марину плотным кольцом и повели к бюро пропусков. Зарычал вслух, захлебнувшись диким желанием мстить, крушить и убивать: «Дьявол! Здесь бы и “положить” всех из ГШ или ШКАСа***!»
Пока медленно объезжал площадь Дзержинского с молчаливым и грозным памятником за спиной, высказал многое и кучерявое, косясь то на уменьшающиеся фигурки парней с военной выправкой, то на их бронзового идола в долгополой кавалерийской шинели…
Лишь проехав Яузу, остановился у обочины и обессиленно опустил голову на руль.
«Не вышло подвига, офицер. На что надеялся? Ты же слышал, сама туда пошла, согласилась на добровольное сотрудничество…
Очнулся от холода, поднял, наконец, боковые стёкла, двинул машину вперёд, сам себе не веря.
– Нет. Не той породы девчонка. Вынудили. Шантаж. Защищала, бедная, родных и дитя. Будьте прокляты вы все…
Не договорив, вдавил педаль в пол до упора и постарался не думать больше ни о желании стать спасителем, ни о том, чего так хотелось в реальности: встать во весь рост и принять пулю в сердце.
Хмыкнул печально, не сумев отодвинуть горечь поражения:
– Так было б, по крайней мере, правильно и понятно: защищал, пока был жив. А теперь… Кто ты теперь, Серый? Обычный старший инженер завода, пусть “ящика”, фактический вдовец с двойней пацанов, почти жених, неплохой сын, сносный друг и никудышный герой. Ничто…»
…Под давлением престарелых родителей, Сергей вскоре женится, чтобы дать мальчикам новую мать. Родная, Инга, умерла вскоре после родов – отказали почки.
По роковой случайности, от этого же недуга погибнет и Ирина, родив любимому мужу ещё одного мальчика. Попытаются найти донора, не получится – редкая группа крови.
Дважды овдовев, Михалёв впадёт в депрессию, запьёт.
Старики всеми силами будут тащить на себе и сирот-внуков, и сломленного, отчаявшегося сына. Его не уберегут – отравление суррогатами. Старших внуков вырастят сами, лишь младший будет воспитываться у дальней родни по линии мамы, когда дедушка и бабушка умрут практически одновременно. Тоже судьба.
* …«Омерта» закончена, – закон круговой поруки и взаимного молчания в итальянской мафии «Коза Ностра».
** …объявляю… «Джихад», – «священная война» правоверных мусульман в защиту веры против иноверцев. В переносном смысле – противостояние против несправедливости, попирающей веру и права человека.
*** …всех из ГШ или ШКАСа, – модели авиационного стрелкового вооружения.
Март, 2016 г. Дополнение к роману «Скворечник на абрикосовом дереве».
Фото из Интернета.
http://www.proza.ru/2019/02/19/1473