Первый год службы

Павел Филимонов 82
Первый год службы. Каждый, кто отслужил больше года знает, что это такое. Наверное, большая часть тягот и невзгод армейской жизни приходится именно на этот период. Мы проходили ежедневное «боевое крещение» трудотерапией и уставом. Никто нас не бил, ну или почти не бил, но моральные издевки сержантского состава терпеть было с каждым днем все труднее. Не скажу, что мне это нравилось, но во мне воспиталась за год хорошая стрессоустойчивость. Это качество сильно пригодилось мне в жизни и пригождается по сей день. Кхм… Кажется я отвлекся. И так, продолжим…
Утро первых дней декабря выдало большую порцию снега, а это ничего хорошего не означало. Конечно же призывник – это хорошая бесплатная рабочая сила. Вместо утренней физ. зарядки мы получили скребки из толстой (и может даже легированной) стали толщиной миллиметра в 3-4, большие саперные лопаты, совковые лопаты и были отправлены на уборку прилегающей территории. Территория была огромной, а половина нашей роты оказалась хитрожопой. Во время уборки произошли первые драки. Причины я не знаю, но бузили Сахалинские.
На карантине мы усиленно готовились к присяге, изучали оружие, учили боевую песню под которую должны были пройти по плацу в день присяги, учили саму присягу, учили воинские звания и знаки различия, ну и конечно же невъебенное количество времени проводили на плацу изучая строевую подготовку.  Строевой задрачивали до потери сознания. Учили ходить строем, выполнять команды: «Взвод!», «Рота», отрабатывали воинское приветствие в строю, по одиночке и др. и пр. За неделю до присяги нам назначали собеседование высшим командным составом соединения. Должны были провести собеседование и распределение по подразделениям нашего соединения. В моих возможностях было несколько направлений, а именно:
1. Пойти служить в автомобильный батальон, поскольку я имел права категории А, В, С.
2. Пойти служить в теплотехническую роту, так как было образование сварщика, и слесаря.
3. Остаться служить в батальоне охраны и иметь дело с оружием, нести караульную службу.
Наши сержанты говорили, что отдельный батальон охраны (числился как отдельная часть со всеми вытекающими) – это элита всех подразделений. Ну а все остальные – это презренные чмошники, которые недостойны называть себя солдатом. Ко всему прочему шла постоянная агитация про честь, доблесть и отвагу. Я решил, что останусь в батальоне охраны. В конце концов я шел в армию ради этого.
Я всегда считал коммуникабельным человеком. Но моя коммуникабельность и способность найти общий язык с мало знакомыми людьми мало мне помогала в общении с моим сослуживцами. Точнее помогала, но не со всеми. Сахалинские и Кемеровские пацаны почему-то в большинстве своем были настроены враждебно по отношению к нашей команде. Я не говорю, что все среди нас были замечательными людьми, были и оленеватые ребята из деревень, были и резко-агрессивные. Все люди разные, но я никак в упор не замечал этого. Видимо в моем мозгу как-то отложилась истина: тебя не трогают, и ты не трогай.  Но реальность была другой. В один из дней один из Сахалинских проходя мимо нашего строя пнул по ноге моего земляка. Это было откровенный доебкой. Когда перепалка начала перерастать в провокацию драки я подошел к зачинщикам и предложил пообщаться:
- Здарова, пацаны – пересиливая себя, сказал я – Может поговорим где-нибудь где по тише?
- А ты кто такой, чтобы с тобой разговаривать? – чуть ли не гавкая ответил мне зачинщик. Его имени я тогда не знал, да честно говоря и не горел желанием знакомиться. Он был ниже меня на пол головы, но жилистым и крепким пацаном.
- Тебе задали вопрос – добавил сквозь зубы высокий узкоглазый парень со слегка приплюснутым лицом. Он был видимо из рода обрусевших корейцев коих было с лихвой на дальнем востоке, а особенно на Сахалине.
Далее шла стандартная тема по принципу уличного общения за «пацана». Те, кто вырос на улице в 90-х знают, о чем я. И хоть я априори в душе был иных взглядов и понятий, но улица научила держать ответ, а потому я легко прошел первый этап данной проверки. Мои оппоненты согласились переместиться и продолжить диалог в комнате подготовки личного состава. Это была самая дальняя часть нашей казармы, туда редко заходили сержанты, а офицеры и подавно туда не заглядывали.
Все общение свелось к тому, что мы познакомились, и в формате спокойного (теперь уже конструктивного) диалога выяснили их претензии. Сутью оказалось то, что как будто бы мой земляк оскорбил их своим проступком. Причем это было явной выдумкой, но доказать я этого не мог. Причина настоящая была банальна: ребята возомнили себя теми, кто будет рулить в будущем, а потому решили начать ломать тех, кто по слабее. Просто выделить из общей толпы будущих терпил и подставлять их вместо себя на тяжелые работы, ну и по возможности трясти на предмет ништяков для себя.
Я знал, что говна хватает в любой нации, а главное оно притягивает к себе такое же говно. Почему – то этот принцип плохо работает с нормальными людьми. Так вышло и в этот раз. Как – то ко мне подошли Сахалинские и предложили подтягиваться к ним. Это означало, что я перестаю вступаться за своих земляков, и иду по головам своих друзей и товарищей. Я посчитал разумным отказаться. Ну не мог я стать говном для своих друзей и тихо молчать в стороне, и хуже того принимать участие в поборах своих товарищей, с которыми я ехал долгих 10 дней. Наверно нужно было поступить иначе, но я не смог…
Следующая стычка привела к тому, что на многое открыла мне глаза. Мои оленеватые товарищи молчали и никак не пытались защитить себя, и все свелось к тому, что в поле воин остался я. Почему-то моим землякам стало резко похуй на остальных и видимо на себя тоже. Ну что ж, я сделал выводы, хотя было уже слишком поздно. Сахалинские не забыли мне на это указать. По окончанию выяснения отношений, я подошел к своим и спросил их о причине такого поведения, но в ответ я ничего внятного не услышал. Мдааааа… Вот так вот и пишется история дохлыми «рыцарями», о которых потом вряд ли кто вспомнит. И снова мое мировоззрение поменялось. То, что было для меня светлым и добрым стало пустотой. 
В один из субботних дней, когда мы дружно убирали казарму, в расположение роты пришел посыльный. Дневальный вызвал командира роты, посыльный долго что-то объяснял, а потом вызвали меня. Ротный приказал собраться и следовать с посыльным в штаб. Мысли бешено крутились в моей голове и рождали еще большее количество вопросов: с чего вдруг призывника забирают в штаб? Где этот штаб? Как вести себя? И что вообще бля происходит?! Посыльный ничего не знал, и почти со мной не говорил.
Штаб оказался за пределами военного городка. Мы шли по дороге в сторону АЖГ (читай административно-жилой городок) в колонну по одному и в ногу. Идти было не далеко, так как АЖГ располагался прямо за военным городком. По пути следования я видел несколько трех и пятиэтажных домов, детский сад, магазинчик, кафе. Этакий небольшой поселок для офицеров и гражданских. Дошли до штаба. Он располагался на центральной площади, а рядом с одной стороны был гарнизонный дом офицеров, с другой продуктовый магазин.
В штабе дежурный солдат проводил меня до двери кабинета. На табличке черным по золотому было написано: Подполковник Котейко. Ситуация стала непонятной еще больше. Решив для себя, что ****ить меня тут точно не будут я робко постучал в дверь и зашел. Подполковник сидел в большом кожаном кресле и с кем-то говорил по телефону. Он жестом пригласил меня присесть на стул.
- И так ты (он назвал мою фамилию и имя) написал в анкете, что разбираешься в компьютерах на уровне пользователя, умеешь работать в офисных программах и фоторедакторах. – Проговорил он, когда закончил разговор.
-Так точно, трщ подполковнк – еле прожевал я заученную фразу
- У меня к тебе будет поручение - продолжил он – солдат, который занимался документацией, наказан и отстранен от работы в штабе. Так что тебе придется сделать кое-какую работу для меня. Нужно напечатать несколько приказов, заполнить учебный план и расписание для офицеров на текущий месяц. Всего времени тебе до вечера.
- Есть – ответил я сиплым голосом. О подполковнике Котейко ходили нехорошие слухи, хотя с виду мужиком он был нормальным. Напоминал внешне какого-то актера из старого советского кинофильма. Знал я о нем то, что он был заместителем главного замполита соединения Полковника Полтовца (да простят меня украинцы, потому как не знаю, склоняется ли их фамилия). А вот Полковник Полтавец со слов сержанта был суперзлодеем. Есть такая поговорка: замполит – это чмо, гандон и пидарас. Убеждаться в этой истине мне никак не хотелось.
- Спускайся к дежурному, он откроет тебе кабинет. Все необходимые документы в зеленой папке на столе. Если что-то не ясно – звони мне по телефону 131.
Я принял под козырек и отправился восвояси…
Компьютер оказался стареньким первым «пнем» под завязку забитым текстовыми документами и таблицами. На рабочем столе был страшный хаос и неразбериха. Под управлением гребаным Вындовсь 98 машика скрипела, но работала. Я нашел на столе зеленую паку, документов в ней было не много, и я управился с задачей за пару часов. Времени было впереди предостаточно, а вот возвращаться обратно в казарму ну очень не хотелось.  Я предусмотрительно несколько раз позвонил подполковнику Котейко с вопросами по документам (типа я не все понял), а сам в это время шуршал по недрам компьютера в поисках интересной информации и вскоре наткнулся на нехитро спрятанный файл. Из него я узнал о своих предшественниках, о необходимых папках и файлах для работы, о таких же папках с развлекухой и бонусом шло разъяснение о личностях части, штаба, соединения, а главное рядом были комментарии о их характере, поведении и методах подхода к ним. Ах какая же ценная была эта информация. Я так много всего узнал, что боялся позабыть что-нибудь, читал с упоением и впитывал информацию как губка. Для меня это была просто информационная бомба.
Ближе к 18:00 ко мне в комнату пришел подполковник Котейко. Принял выполненную работу, и распорядился о моем сопровождении в военный городок. В расположение я вернулся только на ужин и понял, что из солдат моего отсутствия просто никто не заметил. Остаток дня прошел в томлении, меня просто распирало от полученной информации и событий сегодняшнего дня, хотелось с кем-нибудь поделиться, но запись в файле гласила о конфиденциальности. Нужно было молчать…
Ночью я спал плохо, прокручивал полученную информацию и готовился мысленно к тому, что может мне повезет, и я останусь при штабе. Впухать с отморозками – сержантами, маршировать строем и уж тем более убирать снег никакой радости не было.  Мои ожидания оправдались, но несколько позже.
Присяга!!! Ах как же я ее ждал. Меня уже заебало сидеть в казарме на табурете и учить всякую ***ню. Перед присягой в часть приперлись родители нескольких десятков солдат и военный городок стал напоминать пионер лагерь в родительский день. Как оказалось, многих родителей еще не пустили дальше КПП, так как о своем приезде они не предупреждали (типа сюрприз), а пропуск на них соответственно не сделали. В основном приехали к тем, кто был местные и из Приморья. Мы молча стояли в курилке и завидовали. Мне конечно же хотелось бы увидеть родных и близких, я соскучился по ним ужасно, но реалии были суровы.
После присяги было распределение. Наших боевых товарищей стали распихивать по автомобильным ротам, а те, кто распределен в батальон охраны, остался в казарме учебной роты. К вечеру к нам примкнуло еще человек сорок из соседней учебной роты. Вот он наш будущий костяк батальона охраны. Что было самое печальное, так это то, что вся ****обратия блататы из Сахалина, Приморья и Сибири осталась в батальоне. Жопа чуяла приключений…
Отдельный батальон охраны делился на следующие подразделения:
Первая рота батальона – это почти весь наш молодой призыв, за исключением гранатометно-пулеметного взвода. Он состоял в основном из черпаков и нескольких дедов. В наше назначение шли: караульная служба, наряд по КПП, патруль по части.
Мобильная рота – это призыва вперемешку. Тут были и деды, и черпаки и духи из моего призыва. Это был гребаный спецназ нашей части и носили соответствующие шевроны с летучими мышами и общевойсковые петлицы. Их основная задача была служба дежурным подразделением, так как они первые выступали на отражение нападения. Дрочили их зимой и летом по боевой подготовке, тактике и рукопашному бою. Ребята там были крепкие и лютые. Из их роты в караул заступали только «танкисты» (водители МТЛБ). Кроме того, в этой роте было несколько сержантов-контрактников.
Вторая и третья роты были так же караульными и были в основном черпаками.
И завершающей ротой была рота обеспечения – это повара, кинологи, кладовщики и водители пищевозов. Тут тоже призыва были вперемешку.
Вот такое было распределение…
С парнями, с которыми сдружился в учебки потом часто виделись в курилке. Рассказывали они о своей жизни только хорошее. Не думаю, что у них все было действительно так гладко, но не думаю, что было и совсем плохо.
Время шло, нас обучали уставу внутренней службы, обучали РХБЗ и тактике. Незаметно наступил февраль. В один из дней меня вызвали на выход – пришел посыльный. Тот самый, который забирал меня в штаб в первый раз. С разрешения капитана Дорофеева (тогда все еще нашего командира роты) я отправился в штаб. Встретил меня все тот же подполковник Котейко и выдал задание по документам. Вечером, когда я все закончил, Котейко распорядился выдать мне разрешение на беспрепятственное передвижение из военного городка в штаб, а также выдал приказ о моем назначении на должность ассистента штаба (О_о  Что это вообще такое?). Я прибыл в расположение роты, и передал документ ротному. Дора долго читал, смотрел на меня и снова перечитывал, а потом спросил:
- Ну и че ты ёпта там в штабе забыл?
- Ничего, трщ капитан – промямлил я.
- Ну а хули ты в писари туда заделался? – негодовал он шипя сквозь зубы – штабной крысой захотел стать?
- Никак нет. Я специально к этому не стремился, а меня никто не спрашивал – тихо произнес я. В душе же я только и думал о том, как съебнуть из казармы. Радости уборка снега или спец занятия мне не доставляли.
- ****уй куда хочешь. Я тебя не держу. – выругался капитан и вернулся к своим делам.
Утром я был отправлен на ранний завтрак, а затем прямо из столовой отправился в штаб. Работы было как всегда не много. Я рассортировал все документы по датам, по назначению и типу в отдельные папки. Сделал отдельный каталог документов и привел в порядок полки и шкафы. Днем пришел подполковник Котейко, увидел мои труды и старания. Вроде ему даже понравилось. Назначил явку в штаб ежедневно, кроме воскресенья. 
Плыли дни, я приходил в казарму после отбоя, уходил после подъема. Меня никто не слышал и не видел. Работа была не пыльной. И можно было посчитать, что жизнь удалась. Ах как я глубоко заблуждался.  В один из дней приехала проверка из генерального штаба. По прибытию в штаб я узнал, что моя работа остановлена на неопределенный срок. Пришлось возвращаться в расположение. С одной стороны, было грустно осознавать, что проебаться больше негде, с другой, мои сослуживцы уже изучали во всю стрелковое оружие и мне предстояло вместе с ними идти на стрельбы. Ну хоть какое-то развлечение.
Дни начали пролетать быстро, старики-весенники готовились к увольнению в запас. У нас прошло переназначение в штате роты. Волею судьбы я стал старшим стрелком. В один из дней у нас сменился командир роты. Вернулся из отпуска законный хозяин – им был Капитан Васильев. Ах какой это был офицер. Вместо стебанутого Доры, нормальный адекватный мужик. Нас он усиленно стал готовить к караульной службе. Но в мае вместо караулов мы пошли на стройку.
Комбат.
Командир батальона, это командир отдельной части внутри части. Это как по примеру Италии и Ватикана. То есть номер части нашего соединения был один, а во ту батальона охраны номер сати был другой. Это объяснялось некоторыми слухами, но достоверной информации у нас просто не было. Поэтому расскажу то что знаю.
И так во время формирования нашего главка происходило распределение по всей нашей Матушке – Родине еще в Советском Союзе. Была учреждена определенная материальная база и были собраны спецы со всей страны. Но было ясно одно, что охранять наше ядерное оружие просто не кому. Тогда было принято решение взять на службу охраны лучших, а именно 188 мотострелковую дивизию специального назначения. Дивизия просто распределилась по всем частям главка отдельными батальонами и ротами охраны. Задача была простой – охранять часть аки цербер. Структура стала понятна: Яйцеголовые (офицеры и прапорщики инженеры ИТС) работали с самим оружием, батальон охраны обеспечивал охрану объектов и перевозок, и были так же сопутствующие в существовании части подразделения таких как железнодорожная рота (имелась своя ветка и ж/д база для отправки грузов), инженерно-техническая рота (саперы), рота связи, автобат, теплотехническая рота, пожарная рота.
И так КомБат. На моей памяти было 2 комбата. Принимал нас как новобранцев подполковник Голотик – гавно редкостное. Он знал, что в части беспределят бурота и подтянутые, знал, что солдаты не доедают и порой не могут даже нормально умыться, но видимо его все устраивало. Ходили слухи, что он напрягает бурых на бабки, в замен обещаа скорый дембель и спокойную службу. Бурые в свою очередь вытряхали деньги из простых солдат. После прошедшего бунта Голотика сняли с должности комбата и куда-то перевели. Говорят, что ушел он спокойно и вроде даже поехал куда-то на повышение, нам о том не ведомо. На его место был поставлен комбатом (тогда еще майор, а в скором времени подполковник) Кариаули. Это был грузин неопределенного возраста плотного телосложения и горячим нравом. Но этот грузин был настоящим МУЖИКОМ в полном понимании этого слова. Его не боялись, а уважали, потому как он отвечал за свои слова и выполнял обещания. И делал все, чтобы солдат служил, а не тянул лямку.
Заместителями комбата были люди под стать ему. Первым заместителем комбата был начальник штаба батальона капитан Голубин – широкоплечий, голубоглазый, светловолосый. Начштаба отличался непреклонным суровым характером и доскональным знанием устава. Слабины он не давал ни офицерам, ни солдатам.  Вторым заместителем комбата был зам по тылу капитан Ушаков. С этим капитаном я сдружился, потому как он был у меня сначала командиром взвода, а потом пошел на повышение, третьим замом комбата был майор Новиков, он отвечал за технику батальона. Майор был загулдыгой и от него постоянно несло перегаром и соляркой. О заместителе по финансовой части батальона я писать не буду, так как менялись они с завидной периодичностью. А вот отдельного повествования достойны следующие личности:
1. Заместитель командира батальона по боевой подготовке – Майор Ищенко, имел не хитрое погоняло Ищ. Это был очень своеобразный человек габаритами своими напоминающий двустворчатый шкаф с антресолями, и попасть к нему в немилость означало попрощаться с белым светом на определенное время. Было хорошо только одно – он небыл злопамятным и выдав свою порцию наказания он продолжал относиться к тебе, как и раньше.  Ищ был настоящим боевым офицером, прошедшим первую и вторую чеченские компании в составе десантно - штурмовой бригады командуя ротой солдат. Говорили, что он в последнем бою потерял почти весь личный состав и по состоянию здоровья был отправлен на дальний восток по дальше от боевых действий готовить молодняк. Напоминал мне он того прапорщика из фильма 9-я рота. Семьи у Ища не было, а потому он дарил нашему батальону всю свою скупую «любовь и старание». Я видел несколько раз, как Ищ заводил провинившихся солдат в каптерку и воспитывал. Слава богу мне это на себе испытать не пришлось.
2. Еще одним замом комбата был Замполит батальона капитан Соленов.   Капитан был невысокого роста с фигурой борца самбиста-дзюдоиста. Стригся он коротко, лицо было с глубоко посаженными маленькими поросячими глазками. Бррр. Неприятная личность… Соленов достоин отдельного рассказа. Скажу пока только одно – это был фюрер гестапо во всем своем обличии. К сожалению, Соленов пришел уже далеко после бунта, а жаль.
Готовились мы к караульной службе усердно. Сначала нас тщательно сортировали по боевой подготовке, потом тестировали психологи и только потом уже проходили подготовку по теории п практике на караульном городке. В караул заступало 12 человек: Начальник караула (командиры взводов, реже ротный), ПНК (обычно сержант зам ком взвода), ПНК по ТСО (сержант командир отделения) Операторы ТСО (2 рядовых) контрольно – охранная группа (4 рядовых) Механик-Водитель (танкист из мобильной роты), кинолог из роты обеспечения и водитель шишиги. Мы не стояли часовыми на постах, потому как все объекты были обеспеченны техническими средствами охраны (не скажу какими).
Нам про караульную службу постоянно говорили старики. Нам рассказывали о том, как это круто, как хорошо в карауле, что за 100 золотых караулов можно получить несколько дней к отпуску. А мы сидели развесив уши и слушали… Реальность оказалась совсем другой. В первый свой караул я заступил в конце июня. Небо было хмурым, серым и было готово разразиться мерзким затяжным дождем. Нас дрочили по знанию устава, гоняли на практике и казалось, что мы совсем уже готовы к заступлению в караул и все почти знаем. Нифига. В первый свой караул мы не спали совсем. До умопомрачения драили караульное помещение, и в режиме отжимания, надев на себя 3 бронежилета, впухали изучая статьи устава. Как говорил сержант: не доходит через голову дойдет через ноги. К концу смены помню, что было одно желание рухнуть на кровать и уснуть.
В один из осенних караулов, когда наши деды готовились уже на дембель, приехал к нам с проверкой полковник Семакин – заместитель командира соединения по тыловому обеспечению. Это был очень своеобразный человек (наверное, как и все военные). Видно было сразу, что полковник был не в духе. Долго рыскал по карпому, доебался до чистоты, хотя сам натоптал грязи и решил протестировать наш караул по команде «В ружье». Ну а хули нам, мы все выполнили по инструкции. Получили оружие, надели броники и приготовились «отражать» нападение заняв места на позициях. Полковнику что-то не понравилось. И он начал обходить строй нашего личного состава караула со всех сторон. Продрочив нас командой «В ружье» еще несколько раз, полкан решил доебаться до Миши Бабко. Миша был парнем простецким из Красноярского края и долго не понимал, что от него хочет полкан. Полкан начал в открытую гнобить Мишу. И тут случилось то, чего никак не ожидали. Миша снял с плеча автомат, когда полкан отвернулся, передернул затвор и шмальнул одиночным в голову полковника. Пуля прошила фуражку полковника и прошла в миллиметре над его черепом. Вот это был ****ец!!! Мы Мишку скрутили, отняли автомат. Это было не просто ЧП, это была большая залупа.
Мишку сняли с караула и прямиком отправили на губу, а полковник и без того не молодой поседел, наверное, еще больше. Как итог было принято решение о том, чтобы не раздувать это дело дабы избежать проверок и разборок со стороны прокуратуры и особого отдела. Мишу не посадили, а на всегда загнали в наряд по роте куда он гонял до самого дембеля через сутки. Только потом мы узнали, что полковник выкрикнул что-то про Мишину маму, а этого Мишаня ну никак не смог стерпеть. 
Надо сказать, что наша форма одежды была совсем непримечательна. Мы донашивали первый комплект и мечтали о том, что на дембель приготовим себе «намазученные комки». От нас отличалась только мобильная рота, так как носили там общевойсковые петлички-звезды вместо артиллерийских пушек, шевроны с летучими мышами и черные береты - в качестве поощрения. Нам тоже хотелось береты, и мы написали рапорт командиру батальона, предварительно согласовав его с командиром роты. Молчание длилось не долго. Комбат на очередном разводе батальона сообщил нам следующее:
- Товарищи солдаты! Я получил ваш рапорт и мне нравится ваше рвение, но черный берет надо заслужить. Мобильная Рота заслужила их по праву, как в боевой, так и в физической подготовке. Если у вас есть желание получить черный берет, то вы можете записаться на сдачу нормативов.
Мой призыв записался на сдачу почти весь и было назначено время в ближайшие субботу и воскресенье.
День первый. Нас гоняли по физ. подготовке: бег на 100 метров, бег 1 километр, потягивания, отжимания, упражнения на брусьях – норматив морской пехоты. Из 150 человек осталось половина.
 День второй. Марш бросок в полной экипировке со штатным оружием, прохождение полосы препятствий, стрельба и рукопашный бой – норматив морской пехоты.  Итогом осталось человек 50.
Утром понедельника на плацу объявили итоги. Берет заслужили носить только 45 человек, но в порядке однообразия на плац-парадах и построениях береты одевает весь батальон.  Этим фактом мы огорчились, ведь это было несколько не справедливо.
Заканчивался октябрь. Наши дедушки становились дембелями и постепенно разъезжались по домам. Уехал последний сержант из стариков. Ком роты провел переназначение личного состава роты. Тех, кого сержанты тянули изначально, назначил командирами отделений и заместителями командиров взводов. Я остался не удел и остался старшим стрелком.
Я скучал по дому и очень хотел в отпуск. К нему я и стал усиленно готовиться.
И так я начал готовиться к отпуску. Первым делом я попросил замполита роты внести мои результаты по сдаче на черный берет в личное дело. Так же я попросил составить на меня характеристику и переговорил по ходатайству моей поездки в отпуск. Замполит был не против, так как залетов у меня не было, да и служил я исправно.
Я написал рапорт на имя командира батальона и начал собирать подписи со своего командования. Первым подписал командир отделения (тот самый Колян, который ехал со мной в одной команде), потом замком взвода (ему пообещал набор шевронов), затем взводный командир старший лейтенант Цокур (про него нужно писать отдельно), далее замполит, командир роты и так далее… На удивление, рапорт очень быстро дошел до комбата, и уже через пару дней я был на беседе у «грозного грузина». Беседа была, как мне показалось, не очень долгой. Комбат спрашивал о моей семье, о родителях, о том, почему пошел я служить в армию и почему остался в батальоне охраны. Я особо не распинался на ответы, отвечал коротко и по делу. Тогда комбат задал последний вопрос:
- А девчонка тебя дома ждет?
-  Никак нет, трищ подполковник – отчеканил я – никаких отношений перед армией не заводил.
- Чего так? – нахмурился он
- Да как-то не успел – ответил я – сначала учеба, потом работа на севере. Не до того было.
- Я тебя почему об этом спрашиваю – медленно проговорил комбат – Просто если я тебя сейчас отпущу в отпуск, тебя потом не придется искать по всей нашей стране? Всякое бывает, порой солдату очень не хочется возвращаться обратно.
- Считаю себя взрослым и сознательным человеком. Обещаю вернуться точно в установленный срок.
- Ну что же, будем считать, что я тебе верю и действительно надеюсь на твою сознательность. – улыбнулся сквозь густые усы грозный подполковник. – Подойдешь после дневного развода батальона ко мне.
- Есть! Разрешите идти? – я в душе радовался как ребенок, но старался сохранить серьезный вид. Видимо у меня это плохо получилось, и комбат это заметил.
- Иди, иди. Только мой тебе совет – по меньше говори об отпуске. А то сослуживцы тебе прохода не дадут. – улыбнулся по-отечески комбат.
На дневном разводе, комбат приказом пригласил к себе в канцелярию моего командира роты, замполита и взводного. Меня он почему-то даже не упомянул, и я начал паниковать. По телу пробегала мелкая дрожь и отвратительные мысли неслись стремительным потоком. Мозг нафантазировал на столько дурной расклад, что я просто не выдержал и пошел в курилку. Находясь в прострации я курил уже четвертую сигарету. Неужели про меня комбат забыл?
- Тебя вызывают к комбату – раздался голос дневального – Пулей к нему. Тебя уже минут 15 все ищут.
Я сорвался настолько быстро, что, наверное, оставил за собой шлейф пыли и грязи. У канцелярии комбата я был уже через минуту. За столом кабинета сидело несколько офицеров: Комбат, замполит батальона, начальник штаба батальона, психолог батальона, командир моей роты, замполит моей роты, и мой командир взвода.
- Разрешите войти? – громко спросил я.
- Входи, входи и закрой дверь – устало проговорил комбат.
Как только я закрыл дверь, комбат продолжил:
- Значится так! Едешь в отпуск с предпоследней партией дембелей. Отправляешься через неделю с сержантом Феофановым. Так же в партии едут дембеля из автомобильного батальона. Перед отправлением идешь с дембелями на осмотр внешнего вида в штаб соединения. Приказ на отпуск будет висеть в штабе завтра. Командованию подразделения отправку взять на контроль.
- Есть! – в один голос проговорили замполит и командир роты.
Командир роты решил, что раз уж я еду в отпуск, то могу и не отдыхать. Он закрыл меня в нарядах по роте до самого отправления. Это дало немалое преимущество, поскольку была возможность подготовиться к отпуску основательно. А период подготовки я нарыл новый «комок» расцветки «березка» (не многие поймут), почти новые сапоги – строевики, нормальную шапку. О моем отпуске неведомо как узнало много народу, и каждый своим долгом считал, что я просто должен: проезжая через их город позвонить их родственникам, привезти чего-нибудь (читай как водку, анашу и прочее) из дома и т.д. и т.п. В конце концов меня это так достало, что под конец я начал посылать многих в пеший сексуальный тур «на» и «в».  В последний день перед отправкой я посетил финчасть и получил отпускные и проездные, потом продуктовый склад – сухой паек на первые сутки питания.
Утром 7 ноября я был готов к отправке.  Меня и нескольких дембелей построили на плацу, замполит батальона осмотрел внешний вид и проверил форму одежды на нарушения - замечаний не было. Далее шел инструктаж о том, как себя вести в поезде, как отметиться в военкомате и прочее, прочее, прочее…
На обед не ходили, на ужин не успевали. Сопровождать нас отправился команудир первого взвода моей роты старший лейтенант Маратканкин (с ним я в нормальных отношениях, а позже подружусь). В 17:30 прибыл полковой ПАЗик, мы погрузились в салон и пыхнув парами, автобус отправился в сторону первого КПП. Сердце бешено колотилось и отказывалось верить в то, что я еду домой. Контрольно-пропускной пункт №1 мы прошли быстро. И вот оно – село Селихино. В осенней темноте ничего не видно, только контуры частных полуразвалившихся домов и крыши сараев… Мы пересели в рейсовый автобус до Комсомольска – на – Амуре.
На городском железнодорожном вокзале мы были перед самым отправлением поезда. Вокруг все мелькало, а голова была как в тумане, как будто я был пьян. А я и был опьянен волей (пусть и не долгой), сознанием того, что еду к тем, кого не видел целый год… Трудно было дышать. Я не верил свои глазам… Не помнил, как очутился в поезде следовавшего до Хабаровска, не помнил, как занял свое место. Только в плацкарте я заметил, что нас трое: я, Славка Феофанов - и Юрка Дикин. Юрка – дембель из автобата. Я его не знал совсем, но лицо казалось очень знакомым.
В десятом часу вечера я ощутил голод, и мы с ребятами решили поужинать. На столе появился сухпай, несколько пачек галет и чудесным образом нарисовалась водка. Слава ловко орудовал открывашкой вскрывая консервы, я заваривал Ролтон, а Юра разливал сок и водку по стаканчикам.
- Ну, за дембель! – произнес тост Слава – Чтоб тебе хорошо дослужить и через год приехать домой старшиной.
- Скажешь тоже – старшиной – ответил я, не оценив шутки – Я старший стрелок, а значит быть мне ефрейтором. А ты знаешь, что про ефрейторов говорят.
- Да не вникай ты – вальяжно сказал Юра – ничего плохого тоже нет. А жизнь сама все расставит по местам.
Мы выпили, закусили, повторили… Сказались стресс и усталость. Очень скоро я опьянел и меня стало клонить в сон. Проснулся я только утром, когда наш поезд подъезжал к Хабаровску. Слава и Юра сидели за столом и о чем-то тих говорили:
- О, проснулся! – полушепотом проговорил Юра – слушай сюда. Хабаровск – город опасный. На вокзале срочников - отпускников и дембелей щемят нещадно. Можно нарваться так, что буквально уедешь домой без штанов и денег. Говорят, много кто остался без денег и документов. Короче расклад такой: выгружаемся с поезда и бегом на запасные пути. Там стоят вагоны люкс-класса и оформлены они как комната отдыха. Кантуемся в них до вечера и сразу на свой поезд, дабы избежать стычек с местной босотой.
План был сносным, так как в супергероя играть никто не хотел. Мы оперативно покидали шмотки в сумки и стали продвигаться на выход. Поезд приближался к Хабаровску. Утро было туманным и промозглым. Из-за высокой влажности и резкого похолодания на перроне образовалась наледь. Мои подкованные сапоги заскользили, и я чуть не грохнулся мордой на асфальт. С трудом удержал равновесие. Голова гудела, а тело было ватным – вот что значит не пить водку целый год.
Мы пробежали до конца перрона, спрыгнули на пути и стали пробираться к заветной цели. До вагонов оставалось метров триста, и мы было перешли на быстрый шаг, как вдруг услышали пронзительный свист. Нас догоняла группа подростков численностью человек двадцать. Их вид и настрой не предвещал ничего хорошего. Слава толкнул меня вперед и прошипел: Быстрее! Быстрее, бля! Я рванул так быстро, как только мог, а Юра замыкал нашу колонну и тяжело дышал.
Мы впрыгнули в открытый вагон, грузная тетенька пропустила нас внутрь и захлопнула дверь. С улицы глухо доносились голоса:
- Ссыкуны гребаные!
- Выходите, а то хуже будет. Мы один х.. вас достанем!
Тетка прошла в купе проводника и достала сотовый телефон:
- Алло! Дима? Тут снова гопники солдат цепляют. Стоят у моего вагона и грозятся поджечь, если я не отдам им солдат. Разберись, ладно?
Через несколько минут к путям подъехало несколько милицейских уазиков, и кучка отморозков побежала в рассыпную по вокзалу. Милиция хорошо знала свое дело и очень скоро почти всех упаковали в машины и куда-то увезли.
-Пронесло, мля – протянул Юра снимая с руки кастет (когда он успел его только достать?). – Еще не много и нам бы наступила полная ж…
- Проходите мальчики в пятое купе – сказала вежливо тетя. – Занимайте места и располагайтесь. Сейчас уже все позади. Чаю хотите?
Все произошло настолько быстро, что я только спустя некоторое время осмыслил всю ситуацию. Чистое везение и ничего больше… А может судьба? Мда…  Но все теперь позади, ну или почти все. Впереди было 7 дней пути. Эх… Через неделю я буду дома. Как это будет? Я родителям ничего не говорил. Может нужно позвонить? Зачем? Может потом… Впереди еще 7 дней пути.
Мы расположились в купе. На каждом месте располагалось чистое белье, и комплект умывальных принадлежностей. На столе стоял чайник и 4 стакана с подстаканниками. Классика. Вагон вообще был чистый и как оказалось современный. В конце вагона был биотуалет и душевая кабина. Дикость, для измученного дефицитом солдата, видеть нормальную туалетную бумагу, чистоту и порядок. Ах как же мне всего этого не хватало целый год.
- Ольга Васильевна – представилась «проводница» - Если что-то будет нужно, подойдите. У меня все имеется.
- Спасибо – дружно ответили мы. – Обязательно подойдем.
Я пошел в туалет. Какое же это наслаждение просто посидеть в туалете, когда тебя никто не торопит, никто не дергает и не мешает.  В соседнем помещении уже кто-то плескался в душе. У меня возникло тоже непреодолимое желание ополоснуться. Вернувшись в купе, я взял полотенце, скинул комок и отправился в душ. Плескался до тех пор, пока не кончилась горячая вода. Пришлось выходить, а так не хотелось. Вернувшись в купе я увидел, что Слава и Юра как-то хитро смотрят на меня.
- Фил, а ты чего какой тихушник? – хитро улыбнулся Слава
- Это схрена ли? – не понял я.
- Ты вот скажи, какой сегодня день? – поддержал его Юра
- Ну суббота – я судорожно соображал и пытался понять суть разговора
- А дата какая?
- 8 ноября – тихо ответил я – Ё-мое… Забыл.
- Забыл он – негодовал Слава – садись!
- Поздравляем тебя с днем Рождения – торжественно объявил Юра – если бы твой военник не выпал из комка, то мы и не узнали бы.
- В общем мы посоветовались и решили сделать тебе подарок – продолжал Слава – пусть он не очень шикарный, но как говориться, за то от души.
Юра и Слава вручили мне небольшой пакет и ждали, когда я его открою. В пакете были: ремень – деревяха с блестящей латунной бляхой, фальш-погоны младшего сержанта и несколько значков типа воин-спортсмен, классный специалист и батальон охраны. Было чертовски приятно получить такой подарок. Я не ожидал чего-то дорогого, так как денег у них особо не было. Но этот подарок… Он был мне по-настоящему дорог. В носу сильно щипало, в горле был ком, слезы норовили брызнуть из глаз. Еле сдержался. Что-то я очень расчувствовался. Быстро оделся, и отправился к Ольге Васильевне за чем-нибудь вкусным, купил бутылку водки и пару консервов.  Сидели тихо, выпили, закусили, сходили покурить. Время тянулось медленно. Уснули…
На перрон к своему поезду вышли уже в полной темноте. Грузились оперативно, места заняли согласно билетов. Как оказалось, в поезде дембелей много. Почти весь вагон. Это будет ****ец – пронеслось в моей голове. Плевать. Лишь бы доехать.
День первый, второй, третий.
Мозг почему-то вспомнил строчку из песни Чижа – Снова поезд. Хых. Так это ж про наш поезд. Дембеля не дебоширили, но достали всех. Кто-то кичился суровой службой, кто-то показывал дембельский альбом. В тамбуре можно было не курить, потому как накурено было так, что хоть топор вешай. Дембеля – десантники узнали, что я отпускник, посадили к себе за стол, налили стакан водки и предложили выпить. Выпил. Водка пошла на удивление легко. Закусывать не стал, занюхал сигаретой. Второй стакан был так же опустошен. После третьего стакана хотелось блевать – еле сдержался. Съел кусочек мяса и хлеб. Дембеля смотрели на меня как на равного. Как оказался на своем месте – не помню. Какой сегодня день – хрен его знает… В кармане комка пять разных пачек дорогих сигарет. По дороге в тамбур, со мной здороваются многие. О чем-то спрашивают… Кто они?  Слава ржет над моим беспамятством. Юра рассказал, что я после того как выпил водки с ВДВешниками, где-то взял гитару и пел дембелям ДДТ, ЧИЖа, и что-то на английском. Далеко за полночь меня принесли бездыханным и уложили безошибочно на мое место.  ****ец как стыдно. Больше не пью… До самого дома.
День четвертый, пятый и шестой.
Дембеля по мере высадки заходили к нам в плацкарт. Жали руку, совали пакеты с едой и напитками. Двое дембелей подогнали спортивный костюм и куртку. Шок! Просто шок! С чего бы вдруг? Проезжаем Уфу. Скоро дом. Спать не хочу, есть не могу. Быстре-быстрее. Тук - тук. Тук – тук. Размеренная тишина и покачивание вагона.
Вот и Пенза. Тут нам предстоит проторчать почти весь день. Сумки сданы в камеру хранения. Купил на последние деньги карточку для таксофона и сигарет. Позвонил родственникам сослуживца сержанта Сереги Серова. Нормальный пацан, надо выполнить его просьбу. Приехал на вокзал муж его сестры, пригласил нас в гости. Доехали быстро. Домашний вкусный ужин, снова водка. Я почти не пил – свою норму выпил еще в поезде. Думал о том, что у меня воняют носки. Хотелось быстрее сесть в поезд и мчаться в родные края. Вечером на вокзале не удержался, позвонил из таксофона домой. Трубку взял отец, трудно говорить, да и не охота. Сказал, чтобы завтра приехал в Зеленодольск к семи утра. Ничего больше не объяснял. Сил нет никаких.
В поезде удалось уснуть далеко за полночь. Спал урывками, пил горький чай, ходил курить. В пять утра проснулся окончательно, и больше не уснул. Внутренние часы сбились еще в Биробиджане. Не успевал следить за сменой часовых поясов. Да и нужно ли это? Близилась встреча с родителями, друзьями, знакомыми. Я уже не тот, что был раньше. Смогу ли я найти с ними общий язык? Смогу. Конечно же смогу.
Конечная станция. Снова перрон. Слава и Юра тоже молчат. Уже обо всем наговорились. Обменялись только телефонными номерами. Предложил им подвезти – отказались. Обнялись, пожали руки.
Отец совсем не изменился. Все те же серые глаза, тот же строгий голос. Только седины прибавилось, и стал носить очки. Дальнозоркость удел всех, кто стареет. Сели в машину, едем потихоньку. Вижу Славу и Юру на остановке. Батя остановился, вышел из машины и чуть ли не силой усадил парней в машину. Доехали почти в тишине. После того, как парней высадили и еще раз попрощались, батя начал рассказывать последние новости нашего небольшого поселка… Как их много и все печальные.
Едем по родному поселку. Я его почти не узнаю - за год столько всего изменилось. Надо сказать, что отец сохранил конфиденциальность моего приезда и даже матери ничего не сказал. Он служил, и знает, как важен такой сюрприз.
15 ноября. Я дома. Впереди 30 дней отпуска и 7 дней дороги обратно… Об этом позже. Гоню эти мысли мимо. Мать плачет молча. Младшая сестренка за год выросла и превратилась из гадкого утенка в красавицу – лебедя. А я по-настоящему счастлив. 
Вечером за столом собрались родственники и друзья. Я по седьмому кругу рассказываю о своей службе, но скупо. Не хочу делиться тем, что пришлось пережить. Ни к чему это. Сейчас все позади. Сильно захмелел и спать лег рано. Да и не мудрено, часы сбились и когда я еще адаптируюсь к Московскому времени – не известно.
Утро началось со сборов и поездки в военкомат. Хотел по-быстрому сгонять в райцентр, но не вышло. Автобус ехал как в последний путь. Добрался за два часа. В военкомате поставил отметку в отпускной лист, решил зайти к давнему своему знакомцу подполковнику Сергунину, но как оказалось он на больничном.
Домой ехал так же медленно – эх, день насмарку. По пути заехал в банк, снял не много наличности. Зарплата с последней вахты осталась не тронутой. По пути домой все думал о родителях, о их жизни. Какая то тягость огибала незримой чертой мое сознание. Дома находиться совсем не хотелось. Решил, что проведу с родителями пару дней, а потом поеду по друзьям и знакомым. В конце концов еще весь отпуск впереди.