Глава 1.
Осенний день был солнечным и тёплым. Последние погожие деньки перед промозглым неспокойным октябрём, не иначе. Максим блаженно вытянулся на широкой постели с ноутбуком на пузе, лениво водил пальцем по тайчпеду, стреляя в наглых хрюшек злобными птичками. Мужчина не любил выходные, будучи неисправимым трудоголиком он откровенно скучал в обстановке воскресного ничегонеделания. Но сегодня на него снизошла какая-то благость. От тепла, от того, что все дома, да ещё никто не доставал его просьбами и претензиями. Трёхлетняя Янка чем-то деловито стучала в большой комнате перед телевизором, жена что-то раздражённо выговаривала стиральной машинке. Макс хмыкнул. Его забавляла неистребимая бабская привычка общаться с бытовой техникой и продуктами.
- Да ёб жеж! - раздалось из ванной. Максим тихо хихикнул: "Тоже мне, училка!" Жена Юлька, на работе Юлия Ивановна, преподавала физкультуру в начальной школе, но дома превращалась в обычного человека, не чурающегося привычных бытовых всплесков эмоций.
Загрохотав тазом, она прошлёпала на балкон. Пользуясь прекрасной погодой и выходным днём, деловитая и активная супруга решила выстирать всё, что под руку попадётся, благо высыхало на "ура" в течение перекура. Ещё одна дурная привычка, совсем не подходящая её интеллигентной профессии. В Юльке вообще было много противоречий, которые уже притерпелись и совсем не ставили в тупик Макса. Жили вместе они долго, вот только шуструю, как весенний ручеёк, дочку случилось завести лишь на пороге сорокалетия.
Янка встретила маму бодрым восклицанием и снова отвлеклась на любимый "Щенячий патруль", дверь балкона со скрипом закрылась, зашуршали кольцами натянутые поперёк бельевые верёвки.
Ветерок тихо шевелил светлые шторы, совсем усыпляя, парашютом раздувался узорчатый тюль, тихо и ненавязчиво шурша. Форточка была открыта вместе с фрамугой - тем неожиданнее и громче прозвучал задорный возглас с улицы:
- Смотрите, не свалитесь!
- А то что?
- Ловить придётся, раздавите ещё!
- Не боись, мои пятьдесят два кило завсегда поймаешь с лёгкостью!
Макс промазал жёлтой нахохленной птюшкой мимо свиной хари и с любопытством выглянул в окно. Под балконом стоял широкоплечий парнишка и, весело щурясь, бойко переговаривался с Юлькой. Что-то дёрнуло тогда, Макс даже не понял, что именно. То ли игривые нотки в хорошо поставленном учительском голосе, то ли слишком откровенный взгляд молоденького нахалёнка.
Максу не был виден балкон, но он точно знал, что жена, встав на маленькую скамейку, перевесилась через перила и расправляет на проволоке тяжёлый пододеяльник. Юлька без лифчика, на ней лишь домашняя растянутая майка, короткая и тонкая, через которую в такой позе с высоты третьего этажа разглядеть можно всё в самых интересных подробностях.
Паренёк продолжал стоять, проволока продолжала шуршать. Макс напрягся.
- А ты что это тут болтаешься?
- Кроссовки купить надо. Завтра ж физкультура!
- Звучит угрожающе, знаешь ли, - Юлька рассмеялась. Макс представил, как растягиваются в лукавой усмешке её чётко очерченные полные губы. Снова приподнял голову над подоконником. Его не было видно за густым тюлем, но и он сам не мог разглядеть подробности: увидел лишь, как хохотнул мальчишка, запрокинув голову, как мазнул вверх светлым, совсем недетским внимательным взглядом.
- Ну иди-иди, завтра хвастаться будешь. Удачи!
- Спасибо!
Макс окончательно потерял интерес к дурацким стрелялкам и, поднявшись с кровати, где уже отлежал за полдня здоровенную яму, прошёл в комнату. Юлю увидел со спины. Она стояла, опершись на балконное ограждение, и смотрела влево - не иначе в сторону, куда удалился случайный собеседник. Под окнами росли пышные кусты сирени, ещё не потерявшие листья и заполонившие всё пространство у тротуара: проводить мальчишку взглядом наверняка не представлялось возможным. Но жена стояла, смотрела и улыбалась.
Мужчина ткнул пальцем в стекло, привлекая её внимание и прося открыть дверь. Она обернулась, спешно опустив глаза, но чересчур довольную улыбку спрятать не успела.
Макс не был ревнивцем. Да и ревновать в данной ситуации считал глупым. "Юль Ванна" работала в школе давно и, обладая весёлым лёгким характером, имела кучу беззаветно любящих её учеников. И теперешних, и выпускников. Ни за что не забыть свору пьяных придурков у них во дворе, которых никто не мог успокоить, пока его жена не рявкнула с непередаваемой педагогической интонацией: "Это что вы тут устроили? Серёжа! Коля! Иван! А ну, привели себя в порядок и по домам, живо!" Придурки моментально притихли и рассосались в пространстве со скоростью света. Учитель - самая социально защищённая часть населения, потому что каждый бандит в прошлом чей-то ученик. Инстинктивный рефлекс подчинения, вбитый за годы школьной жизни в любую, даже самую дурную голову, срабатывал всегда.
Однако его заинтересовало, почему Юлька так разулыбалась - что это за пацанчик такой...
- С кем ты тут кокетничаешь? - полушутливо-полуугрожающе спросил Макс, усаживаясь на табуретку и доставая сигареты.
- Это Саша, - Юля присела рядом, поддев пальцем свою пачку, отвернулась в поисках зажигалки, - из моих любимых пятиклашек, от которых я в декрет уходила со слезами на глазах.
- До сих пор любимые? - мужчине стало лень продолжать затеянный им самим бестолковый разговор, но он видел, что Юле поговорить хочется.
- О, да! Такое вообще редко бывает, чтоб с первого же урока полное взаимопонимание между целым классом и учителем. - Жена затянулась сигаретой, выпустила струйку дыма и задумчиво подпёрла рукой щёку. - Не, сейчас детки у меня тоже хорошие, даже очень, но пятый "В" я никогда не забуду.
- Саша опять же! - не удержался он и съязвил. Юлька рассмеялась с глубокой хрипотцой и откровенным удовольствием:
- Что ты! Сашка вообще от меня ни на шаг. Когда уроки совпадают, торчит у меня в маленьком зале, пока Ирка его пинками не выпихнет заниматься.
- Смотри там! Не балуй! - Макс пропустил мимо ушей её слова и отвечал скорее на автомате, лишь бы поддержать разговор. Его уже занимали насущные проблемы, продолжать трепаться обо всякой ерунде он не считал нужным.
- Да ну тебя! - она хихикала, говорила что-то ещё, но Макс уже думал о том, где взять материал для кроватки дочке, сколько денег осталось до следующего заказа... Симпатии бывших пятиклашек - нынешних девятиклассников благополучно остались за чертой его внимания.
Как показало время - зря.
После Макс много раз думал, что прислушайся он тогда к невинному Юлькиному щебету, обрати внимание, с каким удовольствием разглядывает его далеко не старая и очень симпатичная жена гладкую смуглую кожу на молодой открытой шее вчерашнего пятиклассника, всё могло бы быть по-другому.
Пойти по-другому.
Закончиться по-другому.
Максим вообще был очень простым и понятным парнем. Выслушивать бабу с её потребностями и проблемами он считал невыносимой скукой и глупостью. Какие у неё могут быть проблемы? Ребёнок есть, мужик деньги носит - живи и радуйся. Сам он любил просто и вкусно поесть после успешной и трудной работы, чмокнуть в белобрысую макушку радостную дочурку, шлёпнуть по аккуратной попке безотказную жену, считая при этом, что жизнь однозначно удалась. Его не тянуло на долгие раздумья и философские размышления, он не читал книг и не разбирался в Моне, Кафках и прочих Паланиках. Строго говоря, он даже не подозревал, кто все эти люди. Не собирался восхищаться безумной, с его точки зрения, мазнёй всяческих живописцев. Не понимал ровным счётом ничего в балетах, операх, литературах... Поэтому Юлька, бывшая с любой формой искусства на ты, относилась к мужу слегка свысока и безостановочно хохотала, когда тот писал в сообщениях "вапче" "итаго", минут пятнадцать исправляя недотёпу.
Да, писать он толком не умел, но зато всё, что касалось железок, дерева, гвоздей и прочих рабочих премудростей, тут Макс был признанным царем и богом. Руки имел не просто золотые - платиновые, с алмазными вставками. Согнуть за полчаса хитрый колпачок на печную трубу или смастерить из бросового ДПС резной столик и стул для малышки Яночки - пожалуйста! Он даже розы из металла на досуге гнул: получалось потрясающе.
Максим был жестянщиком в третьем поколении, и жестянщиком отличным. Получив в четырнадцать лет справку об окончании школы и совершенно не парясь от отсутствия диплома с оценками, сразу начал работать и через пару лет получал больше, чем среднестатистический мужик в их небольшом городке. А вот его Юлька... Мало того, что она была старше, так еще и умной бабой оказалась, острой на язык, слишком прямой в мыслях и высказываниях для женщины. Она постоянно чем-то увлекалась, училась где-то в интернете, переписывалась в контакте со всей страной и ближним зарубежьем, беззаветно любила "Формулу-1" и в машинах, кстати, разбиралась лучше самого Макса, чем приводила в восхищение всех его приятелей.
Однако всё это он однозначно считал недостатками. Баба должна варить щи и воспитывать ребёнка, а не читать малопонятную литературу и смотреть фильмы, от одних названий которых уже спать хотелось. Но Юлька была удобной спутницей жизни, никогда не напрягала его излишним контролем и претензиями, не интересовалась, куда ему приспичило пойти прогуляться на ночь глядя, не устраивала скандалов из-за разбросанных где попало носков и расставленных чашек. Она молча занималась своими делами и вообще, обладая спокойным, даже флегматичным характером, относилась к жизни вообще и совместной жизни в частности с буддийским хладнокровием и терпимостью.
Юлька молчала даже в случае, если её что-то категорически не устраивало - Макс привык к этому нетребовательному союзу, полагаясь на её адекватность и способность решить всё самой. В такой обстановке немудрено было проглядеть катастрофические изменения в их жизни, которые начали происходить незаметно, исподволь, однако стремительно и неудержимо.
Слишком часто теперь в их доме стало звучать это простое имя. Саша.
Следующий "звоночек", который Макс опять благополучно прозевал, произошёл спустя неделю - под радостный крик Юльки из соседней комнаты.
- Фотографии с районного кросса выложили!
Он вышел из кухни, прошёл по довольно длинной прихожей и присел возле жены, открывающей вкладку с сайтом спортивной школы.
- Хвастайся давай!
- А чего хвастаться? Ирка же детей на соревнования водила. Официально. Я - так, случайно получилось, что пришла. Но мои мелкие - молодцы! Во!
Пропустив несколько общих снимков, она остановилась на фото с улыбающейся симпатичной девочкой лет десяти рядом с парой менее удачливых соперников.
- Настя моя! Вторая прибежала! - снова листнула галерею дальше, показала фотографию, на которой она, присев на корточки, обнимает красного от смущения, белобрысого мальчика.
- Игорёк, вообще золото-мальчишка! Ирина его так хвалит! - дальше шли общие планы построения и стартов-финишей, а на следующем снимке Юля задержалась. На переднем плане деловито разминались длинноногие старшеклассницы, а поодаль она завязывала под мышкой тряпочный "номер" на смуглом пареньке, который смотрел на неё слишком пристально, а улыбалась она при этом слишком широко. Что-то показалось Максу знакомым в этой широкоплечей фигуре и коротком ёжике тёмных волос.
- Хороший денёк был, без солнца, но тепло и сухо, - нейтрально произнесла Юля ровным голосом и перелистнула страницу сайта...
...Денёк действительно был отличным, самое то для забегов на время. Осенний, равно как и весенний, районные кроссы проводились ежегодно, и участвовали в них одни и те же личности, знакомые друг с другом по всем остальным проводимым в их небольшом районе соревнованиям. Городок имел население тысяч шесть-семь, пригородные деревеньки не все обзавелись школами, участников было мало, но атмосфера на центральном стадионе царила самая что ни на есть торжественная и праздничная.
Суетливая толстушка Ирина Владимировна зычным голосом объявляла очерёдность забегов по возрастам, попутно сунув Юлии Ивановне в руки кипу матерчатых номеров, состоящих из двух "тряпочек" с цифрами и двух шнурков, которые следовало надевать через голову, размещая на груди, и завязывать по бокам. Номера расхватали быстро, но она повозилась с маленькими бегунами, которым всё было в новинку, этот этап подготовки к соревнованиям - тоже.
- И мне помогите... и мне... у меня не завязывается... а у меня не видно ничего... - весь этот цыплячий галдёж с лёгкостью перекрыл зычный, хамоватый окрик:
- А мне помочь? Я тоже сам не завяжу! - Юлия Ивановна с трудом удержалась от язвительного ответа великовозрастному балбесу и произнесла, обращаясь к второклашке:
- Иди, тебе Лиза покажет, как правильно, а то у нас тут Иванов беспомощный совсем, - и развернулась к Сашке со спокойной уверенностью, что от него ей не отмахнуться.
Сашка Иванов бегал и прыгал быстрее и дальше всех в районе уже лет шесть и в соревнованиях участвовал - столько не живут. И уж злосчастный номер завязать и расправить на груди мог сам с закрытыми глазами. Но тем не менее стоял, уперев загорелые руки в крутые бока и с дурашливой усмешкой наблюдал за Юлией Ивановной - как она отнесётся к явно нарочной просьбе.
Юлия Ивановна отнеслась на уровне. Взяла из его рук белую плохо подогнутую тряпочку с цифрами "21", встав на цыпочки, перекинула через длинную сильную шею, едва задев холодными пальцами коротко стриженый затылок. Парня едва ощутимо прошибли мурашки от близости привлекательной женщины, которая спокойно и неторопливо вертела его из стороны в сторону, оглаживая по рёбрам и спине, затягивая на бантик размахрившиеся шнурки завязок. Саша почти пожалел, что попросил её о помощи. Хотел поставить в тупик училку, а прокололся сам, совершенно забыв, что Юлия Ивановна училкой была более чем нестандартной.
Даже внешне... Сорок лет ей в жизни не дашь, пусть и учитывая заметные морщинки на лице. Маленькая и по-девичьи стройная, подвижная, лёгкая, ясноглазая и улыбчивая - общаться с ней было одно удовольствие. И чёрт бы его побрал совсем, но даже опираясь на свой совсем маленький опыт отношений с противоположным полом, Сашка с уверенностью мог сказать, что смотрела она на него не как на ученика, это точно. Вот и сейчас.
Её пальцы касались уверенно и точно, она чуть склонила голову к плечу и ухмыльнулась чуть ли не похабнее самого Сашки.
- Не видно единички, сейчас подтянем, - и взялась за видавшие виды шнурки обеими руками, пропустив пальцы между ними и Сашкиной майкой, медленно провела вниз. Указательный палец при этом ощутимо проехался по его мускулистой груди. Он едва сдержался, чтобы не дёрнуться, а она, невозмутимо глядя ему прямо в глаза, отправила свои руки вверх ещё раз, слишком близко касаясь кожи, задевая чувствительные и мгновенно набухшие соски. Разглаживая номер на груди, она откровенно ласкала его теплыми ладонями, и Саша сглотнул так громко, что весь стадион, казалось, слышал. А Юлия Ивановна, как ни в чём не бывало, хлопнула его по плечу и сказала:
- Всё, Иванов! Удачи тебе! - на секунду показалось, что это ему привиделось, но Юлия Ивановна улыбалась так хитро и, не удержавшись, прикусывала губу так откровенно, что Сашку бросило в жар.
Не может быть, потому что не может быть никогда. Он молча кивнул и потрусил на старт, припоминая тот случай в маленьком зале, когда он, по-идиотски кривляясь, встал в дверях, не давая ей пройти на занятия с первоклашками. Она подошла близко-близко, коснулась чувствительного - откуда только она знала, что именно там так приятно?! - местечка пониже пояса, на боку. "Ну что ты встал?" - и тиснула, забрав в горсть складку кожи, несильно, но захотелось присесть от мгновенной слабости в коленях.
Сашка стал замечать, что стоит ему оказаться в мало-мальски близкой доступности, Юлия Ивановна просто не могла удержаться от того, чтобы не потрогать его, словно случайно, будто невзначай. И ему это нравилось. А почему бы и нет?
Но сейчас с тисканиями и касаниями случился перебор. Иванов ожидаемо прибежал третьим...
... - Подожди, подожди, это этот твой... Саша, что ли? - Макс узнал наконец-то паренька на фотографии.
- Ага, третьим прибежал, засранец, представляешь? - спокойно сказала Юля. - Вот ещё снимки наши.
На следующей вкладке она хлопала в ладоши, видимо подгоняя кого-то из своих, а сзади снова маячил высокий стройный мальчик, почему-то с Юлькиной сумкой и пакетом в руке.
Макса это всё стало уже задевать - слишком много случайных совпадений, даже на его непритязательный и невнимательный взгляд. Однако это были ещё цветочки: очередной "звоночек", в сущности, больше похожий на сирену в ухо, прозвенел спустя пару дней.
Максим пришёл на обед и, открывая квартиру, услышал низкий, чуть хрипловатый голос Юльки, разбавленный рокочущим и звонким молодым смехом.
Глава 2.
Максим обалдел сразу, не снимая ботинок. Прошёл в квартиру и обнаружил на кухне тёплую компанию.
Картина маслом.
За столом, справа от подоконника - на его месте! - широко расставив локти, уплетал за обе щеки знаменитый Юлькин рассольник темноволосый парень в белой майке. Юля стояла возле плиты, опершись на шкафчик с посудой, и отхлёбывала что-то из своей цветастой кружки. Макс застыл в дверном проёме не зная, как реагировать на гостя. Парнишка, увидев новое действующее лицо, быстро дожевал кусок хлеба, приподнялся из-за стола и шагнул навстречу, протягивая руку.
- Саня! - Макс машинально ответил на приветствие, обратив внимание, что рукопожатие у мальчишки совершенно мужское, крепкое и деловое. И руки отнюдь не мягкие, как у любителя компьютерных игр и домоседа.
- Максим, - он сел за стол и подвинул к себе тарелку. - Что у вас тут за междусобойчик?
Юлька хмыкнула.
- А нам теперь на работе зарплату детьми выдают! Видишь, какой хороший мальчик попался? Вторую тарелку доедает!
- Угу, радуйтесь, - тут же отреагировал Саша, - а кому-то достался Колесников.
Они переглянулись с Юлей и рассмеялись над только им понятной шуткой. Уже одно то, что у этой спорной во всех отношениях парочки могут быть совместные приколы и события, не касающиеся остальных, отбило у Макса весь аппетит вместе с желанием находиться здесь. Но он размешал сметану в густом ароматном вареве и отхлебнул первую ложку.
- Да на автобус опоздал, придурок! - Юля решила всё-таки озвучить реальную причину присутствия в её доме ученика. И с деланным вздохом продолжила: - Пришлось приглашать на обед, не бросать же бедолажку на улице.
- Это не я придурок, это Ольга Николаевна - дура! - невозмутимо парировал парень. - Зачем было оставлять меня на факультатив? Я ей сказал, что у меня автобус, а она... - Саня сложил губы бантиком, вытаращил глаза и оттянул пальцами майку на груди, очень похоже изображая глазастую и пухленькую "химичку": - В час идёт автобус для первоклашек, поедешь на следующем! У тебя двойка в триместре выходит!
- А тебе на следующем транспорте лень, значит, было ехать? - Макс решил вставить хоть слово в этот содержательный диалог, уже поняв, что парень жил где-то в близлежащей деревне и ездил на учёбу на школьном автобусе.
- Следующий в сторону Алёшино идёт в три часа, а я из Сосновки! - широкие брови обиженным домиком сошлись на переносице, Сашка выглядел натурально оскорблённым учительской несправедливостью.
- А как тебя сопровождающая проглядела? Елена Юрьевна? - Юля отвлеклась от перемешивания картошки на сковородке.
- А *** её знает! - с улыбкой брякнул он.
- Саша! - жена потянулась через стол и шлёпнула его по макушке большой ложкой. Мальчишка втянул голову в плечи и якобы сконфуженно засопел в тарелку. Но шаловливая улыбка и не тронутые раскаянием глаза говорили о том, что замечание своей цели не достигло, и ему в принципе безразлично, как Юлия Ивановна отреагировала на матерщину в её присутствии. А Юлька лишь улыбалась куда-то себе в кружку, явно не обращая внимания на такие мелочи.
Продолжая молча есть, Максим разглядывал "соперника", которого видел до сих пор лишь издалека и на фотографиях. Сашка Иванов мало походил на девятиклассника. Высокий, плечистый, дочерна загорелый, с широкими мозолистыми ладонями здорового деревенского парня. Смотрел прямо, без тени стеснения, говорил громко, вел себя с тем самым неуловимым спокойствием уверенного в себе мужика. Не сказать, чтоб красавец, но внешность яркая, броская, по-хищному приметная: скуластый, глазастый, с широким ртом и коротким носом. И с пронзительным синим взглядом, насмешливым и цепким. Настоящий молодой самец, заполняющий всё пространство вокруг себя неудержимой юной энергией.
Стоящая напротив него Юлька, тощая, гибкая, со своим длинным прямым носом и растрёпанной, упавшей на зелёные глаза чёлкой здорово напоминала матёрую лисицу, прикармливающую этого самого самца с аккуратностью и спокойствием опытного охотника.
Максиму стало тоскливо и неуютно, хотя, в принципе, он понимал: напрягаться и бить себя пяткой в грудь не стоит. Юля была не такой дурой, чтобы так просто связаться с пятнадцатилетним подростком. Все эти бесконечные подначки, общая школьная жизнь, многолетнее взаимопонимание - это понятно, но вряд ли здесь было что-то большее.
Переставляя тарелки с жареной картошкой и котлетами на столе, он припомнил их недавний полушутливый разговор. Макс в очередной раз валялся на кровати, а Юлька гладила бельё и выговаривала ему с нарочито капризной интонацией якобы сварливой жены: "Ты, дорогой мой, совсем устарел! Жирный, ленивый, пора тебя менять на что-нибудь помоложе".
И вот это самое "помоложе" прямо сейчас сидело рядом с ним, словно Юлька, отчаявшись достучаться до него простыми словами, решила показать на деле, как оно бывает...
- А вы где работаете? - простой вопрос, заданный полудетским уважительным тоном, вернул его из глубоких раздумий в собственную кухню, пропахшую запахами отменной готовки жены.
- Мне-то хоть не "выкай"! - грубовато ответил Макс, но парнишка уже расположил его к себе каким-то невероятным образом. Он задавал вопросы, быстро реагировал, отвечая, не стеснялся переспрашивать и любопытничал сверх всякой меры. И вёл себя при этом абсолютно естественно, без всяких экивоков и выпендрежа. Мужчина действительно расслабился и подумал, что возможно, всё не так уж и плохо.
Когда почти семейный обед подошёл к концу, Макс, наконец, задал вопрос, первым делом пришедший ему на ум:
- А на чём ты до дома добираться будешь?
- Рейсовый сейчас пойдёт, - Саша повернул голову и глянул на настенные часы, - минут через сорок.
- Мамке позвонил, что задержишься? - Юля поставила, наконец, на стол свою неисчерпаемую кружку.
- Да ей до... кхе.. По фигу, в общем, когда я приеду, - лёгкая складка улеглась в уголке его губ, и парень опустил глаза, словно смутившись озвученной им самим явно нездоровой обстановки в доме.
- Денежку дать тебе? - не унималась заботливая жена.
- Ага, - легко согласился парнишка и тут же глянул на Макса. - Я отдам, правда!
- Да ладно! - благодушно потянул Максим, сытый и успокоившийся. - Все свои!
Через десять минут, провожая Сашу в прихожей, Юля вручила ему деньги на билет и листок, вырванный из блокнота.
- Доедешь до дома - позвони мне.
- Зачем? - натурально удивился Сашка.
- Потому что мне не по фигу, - она опустила голову, застеснявшись откровенной эмоции. Открыла дверной замок, словно предполагала, но не хотела видеть, как что-то неуловимо дёрнулось в его лице и потеплел взгляд.
Вечером, уложив дочку спать, Юля стояла перед раковиной, с горькой усмешкой вспоминая рекламный слоган: "Жизнь - посуда!" Перемыть очередную гору, оставшуюся после ужина, прибрать на кухне, снять высохшее бельё из ванной, разобрать Янкины игрушки, которые шебутной ребёнок побросал перед сном где попало...
Она устало привалилась к тёплой спине мужа, усердно торчащего в ноутбуке. Прижалась щекой, закинула руку на толстенький уютный бок, ища если не "спасибо" за незаметную домашнюю службу, то хотя бы обычную бытовую ласку.
- Убери руку, живот прижала, аж дышать нечем! - раздражённое бурчание мужа неприятно резануло слух, обидно задело по самому больному. Телячьи нежности не были сильной стороной Макса, а ей так хотелось, чтобы обнимали и тискали невзначай, гладили по голове и целовали. Просто так, а не в качестве прелюдии к сексу. Но, видно, таким уж человеком был её отличный во всех отношениях муж, что мелких знаков безусловной нежности и внимания ей не светило.
Юля убрала так мешавшую ему руку и с тихим вздохом прошла на балкон, немного отдохнуть в ночной тишине и обычном одиночестве.
***
Каникулы наступили как-то неожиданно, несмотря на то, что были долгожданными. Коротенький промежуток отдыха перед забегом до Нового года был наполнен суетой вокруг недоделок, недописок и не сданных вовремя зачётов. Учителя бегали по школе, как настёганные, заполняя документы, нерадивые ученики бегали за ними в попытке исправить на лету хоть что-то. Жизнь кипела, эхо шагов и криков отскакивало от широких окон и высоких потолков старого здания, было совсем не похоже, что в школьной жизни наступила передышка.
Иванов маялся в коридоре в ожидании Ольги Николаевны, которая всё-таки выполнила свою угрозу насчёт двойки, и теперь ему приходилось переписывать лабораторную и пересдавать зачёт по разделу "Металлы". Саша сидел на подоконнике и лениво разглядывал стайку девиц из параллельного класса, недоумевая, как они к пятнадцати-шестнадцати годам умудряются дорасти до таких угрожающих размеров. Даже пожилые доярки у них на ферме - и те казались стройнее.
Нет, встречались, конечно, худенькие. Но в этом случае почему-то обязательно кривоногие, а если с ногами и размерами всё в порядке, то на лицо без слёз не взглянешь. Немногочисленные красавицы с ровными ножками и тонкой талией ходили по школе, задрав нос на невообразимую высоту, и простому парнишке предложить им было совершенно нечего. Оставалось довольствоваться толстушками и кривоножками.
"Ну какие ж всё-таки у Светки ляжки!" - почти со священным ужасом продолжал размышлять Саня, когда послышалось бодрое цоканье каблучков и между двумя пятидесятиразмерными девицами легко протиснулась Юлия Ивановна со своим сорок четвёртым. Поздоровалась, тряхнула короткими чёрными волосами и со снисходительной улыбкой пошла по коридору, провожаемая завистливыми взглядами школьниц.
Простенькая черная кофточка облегала высокую грудь, джинсовая юбка до колена и высокие сапоги на немыслимом каблуке - она шла, слегка покачивая бедрами, свободно переставляя стройные ножки, и прекрасно осознавала, что все взгляды прикованы только к ней.
Ей и наряжаться не нужно было: всё её украшение - прямая спина да тонкая талия. Неуловимое превосходство уверенной в себе красивой женщины. Когда учительница уже прошла мимо, Сашка увидел на её спине ряд мелких пуговок от круглого ворота, теряющихся где-то в складках на поясе.
- А вы кофту задом наперёд надели! - вырвалось у языкастого Санька. Он спрыгнул со своего "нашеста" и, напрочь забыв все химические формулы, как привязанный пошёл за легконогой Юлией Ивановной. А она, не останавливаясь, обернулась через плечо:
- Нет, всё правильно! Это завлекалочка такая! - хитро подмигнула ему и продолжила идти по направлению к спортзалу. Шурик сделал вид, что тоже идёт в спортзал совсем независимо от неё и обогнал учительницу на повороте, перешагнув махом три ступеньки на переходе.
- Чтоб расстегнуть захотелось? - бросил, уже проходя мимо, как бы между прочим.
- А что, слабо? - Иванов аж обомлел от её игривости. Оставалось только фыркнуть и прикрыть растерянность торопливым бегством. В спину тут же полетел тихий, язвительный тычок:
- Трусишка ты, Иванов...
- Ах, трусишка... - он развернулся и в каком-то слепом порыве шагнул назад, обхватил её руками и прижал к стене. Мигом одревеневшие пальцы сомкнулись на узкой спине, им не хватало места на гибком тёплом теле. Хлестнул по затылку липкий страх: дальше-то что? Юлия Ивановна тихо рассмеялась ему в шею:
- Пуговички-то сзади! - какие пуговички? Он не смог бы сейчас и дверь открыть, неуклюже перебирая тонкий трикотаж, попадая указательным пальцем в проёмы между краем одежды. Гладкая туго натянутая на мышцах кожа без единой посторонней прослойки. От неё нежно пахло чем-то резким и острым. Акация. Узкая ладошка накрыла его шею, она прижалась порывисто и тесно.
Темный коридор с полоской света из приоткрытой в спортзал двери закружился вокруг Сашки до тошноты, ему пережало горло и понесло куда-то со страшной силой. Он даже зажмурился, чтоб не упасть. Женское тело жалось к нему в откровенной, чувственной ласке, задевая внутри едва проснувшееся мужское начало, получившее вдруг такой подарок. Парня начало потряхивать, он ничего не чувствовал, кроме тёплых губ, касавшихся его шеи, и шёпота, обжигающего ухо:
- Сашка... Сашка, что ты делаешь? Меня ж в тюрьму посадят, мальчик мой... - она нашла его губы, сама. Поцеловала, словно пробуя на вкус. Он наклонился, отвечая, прижал её ещё теснее, не контролируя больше ни себя, ни свои руки, которые робко и неумело сжимали податливую плоть. Только отдавался в его груди бешеный стук её сердца, бьющегося заполошно и часто. Чёртова кофточка была слишком длинной, он никак не мог подцепить край, чтобы окончательно добраться до её гибкой талии. Юлия Ивановна с жадностью целовала его рот, вылизывая дёсны, проникая языком так глубоко... Саша едва дышал, раздавленный внезапно нахлынувшим возбуждением, тягучим и незнакомым, а она в этот момент изменила позу и прицельно притёрлась стройным бедром к его паху, где уже давно стало невыносимо тесно.
Иванов охнул и окончательно расплющил её по стене. Юлия Ивановна вцепилась в его плечи:
- Всё, хватит! Саша, пожалуйста! Сейчас кто-нибудь мимо пройдёт, - с силой прижав обе ладошки к его груди, ей удалось отодвинуть мальчишку от себя. Глаза женщины лихорадочно блестели, по скулам словно мазнули красным. Юлия Ивановна сделала пару глубоких вдохов и закрыла лицо руками:
- Господи, что я делаю, дура старая! - и пошла к двери, нетвёрдо ступая по дощатому полу. Иванов шёл за ней, не находя никаких слов и вообще не понимая, что можно и нужно говорить в таких случаях.
В зале, по счастью, никого не было, она открыла ключом тренерскую и плюхнулась на стул. Опустила плечи, жалобно посмотрела на Сашу.
- Я никому не скажу! - ляпнул первое, что пришло в голову, всё ещё возбуждённый донельзя подросток. Свой голос он узнал с трудом. Хриплый и тихий.
- Почём я знаю, скажешь или нет? - она попеременно прижимала к раскрасневшемуся лицу тыльную сторону ладони. - Вы, дети, народ трепливый.
- А почему сразу "в тюрьму посадят"? - Иванов постепенно приходил в себя. Устроился на стуле напротив неё и взял со столика стакан с водой.
- Потому что в России возраст согласия - это когда тебе всё и со всеми можно - шестнадцать лет! А тебе, радость моя - пятнадцать! И у меня есть все шансы загреметь за решётку лет эдак на двадцать, не меньше. Такая вот математика...
- Но мы же ничего не сделали! - для него оказалась полной неожиданностью такая законная строгость.
Юлия Ивановна встала, подошла вплотную к сидящему Сашке и взяла в ладони его лицо:
- Я не твоя одноклассница, Сашенька, и мне не будет достаточно обжиманий тайком по углам. Неужели ты не понимаешь, мальчик мой, чего мне от тебя хочется?
Он смотрел на неё снизу вверх, разомлев и растёкшись по стулу занемевшим телом. Голова стала совершенно пустой, только гулко отдавалось где-то на краю подсознания: "Хочется... мне хочется..."
Юлия Ивановна наклонилась, снова поцеловала, не сумев себя сдержать.
- Мне в марте шестнадцать исполнится, - только и смог выдавить из себя Саша.
Из коридора послышались приближающиеся шаги. Двое как по команде отпрянули друг от друга, навесив на лица дежурные улыбки.
В дверном проёме показалась запыхавшаяся Ольга Николаевна и, поздоровавшись, процедила сквозь зубы:
- Иванов! Долго я за тобой бегать буду? - Сашка отклеился от стула с явным сожалением и вышел следом за "химичкой".
Юля откинулась на стуле и закрыла глаза.
Глава 3.
До марта было ещё целых четыре месяца. Что делать в этом вынужденном промежутке времени, Сашка представлял себе слабо, равно как и то, что будет после. События минувших дней оглушили его и полностью выбили из колеи. Случилось слишком много. Раньше жизнь была простой и понятной: учёба, неуютный дом, подработка по мере сил и времени, немногочисленные друзья с совсем другими интересами - обычная подростковая мешанина из компьютерных игр, бездумных тусовок на улице и обсасывания свежих сплетен.
Позволить себе болтаться без дела Иванов не мог, как и учиться в полную силу. Не то чтобы не хватало мозгов, но неинтересно всё это, да и зачем? Он прекрасно знал, что никакие институты ему не светят, и заранее определил себя в работяги, с нетерпением ожидая окончания девятого класса, чтобы влиться в самостоятельную жизнь уже окончательно. Поэтому восторженные разговоры одноклассников на перемене о сто первом сбитом танке воспринимал не иначе как детский лепет. Сам-то он вчера помогал соседу-дачнику разгружать цемент, денег заработал - всё помощь семье. Спину тянуло после тяжёлых мешков, но удовлетворение от настоящего полезного занятия было огромным. Так Иванов и жил. Ребёнком в школе, рано повзрослевшим мужчиной вне её. А теперь ещё и Юлия Ивановна.
Они действительно влюбились в неё сразу после первого же урока. И не только "В", вся параллель пятых классов. Как ненормальные бежали на физкультуру, чтобы встать ровным строем в спортзале и увидеть радостную улыбку симпатичной учительницы. Она и правда была рада их видеть - искренность невозможно сыграть. Всегда и всюду подчёркивала - они лучшие и любимые её дети. Юля помнила, что у девочки Маши заболела такса Фил, у Насти завтра соревнования по самбо, Гриша любит читать фантастику, Слава порвал дневник, и ему за это влетело, а Свете никогда не ставила четвёрок, потому что отличницу ругали дома даже за них. Настояла, чтобы толстенькую Олю отправили на осмотр к областному врачу, потому что девочка не справлялась с зачётами, и, получив справку-освобождение от физкультуры, ребёнок перестал мучиться на уроках. Так, не жалея сил и времени, возилась она с каждым. Юлия Ивановна внимательно выслушивала любую, даже самую мелкую проблему. В субботу на последнем уроке они играли, болтали, хохотали... Дети получали море удовольствия от человека, который вникает в ребячьи заботы и смеётся громче них самих.
Сашка помнил, с каким восторженным изумлением округлились её глаза, когда он на первом же уроке лёгкой атлетики метнул маленький теннисный мячик далеко за все флажки, которые расставила по стадиону Юлия Ивановна. "Ничего себе, ты даёшь! Пятьдесят метров!" - простецки брякнула она. А уж после того, как он пробежал километр, с лёгкостью побив норматив десятого класса, она принялась хвастаться своим учеником где только можно, выставлять Сашку на все соревнования, проводимые в школе и районе. Она хвалила его с утра до ночи, и Саша старался изо всех сил, испытывая радость от того, что им, оказывается, можно гордиться, можно ценить за достижения и заслуги. Чисто детская благодарность за внимание уже тогда, наверное, дала толчок симпатии. Но Юлия Ивановна ушла в декретный отпуск, и её смешной рыжий хвостик перестал мелькать в школьных коридорах на целых три года.
Возможно, не будь этого перерыва, кроме как учительницу Саша никогда не додумался бы её увидеть иначе. Следующая встреча произошла в школьной столовой. Иванов даже не сразу узнал её. С модной короткой стрижкой, черноволосая, похудевшая, но в неизменной белой маечке, Юлия Ивановна деловито рассаживала первоклашек на завтрак. Сашка с удовольствием зацепил взглядом её точёную фигурку и высказался в своей обычной к тому времени хамоватой манере:
- Жалко, что вы у нас ничего не ведёте теперь!
Она обернулась, узнала. Глаза на сотую долю секунды блеснули довольным одобрением тому, что увидели. Но парень заметил чисто женский интерес в её взгляде. Заметил и здорово удивился. Однако, наблюдая за ней дальше, сделал вполне определённые выводы. Всяких романтических бредней, как и сентиментальной чепухи у него в голове отродясь не водилось - не то воспитание. А вот чистая физика - совсем другое дело, тут было всё ясно. И Сашка прекрасно понимал взрослую женщину, которой приятно касаться и приобнимать невзначай симпатичного паренька.
Нужно обладать изрядной долей цинизма и полной безбашенностью, чтобы нафантазировать себе конкретное продолжение этих полушутливых подколок. Но ведь был же поцелуй в полутёмном коридоре, вспоминать который без кома в горле Саша не мог. И словно случайные столкновения в школьных переходах, улыбки и взгляды вскользь. Все это было на уровне недосказанности и молчания, а ему хотелось чего-то конкретного, как бы самоуверенно это ни звучало.
На очередном уроке физкультуры, привычно проигнорировав пробежку и разминку, Сашка толкнул дверь между маленьким и большим спортзалами. Привалился плечом к холодной стене раздевалки.
- Встаём на носочки, тянемся вверх - раз! Маша, прямые ручки! Опускаем руки вниз, выдох - два! Никита, опускаем ручки, старайся! Дашенька, ровная спинка! - Юлия Ивановна показывала упражнение, вытянувшись в струнку, изящный изгиб спины плавно переходил в круглую, маленькую задницу, стройные бедра плотно обтягивали голубые брюки. Иванов засунул руки в карманы шорт, на губах его появилась довольная улыбка. Он бы простоял так весь урок, наблюдая за её отточенными движениями. "Юля..." - даже наедине с самим собой он стеснялся называть её так.
В зале стояла необычная для толпы первоклашек тишина. Громкий настойчиво-требовательный голос учительницы не отпускал их внимание ни на минуту, побуждая к действию и ограничивая баловство.
Она повернулась, обнаружила притихшего наблюдателя. Улыбнулась, сверкнув потеплевшим ласковым взором, заговорщицки подмигнула ему и продолжила, ни на секунду не сбиваясь с ритма:
- Руки на пояс, ноги вместе! - тряхнула головой, откидывая мягкую прядь волос с нежной щеки на тонкую шею, склонила голову к плечу, давая полюбоваться собой. Сашка снова усмехнулся. Игра на публику ему несказанно нравилась, а то, что она играла специально для него - без сомнения.
За спиной с раздражённым треском распахнулась дверь, он обернулся и увидел возмущённую Ирину Владимировну собственной персоной:
- Иванов! У тебя совесть есть? Сколько раз повторять: прекратите мешать учителям в маленьком зале! - свистящий шёпот неконтролируемо трансформировался в подобие ультразвука. Саша, с сожалением вынырнув из своих чувственных мечтаний, медленно отклеился от стены и пошел за ней. Юлия Ивановна спокойно проводила взглядом возвращение блудного ученика на урок.
С трудом пережив собственную скучную физкультуру, Сашка задержался после звонка, требовательно выпрашивая у замотанной учительницы положение и заявку на следующие соревнования. Ирина Владимировна долго рылась в бумажках, попутно распекая его за непослушание, что он благополучно пропустил мимо ушей. Зато дождался, пока Юлия Ивановна организованно проводила первоклашек в их кабинет и вернулась обратно. Мазнула весёлым взглядом по замершему в дверном проёме Сашке и, подхватив сетку, набитую волейбольными мячами, понесла их в маленький зал. Иванов разом потерял интерес ко всем соревнованиям вместе взятым и рванул догонять учительницу. Перехватил из её прохладной ладошки тяжёлую сетку, ненужно интересуясь:
- Помочь?
- Ага! Заодно скамейку поставишь и бревно, - легко согласилась она. Саша обернулся. Ирина Владимировна закрыла дверь тренерской и переступила порог спортзала, попутно громким голосом загоняя в раздевалки очередной ноющий и стонущий на разные лады девятый класс. Они были одни в двух огромных помещениях, гулкие шаги отдавались стройным эхом в высоком оштукатуренном потолке.
Юлия Ивановна улыбнулась, не глядя на своего помощника, бросила возле стены пару лёгких матов и приглашающе взялась за край длинной зелёной скамейки.
- Слушай, а почему вы с Катюшкой такие тёмненькие? - спросила она, имея в виду Сашину младшую сестрёнку, которая пошла в этом году в первый класс. - Цыгане, что ли, в роду имеются? - Иванов грохнул переставленной скамейкой об пол и хохотнул:
- Может и так, не проверял никто! А что, нравится? - и приготовился откусить себе язык за хамство, злоупотреблять которым в присутствии Юлии Ивановны было неудобно. Сила привычки торжествует, и Сашка поёжился.
- Нравится, - спокойно и без улыбки ответила она, пристально глядя ему прямо в глаза. Уже привычно сдавило горло, и защипали по плечам мурашки. Иванов шагнул через скамейку.
- Саша! - Юлия Ивановна дёрнулась, её взгляд испуганно метнулся на две камеры под самым потолком. "Чёрт!" - обругал себя парень. Поговорить явно не получалось, да и в такой атмосфере слова не шли с языка.
Звонок на урок разбил напряжённую тишину, неприятно резанул по слуху. Они быстро и молча переставили низкое гимнастическое бревно на пару метров от стены. На выходе из зала Юлия Ивановна неожиданно пропустила руку под его локоть, на секунду прижавшись щекой к плечу. Но и тут не удалось расслабиться даже на минуту - взгляд Иванова случайно упал на собственные голые колени.
- Блин! Я же не переоделся ещё! - и, с сожалением выпустив худенькую ручку, Иванов потрусил к выходу. Однако Юле удалось мимоходом огладить Сашку по спине, провожая на урок.
***
Через две недели пошёл снег. Приближался Новый год, и вокруг царила приподнятая атмосфера ожидания праздника. Даже те, кто не воспринимал окончание календарного года с должным подъёмом, по инерции улыбались напоминанию об оставшемся до января месяце.
Большая перемена между четвёртым и пятым уроком превратилась в настоящее побоище. Прямо перед школой сцепились в непримиримой схватке главные силы старших классов, стремительно и задорно забрасывая друг друга снежками. Девчонки, сбившись в кучки на безопасном расстоянии, восторженно визжали, болея за своих; ученики помладше, случайно попадая под обстрел, орали как резаные. Шум и гвалт стоял невообразимый, морозный и солнечный денёк радовал всех без исключения старой забавой. Даже суровый охранник Станислав стоял на крыльце, сложив крупные руки за спиной, и тщательно прятал улыбку за нарочито строгим выражением лица.
Снежные снаряды летали бесперебойно, оставляя за собой искрящийся шлейф снежинок, разбиваясь о куртки и пиджаки. Снег сыпался за шиворот, забивался в рукава, но никого это не останавливало.
- Никитос, да ты лох! Футболист ещё! Попасть не можешь нихуя! - задирал приятеля Сашка, радостно вопя во всё горло. Обиженный Никита молниеносно вылепил огромный ком, тщательно прицелился и под боевой клич своих "бэшек" засветил Иванову снежком прямо в распах чёрной куртки, намочив и форму, и рубашку. Девятый "Б", поддерживаемый дружественным десятым "Б", победными криками подняли стаю зазевавшихся синичек, испуганно метнувшихся прочь с высокого тополя.
Саша, временно выведенный из строя, отряхивался в стороне, внимательно наблюдая за продолжающейся схваткой, когда на крыльце мелькнуло рыжее пятно. Юлия Ивановна, заметная с любой точки школьного двора в мохнатом полушубке из "чебурашки", остановилась на нижней ступеньке, вычисляя момент, когда можно будет с наименьшими потерями выбраться из зоны боевых действий. Ей и в голову не приходило гаркнуть, чтобы ребята прекратили возню - пусть развлекаются себе - но случайно получить холодным мокрым снежком в лоб совершенно не хотелось.
- Ээ, парни! Перекур! - остановил на минутку разбушевавшихся "бойцов" горластый Саня, в два широких шага догоняя вышедшую за ограду учительницу.
- А куда это вы?
Юлия Ивановна обернулась и ответила, поддерживая игривый тон:
- Не скажу! Пойдём со мной, и увидишь! - и тут же притормозила. - У тебя урок, да?
- Не-а, "окно", - без зазрения совести соврал Иванов, готовый пожертвовать тягомотным обществознанием даже под угрозой замечания по поведению.
Они обошли небольшой магазинчик, от которого школу ещё было видно, и двинулись вдоль здоровенного забора.
- У нас здесь недалеко квартира в стадии непрекращающегося ремонта, - объяснила Юлия Ивановна, уже почти естественным движением просовывая руку под локоть Саше, - очень удобно забегать по всяким нуждам.
Она боялась даже глаза на него поднять, опасаясь, что залипнет навсегда на белозубой широкой улыбке, ярком румянце во всю щёку, маленькой капле то ли пота, то ли растаявшего снега через весь коротко подстриженный висок. Мальчишка шумно сопел и отфыркивался, пытаясь отдышаться после поединка, и чувствовал сквозь плотный синтепон куртки, как крепко она держит его предплечье маленькими пальчиками.
Весело обсуждая исход снежной битвы, они поднялись на второй этаж старенького дома. Юлия Ивановна открыла дверь парой оборотов ключа, пропустила Сашу вперёд.
Квартира оказалась однокомнатной, с низкими потолками, узкой прихожей и невероятно тесным санузлом. Голые стены, строительный мусор по углам, но отличные пластиковые окна во всю стену и новенькая электрическая колонка на кухне. Особенно восхитила Сашу прозрачная дверь-купе между комнатой и кухней. Он внимательно обозрел помещение и нагло плюхнулся в единственное кресло в углу.
- Ой, даже телевизор в наличии! - довольно щурясь, констатировал он и полез в карман за остатками заныканной с вечера у отчима пачки сигарет.
В квартире было очень тепло, и Юлия Ивановна скинула шубейку, оставшись лишь в розовой футболке. Порылась в сумке, и лицо парня вытянулось в изумлении. Учительница спокойно достала свои сигареты, зажигалку и, прикурив, с превосходством посмотрела на него.
- Ох, ни хера ж себе!
Явно довольная произведённым впечатлением, она тут же возмутилась:
- Деловой такой, а я куда сяду? - Сашка нагло хлопнул себя по колену и заискивающе заулыбался во все тридцать два. Юлия Ивановна медленно выдохнула дым и неопределённо хмыкнула, глядя на нахала сверху вниз. Иванов, затаившись, молча ждал. Она походила ещё кругами по комнатке, затушила окурок и спокойно, безо всякого кокетства, словно там ей самое место, опустилась, куда пригласили.
Саша поёрзал, будто поудобнее устраиваясь на продавленном сидении, а на самом деле притягивая её ближе к себе, положил ладонь на узкое горячее бедро. Юлия Ивановна послушно подвинулась, сложила ноги на его коленях, перекинула руку через плечо и сунула нос куда-то за ухо, порывисто приласкав щёку. А Сашка, наконец-то, нащупал тёплую кожу гладкой спины и, не в состоянии остановиться, водил пальцами над жёстким краем джинсовой ткани.
Тихо, тепло, спёртый воздух пыльного помещения душно пах высыхающим гипсокартоном. Не хотелось даже шевелиться, так бы и сидели, осторожно и изучающе касаясь друг друга.
- А может, ну его нафиг... возраст согласия этот? - Сашкин голос прозвучал неожиданно громко. Женщина подняла голову с его плеча, потрогала губами влажный висок.
- Я боюсь, Саша. Достаточно одного неосторожного слова, без всякого злого умысла, - она смотрела на тень длинных мальчишечьих ресниц на щеке и была в шаговой доступности от полного провала. - Ты представляешь, какой должна быть степень доверия между нами?
Сашкины губы растянулись в скептическую складку, но она опередила его:
- Не обижайся, пожалуйста! Ты свой в доску, отличный парень, но здесь совсем другое. Стоит тебе хоть словом... У меня маленький ребёнок, хорошая работа... - секундная пауза сказала о многом, - муж. Хотя обо всём этом именно сейчас я не думаю вообще.
Парень прижал её к себе гораздо смелее, чем в тот первый, неуклюжий раз, трогая её везде, где мог дотянуться. Она не вырывалась, но и не отвечала, испуганно притихнув от такого напора. Лишь нежно касалась кончиками пальцев открытого затылка, с удовольствием вдыхая остатки морозного дня, запутавшегося в его коротких волосах.
- Сашенька... пожалей меня, а? - она отстранилась, старательно поморгала. У неё были совершенно поплывшие бедовые глаза. - Вот стукнет тебе сороковник, будет тебя обнимать и тискать красивая молодая девка, тогда ты меня вспомнишь.
Иванова остановила эта полная покорность с надеждой на его благоразумие. Обезоружила и подкупила окончательно. Сашка вздохнул тяжело и по-взрослому.
- Степень доверия, мать её! Ну тогда: мир, труд... март? - попробовал отшутится на полном серьёзе Саша и шаловливо лизнул под краем глубокого выреза мягкую грудь. Юлия Ивановна ойкнула и засмеялась.
- Шёл бы ты в школу, Шурик, никакого "окна" у тебя нет, спорим? - взяла его за подбородок и, смачно расцеловав в губы, легко поднялась с гостеприимных коленей.
***
- Осторожно держи, вот так, за самый краешек! - девочка старательно повторяла мамины движения и, высунув язычок, водила клеем-карандашом по красному лепестку будущего цветка. - Молодец! Продолжай!
Юля с улыбкой потрепала дочку по макушке и перевела взгляд на Макса. Муж, нацепив наушники, битый час с увлечением гонял по тайге на разнообразных автомобилях, громко матерясь при застревании в яме. Так продолжалось из вечера в вечер, из года в год. Она вздохнула, привычно подумала о наличии у себя в доме двух детей (неизвестно, кто старше) и пошла на балкон.
Зима закончилась сразу после Нового года, сменившись на мокрую слякоть с неба и под ногами. Паршивая погодка с неизменным нулём на термометре. Но Юле почему-то нравилось. С удовольствием вдохнув вечерний сырой воздух, она уселась на лавочку, вставила в уши наушники и повозилась с телефоном.
Всю жизнь, сколько себя помнила, она слушала рок. Любовь к Металлике и Парку Горького плавно доросла до Раммштайна и Ин Экстремо, но недавно попалась на слух Леди Гага - и понеслось.
"Не называй моего имени, не прикасайся ко мне, не целуй меня... Алехандро!" - с придыханием пела прямо в уши страшненькая итальянка. Юля зажмурилась.
"Я люблю тебя, парень, так горячо..." - женщина выпустила изо рта струю сизого дыма, в который раз безответно вопрошая, что она творит, и какая чертовщина происходит в её жизни.
Никогда за всю свою более чем богатую биографию её не терзал изнутри такой жадный голод. До скручивающегося желудка, до холодного пота, до болезенно тянущей горечи внутри. Невозможно остановиться и спокойно раскинуть мозгами. Она хотела этого мальчишку так, словно он был последним и единственным на земле.
А может быть, всё дело в другом?
Стареть больно. Обидно. Наверное, хотелось остановить время, вгрызаясь зубами в уходящую молодость, которая никогда не повторится. Много ли ей ещё осталось, чтобы привлечь хоть сколько-нибудь заинтересованный взгляд? Женщина - всегда женщина, и ей хотелось внимания и отдачи. Хотелось сделать хоть что-нибудь, лишь бы не оставаться в полном и безысходном вакууме.
До марта оставалось совсем немного. Ей было страшно.
Глава 4
Юля стояла возле окна на кухне и медленно окунала в крутой кипяток пирамидку с душистым чаем. Всё субботнее утро было заполнено беготнёй, сборами, переездами, обычной суетой весеннего выходного дня, и теперь, вернувшись домой ближе к вечеру, она смотрела сквозь стекло на блёклые мартовские сумерки. Снега не было уже и в помине, шёл мелкий дождик, смывая последнюю грязь, оставшуюся после слякотной зимы.
Не хотелось включать ни свет, ни телевизор, ни к компьютеру подходить, голова была пустой и свободной, так же как и тишина в тёмной квартире. Тем неожиданнее прозвучал громкий стук в створку входной двери. Женщина поднесла чашку к губам, осторожно отхлёбывая крепко заваренный напиток. Стук повторился всё с той же настойчивостью. "Коммунальники?" Она поставила чай на стол и осторожно двинулась в сторону двери, лихорадочно соображая, убрал ли Макс магниты из-под счётчиков воды на трубах. Постучали ещё раз и Юля, распахнув первую дверь, повозилась с замком второй, открыв её нараспашку.
И забыла выдохнуть, медленно отступая обратно вглубь прихожей, пока не наткнулась плечом на противоположную стену. На пороге стоял Саша, как всегда широко и приветливо улыбаясь, словно был уверен, что его давно и с нетерпением ждали. Юля была настолько изумлена его внезапным появлением, что не сразу заметила, как парень смущённо отводит глаза, проходя в квартиру, как нервно откашливается и оттирает большим пальцем несуществующее пятно на рукаве кожаной куртки. Увидеть робеющего Иванова до сих пор никому в жизни не удавалось, но Юлия Ивановна благополучно пропустила этот исторический момент, потому что до неё внезапно дошло. "Матерь божья..." Она растерянно заморгала, касаясь рукой стены, то ли приглашая, то ли выгоняя незванного гостя.
- Ой! - совершенно по-девчоночьи вырвалось у неё.
- Ну, наконец-то! Я уж думал, не вспомните никогда, - обиженно надул губы Саша и принялся стягивать блестящую от капель уличной влаги куртку.
Ткнулось острой колючкой где-то внутри раздражение, смешанное с привычным испугом.
- Вот о чём ты думал, когда шёл сюда в субботу вечером? У меня мог оказаться целый набор домочадцев в наличии, и вообще! - она не находила слов, чтобы обвинить его в безшабашной наглости.
- Не знаю, - серьёзно сказал он, - просто пришёл и всё.
Юле наконец-то удалось выровнять дыхание, она стояла напротив Саши и сжимала пальцы в кулаки, царапая ногтями ладони.
- Ты знаешь о теории случайностей? О том, что ни одна случайность не бывает случайной? Именно сегодня мой ребёнок изъявил желание остаться на даче у бабушки, именно сегодня утром мой муж уехал в командировку и именно сегодня, в первый раз за все четыре года, я совершенно одна дома.
- И именно сегодня - третье марта! - парень снова заулыбался. - Мистика, правда?
- Правда, - эхом повторила Юля, - а ты, значит, за подарком пришёл, именинник?
Сашка маялся столбом посередине прихожей, не зная куда девать руки, и она понимала, что он едва дождался этого момента. Если б смог, наверняка прибежал бы с самого утра. А сейчас стоял, ожидая от неё каких-то действий. Юля с полной ясностью осознала вдруг, что вот сейчас всё и произойдёт. На секундочку мелькнула трусливая мысль: выставить его за дверь и забыть, как страшный сон, все напряжённое ожидание, которым были наполнены для них эти месяцы. Выкинуть вон и подавить усилием воли нарастающее возбуждение. Но вместо этого шагнула вперёд и уткнулась ему носом куда-то под ключицу, только туда теперь она и могла достать вытянувшемуся за зиму мальчишке.
От Сашки пахло свежим воздухом с улицы и этот запах причудливо переплетался с молодым и терпким ароматом юности. Юля почти задохнулась, подняла ослабевшие руки и вздрогнула всем телом, опустив ладони на гладкую спину. Саша прижимал её к себе, ерошил волосы, целовал приподнятое лицо. Юля смотрела сквозь полуприкрытые рестницы в его испуганно-возбуждённые глаза и даже не пыталась справиться с грузом вседозволенности, придавившем её почти насмерть.
Теперь можно всё.
Они целовались, как ненормальные, компенсируя друг другу недостаток ласки и нежности, казалось, несколько часов кряду. Её пушистый оранжевый халат уже валялся у стены; Сашка, едва дыша, неловкими движениями дотрагивался до неё, а Юля, такими же непослушными пальцами расстёгивала его одежду.
Женщина привстала на цыпочки, прикусывая кожу на его длинной шее. Жадный голод требовал ещё, дальше, больше.
- Мальчик мой... пойдём. - Она тянула его за собой в комнату, где под бордовым пледом ждала своего часа огромная кровать на низких ножках.
На женщину опустилось неожиданное спокойствие и полное осознание, что делать. Юля медленно и осторожно раздела его, словно снимая тонкую обёртку с драгоценного подарка. Неизвестно ведь, кто для кого был подарком сейчас. Совершенно далёкий, из другого мира и поколения, и близкий, тёплый здесь, под её чуткими ладонями.
- Ложись. - Сашка вытянулся на постели, зажмурившись, и такой согласный на всё, что Юля бы рассмеялась. Если б смогла.
Но её с трудом хватало сейчас только на то, чтобы сдерживать отчаянное желание сожрать его целиком, растерзать на кусочки великолепное, молодое тело, оказавшееся волею случая в её власти. Мысли не возникло отдаться, она собиралась взять.
Сашина щека была холодна, зато касаясь языком уха она ощущала настоящий пожар, он весь подался под ласки, поворачивая голову вслед за её едва намеченными, точечными нежностями: пройтись губами по высокой скуле, задеть влажным кончиком мочку уха, игриво нырнув внутрь.
Юля перебиралась всё ниже и ниже, заставляя мальчишку то шумно выдыхать, то замирать и вдавливать голову в подушку. Она села на пятки, с удивлением обнаружив, что не помнит момента, когда ей самой удалось избавиться от одежды. Мягко подхватила и согнула его ноги, и тут же, обцеловав колени, развела их в стороны. Саша ойкнул, прикрыл лицо рукой, словно не хватало опускающейся темноты за окном. И тут же сделал движение то ли прикрыться, то ли притянуть к себе. Но Юля схватила его быстро и точно.
- Если будешь мне мешать, я тебя свяжу! - откуда взялся такой ровный, приказной тон она не поняла сама. Парнишке бы такое спокойствие. У него голос совсем пропал, и Сашка смог только просипеть сдавленным шёпотом:
- Мешать? - он по-прежнему не мог смотреть на неё.
- Получать от тебя удовольствие, мальчик мой, - мурлыкнула она низким, кошачьим мявом и, чуть задевая тонкую кожу внутренней поверхности бедра, принялась изматывать его поцелуями.
Сашка уже метался по подушке, лишившись всякого стыда, стонал громко и жалобно, но безжалостная, чувственная пытка продолжалась. Щекоча, дразня, играя...
...Его уже перестал заботить стыд, страх, и прочая ненужная ерунда... Он...
Долгожданная развязка не отпускала его ещё долго, облегчением распускаясь по всему телу. Лениво шевельнулось в голове: "А как же?.." Но его мысли перебил тихий шепот, вызвавший новый виток чувственного напряжения, будто это было ещё возможно.
- Мой маленький, сладкий мальчик... весь сладкий... везде...
- Ох, - Саша приподнялся, но не успел перехватить быстро юркнувшую в темноту Юлю. Она, легко огибая предметы в наизусть изученной спальне, дошла до противоположной стены и щёлкнула выключателем. Розовый свет из шарообразной свинки-ночника разлился по углам.
До этого в комнате уже совсем стемнело, а женщине хотелось видеть всё, что происходит. Видеть Сашкины глаза, яркие, с томной поволокой, которые он уже не отводил, не моргая разглядывая её во всех подробностях. Юля по пути протянула руку, не глядя выдернула из шкафа небольшое полотенце для личных нужд. Она вернулась в постель, парнишка заёрзал, давая ей место, тут же притянул к себе.
Юля обняла обеими руками его коротко стриженный, колючий затылок, потёрлась щекой о макушку.
- Ну, как? - теперь ей стало легко, проще и понятнее, она могла себе позволить чуть расслабиться и шутить.
- Что, как? Ну... это, как его... - женщину разобрал смех.
- Эх, ты, двоечник! Словарный запас надо увеличивать, а то будешь с девчонкой в постели так же мямлить - она тебя враз разлюбит, и не даст больше никогда.
Саша улыбнулся, прекратив её смех шаловливым заигрыванием с упругим соском.
- Да ладно вам, - парень всё ещё с трудом верил в происходящее прямо здесь и сейчас. Его сносила неудержимая волна новых впечатлений и ощущений, бурных и просто грандиозных перемен. Сашку восхищала до обморока женщина рядом с ним. Контраст деловитости и спокойствия в обыденной школьной жизни и сносящая крышу бесстыжая доступность в постели. Если бы ему самому рассказали такую историю - он ни за что бы не поверил. Однако это было реальностью. Его реальностью, и он снова задыхался, лаская её хрупкое тело, невозможно маленькое, чувствительное к любому касанию. Млея от собственной смелости, он опускал руку всё ниже и ниже, но уже не мог остановить на полпути свои дрожащие пальцы.
Юля обхватила его поперёк спины и ловко двинула коленом. Саша перевернулся, оказавшись лежащим на ней. Женщина медленно развела ноги, ей нравилась эта незамысловатая поза. Возбуждала тяжесть мужского тела, придавливающая к койке.
Саша нависал над ней, оперевшись на локти, взволнованно глядя прямо в глаза. Она провела рукой по его щеке, улыбнулась и поцеловала, волнуясь не меньше. Выгнулась, окончательно подставившись. И Саша, опустив голову на её плечо, взял, наконец, то, что так долго желал. Юля ахнула, подняла выше ноги, расставаясь с последними связными мыслями в голове. Ожидание было слишком долгим, но, похоже, оно того стоило. Парень двигался в ней неровными толчками, не мог толком удерживаться в непривычной позе, но она принимала его естество целиком в себя, сама сжимая ногами его поясницу. Было хорошо до неправдоподобия, остро и болезненно сладко. Но она ничего не успела, потому что Сашка неожиданно подхватил правильный ритм и натужно застонал ей в шею.
Совершенно оглушённый таким скоротечным оргазмом, Сашка почти с сожалением устроился рядом с Юлей.
- Вот, блин! Как жаль, что нельзя никому похвастаться таким обалденным первым разом!
- Чего? - Юля в ужасе приподнялась на локте и ткнула его под рёбра кулачком. - Каким ещё первым разом?
Он засмеялся, тепло и счастливо, собственническим жестом просунул под неё руку и облапил задницу.
- Ну, с девчонками-то я тискался, конечно, но чтоб по полной программе - никогда! - женщина бессильно опустила растрёпанную голову рядом с ним на подушку.
- О, господи! Ещё один грех на мою душу! - снова вскинула на Сашку глаза. - Я, почему-то, была уверена, что ты - калач тёртый, даже не стала спрашивать. А ты ничего не сказал. - Оказывается, не только она могла удивлять неопытного мальчишку. У дерзкого и независимого Иванова обнаружились свои секреты. Не то чтобы ей было неприятно оттого, что он утаил некоторые подробности своей личной жизни. Юля натурально удивилась, как такой отъявленный балагур и просто очень симпатичный мальчик до сих пор ходил в девственниках.
- Ну, не сказал, а ты обиделась? - женщина снова засмеялась. Надо же, такой мелкий, а успел за ближайший час раз сто рассмешить и изумить её.
- Погресс вперед просто! Наконец-то "выкать" перестал! - она покусывала и тут же зализывла его плечо, даже не пытаясь отвести глаз от его довольной мордашки.
- Ну, глупо как-то свою женщину на "вы" называть.
Юля замерла и зажмурилась от такого неожиданного признания. А Саша, похоже, был на своей волне, для него не было полутонов и размытой морали. И все называл своими именами, без оглядки. Взял - значит моя.
- Вот за что я тебя люблю с детства, Саша, так это за твоё непрошибаемое, капитальное нахальство!
- Я знаю... и ещё за здоровый цинизм с недетской практичностью... - Юля и не заметила, как мальчишка, откинув голову и закрыв глаза, мгновенно засопел, трогательно и по-детски.
Она чуть не заплакала от затопившей её нежности. "Запомнил же, блин!" - эту фразу она как-то ляпнула ему давным-давно и она задержалась в его памяти надолго.
Полюбовавшись ещё на здоровый, крепкий сон молоденького любовника, она аккуратно подвинула одеяло и выбралась из кровати. Пренебрегая носками и тёплой кофтой, напялила по-быстому видавшие виды штаны и подобрала валяющийся в прихожей халат. Задумчиво улыбаясь, допила остывший чай на кухне, наведалась на балкон.
Глядя в необычайно звёздное небо над головой, думала и думала, о том, что будет дальше. Исподволь подкрадывалась тихой сапой ниточка горечи. Её уже не пугала огласка, Юля почему-то была уверена, что Саша будет молчать, не в этом дело. Теперь она боялась, что всё это кончится слишком быстро, и она не успеет долюбить, донежить. Конечно, он придёт ещё. Не раз и не два, но надолго ли хватит его мальчишеского восторга? Как скоро Сашка поймёт, что хохотушка-ровестница с упругой попкой куда лучше проблемной престарелой тётки о наличии которой невозможно признаться?
Она дала себе торжественную клятву при первых же симптомах охлаждения отпустить его. Нет ничего хуже, чем отчаянно цепляться за парнишку, который будет тяготиться этой связью. Юля знала, что непременно поймёт, увидит, почувствует, когда это произойдёт, и пообещала себе отрезать сразу, по живому. Пусть болит и кровоточит, пусть она изгрызёт себе все пальцы и разобъёт весь лоб от бессильной, звериной тоски, но не сделает ничего, чтобы вернуть его. Потому что это будет бесполезно и низко - вызывать к себе дешёвую жалость. Ей и так досталось много, даже сверх того, что ожидалось.
Саша продолжал спать в той же позе, на спине, закинув руку за голову, одеяло прикрывало его до пояса и юная, безволосая грудь мерно вздымалась вверх вниз. Юля крадучись прошла выключить ночник, и тихонько прилегла рядом. Не удержалась, невесомо чмокнула плечо, прижавшись ближе. И, конечно, разбудила.
Он пробормотал что-то в полусне, обхватил её, перевернув на живот, резко раздвинул бёдра и потянул на себя. Юля охнуть не успела, как на её шею легла жёсткая ладонь, вдавливающая её в подушку. Саша ни слова не говоря задвигался точно и размеренно, и вот именно теперь зашлось сердце и кровь разом хлынула куда-то в ноги. Покрылись мурашками колени, нетвёрдо стоящие на мягком матрасе, она сдавленно стонала в подушку, извивалась под ним, не помня себя, и тряслась от внезапно ударившего под дых настоящего удовольствия.
Куда за несколько часов делся отчаянно смущающийся на пороге её дома школьник? Сейчас с ней в постели был мужчина, требовательно берущий то, что ему хочется - её.
Полная темнота и тишина вокруг обостряла все чувства в сто раз, они как воришки, молча и быстро получали свое удовольствие. Юля и была воришкой. Одним рывком, за шкирку, она выдернула его из остатков детства, ошмётки которого ещё липли на пятки. Приручила обещанием ласки, отдала себя, чтобы получить всю совершенно новую, юную, ураганную страсть, сносящую теперь её саму...
Завернувшись в кокон из одеяла и своего тепла, не желая разрывать объятия даже во сне, они вырубились, кажется, где-то посередине поцелуя.
***
Проснулась Юля от того, что кто-то нежно водил пальцем по её плечу. Подняла голову, приоткрыла один глаз и тут же нырнула обратно в спасительное укрытие узорчатой наволочки. Она, конечно, довольно хорошо выглядела для своих лет, но вот с самого утра, не умывшись и не приведя себя в порядок, больше напоминала аутентичную Бабу Ягу, причём не в лучшие её времена.
- Ты такая смешная! Как будто я не знаю, сколько тебе лет и не вижу твои морщины! - мальчишеская наглость переходила всяческие границы. Юля горестно всхлипнула и сунула лицо поглубже. Сашка наклонился к её уху и зашептал страшным, громким шепотом:
- Хочешь, я открою тебе самую жуткую тайну? - женское любопытство победило и из-за угла подушки показался зелёный глаз.
- Так вот... - Саша торжественно выдержал паузу, - ты старше моей мамы на целых пять лет! Теперь, когда ты знаешь, я знаю - все равно будешь стесняться помятой с утра моськи?
Юля села в постели и не знала уже смеяться ей или плакать. И пока она открывала и закрывала рот, не в силах подобрать выражение с отсутствием матерщины, ну неудобно же, Сашка легко спрыгнул с койки и дёрнул её за ногу.
- Харэ мандражировать! Лучше завтракать пойдём!
С удовольствие подвигая к себе большую тарелку с яичницей, жареной колбасой и макаронами, Сашка приподнял брови.
- А ты чего?
- Я никогда не завтракаю, - Юля отхлёбывала горячий кофе и тихо изумлялась, почти настораживаясь простотой и естественностью раннего утра. Не было никакой натянутости, с отведенными взглядами, отстранёнными разговорами и спешных попыток сбежать. Обычно это и происходило поутру, когда двое уже получили друг от друга всё и общаться вроде как не о чем и незачем. Но Саша, уплетая за обе щеки нехитрую еду, внезапно осведомился с прямотой, достойной любого взрослого мужика:
- Когда ты за ребёнком поедешь? И вообще, когда надо сваливать подобру-поздорову?
Она не верила, что всё может быть так легко, свободно и... правильно? Сашка сейчас, чисто внешне, выглядел свершеннейшим ребёнком с забавно заспанной мордочкой, но она таяла от каждого его слова и взгляда.
Успокоив парнишку, что на дачу поедет только после обеда, она снова получила знаменитую наглость во всей красе, уже не зная, радоваться ей или нет.
- А муж надолго уехал? - при этом он так обезоруживающе покусывал вилку и псевдоневинно моргал, что ей осталось только рассмеяться.
- На неделю! Господи, и откуда ты взялся такой наглый на мою голову? - Саша состроил рожицу и как ни в чём не бывало продолжил есть.
- Тебе ж нравится! Значит, завтра после уроков вы свободны, девушка? - он приподнялся из-за стола, перехватил глоток из её кружки и потянул несопротивляющуюся женщину на себя...
Через три часа, проводив своего мальчика за дверь, она медленно прошла в спальню. Глупо улыбаясь самой себе, упала ничком на кровать и подобрала под себя подушку, глубоко вдыхая оставшийся в складках ткани Сашкин запах.
Глава 5
Мужчина зашёл в квартиру, с облегчением грохнул сумкой с грязными вещами об пол и с удовольствием вдохнул запах родного жилья. Максим позвонил с утра, предупредив Юлю, что приедет раньше, чтоб готовились дома к встрече командировочного. Но жена отмазалась работой и теперь его наверняка не ждал никакой приём: ни тёплый, ни холодный.
Он не раздеваясь прошёл в кухню, думая, что может быть уже сразу в магазин отправиться, потому что жена не утруждала себя приготовлением пищи в его отсутствии. Яна питалась в садике, Юля вообще непонятно что ела, Максу редко удавалось застать её за поглощением чего-то серьёзнее горячего бутерброда или конфетки с любимым "вонючим" чаем. Однако открытый холодильник приятно порадовал его.
На полке стояла полупустая кастрюля борща, в пластиковые контейнеры были заботливо убраны остатки гуляша и салатика. Открытая коробка конфет и затянутая плёнкой нарезка колбасы. Максим задумчиво почесал затылок. Предположить, что жена взялась усиленно толстеть, пока его нет - глупо, но кого-то она тут откармливала так тщательно? На ум напрашивался только один персонаж, ради которого она могла пожертвовать своим драгоценным свободным временем. Малолетка с дерзким взглядом.
Есть расхотелось, Макс пошёл в ванную и остановился на пороге, совершенно перестав понимать, что происходит. На верёвке рядом с янкиным роскошным махровым полотенцем висел, заботливо свернутый, новенький, весёлого канареечного цвета полотенчик. Чей, спрашивается?
Максим мыл руки, избегая встречаться глазами со своим отражением в зеркале. Приехал отдохнуть домой, называется. В чисто убраном, уютном доме творилось что-то непонятное лично для него и он даже не знал, с чего начать спрашивать и волноваться.
Раздался скрежет открываемого замка, дверь распахнулась и в прихожую впорхнула Юлька. Она всегда вихрем приносилась с работы и не могла успокоиться ещё долго, беспокойно шарахаясь по квартире без всякого желания присесть и угомониться. Рабочий день, как она говорила "на ногах и на нервах", отпускал трудно, она ещё примерно с час говорила громко и активно жестикулировала, пока действительно не отпускало, и не наваливалась усталая апатия.
Вот и сейчас, заприметив приехавшего мужа, она метко метнула сумку в кресло и пробежала прямо в сапогах за обнимашками.
- Максимочка! - мужчина расслабился враз, впитывая знакомое тепло желанного тела, выслушивая обычные сюсюканья и отвечая на вопросы о работе и поездке.
Однако это не подразумевало, в его понимании, игнорирование животрепещущих вопросов.
- Тебе скучать не давали без меня, как я погляжу? - Макс резал свежий хлеб и следил за гудящей микроволновкой с тарелкой наваристого борща.
- В смысле? - Юлька облизала ложку, развязно подмигнув мужу.
- Ученичок твой забегал, что ли? - и замер, ожидая ловкого вранья.
- Забегал пару раз, а что? - она была совершенно спокойна, собирая лишнюю посуду со стола.
- Да так. - Ничего толкового добиться не представлялось возможным. Юля откровенно сказала, что Саша оставался на тренировку перед соревнованиями, а насчёт полотенца объяснила, что сестричка его грохнулась в лужу вместе с портфелем и ей волей неволей пришлось тащить парочку Ивановых домой: отстирывать и отмывать Катю.
- Она поела и заснула, бедняжка, после всех переживаний! Я их обоих уже в девятом часу на такси домой отправила. - Юлька улыбалась, честно повествуя о происшествии с неловкой первоклашкой, и непонятно для Макса улыбалась ещё долго. Не могла же она рассказать, как они с Сашкой зажимали друг другу рты, чтобы не разбудить спящую в соседней комнате девочку. Как торопливо, не раздеваясь, занимались любовью, чутко прислушиваясь к посторонним звукам, как беззвучно ржали потом, цепляясь за стены и мебель. Как было горячо и сладко... Но им удалось не спалиться. Катя знала, конечно, что Юлия Ивановна очень любит её непутёвого брата, но как именно она это делает - наивному ребёнку лучше не знать.
Максим меланхолично пережёвывал пищу и думал, что надо, пожалуй, зайти с какого-то другого конца. От его обычного спокойствия и благодушия не осталось и следа. Не было никаких доказательств, жена не юлила, не врала и не выкручивалась, но он чувствовал, что дело не чисто. Чувствовал - и всё. Масла в огонь через несколько дней подлил приятель.
***
Володя заложил крутой вираж на новом скоростном велосипеде вокруг мирно идущего по дороге Макса. Два старинных приятеля отличались друг от друга, как небо и земля. Максим был высоким, упитанным и степенным, с буйной светлой шевелюрой на крупной голове. Вова - с точностью до наоборот: мелкий, тощий, лысый и шустрый. Причём, эта шустрость распространялась в том числе и на колкие высказывания исподтишка.
- Девчонок твоих вчера видел, гуляли на площадке перед нашим домом, - руль слегка дёрнулся в руках, повернув не в ту сторону, - с пацанчиком каким-то.
Макс лениво наблюдал за яростными потугами Вовки выровнять новую, неподдающуюся технику.
- Да они каждый вечер после садика шляются до темна. Погода хорошая. С пацанчиком, говоришь? - воображение тут же подсказало подходящую кандидатуру, но верилось в это с трудом. Что деревенскому парню делать вечером в городе?
- Угу. Загорелый такой, смазливый, Янка с рук у него не слезает. Поклонник у Юльки организовался, что ли? - Володе, наконец-то, удалось выровнять строптивый велосипед, и он, развеселившись от собственной, как ему казалось, вполне безобидной шутки, глянул на друга. Максим молчал и только резко очерченная складка у губ выдавала его напряжённость.
- Ты чё? - уловил перемену в его настроении приятель.
- Да задолбал меня этот смазливый уже! - неожиданно вырвалось у Макса, хотя он совершенно не планировал ни с кем делиться своими проблемами.
Вовка остановился, слез с велика. Припомнил подробности вчерашнего вечера. Обычно очень общительная Юлька едва кивнула ему головой, не отрывая взгляда от детей на горке. Яна восторженно визжала, гоняясь за мальчишкой, лезла на лесенку, вопя: "Я первая! Я первая!" Парнишка заботливо подсаживал девочку на качели, всё время оглядываясь на Юльку и улыбался, улыбался...
По всему было видно, что эти трое не в первый раз так весело проводят время и получают от прогулки массу удовольствия.
- Слушай, так ты серьёзно думаешь?.. - Вова повел велосипед рядом с собой, с трудом переваривая намёк на скандал. Никто из их компании не жил вместе так дружно и долго, как Макс и Юля. Пусть ссорились, и даже однажды расставались насовсем, хотя в это никто не верил всерьёз, всякое было, но чтоб вот так, в лоб, и сама Юлька? Он ещё мог бы поверить в мимолётную интрижку с малолеткой своего приятеля, но по оскорблённому тону Макса выходило как-то шиворот-навыворот. Мальчику этому от силы на вид лет шестнадцать-семнадцать.
- Ничего я не думаю и не знаю, - отрезал Макс. Ему было стыдно признавать даже возможность самого факта измены. Словно прилюдно расписаться в своей несостоятельности, своей слабости. Всё, что он переваривал до сих пор про себя, озвученное внезапно походя в разговоре, предстало перед ним в совершенно другом свете. Показалось правдой, простой и отвратительной.
Он всегда резко осуждал и мужиков тоже в таких ситуациях, хотя, вроде, мораль позволяет. Мужчине можно. Это баба должна блюсти чистоту и верность в семье. Заботиться о домочадцах, создании уюта и покоя в доме. Предположить, что жена может сходить налево он не мог и никогда не думал, что когда-нибудь всё это коснётся непосредственно его самого.
- Просто, куда ни ткнись - везде ученичок этот. И домой приходит, и гуляет, видишь, с ними. А Юлька не рассказывала, между прочим. - Неожиданно обидчиво закончил свою мысль Максим.
- А может, это паранойя? - предположил друг. - Подумаешь, сколько у Юльки учеников этих!
- И, ты понимаешь, - словно не слыша его, продолжал Максим, - был бы мужик - Хрен с ним! В конце-концов можно было бы подойти, поговорить чисто по-мужски. А то - пацан! Не знаешь, что и делать. Сдурела баба на старости лет!
Макс строго-настрого наказал Володе не трепаться особо в кругу общих знакомых и отправился на работу, продолжая обдумывать тягостные, неловко ворочающиеся в голове, мысли.
Он понимал, что нужно как-то действовать, чтобы развеять эту давящую неопределённость, но годы спокойной, ни к чему не обязывающей жизни, сделали свое дело и Макс теперь злился сам на себя. За свою старательно выпестованную лень, за недопонимание ситуации, за невозможность "поймать" Юльку на месте преступления.
Он начал приходить с работы в разное время, Макс имел такую возможность, работая на самого себя и в своём собственном графике. Но ничего не добился таким простым способом, заставая жену спокойно сидящей в кресле с ноутбуком на коленях или не обнаруживая её совсем. Она приходила уже вечером, с довольной, нагулявшейся Янкой, и на все наводящие вопросы отвечала логично и не путаясь в показаниях.
Максиму было неприятно, но он внезапно обнаружил в себе недюжинные способности к разведывательной деятельности, он даже совершил абсолютно невозможную для себя вещь. Прошерстил все сообщения жены в соцсетях, чего не делал никогда и ни под каким видом.
Ничего. Обычный бабский треп о том, кто что посмотрел и кто чем занимается. Погода, работа, дети. Смешные картинки, котики, поцелуйчики.
Пристальное внимание к самой Юльке тоже особых результатов не дало, но то самое параноидальное чувство заставляло Макса продолжать присматриваться и прислушиваться.
А жена спокойно выполняла свои обычные дела по дому, возилась с дочкой, не отлынивала от супружеских обязанностей. Но в последнее время, даже на фоне своей обычной флегматичной отстранённости, Юля выглядела ещё более молчаливой и замкнутой. Она рассеянно слушала его вполуха, пропуская большую часть разговора, она была невнимательна к его проблемам, перестала интересоваться напряженными отношениями Максима с отцом. Мужчина с удивлением обнаружил, что она ходит, что-то делает, говорит, умудряясь при этом отсутствовать напрочь в текущем моменте. Этакое отсутствие присутствия. И самое главное, что бесило его до белого каления, он никак не мог взять в толк: так было всегда или только сейчас. Каким образом он умудрился быть таким невнимательным к человеку, который живёт рядом с ним и растит его ребёнка, что не может даже сказать, что она чувствует и о чем думает в данный момент.
До Максима внезапно дошло, что если вся нелицеприятная правда вылезет наружу во всей красе, то ему нечего будет противопоставить ситуации. От хорошего мужика баба налево не пойдёт, однозначно. Но как выяснить, было или нет, он понятия не имел. Юлька стала такой странной, что с неё станется на его простой вопрос в лоб: "Ты спишь с Сашкой?" - она может глядя в глаза ответить: "Да", - и продолжить как ни в чём не бывало мыть посуду. А ему-то что потом делать?
Валяясь вечером на кровати и глядя новый остросюжетный боевик, Максим понимал, что он слишком застрял в своем уютном ничегонеделании. Его вкусно кормили, чисто одевали, не трепали по пустякам, не тянули из него деньги на ненужные мелочи. А чем занималась Юлька после всех домашних забот - его не интересовало вообще. И если сложиться пиковая ситуация и придётся что-то решать, то в первую очередь он сам окажется на мели.
Квартира, в которой они жили, принадлежала Юлькиным родителям, она сама была относительно финансово независима от него, а что касается ребёнка... Вот здесь-то и заключался самый главный вопрос. Официально Максим считался безработным, жилья у него тоже не было, как такового. Его квартира стояла в расхристанном состоянии и работы там было непочатый край. И даже если принять к рассмотрению самый что ни на есть худший вариант, когда история Юльки и её ученика станет достоянием общественности. Дочку у неё, конечно, отберут, но оставить любимую малышку без мамы, даже без такой мамы, у Максима не поворачивалась ни душа, ни сердце.
Словом, куда ни кинь - всюду клин, и Макс признавал, что ему просто страшно узнать настоящую правду.
Яночка уже давно спала, жена сидела в кресле и что-то читала на широком экране телевизора, используя его как компьютер. В бледном свете экрана её лицо выглядело резким и торжественным, отрешённым от всего, что происходило вокруг. Внезапно захотелось отвлечь её от этого углубления в себя, сделать так, чтобы она была рядом и вместе.
Максим привстал с кровати, протянул руку. Юля, не отвлекаясь от чёрно-белых строк, мягко подалась под его ладонь щекой, не глядя пощупала его за голую ногу. Её глаза прищурились, наверное попался особенно интересный эпизод в тексте. Этого уж мужчина допустить никак не мог, он выдернул её из уютного кресла, притянул к себе с наслаждением вдыхая смесь кухонных и парфюмерных запахов из её пижамы. Так и пахнет, должно быть, что-то родное, до боли своё: жареной курицей, кремом с алоэ, морозной свежестью ополаскивателя для белья. Невообразимая мешанина запахов складывалась в упругий аромат, обволакивающий Юлькино тело, которое до сих пор оставалось желанным.
Она не сопротивлялась, когда Макс раздевал её, привычно обласкивая везде, где ей могло понравиться, и где нравилось ему самому. Он хоть и ворчал, что Юлька слишком исхудала в последнее время, но мужчина радовался её девичьим формам, несмотря на чуть сухую кожу и лёгкую обвислость груди. Гораздо лучше складок излишнего жирка на талии, которую он мог запросто обхватить обоими руками.
Максим откинулся на спину и расслабился под привычными ласками. Но сейчас все, что она с ним делала показалось Максу слишком обязательным. Словно Юлька, гладя бельё, смотрит в это время какой-то фильм и действие на экране захватывает её гораздо больше, нежели скомканная тряпка под руками. Она совершала обычные, механические действия, которые неминуемо приведут к ожидаемому результату даже не отвлекаясь при этом от собственных мыслей.
Максим зажмурился, сгрёб в горсть волосы на её макушке, резко притянул её к себе ближе. Юля положила руки ему на бёдра, не сопротивляясь, лишь предупреждая, что ей больно. Простой жест неожиданно разозлил мужчину. "Вернулась-таки, с небес на землю!"
Неожиданно грубо оттолкнув жену от себя, он быстро избавился от остатков одежды и небрежно уронил её на смятую кровать. Клетчатые пижамные штанишки отлетели за подушку, тёплая кожа золотилась в неярком свете, возбуждая и маня несопротивлением и покорностью. Она сама встала на колени, развернувшись к нему спиной, сама прогнулась в пояснице, легко и гибко переламываясь почти пополам. Приглашая к себе. В себя.
Он сжал зубы от вспыхнувшего на миг острого сполоха натуральной страсти. Юлькина бесстыжесть виделась сейчас в совсем другом свете, Макс легонько надавил на её спину, заставляя стройные бёдра разъехаться в стороны в совершенно нереальную позу, но и это она стерпела, лишь выставившись ещё ближе к нему, двигаясь в каком-то своем ритме и Максу почудилось на секунду, что Юлька занимается любовью сейчас вовсе не с ним. Прислушиваясь к её стонам он уже не думал о собственном удовольствии, он пытался различить в бессвязном потоке бормотанья и неясных вскриков хоть какое-то доказательство. Но Юлька стонала, двигалась ему навстречу, утыкалась лбом в постель и что в этот момент себе представляла - для Макса осталось и, вероятно, останется загадкой навсегда.
Но легкая, такая незнакомая дрожь в её мягком подбрюшье, жалобные всхлипы, когда Макс замедлял движение, однозначно, по его мнению, говорили о предельном возбуждении, которое он ну никак не мог вызвать в ней сию минуту. Обычно, чтобы дойти до такого градуса напряга ей требовалась нечто гораздо большее. Он прикусил себе язык, чтобы не ляпнуть: "Кого ты сейчас так хочешь, дорогая?"
Долгожданное облегчение и облегчением нельзя было назвать. Макс никак не мог прийти в себя от смеси дёрнувшего по нервам удовольствия и резкой боли от осознания собственной беспомощности.
***
Первое время ходить на работу было откровенно боязно. Юле почему-то казалось, что стоит ей поздороваться с Сашкой в школьном коридоре, как все всё сразу поймут. Она по себе знала, что нет человека более наблюдательного, чем учитель с большим педагогическим стажем. Она боялась, что по одному единственному взгляду, улыбке, простому разговору ни о чём, будет понятно в какой аморальной связи она состоит с девятиклассником, словно эта связь была осязаемо протянутой между ними ниточкой угольно-чёрного цвета.
Конечно, оставались ещё опасения в излишней Сашкиной болтливости. Юлия Ивановна пыталась поставить себя на место подростка и понять, смогла бы она в такой ситуации удержать язык за зубами? Неужели не захотелось бы похвастаться оглушительной победой? И вынуждена была ответить - захотелось бы. Ещё бы! Какой-то сопливый мальчишка и взрослая, симпатичная женщина, да не просто женщина - учительница. Сколько она знала таких историй, увиденных в интеренете и по телевизору, все они заканчивались одинаково. Оглаской и осуждением, иногда уголовным. И если реальное преследование по закону ей теперь не угрожало, то куда денешь жуткий стыд перед окружающими?
***
Весна в этом году начиналась быстро и буйно. Уже вовсю цвела мелкая жёлтенькая мать-и-мачеха, новая, ещё не помятая и не запылённая на краях тротуаров зелёная травка радовала глаз, прямо с утра наступала теплынь, обещая жаркий не по-весеннему денёк.
Свежее утро было затянуто туманом по кромке бледного, но уже жгучего солнышка, Юля с удовольствием вдыхала аромат распускавшейся сосны, невысокие побеги которой росли по периметру стадиона. "На четвёртом уроке можно будет третий класс на улицу выгнать, пускай поиграют на свежем воздухе", - задумалась она о планах на день. Ей всегда хорошо удавалось планировать предстоящую работу по дороге в школу, хоть идти было совсем недалеко.
Привычно торнулось раздражение, пока она пересекала футбольное поле по вытоптанной посередине узкой тропинке. Школа располагалась внутри микрорайона, обходить её никто не хотел, и весь город шлёпал через спортплощадку, через центральный вход с клумбой, доставалось даже хоккейной коробке. Особенно весело было работать на пятом-шестом уроке, когда основная масса работающего люда сломя голову неслась на обед сквозь летящие гранаты, мячи и бегущих по дорожке детей. Во всем цивилизованном мире на территорию школы посторонние не попадали ни под каким видом и только в России... Словом, проблема эта была давняя и уже превратилась в риторическое всхлипывание изредка, на которое и внимания не обращали.
Уже на подходе к аккуратно подстриженным кустам возле крыльца Юлия Ивановна начала здороваться налево и направо с детьми, коллегами и родителями, незаметно кося глазом в дальний угол ворот. Там, за краем выступающего забора частного дома всегда собиралась толпа малолетних курильщиков и она никак не могла побороть эту дурацкую привычку отслеживать Сашку где только можно.
Мелькнул тёмно-синий воротничок школьной рубашки, нетерпеливо дёрнулось вверх плечо, поправляя рюкзак, и сверкнула широкая, белозубая улыбка. Отсюда она не могла слышать никаких звуков, но могла поклястся, что приятелей здорово оглушает его заливистый смех. Иванова никогда не заботило удобство собеседника, произведённое впечатление и прочие заморчки. В этом счастливом возрасте ребята начинают как раз задумываться о мнении окружающих и своём социальном поведении, но только не Саша, нет. Он везде, где надо и не надо проявлял чудеса невоспитанности, ловко лавируя, впрочем, на грани настоящего хамства. А иногда забывая и об этом. Вот и сейчас, Юля видела это совершенно чётко, придерживая для первоклашки распахнутую дверь, проходящая мимо парочка девчонок была немилосердно и совершенно незаслуженно осмеяна курящими балбесами. И Сашка в числе первых не скупился на меткие эпитеты.
Он мог больно задеть просто так, между делом, язвительной фразой или неожиданным поступком, нисколечко не раскаиваясь в содеянном. Потому что захотелось в данный момент или смутно чувствуя малейший намёк на угрозу себе. Привычка в жизни всё время быть начеку и защищаться сформировала у Иванова непростой характер, которого Юля вполне справедливо опасалась. Невозможно было предсказать, куда его занесёт собственная горячность в следующую минуту.
"Единорог..." - улыбнулась она про себя, скользнув напоследок взглядом по резко вздёрнутой вверх темноволосой голове с яркими глазами и острыми скулами, отвернулась и прошла в душный коридор, окунаясь в кипучий школьный водоворот.
По её мнению на свете существовали мужчины-зайчики, медведики, лошадки и муравьи.
Мужчины-зайчики скакали по жизни, не углубляясь в заботы и хлопоты, стремясь получать как можно больше удовольствий за чужой счёт.
Мужчины-медведики были плюшевыми неповоротливыми милашками, которых хочется любить, но они и пальцем не пошевелят без ощутимого пинка извне.
Мужчины-лошади молча тянули всё, что на них навалят, мечтая при этом лечь и сдохнуть, не умея и не стремясь получать радость и удовлетворение от жизни.
Мужчины-муравьи радовались только во время нелёгкого труда, почти впадая в спячку во время бездействия. К этому весьма полезному виду Юля безоговорочно относила собственного мужа, который готов был жить и спать на работе и ничего кроме этого его в принципе не интересовало.
Но попадались ещё и мужчины-единороги, пылкие и неприступные заносчивые хулиганы по жизни, которых ни в стойло не поставишь, ни оседлаешь без должной сноровки. Юля считала, что ей здорово повезло встретить такого подростка-единорожку, пройдёт ещё лет десять и Сашку голыми руками уже не возьмёшь. За ним потянется шлейф брошеных и обиженных, которые в один голос будут с восхищением утверждать, что лучшего с ними в жизни не происходило. И снова будут согласны унижаться ещё и ещё, терпя безразличие и власть мужчины, не идущего в руки. Только бы на минуточку оказаться рядом с диковинным недоступным зверем...
Первые пару недель после сашкиного дня рождения она вообще не могла прийти в себя до такой степени, что внимательная коллега обеспокоилась её состоянием, взявшись выспрашивать, что у неё произошло. Юля отмазалась головной болью и обычными женскими недомоганиями, и принялась изводить себя работой, затеяв соревнования у первоклашек.
Она сидела в тренерской, заполняя очередной журнал, когда в распахнутую дверь шагнул Саша и взял с полки волейбольный мяч. Его улыбка показалась ей почему-то излишне развязной, не такой как обычно. Он молчал, деловито расправляясь с насосом, она же пыталась сосредоточится на правильности заполнения документа и очнулась только когда повернув голову, увидела мальчишку, сидящего перед ней на корточках. Юля непроизвольно вздрогнула, выронив ручку, Саша подобрал её с пола, протянул замеревшей без движения женщине и глубоко вздохнул.
- Юлия Ивановна, если ты так будешь дёргаться каждый раз, когда я поблизости оказываюсь, мне самому ничего и говорить не надо будет, - Сашкины глаза выражали такое искреннее сочувствие, что она на мгновение ощутила себя маленькой девочкой под спокойным взглядом уверенного в себе взрослого человека.
- Успокойся и расслабся, - продолжил Саша, покачав головой, - всё будет хорошо.
И выпрямился, намереваясь поцеловать, но она успела отвернуться и чмок пришёлся прямо в ухо. Тут же загудело и зазвенело, казалось, во всех мозгах и за их пределами.
- Ай, дурак! - но дело было сделано и Юля с облегчением рассмеялась, потирая тонкий хрящик. В комнатушку ввалились сашины одноклассники и отобрав у него накачанный мяч, рванули к сетке, натянутой посередине спортзала. Иванов вышел последним, оглянулся, задержался на минуту и ободряюще подмигнул напоследок.
Дверь он не закрыл, предоставив ей возможность краем глаза следить за играющими ребятами. Юлия Ивановна задумчиво следила за ловко отбивающими мяч юношами и продолжала стыдить себя не переставая. Сашкина белая майка мелькала со скоростью света по площадке и несмотря на всю неловкость и незавидность, как ей казалось, своего положения, она невольно любовалась его стройной фигурой, крепкими, загорелыми ногами, тонкими, жилистыми запястьями длинных, уже совершенно мужских рук. "Растёт, как гусёнок - одна шея", - со смехом подумала она.
Эти наблюдения выводили её из равновесия посередине рабочего дня, потому что оставалось лишь взглядом обласкивать его издалека. Командировок у мужа больше пока не предвиделось, и она понятия не имела, что предпринять. Разовые набеги в пустующую квартиру - тоже не выход из положения. Дом маленький, всё и все на виду, да и Макс мог заскочить в любую минуту. Снова звать его к себе Юля боялась по вполне понятным причинам, оставалось сидеть в маленьком зале на лавочке и прямо во время собственного урока шутливо задирать друг друга, чтобы была причина дотронуться.
Но и в этом случае Иванов повел себя более чем непредсказуемо. В очередной раз глянув на неё на перемене голодными глазами, он внезапно брякнул:
- Надо что-то придумать! Я даже знаю - что! - и оценивающе смерив её взглядом, спросил с нажимом: - В гости пойдём?
Глава 6
Рыжая Маринка скорчила брезгливую рожицу, отчего ворох веснушек на её круглом личике рассыпался как горошек к самым вискам.
- Козёл ты, Иванов, и скотина! - парень, сидящий напротив топающей ножкой девчонки, недобро ухмыльнулся и склонил голову к плечу.
Не далее как полчаса назад эта рано оформившаяся восьмиклассница вычислила его в пустом кабинете русского языка в конце занятий и, отчаянно стреляя глазками, принялась раздавать малопонятные авансы. Саша давно приметил, с каким интересом смотрит на него симпатичная рыженькая девочка, и теперь ему представился шанс узнать - в чем дело?
Марина щебетала о какой-то незначительной ерунде, поминутно заправляя за ухо тугой локон естественного огненного оттенка, розовела и старательно хлопала плохо прокрашенными синей тушью ресницами. Сашка молча понаблюдал за её ужимками и недолго думая притянул к себе на колени. Девчонка устроилась там с явным удовольствием, но когда мальчишка полез под её тонкую блузку, с намерением добраться до маленьких крепких грудок, она принялась вертеться ужом и отбрыкиваться от откровенных прикосновений.
- Ну не надо, - пыхтела девочка, неловко уворачиваясь от бесстыжих ладоней Иванова, которые слишком близко дотрагивались до её чувствительной кожи. Саша втянул носом тёплый запах её вспотевшей кожи, полюбовался на просвечивающее розовым ушко с тонким колечком серёжки. Вытянул шею и заглянул в глаза. Куда только делись широко и наивно распахнутые голубенькие глазёнки с плещущейся на самом дне хитринкой! Марина с трудом сдерживала рвущееся наружу раздражение, со злостью щурясь. Парень улыбнулся, припомнив недавний разговор с Юлей.
Она невозмутимо лежала нагишом на кровати, вытянув длинные ноги на сбитое комом постельное бельё, курила и ровным голосом вводила его в курс расстановки сил между мужчинами и женщинами.
"Опасайся липучек, которые будут обещать тебе горы золотые, не стремясь дать ничего взамен. Вам, мужикам, с рождения втирают про женскую скромность и строгость, и вы начинаете таять от мнимого целомудрия. Но это - не что иное, как способ товарно-денежных отношений. Запомни: если такая сучка-щучка-типа-недотрога прицепится, значит ей что-то от тебя нужно, и это отнюдь не ты сам."
Саша убрал руки из-под скользкой блузки, чтобы тут же задрать на девчонке складчатую юбчонку до самых трусиков. Он без всякого удовольствия тискал её полные, рыхлые бёдра, прижимая Маринку ближе к себе за крутые бока. Если ей так неприятно всё, что Саша с ней вытворяет, почему она продолжает сидеть на его коленях и терпеть?
"Личная выгода - вот что толкает их торговать своей благосклонностью, а вовсе не скромность, которой у таких дряней нет и в помине. Человек, которому нужен только ты, пойдёт за тобой куда позовёшь. Без вопросов, капризов и дешёвого кривлянья. Это называется искренняя симпатия, иногда - любовь, а вовсе не распущенность и ****ство. Ты неглупый мальчик. Смотри в глаза - и всегда сможешь понять, кто перед тобой."
Стоило подцепить край хэбэшных трусишек в мелкую клеточку, как Маринка зашипела рассерженной змеёй и отчаянно дёрнувшись, спрыгнула с его коленей. Вот тут-то он и услышал расхожую фразочку про козла и скотину. Иванова откровенно веселила эта идиотская ситуация с собственным нелепым соблазнением, и он поражался, с какой проницательностью в своё время разложила всё по полочкам Юля. Он как будто видел сейчас её саркастическую усмешку одним краешком рта и понимающий взгляд: "Ну я же говорила!"
Марина сразу растеряла всю свою привлекательность, некрасиво скривив губы и неловко оправляя на себе помятую одежду. Она стреляла на Сашку обиженным взглядом, явно не рассчитав свои силы в неравной борьбе. С виду весёлый простачок Иванов оказался крепким орешком, взять его в оборот было практически непосильной задачей. Наконец, потеряв терпение она заканючила противным голосом:
- Ну, Саша, ну что ты делаешь, чего хочешь? - видимо, всё ещё надеялась вырулить неправильно начавшуюся встречу хоть в сколько-нибудь знакомое русло, начав капризничать в лучших традициях сериальных "деффчонок".
- Я чего хочу? - Иванов уже вовсю глумился над дурочкой. - Я хочу разложить тебя вон на той парте и отъебать во все щели! Весь вопрос в том, что тебе от меня нужно!
Девчонка покраснела до корней рыжих растрёпанных волос и, ни слова не сказав, рванула вон из класса.
- Дешёвка, - едва слышно припечатал ей в спину Саша. Малолетняя глупышка рассчитывала, вероятно, что он распустит хвост пистолетом и изойдёт слюнями от её внимания, в то время, как она сама будет хвастаться перед одноклассницами статусом подружки лучшего спортсмена школы. Или похваляться тем, какой оглушительный успех она имеет у старшеклассников.
- Нужны вы мне... мокрощелки малолетние! - фыркнул Саша в гордом одиночестве и сложил руки на тёплую поверхность парты. Пристроил на сгиб локтя голову и задумался. В окно светило яркое полуденное солнце, до автобуса был ещё целый час с хвостиком, Юлия Ивановна вела уроки в другом здании школы, и Иванову было решительно нечем заняться.
Если с придурошной восьмиклашкой всё было мало-мальски понятно, то он никак не мог взять в толк - почему Юлия Ивановна выбрала именно его? Свою собственную внешность он оценивал на слабенькую четвёрку, а личные умственные способности не выдерживали никакой самокритики.
По мнению самого Сашки, взрослая, неглупая и красивая женщина, если ей так уж приспичило переспать с совсем молоденьким мальчиком, вполне могла выбрать себе кого-нибудь получше. Вот хотя бы его одноклассника Воеводина. Высокий, хрупкий и изящный Игорёк был красив, как дорогая фарфоровая кукла, - на него не только женщины всех возрастов внимание обращали, мужики на улице оглядывались! Посещение 9 "В" классом местной картинной галереи превратилось в спонтанную демонстрацию всех его прелестей, как есть. Посетители разом потеряли интерес к творчеству художников-самоучек и беззастенчиво пялились только на Воеводина. Пока мальчик, медленно переставляя длинные, стройные ноги, ходил по залам, заведя к потолку свои прекрасные глаза и любуясь филигранной лепниной, престарелые служительницы музея прижимали сухонькие кулачки к груди и промокали кружевными платочками морщинистые щёки. Они вздыхали и охали ему в след, видимо, принимая паренька за ожившего Аполлона, решившего посетить их скромный храм искусств.
Однако Игорь был застенчивым тихоней и круглым отличником. Он искренне не понимал всю эту суматоху вокруг собственной персоны и понятия не имел, какие страсти кипят за его спиной. Пребывая под плотным колпаком у не в меру заботливой мамы-наседки, несчастный одноклассник ещё, вероятно, не скоро выйдет из детского возраста, и все "охи" и "ахи", вкупе с полуэротическими мечтами, скатывались с него как с гуся вода.
Сашка поменял позу, окончательно развалившись на парте и продолжил размышлять. Ну хорошо, если Игорёк - дитё дитём и задрот порядочный, то Юля в конце концов могла и не дожидаться грёбаного возраста согласия, а попросту прошерстить одиннадцатый класс. Чем не кандидат Петька Нестеренко? Ему уже стукнуло аж восемнадцать лет, он гонял по окрестностям на недешёвом спортивном мотоцикле, вызывая лютую зависть всех парней и являясь главным предметом девичьих нескромных грёз. Классически светловолосый голубоглазый красавец, от снисходительно-загадочной улыбки которого млела даже уборщица с третьего этажа баба Вера в очках +7 на каждом глазу.
Правда, Петька был по уши влюблён в свою Лену, но надо быть полным мудаком, чтобы отказаться от настоящего приключения. Он бы и не отказался. Наверняка даже. Но Юлия Ивановна почему-то выбрала его, Сашку Иванова - не слишком симпатичного двоечника и прогульщика с репутацией главного хулигана школы. Он и сам знал, что характер у него далеко не сахар, а предположить, что решающую роль в выборе оказали его спортивные заслуги было по меньшей мере глупо. Саша смутно чувствовал, что дело заключалось в чём-то очень простом, но додуматься до истинных причин ему не позволяет то ли возраст, то ли отсутствие каких-то специальных знаний о женщинах вообще.
Иванов и не подозревал, что впервые в жизни перед ним встал во всей красе извечный мужской вопрос: что нужно женщинам и как их понять? Он и понятия не имел, что над решением этого вопроса испокон веков бьются все мужчины мира, и ответ до сих пор не найден. Миллионы несчастных и после него будут мучиться теми же проблемами, так никогда и не разобравшись до конца в загадочном создании по имени - Женщина.
Вот и простой девятиклассник Сашка удручённо вздыхал, не рассчитывая на готовые ответы. Спросить Юлю в лоб он почему-то отчаянно стеснялся. Жадно ласкать её обнажённое тело и раскладывать во все известные позы - это пожалуйста, а вот озвучить мысли и чувства - тут у Сашки, который за словом в карман никогда не лез, язык застревал во рту намертво.
Он снова вздохнул, глянул на часы и, перекинув ремень рюкзака через затёкшее плечо, отправился на улицу.
***
- А к кому мы пришли? - Юля застыла на пороге, неуверенно теребя сумочку и не решаясь двинуться дальше основательно вытертого зелёного коврика в прихожей.
Саша был чрезвычайно горд собой. Ибо ему как настоящему мужчине удалось решить проблему места их свиданий, и теперь он с улыбкой наблюдал за её настороженностью.
- Проходи, не стесняйся! - он уверенно взял её за руку и почти протащил за собой в маленькую комнату с аккуратно застеленной кроватью. - Это квартира моего соседа из деревни, он её снимает, а сам работает на колбасном цехе. У него смена сегодня до восьми вечера.
Юля вертела головой, осматривая хилую допотопную мебель, серенькие обои и унылые простенькие шторки:
- До восьми - это без надобности, мне в пять за ребёнком в сад, - и засмеялась, повернувшись к Сашке. - Ну ты изобретатель, однако!
На самом деле её здорово напугало предложение пойти к кому-то в гости. Мало того, что они прячутся от всех окружающих как только можно, а тут ещё и в известность кого-то ставить. Но Сашка так упрашивал и был при этом так спокоен и убедителен, что она решила довериться ему и теперь понимала, что не зря.
Вообще всё не зря. Она убеждалась на каждом шагу, что риск оказался оправданным, и мальчишка стоил её бессонных ночей и переживаний. Хотя, возможно, не будь она такой старой и опытной бабой, навряд ли ей удалось бы разглядеть в циничном языкастом подростке искреннего и честного человека, верного и чистого - такого, каким он сам себя никогда не знал. Настоящего, живого и тёплого к тому, кого подпустил к себе близко.
Но сейчас вся эта лирика не особо занимала Юлю, потому что мальчишка снова тянул её на себя, красноречиво кося глазами то на маленькие часы на стене, то на узкую постель. Первый раз на новом месте обошлись и так. Но на другой день Юля принесла с собой тщательно отглаженный комплект постельного белья. Сашка первое время кривился, считая все эти гигиенические выверты простой блажью. Юлия Ивановна постоянно гоняла его в ванну, чуть ли не ногти стриженые проверяла, неустанно твердя, что чистота - залог всего. "Мало ли куда мне тебя поцеловать захочется", - шептала Юля ему на ухо, подпихивая в сторону душа. Сашка сначала пробовал взбрыкнуть, но у Юлии Ивановны особо не запротивишься. Она прочла ему целую лекцию о миллионах противных микробов и бактерий, изображая всяческие болезни от грязи в лицах. Иванов при этом чуть не помер со смеху, однако принял её советы как руководство к действию. И буквально через пару недель стал обращать внимание, какой неприятный запашок стоит зачастую в кабинете, особенно ближе к пятому уроку. И особенно удачно благоухали почему-то девушки, не сильно заботящиеся о личной гигиене. Заодно до него дошло к собственному стыду, почему раньше он не замечал таких мелочей.
Через пару свиданий, уже накидывая ветровку, она небрежно бросила на кровать поверх покрывала увесистый жёлтый томик с абстрактным рисунком на обложке. Сверху большими буквами было написано: "Макс Фрай".
- Будет время - почитай! Может, понравится, - ненавязчиво порекомендовала Юля и отбыла. Иванов состроил кислую мину: чтение он не признавал ни под каким видом, считая это занятие глупым и бесполезным. Книжки терпеть не мог, с трудом переваривая обязательную школьную программу.
Про жёлтый томик он вспомнил только дома во время перерыва футбольного матча, когда сумку разбирал. От нечего делать и строго из уважения к Юлии Ивановне подцепил ногтем пару страниц и... напрочь забыл о Спартаке, Динамо, нападающих-мазилах и "дырках"-вратарях. Он читал до двух ночи, подвывая от смеха над проделками попаданца в параллельную вселенную, пока мать с кухонной тряпкой и матюгами не прогнала его спать, чтоб свет не жёг.
Сашку так захватила простая история, написанная изумительно лёгким и доступным слогом, что он вскоре попросил продолжение и очень обрадовался, узнав что впереди у него целых десять книг захватывающих приключений обычного парня, попавшего в необычное тайное сыскное войско и получившего титул сэра Макса*. Впрочем, о том, что книга пришлась по вкусу, Юля узнала сама.
Катюша Иванова подошла к ней на перемене и бесцеремонно дёрнула за штанину:
- Мама на вас ругается! - у ребёнка было жуть какое строгое лицо. - Она говорит, что Саша ничего дома не делает теперь, читает только!
Едва сдерживая смех, Юлия Ивановна присела перед первоклашкой на корточки:
- Передай своей маме, что мальчику учиться надо, а не огород копать и сено заготавливать! - и смех, и грех, что называется. В деревне, конечно, каждые рабочие руки на счету, но всю домашнюю работу вполне мог выполнять и Сашкин отчим вместо того, чтобы пить без продыху с трактористами. Юлю бесконечно злило, что Сашкина мать предпочитала нагружать работой сына, а не требовать помощи от своего непутёвого мужа.
Зато теперь она могла быть спокойна. Саша был не из тех, на ком можно безнаказанно воду возить. В обиду он себя никогда не даст, а вот образование какое-никакое получать следовало.
***
Раздалась резкая трель телефонного звонка, неестественно высокий голос манерной бабы заорал на всю мощь про какие-то "пырышки-пупырышки". Юлия Ивановна, не успев раздеться, присела на кровать и с минуту ошарашенно моргала глазами. Сашка на звонок ответил, отрубил вызов и недоумённо спросил:
- Что случилось?
- Это... что? - она казалась и впрямь изумлённой до предела.
Саша помотал головой, совершенно не понимая в чем дело.
- Ну, вот это - пупырышки...
- А! - мальчишка полез в аудиозаписи и включил целиком песню, стоявшую на рингтоне.
- Ох, етить! - Юля не просто засмеялась, она начала ржать, размазывая по щекам невольные слёзы, срывающимся голосом подпевая:
- У нас на районе...
Отсмеявшись, она утёрла слёзы и спросила оторопевшего парнишку:
- Это что, пародия какая-то? Смешно - слов нет!
- Да нет, не пародия... это музыка, песня такая, - Саша по прежнему не понимал, в чем дело.
- Чего? Это вот - музыка? - Юля разинула рот, потом задумчиво прикусила губу, осматриваясь по сторонам. - У твоего соседа-сводника интернет есть?
Иванов побежал за техникой, вспоминая пароль и даже молча проглотив "сводника".
Поколдовав над предоставленным ей ноутбуком, женщина прибавила звук и повернулась к сидящему на постели Саше. Хитро и тонко прищурилась, снимая с себя через голову лёгкий джемпер.
Тягучая мелодия, состоящая из низких рокочущих звуков незнакомых Сашке инструментов заполнила целиком всё небольшое помещение. Мелодия словно обтекала стены, заполняя все затенённые углы и растворяясь в лучах солнечного света, льющегося сквозь занавески. Глубокий мужской голос запел по английски что-то непонятное. Сашкиных познаний в языке едва хватило разобрать пару фраз. Юля склонила голову к плечу, задумчиво улыбаясь, стягивала с локтей узкие рукава крупной вязки и прислушивалась к медленной композиции. Едва качнув растрёпанной головой, она приблизилась к Саше, взяв в обе ладони его лицо, наклонилась, целуя и усаживаясь на его колени.
"Давным-давно великий царь пропел для Господа тропарь, тебе аккорды эти повторю я..."
Она заласкивала его нежными прикосновениями кончиков пальцев, невесомо зацеловывала, чуть касаясь губами лба, подбородка, шеи. Саша тянул её ближе к себе, подхватив обнажённую спину, и она податливо выгибалась навстречу. Было полное ощущение, что мир вокруг остановился, замер... Только чувственные касания и незнакомая музыка.
"Всё просто: ты вошла в мой мир, разбила трон. Окончив пир, пою среди обломков: Аллилуйя"
Музыка навязчиво проникала прямо под кожу, сопровождаемая медленными ласками. Неторопливый голос с едва заметной хрипотцой, подрагивал словно живое существо. Он кружил, закручивая слова в спираль. Они поднимались всё выше и выше - казалось, не хватит вдоха, чтобы повторить этот захватывающий водоворот.
"Глаза закрыв, я вижу дом, и мы в нём счастливо живём. Но просыпаясь, вновь иду ко дну я..."
Саша покрывался мурашками до костей - сильный и проникновенный голос доставал прямо до сердца, задевая невидимые чувственные струны. Стыла и покалывала кожа на месте влажных следов поцелуев. Он задыхался от непривычной страсти и нежности, а Юля, точно уловив его ком в горле и состояние трепета, прошептала на ухо:
- Вот это - музыка, мой мальчик. А то, что называешь музыкой ты - мусор, над которым можно лишь смеяться в свободное время..
"Сдавили грудь мою тиски, но если будем мы близки, умчится ввысь душа моя, ликуя..."
Парень перевернул её, уложив на покрывало. Не хотелось секса, куда-то отступила грубая похоть - как мусор, смытый бурным потоком чистой воды. Лишь пощипывало под веками, да горели от поцелуев губы. Хотелось возвращать нежную невесомость ласк, обнимать крепче и самому прижиматься теснее.
"И два дыханья вместе вдруг сольются в лебединый звук, который так похож на - Аллилуя".
Юля тёрлась об его плечо щекой, выгибалась ближе и ещё теснее, обнажая его горячую кожу каждым прикосновением. Что-то словно ткнулось изнутри под рёбра в захватывающем ритме музыки, снова виток за витком уводящей вдаль.
"Горит свеча в моей руке, слеза стекает по щеке, и в сердце не смолкает - Аллилуйя."**
Сашка едва дышал, когда смолкли последние аккорды. Теперь в полной тишине душного помещения можно было заниматься любовью, будто раньше в присутствии необычной песни и таинственно-проникновенного мужского баритона это было бы неловко. Музыка была настолько осязаемой, что казалась реально присутствующим живым существом. Он и не подозревал, что существуют такие вещи - сильные и настоящие, что простые семь нот могут быть такими объёмными и содержательными.
Однако, даже тишина теперь была наполнена остатками светлых звуков, что-то неуловимо поменяв в окружающем мире или самом Сашке. Словно только сейчас стала доступна настоящая теплота близости, прибавив ко всему благодарность к человеку рядом.
Наступили весенние каникулы. Учебный год медленно, но верно приближался к концу.
Примечания:
* Цикл книг Макс Фрай "Хроники Эхо", "Лабиринты Эхо".
** Leonard Cohen Hallelujah. Поэтический перевод Игорь Китаев.
Глава 7
Максим шёл по пыльной широкой дороге, с неудовольствием отмечая неубранный вовремя мусор по краям и прогорклый запах старого, потрескавшегося асфальта. Настроение было препаршивым. Вчера вечером он полез в телефон к Юле, чтобы отыскать номер деда, который упорно не хотел сохраняться в собственном справочнике. И, листая записную книжку, наткнулся на контакт "Саша". Вот так вот - просто Саша и всё. Без всякой маскировки под подругу или парикмахерскую, без обманных неопределённых номеров. Макс тут же просмотрел исходящие звонки и обнаружил кучу вызовов, которые даже не удосужились стереть, дабы замести следы.
По его личному мнению - это была натуральная наглость. Конечно, можно было нафантазировать себе какого-нибудь другого Сашу или вообще постороннюю Александру. Но в этом конкретном случае воображение работало в обратную сторону. Мужчина прекрасно понимал, чей это номер, и очень хорошо догадывался, почему столько входящих и исходящих звонков на этот абонент. Почему они сохранены - вопрос другой и довольно спорный. То ли жена настолько доверяла ему, решив положиться на естественную порядочность, то ли ей было абсолютно всё равно, что они обнаружатся. Максим считал, что скорее последнее. Она видела свой телефон в его руках и даже не поинтересовалась, зачем он понадобился мужу.
Спрашивать было бесполезно, Юля честно скажет, что это контакт её дорогого ученичка, которому срочно потребовался какой-нибудь совет и... Ну, и далее по тексту. Концов не найдёшь. Поэтому Максим вчера промолчал, аккуратно положив "Андрюху" на тёмно-коричневую полировку тумбочки. Он вообще очень много молчал в последнее время, превратившись в Юлькиного брата-близнеца: неулыбчивого, немногословного и спокойного. Вот только внутри у него творилось чёр-те что.
Сегодня же, вместо того чтобы напроситься к коллеге по работе в машину - съездить на обед, Макс пошёл до дома пешком, надеясь прогуляться, проветрить голову, хоть как-то уравновесить себя в конце концов.
Самое плохое в этой вынужденной прогулке было то, что весь путь был в гору. Когда мужчина, наконец-то, забрался на последний пригорок, непосредственно ведущий в микрорайон, он остановился отдышаться и вытереть пот со лба. Лишний вес и неправдоподобно жаркая погода сделали своё дело - Макс был едва жив. "Права Юлька, худеть пора!" - отфыркиваясь и откашливаясь он пошёл вперёд: мимо почтового отделения, утыканного замысловатыми антеннами, мимо ресторана, из которого чудно пахло свежей выпечкой. Следующим пунктом на горизонте замаячил школьный стадион, с которого раздавались крики и свист. Учебный день был в разгаре, и Макс непроизвольно прибавил шаг - он не помнил точно, сколько сегодня уроков у Юли.
Между тротуаром и невысокой оградой стадиона было метра три, плюс непонятные сосновые посадки, после которых сразу начиналась беговая дорожка, опоясывающая футбольное поле. Жена стояла рядом с перекладиной, сохранившейся, наверное, со времён Брежнева. Макс безошибочно узнал её по черноволосой голове и белоснежной обтягивающей маечке. Чертыхнулся про себя: Юлька в последнее время собиралась на работу, как на дискотеку, не упуская возможности нарядиться в более-менее подходящую одежду, лишний раз подкрасить ресницы и надушиться.
Немного поодаль за футбольными воротами играли в "Третий лишний" малыши. Наверное, урок уже заканчивался, и они с удовольствием носились по кругу друг за другом, вопя во всё горло. Юлия Ивановна, уперев руки в бока, с улыбкой наблюдала за детьми, и Макс уже хотел было подойти поближе, подколоть её в своей обычной манере. Но тут со стороны легкоатлетического сектора, где стояла возле прыжковой ямы с граблями монументальная Ирина Владимировна и занимались старшеклассники, отделилась высокая гибкая фигурка и в отличном спринтерском темпе в два счёта оказалась рядом с Юлей.
Макс совсем остановился за оградой и чертыхнулся второй раз. Подбежавшего паренька наградили улыбкой и мимолётным касанием за локоть. Они о чём-то разговаривали, стоя вплотную друг к другу, до Макса даже долетело: "иди занимайся", "за фигом, я и так лучше всех прыгаю". Мужчина стоял на тротуаре, полускрытый высоким деревом, не вполне понимая - зачем ему вообще нужно наблюдать за всем этим?
Юля даже не пыталась скрыть довольный взгляд, которым просто "облизывала" мальчишку, а тот порывисто и нетерпеливо размахивал руками, не сводя с неё глаз.
- Заканчиваем и идём в школу! - громко крикнула Юля, и стайка детей прыснула через стадион. Она махнула рукой, подзывая к себе парочку девчонок, раскрыла блокнот и стала что-то записывать туда, задавая им вопросы.
В этот момент Саша поднял голову, словно почувствовав пристальный взгляд в спину, медленно развернулся и уставился прямо в глаза Максиму. Мужчине показалось, что ему крепко врезали по лбу - настолько выразительным был мгновенно вспыхнувший взгляд Сашки. "А мальчик вырос", - тут же подумал Максим с непонятной горечью. Это было больно до мелко подрагивающей внутри тонкой струнки - душа, что ли? В один миг этот откровенный взгляд оформил все его подозрения в единое и неделимое целое. Стоя почти вплотную к Юле, парень смотрел на него как на равного, не отводя своих злых, потемневших глаз. Совсем молоденький мужчина, прекрасно знающий себе цену и не желающий уступать.
В неполные тридцать семь лет Максим внезапно почувствовал себя сносившимся до дыр старым сапогом, который стоит сейчас посередине весеннего жаркого дня, наполненного ярким белым светом, сшибающими с ног ароматами распустившихся цветов, и ему больно и одиноко. А за ажурной сеткой в тени зелёной площадки кипит совсем другая жизнь: молодая, свежая, с непререкаемой требовательностью первого юного желания. Очень легко оказалось сейчас представить себе податливо распахнутые длинные Юлькины ноги под горячим напором этого молодого тела. Самым страшным было осознание того, что если Юлька хочет, то она имеет на это право. Пустота, которую он сам устроил ей своей инертностью, тут же оказалась заполнена вот этим вот белозубым красавчиком, который стоит рядом, словно отделяя Максима от его собственной женщины.
Сашка смотрел в усталые, ничего не выражающие глаза Макса, и изнутри поднималась по-детски острая обида. Он со всей ясностью вдруг понял, что как бы они не были близки с Юлей, с какой бы нежностью - материнской ли, женской - она не относилась к нему, у неё всегда будет своя собственная взрослая жизнь, целый мир, вход в который для Сашки закрыт навсегда. Он постоянно будет где-то на периферии, в параллельной вселенной, созданной лично для него, но не рядом, как тот осунувшийся, пропылённый мужик в спецовке, который имеет на неё все права.
Парень скривил губы в тонкой, недоброй усмешке и сделал единственное, на что был способен сейчас, чтобы хоть как-то показать свое мнимое превосходство: он отвернулся от наблюдающего за ними Максима и положил Юле руку на плечо.
Выдох застрял у Максима где-то в глотке. В самом жесте не было ничего интимного, если бы Сашка в этот момент не касался открытой Юлиной кожи большим пальцем, незаметно для всех легонько поглаживая слегка выступающий маленький бугорок позвонка в основании шеи. Она чуть заметно склонила голову, почти коснувшись его предплечья щекой, словно одобряя эту мимолётную ласку практически на виду у всех. На тонком, загорелом запястье парня что-то сверкнуло, и тут уж у Макса не хватило дыхания совсем. Даже с такого расстояния он смог опознать в этой широкой цепочке серебряный Юлин браслет. Она его очень любила, не смотря на относительную дешевизну и простоту. А неделю назад жена с подозрительной лёгкостью сказала, что потеряла его, и вот теперь эта "потеря" обнаружилась на руке молоденького мерзавца. "Пометила своё", - сделал однозначный вывод мужчина и сдвинулся, наконец, с места, продолжив свой путь по ненужному уже маршруту.
Юля тоже пошла вперёд за своим классом. Сашкина рука на плече не мешала ей идти, но не давала повернуться, чего, собственно, он и добивался. Иванов не хотел, чтобы она увидела своего мужа и, возможно, прямо сейчас в его присутствии начала разговаривать с ним. Он никогда бы не подумал, что ревность - это такая мерзкая и сильная вещь. Потом, позже, когда она вернётся в свой мир, пусть делает, что хочет, а сейчас Сашка словно уводил её с собой, подальше от Макса, подальше от всех, испытывая удовольствие от этой фантомной принадлежности.
***
Простое осознание, что твоя жена тебе изменяет, подкашивает мужчину до степени полного отупения и бессилия. Тут либо рвать и метать, либо сидеть как сыч, не зная, за что хвататься в первую очередь. Макс и сидел.
Он умел складывать два и два, а в этой образцово-показательной ситуации на стадионе даже один плюс один и то много будет. И браслет, и злобно-ревнивый взгляд мальчишки, и этот жест... Господи, сколько это тянется, а? Неужели Юлька влюбилась до такой степени, что наплевала не только на его чувства, но и на педагогическую этику, вкупе с шатким положением своей семьи теперь?
Как продолжать существовать вместе, если всё, что было между ними, оказалось ей не нужно? Да и было ли у них что-то совместное, кроме горячо любимого ребёнка?
Весенний вечер в середине мая удушливо благоухал только что распустившейся сиренью и тягучими сполохами газов из выхлопных труб многочисленных машин. В окно залетал шум трассы, проложенной под самым окном, и весёлый свист птиц, расшалившихся в кустах. Задорно лаяла собака, скорее всего гоняющаяся за брошенной ей палкой.
Максиму казалось, что все вокруг довольны бурно кипящей жизнью, долгожданным наступившим теплом, а до него никому нет дела. Он сидел в комнате, не включая свет и уставившись на паутину в углу, которую трепал лёгкий сквозняк, и не было никаких сил, чтобы даже начать как-то обдумывать сложившуюся ситуацию.
Может, стоит поговорить? Просто поговорить, воззвать к здравому смыслу, призвать к ответственности, пригрозить уходом?
Но Максим понимал, что жена скажет: "Скатертью дорожка", - и отметёт все его доводы собственными соображениями. Да и знал он прекрасно, что конструктивные беседы - вовсе не его конёк. Там, где надо действовать, он впереди планеты всей, а разговор на такую щекотливую тему сведётся к крикам, мату и безобразным взаимным обвинениям. Другой на его месте, наверное, начал бы с Сашки. По-простому, по-мужски - набить морду, и дело с концом. И бабе нахлобучить до кучи, чтоб себя не забывала.
Это, конечно, выход в определённых случаях. Но хоть Максим и не разбирался в тонкостях ведения переговоров, что-то ему подсказывало о неправильности такого подхода в их конкретном случае. Ведь Сашка тут совершенно ни при чём, как ни крути. Во-первых, потому что мальчишка ещё, если бы Юлька пальчиком не поманила, сам бы он до такого расклада в жизни не додумался. Во-вторых... Не было бы его - был бы другой. Просто ушло из их совместной жизни нечто, что его жене срочно понадобилось возместить любой ценой.
Больше всего на свете ценящая личный покой, уют и комфорт, Юля не рванула бы очертя голову за острыми ощущениями. Возраст не тот, чтобы так кардинально менять свою жизнь. Максим понимал, что всё это у неё не всерьёз и ненадолго, но легче от этого не становилось.
Хотя оставалась ещё малюсенькая надежда на свою собственную богатую фантазию. Может, он всё себе сам придумал? Жара, пустой желудок, усталость, а тут снисходительно-хозяйски приобнимающий его жену за плечо посторонний парень. Ясность в этот вопрос могла внести только сама Юля, и Макс решил дождаться удобного случая, чтобы глянуть-таки правде в глаза.
***
Путешествие с дачи от родителей было каким-то неправдоподобно долгим и суматошным. Янка капризничала в автобусе, всем окружающим тёткам приходилось кормить её конфетами и печеньем, с умилением выслушивая "спасибо" и "пожалуйста" от не в меру вежливого ребёнка, который, употребив лакомство, тут же начинал снова голосить и носиться по салону.
Юля устала за весь рабочий день с кучей уроков и дополнительных занятий. Дети, почувствовав окончание учебного года и длинные летние каникулы, стали совершенно невменяемыми. Справиться с ними было очень сложной задачей, и сейчас ей просто не хватало никаких сил, чтобы приструнить собственного ребёнка. Она дёргала дочку за юбку, едва слышным голосом повторяя дежурные фразы про поведение и спокойствие, которые, естественно, не оказывали никакого воздействия на расшалившуюся егозу. Одновременно женщина ловила на себе скептически-недовольные взгляды окружающих. В них прямо читалось открытым текстом: "Что ты за учитель такой, раз своего ребёнка воспитать не можешь?"
Выйдя из общественного транспорта на своей остановке, ей ещё пришлось выдержать настоящую войну с Яной по поводу посещения ближайшего магазина. Но в какой-то момент она поняла, что её терпению наступил конец. "Да по фигу!" - заключила обессиленная Юля и, сдавшись, направилась к супермаркету следом за скачущей по тротуару крохой.
В результате этого непедагогичного деяния домой они добрались только через час, увешанные пакетами с сосисками, булочками, шампунями, мочалками, "киндер-сюрпризами" и прочей ерундой, которая была ну совершенно необходима её ребёнку сию минуту.
Максим встретил их угрюмым взглядом исподлобья, что, впрочем, не помешало малышке тут же начать хвастаться новым альбомом с наклейками и банной губкой в форме яблока.
На Юлькины приветы он так же не отреагировал, забрав девочку в комнату. Жена привычно пропустила мимо себя и своего понимания его странное поведение и пошла на кухню, разбирать сумки. И остановилась как вкопанная на пороге.
Муж, видимо, только что поужинал и оставил после себя помещение в стадии рванувшей в разнесчастной Хиросиме атомной бомбы. Грязная посуда громоздилась на столешнице - её даже не удосужились поставить в раковину, хлебные корки и кости валялись там же, благоухая на весь дом. Конфетные фантики занимали всю поверхность возле мойки... Складывалось впечатление, что взрослый мужчина не подозревает о наличии в доме мусорного ведра.
Последней каплей в сегодняшних неурядицах для женщины стала непринуждённо лежащая прямо по центру пола вилка. "Он что её, ****ь, перешагнул, когда выходил?" - с холодной яростью подумала Юля. Тяжело вздохнув, опустилась на табуретку, молча обвела взглядом разгром и аккуратно одним указательным пальцем подтолкнула испачканную кетчупом тарелку к краю стола.
Звон разбившейся посуды подействовал как распрямительный механизм в его личной спусковой системе. Мельком глянув на занятую дочку, для которой более интересного занятия, чем наклеивание на страничку многоразовых картинок, не найти, Макс быстро дошёл до кухни и застал Юлю, со спокойным равнодушием спихивающую тарелки и чашки на пол.
Он открыл было рот, но жена просто глянула на него, разом запечатав все вопросы. Максим никогда не видел у неё такого выражения лица и с пылающим ненавистью взглядом огромных глаз.
- Я целый день скачу на работе, мне в туалет сходить некогда, не то что на жопу присесть, - монотонно растягивая гласные, словно делая выговор первоклашке, начала она, - потом несусь в садик за нашей оторвой, затем битых два часа выслушиваю от моей мамы, как я неправильно живу и плохо выгляжу. Весь вечер колбашусь в автобусе и бегаю по магазинам. Прихожу домой...
Макс едва успел подхватить возле самого пола свою кружку с остатками чая, уже прекрасно понимая, куда клонит его рассерженная и уставшая супруга.
- И что я вижу? - её глаза сощурились, рука ловко столкнула со стола большой нож, испачканный остатками крема. - Муж пришёл с работы и отдыхает, а я, значит, ещё и дома должна вкалывать? У тебя совесть есть вообще? Ты инвалид, что ли, безрукий? Убрать за собой не можешь?
Мужчина понимал, что она права, но природный гонор не давал ему признать свою неправоту и пойти на попятную перед бабой. Юлька никогда не позволяла себе так с ним разговаривать. Тем более, почти на глазах у ребёнка. Она предпочла бы отмолчаться, обидеться про себя и удручённо притихнуть, но не идти на открытый конфликт. Так было раньше, а теперь что-то помешало ей это сделать.
Макс заметил вдруг, какие сухие и потрескавшиеся у неё губы. Как зимой, когда их постоянно облизываешь. Но сейчас не зима, да и Юля всегда следит за собой, а губы припухшие и замученные... словно её недавно долго и со вкусом целовали. Когда он сам в последний раз целовал свою жену, Максим припомнить не мог, как ни старался.
Кровь до боли ударила в голову, и он ляпнул, практически не соображая:
- Устать боишься? А на что тебе силы экономить? На щенка твоего?
Юлька фыркнула, отвернулась, но побелела ещё больше, лишь длинный нос на лице обозначился крупнее.
- Так вот что тебе покоя не даёт! Не на что больше стрелки перевести с собственного сволочизма? - в её светлых глазах мелькнуло презрение, перемешанное, как показалось Максу, с жалостью. - Живёшь как мальчик - все тебя обижают и все тебе должны, - она горько усмехнулась, посмотрев на пол, усеянный осколками. - Я тебе говорю о том, как мне обидно, что ты мне не хочешь помогать, а тебя заботят только собственные тараканы в голове, - лихорадочное чувство обиды сменилось усталостью и безразличием в голосе. - Самому не противно?
- Мне противно с развесистым украшением на голове ходить! - рявкнул Макс, однако тут же опасливо глянул себе за спину, где в другой комнате играла ни о чем не подозревающая дочка. Он порывисто шагнул вперёд, подхватил табуретку и опустился напротив Юли. - Скажи мне, только честно, ты спишь с этим малолеткой? - он даже не понял, как у него так просто вырвался самый важный вопрос, который он обдумывал всё ближайшее время. Макс затаился, ожидая её ответа.
- Честно? - Юля с неподдельным любопытством прищурилась. - Если честно, то - да!
Она склонила голову к плечу, внимательно вглядываясь в его реакцию, словно ничто в мире её так не интересовало, как растерянно хлопающий глазами муж.
- Зачем ты спросил? - почти по-доброму, с вкрадчивым участием произнесла она. - Что ты теперь делать-то будешь?
Максим сидел, окаменев от этого "ты делать будешь" и вдруг осознав, что Юля уже когда-то успела отделить себя от него и теперь вежливо интересуется мнением противоположной стороны.
- Мама! Смотри, какой у меня домик! - радостные крики Яны подействовали, как капля холодной воды, упавшая в стакан с крутым кипятком - Юлькино лицо мгновенно разгладилось, приняв улыбчиво-заботливое выражение. Белокурая малышка подбежала, сунула ей в руки листок бумаги, требуя одобрения и восхищения. Юля покачала головой, поцокала языком.
- Какая ты молодец! Очень красиво! Вот здесь ещё цветочка не хватает, и вот тут надо дорисовать, - она вернула дочке рисунок.
Яна шагнула назад, случайно наступив на крупный осколок тарелки. Максу в этот момент показалось, что под маленькой детской пяткой хрустнула вся его жизнь. Безвозвратно и навсегда.
- Иди в комнату, мама разбила кое-что, сейчас уберёт, - спокойно сказала жена, и ребёнок унёсся прочь, напоследок лучезарно улыбнувшись папе.
Несмотря на полную, как ему казалось, готовность к новому знанию, Макс оказался абсолютно не готов к такому исходу их беседы. Были бы они одни, а то мельтешащий рядом ребёнок сбивал с мыслей, заставлял ограничивать себя и уводил все решения в совершенно другую сторону.
- Что мне дальше делать? Может, ты скажешь? - язвительно выплюнул жене в лицо закипающий Макс.
- А я тебе скажу! - подхватила Юля его сарказм. - Ничего! Тебе плохо живётся? За тобой убирают, моют, стирают. Я про свои обязанности не забываю, в отличие от тебя. Или ты пылаешь ко мне неземной страстью? Любишь и ревнуешь к первому встречному? Да ты в упор меня не замечаешь годами! С чего сейчас столько обиды, Максим? Нам всего-навсего удобно жить вместе, у нас общий ребёнок...
Юля не ругалась, не кричала, не истерила. Она просто высказывала ему всё, что он и без неё прекрасно знал. Всю нелицеприятную правду об их совместном существовании. Спокойно, вполголоса, прямо в глаза.
- Ничего не изменится, просто мы перестанем ****ь друг другу мозги, вот и всё!
Крыть ему было нечем и он молчал. Мысль о том, чтобы уйти в никуда из дома, наполненного детским смехом и своим личным, сформировавшимся годами уютом, повергала его в ужас.
- Юль, почему, а? Зачем тебе... Ты на двадцать пять лет его старше, - тихо спросил её Макс, отчётливо понимая, что сдаётся сейчас без права получить отступные.
Юля положила ладонь на стол, приподнимаясь с табуретки.
- Потому что с тобой я превратилась в рабочую лошадь. Загнанную, старую клячу. А с Сашкой я молодая и живая. И не такой уж он ребёнок, как может показаться на первый взгляд.
Она отнюдь не чувствовала себя выигравшей. Её насмерть вымотал этот разговор в обстановке брезгливого недоумения, с ребёнком за стеной. Юля, конечно, представляла себе, что где-то и как-то всё может невзначай выплыть наружу, но не так. Не в лоб. То, что в муже сейчас бушует оскорблённое чувство собственности, убивало больше всего. Не обида от измены и предательства. Не боль утраты любимой. Он даже скандал по-хорошему не закатил, что тоже говорило о многом. Просто развернулся, отшвырнув от себя табуретку, и вышел из кухни. Погремел обувью, замком на двери и ушёл.
Юля посмотрела в окно, тоскливо провожая глазами летучие белые облака. Первый раз пришло в голову: может, всё зря? Действительно, зачем ей это?
Единственное, что радовало в сложившейся непростой ситуации, если к месту здесь было понятие "радовало", это то, что ей никогда, ни под каким предлогом не придётся выбирать между Максимом и Сашей. Ей предстояло либо лишиться обоих, что вполне закономерно, либо...
Юля устало поднялась из-за стола, поставила на газ чайник и отправилась в комнату, где требовала внимания её маленькая дочурка.
Глава 8
Телефон глухо булькнул, сообщив о прилетевшей смс-ке. Юлия Ивановна, находившаяся в этот момент на педсовете, напряглась: никаких уведомлений, кроме как - "на вашем счёте менее 5 руб" - ей сроду не приходило. Воровато оглянувшись на коллег, одуревших от монотонного голоса завуча, она полезла в сумку.
"Я тебя жду, дверь открыта. Приходи)"
Необычайный лаконизм и отсутствие ошибок в Сашкином послании позабавили Юлю. Она посмотрела на часы, издалека приценилась к стопке бумаг на столе директора и тоскливо вздохнула. Ещё как минимум минут на сорок.
Итоговые педсоветы - это вообще времяпрепровождение не для слабонервных. Четыре с лишним часа выслушивать, на сколько процентов пятёрок и четвёрок обогнали друг друга параллели и каждый класс сам себя в отдельности по сравнению с предыдущими годами... Плюс сравнительная характеристика контрольных работ за весь учебный год по всем без исключения предметам... А также анализ выбора экзаменационных предметов всех девятых и одиннадцатых классов за прошедшие лет десять... И ещё целый список прочего мониторинга. Надежда Петровна, главный отчитывающийся завуч, голос имела хорошо поставленный, а следовательно - громкий, плавно и усыпляюще тянущийся через всё пространство кабинета. Педагоги постпенсионного возраста неудержимо клевали носами под этот плач Ярославны, не представляющий для них никакого практического интереса.
Жарились под нещадным солнцем на подоконнике квёлые цветы с листьями непонятного оттенка - словно просеянная сквозь сито, клубилась в потоках света пыль. Дышать было совершенно нечем. Осоловевшие и замученные учителя из последних сил ждали окончания этого грандиозного недоразумения.
Юлия Ивановна поняла, что если она срочно не провернёт финт ушами, сидеть ей в этой душегубке ещё долго. А многообещающая смс-ка жгла ей нервы через кожзаменитель сумки, пластик китайского телефона и всё мобильное пространство с оперативной памятью вместе взятое. Она дождалась полузадушенной паузы в томном блеянии начальницы и вскинула вверх наманикюренную лапку. Надежда Петровна облегчённо заморгала круглыми глазами.
- Можно выйти? - по-детски пискнула Юля и подобострастно улыбнулась. Завуч по-черепашьи прикрыла веки, давая добро, и нерадивый физрук благополучно смылась с подотчётного мероприятия.
***
Иванов смотался с утра из дома под предлогом консультации по географии, прекрасно зная при этом, что все учителя заняты на совещании. Кто там разбираться-то будет? Забрал у приятеля ключ от явочной квартиры, стараясь не обращать внимания на его очередное похабное хмыканье - "сма-а-ри, не обженись по малолетке", и расположился в помещении с комфортом. Он понятия не имел, сколько продлится пресловутый педсовет, но решил мотивировать отсутствующую любовницу предупреждением. Ответа Сашка не дождался, но был уверен, что сообщение доставлено по адресу.
Спокойно и не торопясь, принял душ, забрался в постель, закинул руки за голову и... мирно задремал. Его разбудили осторожно-нежные поцелуи где-то в районе собственного пупка, которые, щекоча, опускались всё ниже и ниже. Медленные ласки прерывались тихим шёпотом:
- Какая прелесть... приходишь с работы заезженная, как лошадь... а тут такое! - теперь уже влажный язык щекотал чувствительную кожу живота. - Хочу тебя к себе домой! Каждый день!
Сашка заулыбался сквозь остатки вязкой дремоты и пробубнил, не открывая глаз:
- Нет, чтоб я так жил: спишь себе, никого не трогаешь, а тут приходят, целуют... Ай! - глаза пришлось открыть, потому что неугомонные губы добрались до паха с намерением расправиться с сонным парнишкой.
Сашка сел и перехватил Юлю как раз вовремя, иначе всё бы кончилось, не успев толком начаться. Она дурашливо отёрла влажный рот, фыркнула и склонила голову к плечу.
- Устала?
- Господи, не то слово! Ну, сколько можно переливать из пустого в порожнее? - она махнула рукой, не желая продолжать бессмысленную беседу.
Он и сам видел, какая Юля осунувшаяся, и принялся массировать её плечи, надавливая большими пальцами на чувствительные местечки под шеей, попутно расстёгивая платье.
- Почему у тебя все застёжки сзади на одежде? - Саша припомнил пресловутую чёрную кофточку, с которой все и началось, по большому счёту. Улыбнулся про себя тёплому воспоминанию.
- Эффект беспомощности, наверное. Чтобы обязательно кому-нибудь помочь захотелось, - Юля закрыла глаза и наслаждалась простыми прикосновениями.
- Боюсь, живи я у тебя дома, долго залёживаться в кровати не приходилось бы, - прошептал Сашка, сопровождая каждую сдавшуюся пуговку лёгкими укусами.
- Правильно мыслишь, сообразительный ты мой, - Юля развернулась, обхватила парнишку за шею. Совсем расслабилась, вдыхая родной и теплый запах. Нашла губами две родинки на смуглой коже возле самого плеча. Когда-то давно, когда ещё было только "Здрассте" на перемене и ничего кроме, она обмозолила себе все глаза об эти родинки в основании длинной шеи. До слюней. А теперь - вот оно всё рядом, своё, собственное. Ласковый гладкокожий жеребёнок, льнувший к рукам, губам, порывисто обнимающий и такой желанный...
Солнце уже перебралось на другую сторону окна, перевалив за полуденный зной, когда они оба, наконец, смогли оторваться друг от друга.
- Слушай, я никогда не спрашивал... - замялся внезапно Саша. - А как твой муж реагирует на твои постоянные отлучки? Он же не может не замечать, что тебя дома нет? Ничего не узнает?
- А он и так всё знает, - Юля с преувеличенным вниманием разглядывала изученный наизусть за прошедшие три месяца потолок.
Сашка похолодел до звона в ушах. Сел на постели и с сомнением уставился на неё.
- Что значит - знает? И что делать? - ему вспомнился залитый солнцем стадион и её муж, стоящий за деревом. Иванову стало стыдно, потому что именно тогда ему приспичило обозначить своё превосходство таким глупым, ребяческим способом. Может быть, Максим в тот момент всё и понял? Неужели он сам, как дурак, подставил её?
- А что ты сможешь сделать? - с внезапным раздражением спросила Юля, поднимаясь с продавленной койки. Её внезапно обозлила до крайности эта странная похожесть обоих её мужчин, которые в критической ситуации взяли моду спрашивать у неё - что им делать? Кто бы ей сказал, что делать!
Он совсем растерялся, почувствовав её раздражение и отстранённость. Сашка понимал, что сунулся на неведомую территорию, куда в обычной ситуации у него нет доступа, где у него нет права голоса и собственного мнения. Это как перепрыгнуть в компьютерной игре на несколько уровней вперёд. Пока не пройдёшь предыдущие, вход туда закрыт и играть не получится. Отсюда, видимо, и была Юлькина внезапная холодность. Она-то прекрасно знала: случись что - расхлёбывать будет не мальчишка, а она сама. У неё есть доступ к этим уровням, она знает правила и владеет всеми необходимыми инструментами. Сашка как никогда чувствовал себя сейчас маленьким мальчиком, которому хотелось спрятаться подальше от неразрешимых проблем.
Женщина вздохнула, переживая наплыв не самых приятных воспоминаний. Покосилась на притихшего паренька, и раздражение отпустило так же быстро, как и нахлынуло. Саша был таким трогательно-огорчённым: с плотно сжатыми губами, виноватыми глазами, в смущении комкающий ни в чём не повинную простыню.
Не надо было вообще говорить Сашке о ненужной осведомлённости её мужа. Он ведь ни в чем не виноват, она сама втянула его во всё это, а теперь ещё и злится. Не стоит взваливать на него свои внутрисемейные проблемы и тем более требовать сопричастности к ним.
Она придвинулась ближе, подмяв под себя светлый подол платья, уткнулась носом в плечо. С трудом подавила в себе почти материнское желание погладить по голове и успокаивающе чмокнуть в макушку после его внезапно яркого, испуганного взгляда из-под пушистых ресниц.
- Не бери в голову, мальчик мой. Тебе не о чем беспокоиться.
"Я ни за что никому не позволю обидеть тебя!" - читался прямым текстом между строк этот невысказанный оберег, и Сашка это понял. Пока ты маленький - взрослые заступаются за тебя, верно? Кровь прилила к щекам стыдно и болезненно. Обижаться или нет?
Саша решил не обижаться, рассказав ей вместо этого историю со стадионом. Почти через силу, смущаясь и пряча глаза, хотя совсем не хотелось признаваться в своей возможной вине. Юля внимательно выслушала сбивчивое повествование и отмела с улыбкой возможные сомнения. Хотя теперь уже была уверена, что именно это и послужило толчком ко всем последующим событиям.
Пусть. Рано или поздно что-то такое должно было произойти. Для неё вообще было удивительно, как удалось сохранить всё в тайне. За всё это время был только один неловкий момент.
Юля пришла на продлёнку с Яной. Детку, сидевшую на больничном дома, не с кем было оставить и пришлось брать с собой на занятия с первоклашками. Едва они переступили порог, как непосредственный ребёнок, узрев знакомое лицо, бесхитростно заверещал на весь спортзал: "Саша!Саша!" - и бросился, распахнув ручонки, к толпе старшеклассников. Обалдевший Сашка только успел подхватить девочку на руки под недоуменные взгляды одноклассников. Ошарашенно хлопающие глазами Юлины коллеги пребывали в не меньшем ступоре, и она с натянутой улыбкой бормотала какие-то несвязные оправдания. Вроде всё обошлось: все знали с какой теплотой относятся бывшие ученики к своей учительнице. В таком случае знакомство с её ребёнком не было чем-то необычным. Но эта избирательность, с которой Юлина дочка сразу обратилась только к одному из них, абсолютное доверие маленькой девочки к постороннему, по сути, человеку говорили о многом. Осадок остался не слишком приятный. Мелочь, но ничего хорошего в наглядно показанной близости нет - на таких деталях погорело ни одно поколение шпионов. Но никогда она не увидела и не услышала хоть что-то, что могло бы исходить непосредственно от мальчишки. Обязательно обнаружилась бы осведомлённость друзей, косые взгляды, двусмысленные фразочки, излишнее любопытство и, конечно, умышленная заинтересованность коллег.
Теперь ей самой стало стыдно за то, что она, совершенно не подумав, вывалила на парнишку лишнюю заботу. Покосившись на часы, она снова принялась целовать и заласкивать расстроенного Сашку, стремясь успокоить его всеми доступными средствами. Поскольку средств в её арсенале было много, мальчишка едва не опоздал на последний автобус, а в детский садик Юле пришлось нестись галопом, чтобы воспитательница не слишком злобно смотрела в её сторону.
***
Максим ушёл в глухую оборону, и Юля спиной чувствовала, как он бесится внутри, так же, как и она, неловко примеряя на себя новые правила игры.
Вначале он старался реже бывать дома - благо, начался дачный сезон, и кровельно-жестяные работы потребовались везде и всюду. Однако Яна принималась ныть и капризничать, не находя папы дома в положенное время. Потом взялась откровенно скандалить, требуя к себе прежнего внимания и заботы. Юле пришлось поднажать на мужа, первый и последний раз сделав выговор на тему "Наши с тобой отношения - это одно, а ребёнок - совсем другое!"
Он и сам понимал, что поступает неправильно, надо было изначально не соглашаться на пустую вывеску образцово-показательной семьи. Дочку свою он любил безмерно и только поэтому пошёл на условия проживания, в корне не соответствующие всем его принципам.
Однако, жизнь продолжалась и начинала устаканиваться, что в итоге было не так уж плохо, как могло показаться после первого разговора и признаний.
Раньше Юля редко готовила ему завтраки, лишь в выходные или если утро было свободным. Теперь же яичница ждала его на столе всегда перед работой, как и заправленная постель с чистым бельём - вечером. Жена по-прежнему не интересовалась, куда он уходит и когда придёт, но в этом как раз ничего необычного и не было. Она не ставила под сомнение его решения о чём бы то ни было, включая замечания ребёнку, либо споры с бабушкой по поводу строительства очередного забора. Она тщательно исключала из их ежедневного общения всякую возможность стычек, обходя все острые углы.
Вовремя убиралась и стряпала, не питаясь сама дома, стирала и гладила. Максиму, как стороннему наблюдателю, было удивительно - как она умудряется всё успевать? Если скрепя сердце принять во внимание её постоянные отлучки из дома, когда он не знал, где она, но прекрасно знал, с кем.
Когда Макс понял, что Юлины усилия направлены исключительно на поддержку необходимого статус-кво, он и сам начал подстраиваться, частенько забирая их с Янкой с дачи на отцовской машине, чтоб они не болтались в автобусе на ночь глядя. Сдерживал себя, чтоб не сорваться на скабрезные колкости, неудержимо рвущиеся наружу постоянно.
Однажды он пришёл вечером домой и застал Юлю, беседующую по телефону на кухне. Она ещё не видела его, не услышала хлопающей двери, и вся была там, в разговоре. Макс видел её расслабленную позу, ноги на соседней табуретке, тонкие пальцы, шаловливо наматывающие темный локон. Она откровенно ворковала, растягивая согласные, почти басила, глубоко и томно усмехаясь. А потом засмеялась, прихватив ладонью шею, словно ей было тяжело держать голову, вся рухнув в задорный хохот.
Максима передёрнуло и перетряхнуло всего. Юлька смеялась молодо и весело, неудержимо громко, как давным-давно не смеялась с ним самим. А ведь когда-то это было. И заливистый хохот, переходящий в совместное тисканье, и вечные подколки друг друга на грани жёсткого стёба. Всё это было, когда Юлька смотрела на него влюблёнными глазами, не в силах оторваться. Тогда она смеялась постоянно, вот так, как сейчас, без всякого повода, от полноты жизни и свежести любви. Только теперь смеяться её заставляет другой, такой же молодой и беззаботный, каким сам Максим был лет двадцать назад, и Юлька даже не думает скрывать это. Отсмеявшись, она обернулась и увидела мужа. В один миг что-то потухло в её глазах, словно мимо зажженной лампы пролетел мотылёк. Свернула разговор и вышла из кухни, оставив там приготовленный ужин, эхо своего радостного смеха и совершенно разбитого свидетеля чужого счастья.
Так странно было видеть близкого человека совсем далёким и чужим. Ему не хватало разговоров по ночам на балконе, щипков за попу невзначай, проходя мимо, комментариев осточертевших новостей по телевизору. Совместных обсуждений всех сплетен о друзьях и родственниках, вылазок в баню, на природу, бесцельных шараханий по магазинам. Максиму не хватало многого из того, что было теперь недоступно их "вместе". Раньше он невыносимо скучал, навещая тёщу, которая ангельским характером не отличалась, а теперь со щемящей грустью вспоминались их с Юлькой забавные, все понимающие переглядки, стоя между теплицей и пузатой бочкой на огороде. Пожилая женщина гоняла почем зря несчастного деда за водой, а он, утробно ворча, исполнял высочайшую волю. Они втихую хихикали над бабой и сочувствовали деду, спонсируя его редкие, но меткие запои, больше похожие на революцию против монархии в миниатюре.
Каждая мелочь, ушедшая безвозвратно, казалась теперь ценной, лучшей, оставшись в воспоминаниях светлым лучиком. Может быть, они просто зажрались оба? Поэтому захотелось хоть как-то изменить свою жизнь и окружение?
Тут невольно приходили на ум воспоминания почти десятилетней давности, когда был лишь матрас на голом полу посереди ободранных стен холодной квартиры, просроченное пиво в полцены по блату из "знакомого" магазина за углом, сквозняк из рассохшихся оконных рам и навязчиво-бодрая Holli Dolli по утрам из старенького радио (бог знает, откуда оно взялось). Приторные "бомжатники", заваренные в литровой банке на двоих, сосиски из ларька на остановке с кислым кетчупом и несладким чаем. Они полдня ползали по углам, собирая мелочь на пачку дешёвых сигарет, чтобы потом выяснить, что в его рабочих штанах притаились остатки зарплаты, - и начинался пир горой! Вот когда они были целиком и безоговорочно счастливы. И радостно ржущая Юлька, делающая колесо на затоптанном полу, и он сам, небрежно бросающийся окурками в противоположную стену...
А сейчас жена ходит по дому в дорогущем нижнем белье, которое не он будет с неё снимать, и брезгливо сморщив нос, выкидывает в мусорное ведро капроновые колготки с едва наметившейся дырочкой пониже колена. Покупает духи, от ценника которых в обморок упасть можно. Сам он теперь ни за что не будет есть вчерашний хлеб и мясные полуфабрикаты, не пойдёт стричься на дом к знакомой и с большим подозрением отнесётся к ремню из кожзама.
Наблюдая за жившей рядом, но немыслимо отдалившейся женой, он видел, как она похорошела, даже помолодела, пожалуй. Хотя, скорее всего, это было надуманным им самим лишним подтверждением её измен. Только это ему и оставалось - смотреть со стороны на то, что когда-то принадлежало ему и что он не смог сберечь. Юля умудрялась принадлежать, не принадлежа, и быть рядом, отдаляясь все дальше.
Дело было даже не в сексе, вернее, в его отсутствии, хотя это тоже не стоило сбрасывать со счетов. С другой стороны, Максим понимал, что сунься он к Юльке, она не откажет. Но категорически не хотелось делить её ни с кем. А может, он просто трусил тягаться с более молодым соперником.
***
Этой "растяжке" из желтоватого ватмана, подвешенной над лестничным пролётом первого этажа, было уже должно быть лет двести. "Поздравляем с праздником последнего звонка!" И ядовито-оранжевый колокольчик с синим бантом, окруженный скобками, символизирующими этот самый звонок. Друган Кирюха просто выл от хохота, поясняя Сане, что если написать "пинок" вместо "звонок", то фраза будет состоять из слов на одну букву и гораздо ярче отразит идею самого праздника.
Девчонки по взаимной договорённости все как одна нарядились в темные платья и откопали невесть где белые фартуки. Их локоны разной длины и кучерявости стягивали пышные банты, некоторые даже додумались натянуть гольфы на стройные ножки. Димка Зверев, здоровенный бугай из параллельного класса, цинично обозвал это сборище псевдопервоклашек мечтой педофила из провинциальной ролёвки. Однако торжественный внешний вид сообщал общую приподнятость всему действию, заставлял учащаться пульс и блестеть глаза.
Сашка неловко поёживался в новом костюме. Серая ткань пиджака, казалось, совсем не гнулась на локтях, а петля галстука немилосердно жала шею - такие наряды ему были совершенно непривычны. Но что делать - последний звонок не каждый день случается, а классный руководитель Анна Львовна всю неделю пламенно заламывала руки, слёзно упрашивая ребят выглядеть по-человечески и вести себя соответственно.
Насчёт "вести себя" - тут они с Кириллом, конечно, слегка проштрафились. Пока весь класс топтался в кабинете, приводя в порядок друг дружку, общипывая слегка увядшие букеты, а также галопом "прогоняя" всю торжественную часть: кто кому и что дарит-говорит, они по-тихому, как им казалось, сбежали покурить за угол. Но стоило сделать по паре затяжек, прислушиваясь к общему гомону в школе, как из-за пышного куста шиповника показался Станислав, с молчаливым осуждением качая головой. Поскольку охранник и сам покуривал периодически, взрослых мальчишек он особо не гонял. Вот и теперь, выждав ещё немного и внимательно поглядывая по сторонам, он спокойно произнёс:
- Закругляйтесь, парни, - и степенно удалился.
- Спасибо! - нервно хихикая, крикнул вслед ему Сашка, и подмигнул Кирюхе.
Школьный актовый зал причудливым образом сочетался со столовой. С одной стороны - прикрытая плюшевым занавесом сцена, а с другой - современная раздаточная с белоснежными жалюзи до пола. Столы и лавки, располагающиеся посередине, сдвигали то к одному краю помещения, то к другому, в зависимости от того, что собирается делать школьная общественность: перекусить или отпраздновать. Сейчас зал был заполнен разом повзрослевшими детьми, их родителями с перевёрнутыми лицами, и снующими туда-сюда учителями, которым нужно было всё успеть в срок. Общая праздничная напряженность сменялась радостными улыбками, самому Сашке тоже было и весело, и грустно одновременно. Похоже, вечное высказывание - "праздник со слезами на глазах" - относился не только к 9 мая.
Прозвенел звонок с урока - в остальных классах никто занятий не отменял, и Иванов, крадучись по стеночке, выбрался за дверь в небольшой предбанник перед актовым залом.
Именно сегодня у Юлии Ивановны были уроки в другом здании школы, и она весь рабочий день проводила там, заранее предупредив, что не придёт. "В любом случае плакать бы не пришла, - заявила Юля с присущей ей прямотой. - Я сентиментальная старушка и не выношу таких мероприятий!" Но Сашке внезапно до дрожи захотелось услышать её голос, и он позвонил, надеясь, что она подойдет на перемене к телефону. И сразу почувствовал облегчение, услышав растянутое и томное: "Дааа!"
- Жаль, что ты не придёшь, - парень внезапно застеснялся откровенничать и выдал первое, что пришло в голову, чтобы хоть как-то начать разговор.
- И не увижу тебя, такого красивого? - сходу подхватила его мысль Юля.
- Что-то вроде того, ага, - развеселился Саша, отходя в сторону, пропуская в двери припозднившихся одноклассников и зрителей. Вот-вот должна была начаться торжественная часть, и Анна Львовна выразительно таращила глаза, призывая его вернуться в зал. Но он продолжал прижимать к уху телефон, слушая легкие Юлины смешки.
- А правда, хотелось бы... в галстуке на голое тело... ммм... - Сашку прошиб пот, он тут же припомнил похожую сцену из какого-то фильма. Девушка медленно наматывала галстук на руку, притягивая к себе мужчину всё ближе и ближе, заигрывая и добиваясь взаимности.
Ирина Владимировна уже строила выпускников по классам, белоснежные банты колыхались из стороны в сторону, гул голосов возле сцены стихал, а Иванов стоял, уткнувшись горячим лбом в холодное стекло, даже не пытаясь отогнать от себя видение усмехающейся любовницы, крепко держащей его на атласной привязи.
- Тебе грустно, мальчик мой? - неожиданно разбила Юля его эротические фантазии. Саша вздохнул. Откуда она всегда все знает? Всегда чувствует его настроение и понимает, что с ним происходит?
Ему действительно было грустно, словно только сейчас дошло, что заканчивается целая эпоха, перевёрнут целый пласт беззаботного существования. Ничего теперь не будет как прежде. Детские забавы отошли на второй план, с друзьями общаешься уже через призму совсем новых знаний и увлечений. Придётся становиться на ноги и отвечать самому за себя.
Раньше жизнь напоминала весёлый колобок, задорно и легко катящийся с пологой горки. Теперь же этот колобок превратился в многогранник с десятками острых углов, за которыми Сашку поджидали неразрешимые проблемы и трудности. Этими углами бывший колобок цеплялся за комки и буераки, застревая во всех встречных ямах. Сашка терялся, не всегда понимая, что происходит и как избежать трудностей, лишь растерянно наблюдая за неизбежными переменами в жизни.
Юля ещё что-то говорила, тепло и мягко успокаивая, он не разбирал особо слов, да и сквозь дверной проём уже слышны были звуки песни про "первый учитель и первый звонок". Под это сочетание бодрого посыла в светлое будущее извне, и, безусловно, крепкой, спокойной поддержки со стороны Юли Сашке пришло в голову, что одним махом преодолев возраст согласия, он слишком быстро вступил в возраст взросления. Ноги опережали голову, и ему придётся, видимо, здорово поработать над тем, чтобы не потерять ни то, ни другое.
Глава 9
Ядрёный запах ранних яблок и апельсинов разносился по всему дому. Вкусный компот был уже сварен, остужен, аромат тут же привлёк на кухню непоседливую Яну, которой было решительно скучно одной в комнате. Она нетерпеливо ёрзала на табуретке, ожидая пока мама нальёт ей стакан. Юля наклонилась через девочку, зачерпнула половник из кастрюльки и не донесла до ёмкости. Ребёнок перехватил ртом глянцевый предмет посуды, отхлебнув компот "по дороге". Жена засмеялась, пролив несколько капель на стол, малышка закатилась звонким хохотом, оценив собственную шутку. Следующий половник она специально не пронесла мимо крошки, дав ей попить прямо из него. Яна закрывала рот ладошками, не давая вкусной жидкости выливаться наружу, давилась, но продолжала шалить. Юля смеялась, делая вид, что не видит заляпанного стола и пола.
Максим наблюдал за этой будничной кутерьмой и сам расплывался в улыбке. Юля коротко глянула на него, её глаза искренне приглашали влиться в забаву, и тёплая, такая необычная для последнего времени обстановка почти заставила его поверить, что всё, как прежде. Почти, как прежде. Юлька почему-то в последнее время сидела дома, и Макс не удержался от язвительной подколки:
- Любовника твоего мамка гулять не пускает?
Юля не приняла его издёвки и грустно ответила:
- Экзамены, - посмотрела спокойно, словно говорили они о чём-то само собой разумеющемся и для обоих понятном. Мужчину передёрнуло от этой панибратской откровенности, как будто он ещё и пожалеть её должен в этой ситуации. Но настоящей злости и обиды не было. Была такая же безотчётная грусть по ушедшим временам, по былому веселью и близости. И то, что Юля продолжает по инерции делиться с ним всем происходящим в жизни лишь добавляло горечи в их нескладные, неестественные отношения.
Он сам держался на расстоянии, а ведь следовало, пожалуй, сделать попытку к сближению, передвинуться на сантиметр. А вдруг Юльке тоже этого хочется, но она боится сама сделать шаг навстречу? Макс и сам не понимал, нужна ли эта попытка кому-то, кроме него, но и жить так больше не было никаких сил. Должен же быть какой-то выход?
***
Телефонный звонок прозвенел резкой трелью в тишине нагретой солнцем комнаты. Юля снимала шторы, стоя на столе, и этот неожиданный и настойчивый звук почему-то заставил её напрячься. Она легко спрыгнула с небольшой высоты, прошлёпала босыми ногами по паркету и ответила на вызов. Звонил Сашка.
- Мне нужно с тобой поговорить. - Женщина напряглась ещё больше. Уж больно натянутым и официальным был тон просьбы, и неясная тревога кольнула слегка внутри.
- Хорошо, давай. Ты где сейчас?
- На автобусной.
- Я подойду, - Юля рассеянно обвела взглядом кучкой лежащие на полу занавески и "раздетые" окна, отстранённо отметив про себя, что сегодня вряд ли получится закончить так долго откладываемую работу.
В такой же задумчивой рассеянности она натянула лёгкое платье, провела щёткой по волосам и только выходя из дома вспомнила, что не удосужилась даже в зеркало на себя глянуть. Ну и пусть. Она загорела до состояния курочки-гриль ещё в апреле месяце и разрисовывать что-то на лице уже не имело никакого смысла. А сейчас была почти середина лета, жара стояла немыслимая и самым главным предметом на лице были очки от солнца, а вовсе не тушь с помадой.
Жарко было с самого утра и часам к одиннадцати, когда женщина вышла из дома, пекло уже вовсю. На улицах не было почти никого, лишь бродили в тени подъезда одинокие кошки и ковыляли аккуратные бабульки в разноцветных панамках, которые не могли ничем себя занять дома.
Юле не давал покоя странный Сашкин звонок. Предчувствие, интуиция - как угодно обзови, но что-то такое она определённо чуяла в его голосе. Вроде обычном, вроде как всегда. Но "всегда" Саша начинал разговор с какой-нибудь прибаутки, или свистящим шёпотом грозно сообщал о своей немедленной готовности встретиться. Смешливый и жизнерадостный мальчишка просто не мог обойтись без этого. А теперь...
Она повернула за угол невысокого белого дома, спустилась вниз по тропинке, вольно протоптанной прямо по газону нерадивыми пешеходами. Старенькая автобусная остановка из серо-розового кирпича тоже была безлюдной, только под козырьком возле стены здания сидел на корточках Сашка в неизменных синих джинсах и серой футболке. Увидев подходящую Юлю, он выбросил окурок и поднялся. Она сняла очки, издалека пытаясь вглядется в него и определить, в чём всё-таки дело. Но это мало помогло. Его симпатичная мордашка украсилась широкой улыбкой, а чуть прикрытые веками глаза сообщали всему лицу нагловато-томное выражение. Женщине всегда нравился этот его взгляд. Словно оценивающий со снисходительной дерзостью всех окружающих.
- Привет! - поздоровалась она и остановилась напротив, сжав в руках перед собой ручки белой сумочки. Парень не ответил, повернул голову, вглядываясь в далёкий горизонт за пышными кронами деревьев.
- Дождь будет сегодня, что ли?
Юля с трудом перевела дыхание, лихорадочно пытаясь собрать воедино всё, что рвалось внутри в мелкие кусочки. Что-то уже произошло, стояло между ними плотной завесой из душного, тяжёлого воздуха, неподвижного в уличном безлюдье. Стремясь во что бы то ни стало разбить непривычную неловкость момента, она улыбнулась через силу, шагнула навстречу и потянула за собой.
- Пойдём ко мне на дачу. Правда, это далеко, за мост. - Саша кивнул и всё так же молча пошёл рядом.
Старые клёны на берегу неширокой речки шелестели словно сами по себе, проветривая пыльные листья под палящим зноем. Простые домики в два окна замерли в ожидании спасительной тени, которой предстояло наступить ещё не скоро. Их черные стёкла, как зеркала, отражали высокую синь неба без единого облачка. Лишь фиолетовая окантовка дальнего марева за лесом могла обещать возможный дождь.
Сашка повернулся к ней лицом и продолжал идти по ровной тропинке задом наперёд, не смотря на её предупреждение о крутизне берега. Куда делась его прежняя болтливость? Он только вскидывал на Юлю глаза и словно собираясь что-то сказать приоткрывал рот, тут же обрывая сам себя, дёргая шеей и бессловесно мотая головой.
Говорить приходилось самой. Про отпускное безделье, про новенький ноутбук, про разбитую Янкину коленку. Говорить и нервно сглатывать каждый раз, когда Саша вот так поворачивался к ней, собираясь с мыслями. Они уже перешли мост и углубились в улицу пригорода. Почти деревенскую, с пёстрыми курами в кустиках пастушьей сумки и вальяжными лохматыми псами, лениво провожающими их дежурными взглядами.
Сашка остановился прямо посередине вытоптанной до камней дороги, засунул руки в карманы и, отводя глаза, сказал:
- Я скоро уезжаю, Юль. В Перовск, в техникум поступать. - И покачался на пятках, не смея взглянуть на неё.
- Но это же здорово! А почему таким похоронным тоном? - она внимательно разглядывала сбитые мысы его стареньких кроссовок, чувствуя, как едва ощутимая плёнка влаги затягивает до горькой мути глаза. Постаралась незаметно вдохнуть, глубоко-глубоко, растянула губы в улыбке и посмотрела на замершего перед ней парня.
- И правда - здорово, - почти с облегчением сказал Саша, так же навешивая на лицо неуверенную улыбку, - я приезжать буду каждые выходные, и вообще - это ж близко совсем.
Он снова заскакал вперёд спиной, затрещал без умолку, словно прорвало, с надеждой заглядывая ей в глаза, уговаривая сам себя в правильности решения, и Юля понимала, что если она сейчас распустится, даст себе волю - может произойти всё что угодно. Она видела, что мальчишка натянут, как подрагивающий трос на скрипучей лебёдке. Одно неверное движение способно вывести его окончательно из видимого равновесия.
Они подошли к ветхому некрашенному домику, утонувшему в кустах отцветшей сирени. Жалобно пропела калитка, действуя на нервы, тявкнула и спряталась в будку мелкая дворняжка Жулька. Тот ещё сторож! Собачёнка вдохновенно боялась посторонних и начинала лаять с острасткой только когда посетители удалялись на безопасное расстояние.
Чисто, тихо и тепло за занавешенными окнами. Тряпочные половики, игольчатый цветок в треснувшем кашпо, белая печка посередине большой комнаты. Саша пригнулся, чтоб не задеть макушкой низкую притолоку.
Юля остановилась, бросив сумку на стул в углу и оглянулась на Сашу. Её неестественно блестящие глаза были полны отчаянием.
***
Иванову никогда не казалось, что он чем-то обделён в жизни, пусть не слишком обеспеченной и весёлой. У матери времени на него нет? Но она же работает с утра до ночи, так нужно, значит. Живут не слишком богато? Был бы у него родной отец рядом - вряд ли жили бы лучше, и так с голоду не помирают, в обносках не ходят. Но излишне горячая натура толкала его всё дальше и дальше вперёд: то к новым впечатлениям, то к новым друзьям и событиям. Всё время чего-то не хватало прямо здесь и сейчас. Казалось, вон там, за тем поворотом, всё ярче, интереснее и увлекательнее, чем здесь и сию минуту. Любопытный и жадный до общения и развлечений, Сашка находился в постоянном поиске открытий, не давая себе труда задуматься, надо ли это ему вообще.
И если раньше, обретя какое-то свеженькое качество, как просмотренный впервые фильм, его можно было сложить в копилку уже пройденного и достигнутого, то в теперешней ситуации Сашка растерялся совсем.
До головокружения увлекательно было начинать отношения со взрослой женщиной. Радоваться до щекочущей дрожи внутри, поймав её однозначно заинтересованную улыбку поверх подносов с чаем в столовой. Сашка помнил, как Юлия Ивановна, проходя мимо, всегда трепала его по волосам с пожеланием приятного аппетита, и как заходилось на миг сердце: "Меня заметили. На меня обратили внимание".
Чего стоили все его сомнения и непривычно долгие раздумья - подросток никогда столько не размышляет, правда. А что она подумает, если я... а что она скажет? как отреагирует? Бессловесный диалог с самим собой усугублял неуверенность и нервировал ещё больше.
А потом - словно в прорубь с головой, в один миг, ухнуть целиком в водоворот совершенно незнакомых чувств и ощущений. Всё по-настоящему, по-взрослому. И уже не было прежнего Сашки Иванова, безалаберного, поверхностного мальчишки. Приходилось задумываться о том, как себя вести, что говорить, не ровестница же, было боязно опрометчивым поступком и словом изменить впечатление о себе. Хотелось быть лучше, сильнее и взрослее. Но скоро и это прошло. Появилась уверенность в своих силах и мыслях, обнаружилась решимость и последовательность; Саша замечал, насколько он стал спокойнее и рассудительнее.
Конечно, Юля меняла его. Никогда не указывая категорично, никогда не споря и не перебивая. Всегда с улыбкой, ласково шепча на ухо или шутливо задираясь и подначивая. Исподволь вкладывая в его голову собственные соображения по любому поводу, вскользь упоминая о том, что следует делать, а как не нужно поступать. Их встречи безусловно были окрашены в сугубо эротические тона, но они очень много разговаривали. На тему секса тоже. Первое время мальчишка лишь упивался доступностью того, о чем его ровестники даже и не мечтают, но вопросы возникали и задавать их было откровенно стрёмно. Опять же, только вначале. Природное любопытство перебарывало стеснение, а Юля была такой понимающей и аккуратной с ним.
Саша вынужден был признаться себе в том, что теперь ему придётся очень нелегко. Выбирая себе просто партнёршу, любимую девушку, спутницу жизни, он волей неволей будет ориентироваться на неё. Самую первую. А встретит ли он в другой столько внимания, доброты и участия - вопрос очень спорный.
Только теперь до него стал доходить смысл услышанной когда-то в детстве фразы. Кривенький на один глаз дед Вася, его вечно пьяный деревенский сосед, пропустив очередной стопарик, охотно делился с первым попавшимся ему собеседником своим богатым жизненным опытом. Задорно тряся полуоторванным ухом на раздрызганной шапке-ушанке и щерясь остатками зубов в усмешке, он хрипло каркал:
- Не ищи п***, Сашок! Все они одинаковые, ни у одной ещё поперёк не попалось! Ищи человека!
Долго ещё сотрясал стылый вечерний воздух его заскорузлый палец с обломанным чёрным ногтем и у мальчика млело всё внутри от лихо вкрученного матерного "запретного" слова, но Саша почему-то запомнил. Сейчас ему было абсолютно ясно, как спившийся Вася был прав, будто вся суть мужской философии уложилась в эти несколько незатейливых слов. Не ищи п***, ищи человека.
До сих пор ему как-то не приходило в голову, что всё это когда-нибудь закончится. Нет, в перспективе, конечно, вечного ничего не бывает, Саша это понимал. Но не принимал во внимание проходящее время, изменение обстоятельств, с пылкой уверенностью юности не задумываясь о будущем. Но сейчас, глядя на неуверенно и неловко повернувшуюся к нему спиной Юлю, его пронзила совершенно ясная мысль. Всё заканчивается прямо здесь, в этой комнатке, наполненной старыми вещами, с осевшим по углам угаром от кирпичной печки, тёплым запахом пропыленных насквозь досок и вчерашних блинов.
Тонко и занудливо звенела дурниной одинокая муха в окно, светло-рыжий кот удивлённо смотрел в упор круглыми глазами с низкой скамейки. Саша шагнул вперёд, накрыл её плечи ладонями, взъерошил волосы на затылке. Она развернулась, порывисто прижалась, пряча лицо и забавно вынюхивая шею. Это всегда было щекотно и так по-родному приятно. Юлины пальцы дрожали, ныряя под край его майки, без лишних слов стягивая с Сашки одежду.
"Если она сейчас заплачет, я не знаю, что сделаю... не поеду никуда, к чёрту всё...!
Опустил её на край низкой кровати, задрал подол голубого платья, коснулся губами чувствительной кожи на внутренней стороне бедра. Юля охнула, медленно откинулась на спину, привычно доверяя себя его рукам и ласкам. Она до сих пор хотела его до дрожи, как в первый раз, замирало всё внутри от уверенных движений его рук, от его нежности, за которой пряталась едва сдерживаемая страсть. Кипучая и дерзкая, готовая вырваться наружу в любой момент.
Сашка раздел её полностью, вновь опустил на покрывало, прикоснулся губами к небольшому шраму на животе. Теперь он знал, как выглядят последствия кесарева сечения, и его давно уже не стесняло отсутствие идеальности любовницы. Замечалось даже то, на что раньше и внимание не обращал. Стёртую белёсую мозоль на пятке или ободранный маникюр на мизинце. Не прокрашенные вовремя корни волос... Немолодая и не первая красавица, но такая до невозможности своя. Неприукрашенная и не прикрытая ничем, она лежала перед ним и Сашка чувствовал её немедленную готовность отдаться и отдавать.
Он ласкал её всю губами и языком, слушая её стоны и сам еле сдерживая тяжёлое дыхание. Юля вздрагивала, подаваясь ему навстречу, жадно стремясь получить больше. Сашку вело невыносимо, он уже не понимал, где находится и что делает. Чистая страсть, с терпким запахом мокрой кожи, томных вздохов, до боли скрутившегося внутри голодного желания.
Сейчас же сил терпеть не было никаких, но он сдерживался, стремясь доставить удовольствие ей. Юлька так сладко стонала и выгибалась, словно прося уже взять её, перестать нежничать и оттрахать до обморока. Её рука судорожно вцепилась в его плечо и парень, наконец-то, дал себе волю, оторвавшись от затянувшейся прелюдии.
Подхватил и потянул её вниз под себя, комкая одеяло, царапая её кожу и не заботясь о последствиях. Весь жар её гибкого тела словно в один момент оплавил его, вытягивая все силы и соки. На мгновение они встретились взглядами и Саша вспомнил, как она шептала ему в полузабытьи одной из первых встреч: "Я хочу смотреть в твои глаза, когда ты... у тебя совершенно невозможный взгляд!" И он смотрел, наблюдая за её реакцией, стыдясь этой похабщины и желая её.
Сейчас же её взгляд ловил его с ускользающей безысходной грустью, Юля уже не пыталась скрыть болезненное желание остановить этот момент и запомнить на всю жизнь, спрятав в глубокие пазухи сердца навсегда для себя.
Саша лёг на неё, придавив женское тело с мужской требовательностью, задержал дыхание, остановился на секунду, оттягивая самый сладкий, самый первый миг начала. Его накрыло душной потребностью прямо сейчас сказать эти чертовы вечные три слова, они словно царапали изнутри горло, стремясь наружу. Он уже приоткрыл пересохшие губы, но его остановил безмолвный запрет в её испуганных насмерть глазах.
"Молчи... только не говори мне ничего... нельзя... нет... молчи..."
Парень сжал зубы, вмиг поняв правильность её просьбы. Всё зашло слишком далеко и стоит озвучить - им обоим уже никогда не выбраться живыми друг из друга. И потом, она ведь и так всё знает, верно? Положил ей руку на колено, раскрывая её полностью навстречу себе и почти с болью взял.
Он уезжал через две недели в соседний город. Всего за двадцать километров - не далеко и не навсегда. Можно приезжать хоть каждый день, встречаться сколько угодно, но у него было полное ощущение, что он видит её в последний раз в жизни. Хотелось плакать, орать, выть от невозможности ничего исправить и вернуть. Но Сашка лишь громко стонал уже непонятно от чего - то ли от внутренней боли, то ли от рвущегося наружу желания.
Словно со стороны она видела его вздымающиеся плечи, ритмично выгибающуюся спину на каждом толчке. Свои покорно распахнутые колени, жадно ласкающие его тело пальцы.
Юлька подтянула выше бёдра, обхватила его за шею, прижимая Сашкину голову к себе. Верный признак приближающейся разрядки: натянутое в струну тело и крепкий обхват ног вокруг него. Они столько раз кончали вместе, женщина научила его, что для этого нужно сделать обоим, что Саша очень удивился, когда узнал, что это редкость, вообще-то. Одновременный оргазм. Но сейчас почему-то не думалось о невероятности или последовательности действия, он просто любил её, как хотел, и как хотелось ей самой.
Её ноги с силой сжались, тело задрожало, она бессилно откинула голову, всхлипывая и вскрикивая. У Сашки потемнело в глазах и почти против воли нахлынул оглушающий оргазм. Долгий, сладкий и необычно сильный.
Они лежали друг на друге, даже сейчас не в силах освободиться от вспотевших объятий. Тихий, навязчивый шум за окном заставил всё-таки обратить внимание на окружающую обстановку. Юля приподняла голову, отметила потемневшие окна и произнесла севшим голосом:
- Дождь пошёл.
Саша сыто потянулся, закидывая руки за голову, пружинисто выгнулся, быстро встал на ноги и приблизился к окну. Юля перевернулась на живот, с лёгкой улыбкой провожая глазами его ладную, стройную фигурку. Парнишка откинул занавеску и оказалось, что на улице бушует настоящий летний ливень. Сплошная стена воды из-за которой не видно даже домов на другой стороне дороги. Он дёрнул маленький крючок форточки и она распахнулась, впуская в помещение убийственно свежий дух тёплой влаги. Упругий, терпкий, от насыщенности которого начинает щекотать в носу и слегка кружится голова. Тут же задёрнул занавеску снова и бегом вернулся в кровать к ласковым Юлиным рукам.
Им уже нечего было сказать друг другу и они лежали молча, обернувшись обоюдным теплом. Юля отчаянно боролась с чисто женским желанием поныть напоследок: "Будешь вспоминать меня хоть иногда? Будешь скучать по мне? Тебе будет плохо без меня?" Она прекрасно знала, что уже совсем скоро новая жизнь с головокружительной скоростью закрутит его в водовороте событий. Мальчишка и оглянуться не успеет: новые впечатления, друзья, подруги... Пройдёт совсем немного времени и Сашка забудет их свидания в чужих квартирах, приправленные острым риском, поцелуи тайком прямо в школе, пьянящие запретностью и от того такие желанные.
Она стискивала зубы, стремясь не надавать советов напоследок, таких полезных, как ей казалось, но совсем не нужных, она это тоже знала. Поэтому лишь молча дотрагивалась иногда до влажной смуглой кожи кончиками пальцев, прикасалась губами к плавным изгибам юношеского тела, стремясь сохранить в памяти всё, что успеет.
Всё без слов понимающий Саша тоже молчал, но его при этом ещё и мучила совесть. Юля разругалась из-за него с мужем и он знал, что она находилась практически на грани развода. А он словно бросает её именно теперь. У него впереди целая жизнь, а у Юли она, похоже, закончится вместе с его отъездом. Сашка представлял, что даже если очень сильно захочет что-то изменить или помочь, то всё равно не сумеет и не сможет. Что он может-то, шестнадцатилетний пацан? Да Юля и не позволит ему никогда встрять, боясь прежде всего за него самого.
Вместе с болезненным чувством стыда ему ещё было страшно остаться без её поддержки. Он так без мамы и друзей не боялся остаться, как без Юли. Без её одобряющего и участливого взгляда будет тяжко, он осознавал, что эта привязанность ещё не раз аукнется в его жизни.
Сашка медленно провёл рукой по её телу и внезапно спросил:
- Чем от тебя так вкусно пахнет всегда? Духи?
Юля, почти утонувшая в отчаянной жалости к самой себе, с удивлением вынырнула из внутренних потоков слёз и вопросительно глянула на него.
- Нет, гель для душа и дезодорант... - она назвала труднопроизносимое слово, оглядела его ухмыляющееся лицо и с подозрением продолжила: - А тебе зачем?
- Ну, надо же знать, на что у меня теперь всю жизнь стоять будет! - хохотнул Сашка и тут же получил щелбан, увернулся от второго, на третьем поймал карающий палец крепкими зубами и снова подмял её под себя.
Юля тоже рассмеялась, с удивлением поняв, что вся горечь, словно дойдя до какой-то критической точки, начала неумолимо затихать и затаиваться где-то на глубине души. Её любимый мальчишка, со своим неисправимым жизнелюбием и весёлостью, способный шутить и смеяться в самый неподходящий для этого момент, словно разорвал липкую паутину страха, опустившуюся над ними обоими. Будущее - это всегда неизведанная территория страха и неопределенности. Но ведь невозможно двигаться вперёд без преодоления этих страхов.
Они шли по мокрым дорожкам, обходя мелкие лужицы, в которых отражалось вечернее солнце. Вновь повисшее на бледном небе, не жгучее, ясное, умытое стремительно закончившимся ливнем. Было свежо и зябко, грустно до мелкой дрожи внутри. Старая пихта на перекрёстке раскинула неряшливые ветви в разные стороны, с неё в любое время года сыпалась светло-зелёная мягкая хвоя. Она всегд напоминала Юле недобрую старуху, злобно корчущую рожи проходящим мимо, словно завидуя из своего несовершенства более удачливым и подвижным.
Сашка щурился и смешно морщил нос на блики света из-за домов и безотчётно замедлял шаг, понимая, что сейчас их пути разойдутся. Юля молчала, стараясь не вздыхать слишком громко и не расплакаться. Щербатый асфальт неудержимо двоился у неё перед глазами, она старалась как можно ровнее переставлять ноги, шагать уверенно и чётко.
Ои подошли к пешеходному переходу. Ей нужно было переходить дорогу, а Саше идти дальше по тротуару. Не оглядываясь вокруг в поисках возможных свидетелей, плевать он хотел на все теперь, обнял её за плечи, поцеловал в щёку. Юля испуганно вскинулась, но не сделала ни единой попытки освободиться из тепла последних объятий.
- Спасибо тебе... - голос внезапно сел и пережало до боли горло. Его рука скользнула по её руке и парень не разворачиваясь отошёл от неё на несколько шагов. Юля тряхнула головой и решительно отвернулась первая. Стиснув зубы, зашагала по "зебре" уже не чувствуя ни промокших ног, ни прохладного ветерка, забравшегося под легкую ткань летнего платья.
Она плакала всю дорогу до дома. Слёзы просто лились и лились по щекам неудержимыми ручьями и она даже не пыталась остановить их. Ей было всё равно, что подумают редкие прохожие с любопытством оглядывающиеся на неё. Всё вокруг было серым, холодным и одиноким, как она сама. Словно уходя, её мальчик унёс с собой все краски жизни, не оставив ей ни капельки надежды. Больно уже не было. Юлю терзала невыносимая безысходность момента, она с ужасом представляла себе, что ждать теперь совершенно нечего, один унылый и скучный день будет похож на другой и не будет ни единого шанса вырваться из безнадёги будней, которые понесут её на своих вязких, как кисель, волнах все ближе к седой старости.
Родной подъезд порадовал своей монументальностью и в очередной раз сломанным домофоном. Юля приложила горящий лоб к ледяной стенке лифта, стремясь получить хоть какое-то облегчение. Сейчас она придёт домой, поставит на плиту чайник, включит стиральную машинку, достанет из морозилки мясо... и так до конца дней своих. Стабильность, о которой грезят все женщины, обернулась для неё адской ловушкой.
Однако квартира встретила её топотом маленьких, торопливых ножек и снисходительным мужским смехом. Дочка и муж успели вернуться от бабушки раньше неё. Не успела Юля перестать себя жалеть хоть на секундочку и навесить на лицо нейтральное выражение, как на неё с разбегу напрыгнула малышка и затрещала со скоростью пулемёта:
- Мы поедем к тёте Тане! Папа сказал, мы поедем к Тане! Ура!
Татьяна - родная тётя мужа - жила в крупном областном центре за двести километров от их поселения. Виделись они редко, но активная, бодрая женщина средних лет и маленькая девочка горячо любили друг друга.
- Мы пойдём в цирк! И в магазин - большой такой! Там аквариум и акулы! Страшные такие! - Яна скакала по комнате, размахивая руками и сбивая на пол всё, что попадётся под её неукротимый энтузиазм.
Максим сидел на кровати, свесив крупные руки между широко расставленных ног и упорно делал вид, что смотрит телевизор. Не замечая при этом, как нервно сжимаются его губы и большой палец правой руки теребит кнопку на пульте.
Женщина глядела на счастливого ребёнка и представляла чисто выметенные дорожки огромного парка, искрящиеся под солнцем струи фонтана, которые разбиваются о разноцветную плитку узких тротуаров. Янку, с радостными воплями гоняющую голубей и роняющую на подстриженную траву кусочки розовой сахарной ваты. А они с Максом будут сидеть на лавочке, есть мороженое и обсуждать проходящих мимо горожан. Смеяться друг над другом и по очереди вытирать испачкавшегося во вкусностях ребёнка. Вдвоём. Вместе.
Она присела рядом, провела рукой по плечу напрягшегося мужа. Автоматически зацепила пальцем выбившуюся из шва нитку.
- Маечку тебе надо купить новую...
Он сидел, боясь пошевелиться, боясь нарушить хрепкое до хрустального звона равновесие на какой-то неуловимый миг воцарившееся между ними.
***
Допотопный Икарус, чудо венгерской автотехники, неведомым образом уцелевший в российской глубинке, поднял целый столб пыли, тормознув возле маленькой остановки на трассе. Сашка поморщился, чихнул и полез в душное нутро автобуса. Пропахший невообразимыми запахами нагретого асфальта, долго едущими людьми и старой тканью обивки салон радовал наличием свободных мест.
Парень закинул на полку над сиденьем свой нехитрый багаж. В чёрной сумке лежали два последних томика Макс Фрай, он обязательно вернёт их Юле, пусть через Катю или общих знакомых, но только прочитав до конца удивительную историю. Саша устроился на продавленном кресле, достал наушники. Тут же в уши громко заверещали жизнерадостные панки the Offspring. Настроение плавно взлетало вверх, впереди его ждало неизвестное, но несомненно прекрасное и удивительное будущее.
Сашка вытянул длинные ноги под соседнее кресло впереди и, широко улыбнувшись, задорно подмигнул симпатичной блондинке сидящей через проход от него.
В окнах светится крест аптеки
Цвет зелёный - надежды цвет.
Мой пушистый зелёный плед..
Закрываю как ставни веки
Может быть это счастье навеки,
А совсем не жар и не бред
Разбиваются чайки о снасти,
Разбиваются лодки о льды,
Разбиваются души о счастье,
Как бы не были души горды.
Расцветают крестами сады,
Далеко до зелёной звезды...
Как мне душно, дайте воды.*
*Одоевцева И. 1921г
Конец.