Их было трое-девчонки-ровестницы, лет двадцати, откуда-то из-под Казани. Каким ветром их занесло в Химзащиту-
один Бог знает. Двое из них,тоненькие блондинки, Райка Мингазетдинова и Надька Клюева , были почти как двойняшки. Несмотря на то, что в Райкиных жилах текла татарская кровь и она была несколько скуластее, все-таки чем-то были они похожи , может быть глазами, белозубой нахальной улыбкой, и обе в черныых очках, которые они почти не снимали.
Имя третьей я не помню, все ее звали Пупсей. Одевалась она как мужик, в ХБ брюки, кирзовые сапоги и клетчатую рубаху, из нагрудного кармана которой торчала пачка сигарет, и, как обычно, все у нее их "стреляли". Она была неопрятного вида. У нее была дурная привычка- шмыгать носом и вытирать его тыльной стороной ладони. Особенно передергивало меня при мысли, что она этими же самыми руками доставала соленые огурцы из бочки, когда работала в поселковом магазинчике под Казанью.Но была она очень добрая.
Как и где они все познакомились- так и осталось для меня загадкой, но вот уже почти два с половиной года они неразлучно путешествовали по разным городам России, а теперь оказались в Молдавии.
Странная это была организация- Химзащита. Занимались мы тем, что выкладывали кислоупорной плиткой полы гальванического цеха завода " ЭЛЕКТРОАППАРАТУРА". Работа эта была трудная и опасная. Шли туда люди отпетые,пропащие,или бывшие ЗЭКИ, их было большинство. Или те, кто гнался за большой деньгой. Меня туда привел наш сосед- дядя Петя, после моего постыдного провала в Университет. Дядя Петя был тридцатипятилетний, но уже седеющий болгарин.Он, как и рыба, искал, где глубже, так как был обременен большой семьей. В Химзащите и впрямь платили хорошо. Даже я, неопытная и без стажа, приносила домой по двести рублей в месяц. Большие по тем временам деньги.
В бригаде нас было восемь человек: бригадир дядя Ваня с женой Валентиной, три девчонки из Казани, я, дядя Петя и Петька-горбун. Все они, кроме меня и дяди Пети , были уже мастерами своего дела, плиточниками-виртуозами. Работали чисто, и даже пятикилограммовые кирпичи так и летали в их руках. Петька-горбун и вообще умудрялся выкладывать мозаику из разноцветных плиток, а уж в умении делать трапы (сток для воды), ему не было равных.
Когда плитку и Арзамит - особый порошок, из которого делали раствор для прошивки швов - подвозили вовремя, то все было прекрасно и жизнь била ключом. Когда же случались простои, то у всех было плохое настроение, ведь нам платили только за метры выложенного плиткой пола. Тогда случлось то, что называли "По рублю - и в школу не пойдем", с разрешения дяди Вани. Меня же, как малолетку, освобождали от этого налога. Вся компания собиралась в маленьком вагончике, именуемым бытовкой, резалaсь в карты или велa долгие задушевные разговоры. Причем, если кто-то собирался ввернуть словечко покрепче, меня выставляли за дверь. Случалось это довольно часто, что меня очень злило. Дядя Петя тоже был человек непьющий и некурящий, и даже немного верующий, так что нередко мы с ним оба оказывались на крылечке, пока остальные отводили душу.
Иногда в ходе их бесед назревали ссоры, дело почти доходило до драки, но только "почти", драки не случалось.А потом вот случилась. Причиной ее невольно явилась я. Они вообще меня считали интеллигентным хлюпиком, и, чтобы доказать обратное, я изо всех сил старалась от них не отстaвать. Наравне со всеми таскала рулоны рубероида, ведра с арзамитом и битумом, расплавленной смолой, поддтаскивала пятикилограмовые кирпичи. Все принимали это за должное, только Пупся, часто, на пол-дороге меня останавливала. Молча отбирала кирпичи и тащила сама, на ходу покрякивая и шмыгая носом.
Минули легкие молдавские холода, изменилась и атмосфера в нашей бригаде. Все молодые были хмельные от весеннего воздуха. Бригадир дядя Ваня с женой и дядя Петя не входили в это число. Петька-горбун где-то посередине- был он человеком без возраста. Зла он мне никакого не причинял, и, несмотря на это, я испытывала к нему сильную неприязнь. Таких как он в России называют " шапка на сапогах"- из-за маленького роста,- был он ниже меня, а я и всего-то метр пятьдесят. От него всегда кисло пахло нечистым бельем и кирзухой. Однажды, помню, нечаянно я дотронулась до его спины, и, почувствовав под ладонью твердый горб, отдернула ее, как обожженную. Он заметил мое отвращение, которое я не сумела скрыть, и нагло засмеялся, выставив напоказ мелкие желтые зубы. Не удивительно, что я старалась держаться от него подальше. Дядя Ваня всегда ставил меня в пару с Петькой, как бы издеваясь, мол, посмотрим, что из всего этого выйдет.
Конечно, благодаря Петькиному мастерству, мы гнали больше метров и зарабатывали, соответственно, больше других, и все же... Я не могла смириться с его привычкой сплевывать сквозь зубы, материться и ехидно подначивать всех остальных, обходя лишь бригадира с женой. В последнее же время и в его поведении что-то изменилось.
Однажды утром Петька-горбун взял к себе в помощницы Пупсю. Напарник она, конечно, была завидный и ломовой силы у нее было гораздо больше, чем у меня. Я объяснила это известной всем Петькиной жадностью. Но, оказалось, я ошиблась. Была весна. По утрам будоражеще пахло мокрым асфальтом. Небо было чистое, а в лужах плавали белые лепестки, сдуваемые ветром с цветущих вишен. Надька с Райкой постоянно шептались, не посвящая меня в свои секреты, но однажды, Райка вдруг брякнула:
- Девочки, а Петька-то влюбился в Пупсю.
- Брось ты,- лениво отмахнулась Надька,- просто ему баба нужна, кобелю несчастному. А откуда ты знаешь?
- Я ее с нами в кабак позвала в субботу, что ей одной-то сидеть, а она мне сказала, что с Петькой в кино идет.
- Ну и парочка,- засмеялась Надька ,- а все же нужно Пупсю предупредить,- этот Петька страшная свинья, я о нем еще раньше слышАла,- попользуется и бросит.
- Попробуй этой дурехе что-нибудь скажи, похлопает своими коровьими ресницами, шмыгнет носом, а Петька ее бутылкой водки поманит, так она, как миленькая ,за ним побежит, алкашка несчастная.
- Два сапога -пара.
После этого разговора Я возненавидела горбуна еще больше-почти так же, как уже ненавидела свою работу, поэтому изо всех сил готовилась к поступлению в Университет. В бригaде надо мной смеялись, ехидно говоря, что все равно не поступишь, но это только придавало мне злости и я уходила в книги с головой, используя каждую свободную минуту.
В следующй понедельник Пупся появилась на работе с подбитым глазом.Никто как будто, ничего не заметил, словно это было нормальным явлением. Она тоже вела себя, как ни в чем ни бывало. Понедельник и без того день тяжелый, а тут еще не подвезли плитку. Мы сидели без работы, мрачные, намечалось очередное"по рублю..", но вместо этого бригадир просто решил распустить всех по домам. Я лично этому даже обрадовалась, так как мне еще предстояло много выучить, а экзамены неумолимо приближались. Вернувшись домой, я обнаружила, что забыла свои учебники в бытовке. Так не хотелось возвращаться, я была зла на себя, но делать было нечего, и, пообедав, я отправилась обратно.
Подойдя к вагончику поближе, я услышала внутри приглушенную возню и чьи-то крики. Ключа под крыльцом не оказалось, значит внутри и правда кто-то был. Я подкралась к окошку вагончика и заглянула внутрь- на столе была расстелена газета, на ней стояла полупустая бутылка водки, лежали корки хлеба и тюльпаны с прилипшей к ним селедочной шелухой. Когда глаза мои привыкли к полумраку, я, наконец, различила, что в углу бытовки кто-то возится. Я узнала кирзовые сапоги с завернутыми голенищами- такие носил только Петька. Я слышала чье-то сдавленное мычание. Петька поднял кулак и с яростью ударил кого-то, валявшегося на рулонах рубероида. Потом ударил еще. И еще.
- Идиот!- вырвалось у меня.- Убъешь!
Я ринулась в бытовку. Дверь оказалась незапертой и я влетела туда , как пуля. Внутри нагретого солнцем вагончика стоял тяжелый водочный дух, смешанный с запахом селедки и потного тела. На полу сидела пьяная Пупся. Из разбитой губы ее текла кровь. Горбун обернулся ко мне, глаза у него были белые:
- Ну что тебе надо, сучка мокрохвостая, что ты все шпионишь за мной? Убирайся отсюда, пока я...
Конца фразы я не слышала, унося ноги и забыв об учебниках. Пупсин разодранный вид все еще стоял у маня в глазах и меня тошнило от жалости и отвращения. Что касается Петьки, то он был достоин самой страшной мести.
На следующий день я шла на работу с явной неохотой. Я не знала, как посмотрю в Пупсины добрые глаза и что скажу горбуну. Все вели себя, как обычно, хотя к Пупсиному подбитому глазу тепрь прибавилась разбитая губа, а сама она невозмутимо покуривала, сидя на крылечке. Петька, даже не взглянув на меня, сипло напевал свое любимое: " Эх Яблочко, куды ты котисся.."
Райка с Надькой хихикали, делясь впечатлениями о новом кавалере, бригадир Ваня забавлялся тем, что игриво пошлепывал жену по её толстому заду. В тот день Я рaботала с ним в паре. Набравшись смелости, я сказала:
- Может, вы поговорите с Петькой? Он же ведет себя, как свинья. - И рассказала ему о вчерашнем, умалчивая, конечно, детали, о задранной рубахе и порванном голубом лифчике на грязном полу.
- А он и есть свинья-все они свиньи.- Сказал дядя Ваня, цыкая слюной на пол. Да не мое это дело, это их личная жизнь. Может ей это нравится.- И он заржал.
Во мне накапливалось раздражение. Неподалеку " гнал метры" Петька и оттуда все врема слышалось:" Эх яблочко, куды ты котисси.."
" Куды вы все котитись?"- Угрюмо думала я про себя.
В перерыве все собрались в вагончике, лениво переговариваясь. Петька ковырялся в зубах спичкой. Перeхватив мой взглад, он оскалился и спросил: За что ты, деточка, не любишь меня , старика? Зря, зря, Пупсе вон я как нравлюсь, да, Пупся? Мы с ней сегодня в кино сходим, а потом...
Пупся молчала, уставившись в пол, а он продолжал:
- Пупся девочка хорошая,не ломака, не то что ты... Ты у нас: " За мной ты парень не гонись"- так она ему и сказала.." - пропищал он тонким голоском, передразнивая, видно, меня.- Тебе Петька не пара, ты у нас чистенькая, интеллигенточку из себя корчишь,- продолжал он распалять себя, брызгая уже слюной.- А все равно ведь баба, как и все, взять бы, штаны с тебя содрaть,- ничем от Пупси не отличаешся...
- заткнись, сука...- сказала я сдавенным голосом. В вагончике все смолкли. Я дрожала, яростно уставившись на Петьку. Он тоже встал на ноги и от удивления челюсть его отвисла.
- Ты... сопля, ты чего дяденьке сказала?
- Что слышал, козёл вонючий! Только подойди ко мне, я тебе твой горб- то переломаю - два сделаю.
Петька попер на меня, ошалев от злости. Я схватила стул и изо всех сил стукнула его по голове. Он рухнул на пол, но тут же вскочил на ноги, визжа:
- Дайте ее мне, дайте ее мне!..
Его выволокли из бытовки дядя Ваня с женой. Райка с Надьой скалились на меня из угла.
Пупся налила воды и зубы мои мелко стучали о край стaкана.
Петьку потом перевели в другую бригаду-вернее он сам попросился. Я пообещала, что ребята из нашего города сделают ему темную.
А в университет я все-таки поступила. Отступать было некуда.Позади, как шутил папа,была Химзащита.