Глава шестая
В медцентре у Мартышкина
1
После гаража Василий прибежал в подвал и, ругая Ласкина последними словами, стал раздеваться, чтобы принять душ и успокоиться.
После того, как он остался в одних трусах, «оруженосцы» стали над ним смеяться. Грешнов спросил, что в нём такого смешного, но проследив направление их взглядов сам нашёл ответ на этот вопрос, обнаружив на себе женские трусы «неделька».
- А Нинка их ищет, - рассеянно заговорил Василий и вдруг его глаза округлились. – Получается, я в этой красоте перед Наташкой фланировал! То-то она пригрозила, что на выставку кукол поедет. Отомстить решила.
Василий передумал принимать душ, оделся и побежал в медцентр к жене, надеясь перехватить Наталью там и оправдаться.
Выйдя из подвала, он лицом к лицу столкнулся с заезжими бандитами, о которых ему говорила Нина. Физически крепкие ребята в кожаных куртках остановили Василия и стали расспрашивать.
- Уважаемый, - с напускной бравадой обратился к нему самый старший из них. – Можно спросить?
- Спросите, - чувствуя струйку пота, сбежавшую по спине, разрешил Грешнов.
- У вас тут есть серьёзные ребята, вроде нас, с кем можно встретиться и поговорить?
- Вам с Гимнастом надо встретиться. Он у нас самый серьёзный.
- А как он выглядит? Где его найти?
- Не надо его искать. Вы – ребята заметные, он вас сам найдёт.
- Слыхали, ребятами нас назвал, - стал задираться один из бандитов, сидящих на заднем сиденье ржавого «Форда».
- Тихо, - прикрикнул беседовавший с Грешновым, не позволив приятелю распалиться. – Ну, хорошо. Если этот Гимнаст не объявится, мы к тебе ещё раз обратимся.
Слова прозвучали, как угроза, но Василий сделал вид, что не услышал их в этом ключе.
- Обязательно. Обращайтесь, когда хотите. Но Гимнаст не заставит себя долго ждать.
Грешнов сказал это с таким убеждением, что не на шутку испугались сами бандиты. И настолько силён был испуг, что те двое, которые сидели на заднем сиденье «Форда», не сговариваясь, одновременно стали умолять старшего:
- Колян, поедем домой.
Оставив незваных гостей, Василий направился в районную поликлинику, где в правом крыле первого этажа располагался медцентр. По дороге заглянул в шиномонтаж, к Валерке Бахусову. На шиномонтаже, вместе с Валеркой работали сириец Джамал и сын Гамаюна Вадим. Джамал был из Дамаска, уверял, что его родной город старше Иерихона и является самым древним городом из уцелевших. Утверждал, что Дамаск был основан Адамом и Евой, которые после изгнания из рая нашли себе пристанище в пещере на окраине Дамаска. Там же Каин убил своего брата Авеля.
Много интересного рассказывал сириец.
- Когда ж твой город был основан? – спросил Василий.
- Шесть тысяч триста лет до нашей эры, - не сморгнув, ответил Джамал.
Узнав, что Грешнов направляется в медцентр, Валерий Николаевич стал жаловаться на Мартышкина:
- Я ему говорю: «При моём росте я должен весить восемьдесят килограмм, а вешу пятьдесят четыре. Твоя Наташка посмотрела на весы и сказала: «Мне бы столько. Сохранила бы фигуру».
- Лечит всё же, - попытался защитить товарища Василий.
- А ты знаешь, как? Дал такую таблетку, после которой понесло хуже, чем после прокисшего борща. Тридцать метров против ветра, не считая мелких брызг.
- Может, у Тин Тиныча дома что не так. На супругу нельзя зло срывать, сразу – синяк под глазом будет. А тут приходят жеребцы, - Василий обнял по-дружески Валерку.
- Нет, он меня доведёт. Я ему выпрямлю его косоглазие. Зажму в правой руке все его хозяйство, а она у меня крепкая и буду тащить на лоб.
- Я на обратном пути к тебе загляну, - пообещал, прощаясь, Грешнов.
Натальи на рабочем месте не оказалось.
- А разве она тебе не сказала, что поедет на выставку плюшевых мишек? – спросил Мартышкин.
- Сказала, но я хотел отговорить её от необдуманных поступков.
- Что, допрыгалась? – счастливо улыбаясь, спросил Валентин.
- Кто? Что? Ты о чём? – испугался Василий того, что целитель прочёл его мысли.
- Допрыгалась, говорю, леди Ди по кочкам. Фригидная была баба, костлявая, угловатая. И как только арабы на неё лазили? Народ, имеющий таких принцесс, обречён на вымирание.
- А Елизевета? – растерянно оправдывался Грешнов, словно в нём текла английская кровь.
- Лиза – баба аппетитная, но уже «секенд хенд», как они же сами и выражаются. То есть «хорошо побывавшая в употреблении». А молодых таких у них нет. На Елизавету я бы взобрался. Хоть и в возрасте, но настоящая женщина.
- Вот ты понимаешь толк в женской красоте, а другие меня за бабу Пашу осуждают. А она же фотографическая копия королевы Великобритании.
- Да! Точно! Баба Паша на Елизавету похожа, - засмеялся Мартышкин. – Пока английская тема не возникла, я даже как-то и не сравнивал. А сейчас припоминаю – один в один. Фактически сестра-близнец английской королевы.
- Подбери слюни.
- Я не претендую, - сказал Валентин Валентинович, продолжая вспоминать образ бабы Паши и сладострастно улыбаться.
- Хватит. Кому говорю? Соберись. В армии служил?
- Я и сам не служил, - пришёл в себя Мартышкин, - и других спасал. Человек двести спас, пока меня не выгнали.
- Ты это за взятки делал?
- От благодарности не отказывался. Но главное, было убеждение, что армия отнимает два года молодой жизни. Калечит. А случается – убивает.
- Не знаю, - сказал Василий, - у нас всё было наоборот. На службу пришли больные, а через год все превратились в чудо-богатырей. Кстати, что с дверью входной? Не мог попасть к тебе в кабинет.
- А всё потому, что раму дверную вместе с дверью установили кверху ногами. И теперь, чтобы дверь открыть, ручку приходится не вниз опускать, а вверх поднимать.
Снаружи стали ломиться в кабинет.
- Вверх! Ручку вверх! – закричал Мартышкин и, не выдержав, поднялся со стула, подошёл и сам открыл дверь.
В кабинет протиснулся пациент с насмешливым выражением лица и руками, поднятыми над головой.
- Вот, все так, как военнопленные, заходят. Думают, командую: «Руки вверх!», - пояснил Валентин Валентинович. – Кричу, ругаюсь, а ведь мечтал лечить, как доктор Галли Матье, смехом и шутками.
- Помогите, доктор, - сказал пациент, - подскажите, что делать? У меня…
- Мойте анус холодной водой, - не дослушав пациента, сказал Мартышкин и, обращаясь к Василию, объяснил, - Анус - это не ругательство. По древнегречески это - «отверстие», «дырка».
- Так это ещё древними про женщину сказано: «двуликий анус»?
- Нет. Двуликий Янус – это римское божество. И потом анусом зад называется только у мужчин. А у женщин зад называется бонусом.
- Правда? – удивился Василий.
Пациент рассмеялся.
- Это шутка такая, - выпроваживая мужчину за дверь, - объяснил целитель.
- Ты каждому пациенту говоришь: «Не забывайте мыть анус холодной водой». У тебя это в присказку вышло. От всех болезней одно лекарство, причём не тобой придуманное. Задолго до тебя Пете Истуканову его Палыч, майор милиции прописал. На Пасху дело было. Петя напился и ломился в Храм Божий. Старый майор, дежуривший у входа, сказал ему: «Иди домой». Пётр Виленович ему с вызовом: «Анус помой?» – «Да», - устало ответил ему сотрудник милиции.
Василий всё показывал в лицах. Целитель улыбнулся и сказал:
- Человеку не важно, кто его вылечит, - врач, дельфин, пчела или пиявка медицинская. Ему нужен результат или обещание такового. Чем, собственно, я и занимаюсь. Мой девиз такой: «Если не можешь вылечить, то хотя бы пообещай исцеление».
- Это же обман. Зачем обещать, зная, что не поможешь?
- А вдруг? Вдруг человека спасёт самообман, то есть самовнушение? Мобилизуются внутренние силы, а возможно, в процесс выздоровления вмешаются силы внешние, потусторонние, о которых теперь так много говорят.
- Шарлатан ты, шарлатан, - смеясь, сказал Грешнов.
- Сначала докажи. Я, знаешь ли, уже сидел на скамье подсудимых и привык, чтобы меня сначала поймали за руку.
- «За руку». У тебя давно вместо руки - лапа. Не за руку, а за хвост тебя надо ловить. И как Вакула-кузнец чёрта, надо сечь тебя до тех пор, пока из того места, которое ты всем советуешь мыть ледяной водой, дым не пойдёт.
Всё говорилось по-доброму и Валентин не обиделся.
Выглянув из кабинета и объявив тридцатиминутный перерыв, народный целитель стал вспоминать свою врачебную практику.
- В бойлерной при больнице работал у нас Денис Денисович, - говорил Мартышкин. - Пьяница страшный, хохмач, балагур. Так вот, оденем его в белый халат, и он как будто внезапно при обходе в палату заходит. Хирург, осматривающий больных, говорит: «Знакомьтесь, это - наш, можно сказать, коллега, - Денис Денисович Отрубянников» и, обращаясь к нашему хохмачу, добавляет: «Голубчик, вы сегодня не в форме, идите, отдохните». А тот небритый, как всегда, «под газом». И после этого никого не надо уговаривать. Полагая, что Денис Денисович - врач, все сами в карман нам деньги совали, лишь бы ими не занимался этот «уставший доктор».
- Это же вымогательство чистой воды.
- Да? А по мне так артистизм в духе любимого мною французского врачевателя. Он всех умел рассмешить.
- Денис Денисович?
- Галли Матье. Больные смеялись и выздоравливали. Пришёл, помню, ко мне пациент восьмидесяти девяти лет и говорит: «На молоденькой женюсь, хочу увеличить детоделательный орган. Что мне для этого необходимо?». Говорю: «Другой бы над тобой посмеялся. А я не только помогу, но ещё и на свадьбе твоей в роли тамады выступлю». И увеличил...
- На сколько? - заинтересовался Василий.
- Настолько, что входя нагишом в спальню к молодой, он нёс «его» на селедочнице, обсыпав оный, для смеха, зелёным нарезанным лучком. И «тот», представь, еле умещался.
Василий восхищённо захохотал.
- А что дальше было? - не отставал Грешнов.
- Ещё не придумал, - признался Мартышкин и сам засмеялся. - Говорят, что когда человек счастлив, душа его поёт. И кому же об этом не знать, как нам, романтикам.
- Это точно, - подтвердил Василий.
- Когда за злоупотребление меня от врачебной практики отстранили, то по приговору суда я работал маляром на заводе и, не поверишь, работал с удовольствием. А когда «зашибать» стал сам предложил жене, чтобы подала на алименты, чтобы меньше пропивал. Я тогда был красивым, с пышными, кудрявыми волосами, любил смотреть на своё отражение в зеркале. Самосозерцание доставляло мне удовольствие. А сейчас видеть себя не могу, отражение своё ненавижу. Тут Истуканов твой приходил, о котором ты вспоминал. Говорит: «Может, плюнуть на всё и жениться на проститутке? Возвысить её до себя».
- Это он Нинку так называет? Я ей всё про него расскажу.
- Да нет же. Жилички Гаврилова ему в душу запали.
Тут в кабинет, как к себе домой, протиснулся Никандр. Следом за ним вошла пожилая женщина-врач, работавшая в поликлинике. Ей было за семьдесят, полная, с одышкой.
- Ну, вот. Не ломятся же, - похвалил вошедших Мартышкин и, обращаясь к женщине в белом халате, бесцеремонно спросил. - Чего тебе?
Видимо, не желая говорить при посторонних о щекотливом деле, она голосом диктора начала с сообщения:
- О Мессалине слышали?
- Вас, медицинских работников, не поймёшь. Вы вот, говорите «шалашовка», то есть Мессалина, Валентин только что обзывал её «холодной». А хоронить наверняка будут, как святую.
- Это же Англия. У них и пьеса есть «Много шума из ничего». На это они мастера, - комментировала слова Василия женщина-врач.
- Скорее всего, от араба залетела, и об этом узнали во дворце, - сделал вывод хозяин кабинета.
- Современные средства медицины позволяют выявлять беременность уже через несколько дней. А у нас как, - забеременела и ходит пять-шесть месяцев, не зная, что вынашивает плод, - заметила женщина с одышкой.
Никандр окинул взглядом её округлые формы и серьёзно поинтересовался:
- О себе говоришь? Конечно, с таким брюхом не сразу сообразишь, что беременна.
Василий и Валентин засмеялись.
Оказалось, и Никандр, и женщина-врач, обидевшаяся на слова Уздечкина, пришли к Мартышкину за спиртом. Получив желаемое, они удалились.
Хлебнули спирта и Грешнов с народным целителем. Закусили яблоком, и Василий стал рассказывать об отсутствующей жене:
-Наташка сначала была замужем за сыном высокопоставленного чиновника из Госплана. Но он не жил с ней, как с женой. Родители им на свадьбу однокомнатную квартиру подарили, купили освободившуюся в нашем доме. Так вот, Наташка на какие только ухищрения не шла, чтобы привлечь к себе внимание супруга. И нагишом перед ним ходила и массаж просила сделать, - не замечал. Сама, будучи медиком, записалась на приём к врачу. Опасалась, не случилось ли с ней чего худого. Врач попросил её привести с собой мужа. Муж отказался идти к врачу и вскоре супруги развелись. С собакой-пуделем гуляла, на собачьей площадке я с ней и познакомился. Через год расписались. Дочь Олесю родила, успокоилась и следить за собой перестала. «Я тебе такую дочку родила, что теперь на всё имею право». Думаю: «Ты на всё имеешь право, а я только на одно, - пойти налево». И пошёл.
Выпили ещё, Василий захмелел и продолжил:
- И вот, когда в тесном общении с Начинкиной я достиг кульминации чувств, то есть того самого момента, что предшествует развязке. Так сказать, сексуальной судороги перед последней точкой соития... Момента наивысшего эмоционального напряжения и величайшей ответственности мужчины перед женщиной. В этот самый момент получаю по потной спине удар солдатским ремнём. Наотмашь! Причём, пряжка пришлась аккурат промеж лопаток. Мелькнула мысль: «Не покойный ли Юрок с того света вернулся?».
- От кого пострадал?
- От Доминика. Её сыночек таким образом меня поприветствовал.
- Ему же хочется братика или сестрёнку.
- Не смешно.
- А если серьёзно, то так рассудка недолго лишиться, - согласился Мартышкин. - Давно это было?
- Да говорю же, - вчера. Слушай дальше. Получил я ремнём, впопыхах оделся и убежал. Оказывается, Нинкины трусы на себя напялил. А дома разделся, ничего не подозревая, и хожу. Наташка стала нервно смеяться, спрашивала, не собираюсь ли я сменить ориентацию. Но я намеков не понял. И только сегодня обнаружил на себе женские трусы «неделька». Они и сейчас на мне. Хочешь посмотреть?
Целитель отказался.
Выпили ещё спирта и сильно захмелели.
- Бандиты пришлые объявились, - сказал Василий. - Хотели меня избить да номер у них не удался.
- Жаль, - сказал очнувшийся от пьяной дрёмы Мартышкин.
- Чего тебе жаль?
- Что номер не удался.
- А я думал, что меня не избили.
- А почему тебя не избили?
- Потому что руки коротки и ростом не вышли. Дети ещё, разборки со мной устраивать.
- Почему дети хотели тебя избить? Ты их, наверное, обидел как-нибудь?
- Если бы я их обидел, они бы в канаве валялись. А они ходят, улыбаются. Должно быть, уже винище пьют.
- А кто им вина купил?
- Сами купили.
- Зачем же детям продали вино?
- Сейчас кому угодно продают.
- Какие хорошие времена. А нам не продавали. Мы взрослых просили купить.
Приятели вышли из здания поликлиники проветриться, но спирт с яблоками и стаканчиками прихватили с собой.
Грешнов поинтересовался, о чём народный целитель мечтает.
- Мечтаю овладеть необыкновенным даром Галли Матье, - серьёзно ответил Валентин. - Он капли и таблетки заменил смехом.
- Фармацевтам это не понравится. Он что же, над больными смеялся? Это нам знакомо.
- Не говори глупостей. Он умел смешить больных. Они смеялись, и хворь отступала. Лекарства были не нужны.
- Если сейчас наблюдается недостаток лекарств, то это не значит, что они не нужны.
- Да слушай же ты! Придёт к больному, рассмешит и уйдёт. Мне иногда кажется, что я обладаю этим даром.
- Сегодня, с селедочницей, ты меня рассмешил, - согласился Василий.
- О, смотри, твой дед идёт с клюшкой «Эфси».
- Точно. Пётр Кононович. Он любит в поликлинике в очереди с людьми посидеть, поболтать. Эй, хоккеист, хромай сюда!
Петр Кононович шел в поликлинику, опираясь на хоккейную клюшку.
- Удобная вещь, - пояснил дед внуку и обращаясь к Валентину, спросил. - Простите, забыл вашу фамилию?
- И бабин шарф на себя нацепил, - не отвечая на вопрос, обсуждал подошедшего целитель.
- Как? «Бабин»? А не ваш ли родственник получил золотую медаль, э-э-э...
- Мой, - смеялся и кивал головой Мартышкин.
- ... Э-э-э, государя императора на Первой Всероссийской выставке рогатого скота?
- Дед, тебе сколько лет?
- Десятый десяток разменял.
- Оно и видно.
- Плохо выгляжу?
- Выглядишь хорошо, вопросы у тебя... старорежимные. Не Бабин я. Фамилия моя - Мартышкин.
- Мартышка? - испуганно переспросил дед Пётр и стал пристально всматриваться в собеседника, имевшего в чертах лица что-то обезьянье.
Василий захохотал во всю мощь своей широкой груди:
- Ты нашего деда хотел подкузьмить, так он тебя сам поддел.
Пётр Кононович тотчас перестал всматриваться, примиряюще подмигнул целителю, улыбнулся и, взяв в руки стаканчик, сказал:
- Мне чуть-чуть, - годы уже не те.
Через некоторое время беседа была уже в разгаре, можно было услышать крепкий уверенный голос деда Петра:
- Я Брежнева помню ещё с тех пор, когда он слесарем на заводе работал.
- Это хорошо, что помните. Что же это за завод? Какой год?
- Тридцать первый год. Днепропетровский металлургический завод имени Феликса Эдмундовича Дзержинского. Не то хорошо, что я его помню, а то, что и он меня не забыл. с жилплощадью на старости лет помог.
- Я слышал, он был первым секретарем Днепропетровского обкома партии.
- Это уже после войны. С сорок седьмого по пятидесятый год. А до этого он был первым секретарем Запорожского обкома. Ох, какая же, деточки, страшная война была, вы себе представить не можете. Сколько людей замёрзло, сгорело, было пулей убито. Я сам был частью и того, и другого. Был много раз ранен, разрывная пуля у самого сердца навылет прошла. И убивал, и резал, а как же, без этого на войне не обойтись. Державам до войны тесно было. Сколько миллионов убили, сколько вдовами-с;ротами сделали, - успокоились, вздохнули облегчённо. Снова стали сеять, строить, детей рожать. Глупо человек живёт на земле. Против всякого здравого смысла. Взять хоть, для примера, моего Василия. Прошлым годом поехал в Крым за помидорами. Весел был накануне. Я ему говорил: «В дороге не пей, в карты не играй». Так он стал пить и играть, ещё до Тулы не доехав. Вернулся без помидоров, в чужой одежде, обвинил во всём меня: «Откуда ты знал, что я буду пить и в карты играть? Ты это или сам всё подстроил или сглазил меня».