Одуванчик

Сараева
               

Эта история, рассказанная мне моим отцом, совсем не мистическая. Скорее  -  смешная. Но оказаться на месте двух моих тетушек, я бы не хотела.

А произошла она с двумя моими тетками, когда они были еще совсем молоденькими девчонками. Шла война. И ее отголоски хорошо слышны были по всей огромной стране.  Семья моего отца, вернее, то, что от нее осталось, проживали в маленьком бедном, сибирском селе, которое и селом- то, назвать нельзя было. Так себе - полтора десятка вросших в землю по самые окна, домишек. Родители моего отца, мои дед с бабкой умерли рано. Дед Дмитрий от ран, полученных в гражданскую. Бабушка Елизавета, не на долго пережила мужа. Скончалась от непосильного труда, и недоедания. Всеми силами старалась бедная вдова поднять шестерых детей. Но не получилось. Ушла в расцвете лет, оставив на произвол судьбы и милость немилосердной власти детей. Это случилось в 36 году. До войны, старшие братья как могли, заботились о младших. А как началась война, моего папу, восемнадцатилетнего пацана и его старшего брата Николая 22 лет, на фронт призвали. Двух младших братишек - в детдом сдали. А две сестрички -16 летняя Нина и 14 летняя Маша, в колхозе остались. Выживали малолетки, как могли. Сердобольные соседки от своих детей кусочки урывали, чтобы как-то, сестричек поддержать. А работу, колхозное начальство, на девчоночьи плечики наваливало такую, что косточки трещали. Но не возмущался тогда никто. И в голову не приходило никому роптать или митинги устраивать в защиту своих прав. Война требовательная дама и  очень жестокая. Хлеб для фронта - это второе оружие. И каждый сам, без принуждения, старался помочь фронту тем, чем мог помочь именно он.
Но это - горькая предыстория всего сельского населения моей большой и не совсем благополучной родины. А маленькая, совсем незначительная история, грустная и веселая одновременно, пойдет про моих, молоденьких в ту пору, тетушек. Молодежи в селе не было. Откуда бы ей взяться? Все парни подходящие, воевали на фронте. А девчонок молоденьких в крохотной деревушке не было. Единственной «подружкой» и другом заодно, был у сестренок Ванюшка пастушок. Но всерьез они его не принимали. Работа работой, а молодость свое брала. Потанцевать, покуражиться после работы, очень уж хотелось. Но какие танцы в маленькой деревушке? А вот в соседнем  колхозе Петровском, танцы по вечерам были. Да еще какие! Таких деревенек, как та, где жили сестренки, вокруг большого села Покровского было немало. И вся молодежь по вечерам сбегалась в Покровское. Там и гармонист был. Старый уж дед. Но не отказывался с молодежью покуролесить за стакан свекольной самогонки. До Покровского километров пять или чуть поменьше было. Если поторопиться, не лениться, то минут за 40 молодые ноги донесут. Была другая дорога. Наполовину   короче, через пшеничное поле. Но там тропка мимо кладбища вела. Совсем рядом с оградой кладбищенской ходить приходилось. Если Ванюшка, пастушок местный, не очень уставал и тоже на танцульки не прочь был сбегать, то вся троица шла через поле. Тут не торопясь, можно за полчаса добраться. Ванюшке было лет 15, он девками еще не очень увлекался. Тайно о фронте больше мечтал. И до танцев не большой охотник был. Так, что сестренкам чаще приходилось бегом по дороге бегать.  И в этот раз засобирались девки на танцы. Нинка к Ванюшке через дорогу метнулась. А тот уже на сеновале спит. Растрясла его девка, но так и не сумела уговорить  в Покровское сходить. Обозвала дураком на прощание и побежали сестрички, как обычно по дороге. А гармонь в Петровском за селом уже вовсю наяривает. Молодежь повизгивает. Парни до 18, что еще на фронт не попали и девчонки с пяти деревень. 
Среди них гоголями ходит тройка фронтовиков молодых. Один без руки, второй - без глаза, а третий кашляет, не переставая. Девчонок раза в три больше. Тут и  "старые" совсем, которым уж лет по 25 и мелочь от 13 и выше. И все неженатым фронтовикам понравиться хотят. Со своих сопляков, что взять? А те - жениться могут. Подумаешь руки или глаза нет. Зато все остальное на месте. Красавица Нинка у туберкулезника большой успех имела. Но у девчонки ума хватало не связаться с больным. Мама их так перед смертью кашляла.
Натанцевались девки, напелись до изнеможения. Ночи летом в Сибири темные. Домой возвращаться пора. Больной Нинкин ухажер вызвался проводить сестер. Обрадовались девчонки. Решили через поле идти. И бежать - торопиться не к чему, и дома раньше будут. Хоть час урвать для сна надо бы, иначе на поле заснешь, бригадир трудодень не запишет. Осенью лишнего стакана муки не досчитаешься. Отправилась троица в путь. Но не заладилась у них дорога. Не прошли и трети пути, как случился приступ у больного парня. Так он бедняга раскашлялся, что с ног повалился. Пробовали девки ему хоть чем-то помочь, да чем только? Отдышался парень и говорит им совсем ослабевшим голосом, мол, вы идите, девчонки, а я отдохну и домой вернусь, видно отжил я на свете. И пошли сестрички, взявшись за руки. Шли молча и парня, про себя, очень уж жалели. А тут и ограда кладбищенская в предутреннем тумане показалась. Совсем оробели девчонки. Восток уже чуточку посветлел, но от этого только кресты на могилах четче проступили. Лучше б, уж совсем темно было, пробежали бы мимо, закрыв глаза. А тут взгляда от могил оторвать невозможно, как будто, загипнотизировали их. И вдруг прямо напротив могил, из высокой и густой пшеницы на тропинку медленно выползло что-то белесое в полутьме, округлое и очень огромное, как им обеим показалось. От ужаса, обе сразу же полностью онемели. Подкосились ноги и девчонки вцепились друг в дружку мертвой хваткой. Манька прохрипела, трясясь, как в лихорадке, -" Нинка, че это, а?" Инстинкт старшей сестры, привыкшей с малолетства опекать младшую, робко пошевелился в сознании насмерть перепуганной девчонки. -"Не бойсь, Манька, не видишь что ли? Одуванчик это. Вишь, беленький!" В голосе Нинки даже небольшая радость появилась. Видимо, от того, что она наконец-то правильно оценила то явление, что предстало их глазам. И уже более окрепшим и уверенным голосом, Нинка почти крикнула,-" Ну да, одуванчик конечно. Смотри, его ветром качает!"  И тут "одуванчик"  взорвался гомерическим хохотом и уполз в стену пшеницы. Девки абсолютно не могли потом припомнить, как они долетели до дому. Никто ни до, ни после них, не ставил таких рекордов по скоростному бегу с препятствиями. Потому, что перли они прямо по бездорожью, то бишь - по пшенице прямиком. А утром на работе, вся деревня хохотала до икоты, когда Ванюшка пастушок рассказал всем, как он отомстил сестренкам за "дурака", коим обозвала его Нинка. Он не стал  продолжать свой сон после ухода сестер. Поднялся и пошел в Покровское следом за ними. Спрятался в тени тополя рядом с "танцполем", обдумывая план мести. А когда увидел, что девчонки пошли с провожатым через поле, решил, что перенесет план мести на будущее. Но сама судьба преподнесла ему "подарок", в виде приступа несчастного фронтовика. Все это он видел, прячась рядом у тропинки среди густых колосьев. Пока девушки отхаживали парня, Ванюшка добежал до кладбища и затаился в пшенице у тропинки. Заслышав приближение сестер, он снял портки, согнулся, пряча голову и выполз задом по рачьи из пшеницы на тропинку. Выставил только голый зад, пряча голову в стене пшеницы. Вот такой получился "одуванчик".  Но это происшествие не  поколебало авторитет девчонок. Их любили в селе. А Ванюшка навек получил прозвище" одуванчик".