Мы договорились встретиться в "нашем" кафе, в семь вечера, но я приехала раньше на целый час и теперь маялась в ожидании.
Кафе тянулось в один ряд столов, подходивших вплотную к чугунной ограде, отделявшей сидевших от набережной. Нам нравились скупость пейзажа и крайняя простота убранства: это позволяло не отвлекаться друг от друга.
Под самым потолком таились круглые светильники, они были разбросаны так редко, что получалась полутень, и это тоже нравилось нам. Мы обычно усаживались в таком полумраке, делавшим нас незнакомцами, и игра "Кто ты?" никогда не приедалась нам.
Мы и небо.
Обычно пасмурное, но редко дождливое. И это тоже устраивало нас.
Но не теперь.
Ничто не отвлекало меня от этой муки - муки ожидания, и я не могла найти оправдания даже в дожде, который мог бы так, теоретически, задержать тебя.
Сегодня был один из тех редких дней, когда небо над горизонтом сияло чистотой, и солнце явно собиралось навестить мое пристанище.
Откуда-то доносилась музыка. Утомляя и дразня.
Вызов. Высокий вызов тишине. Вне смысла, и дальше - в бессмысленности победы.
Над тишиной?
За соседним столом сидела пара с детьми.
Я не видела их, только слышала голоса.
Двое удивительно спокойных детей, мальчик и девочка, ласковое воркование матери и довольный мужской голос. Голос уверенного в себе человека.
Невольно мне захотелось сыграть еще в одну нашу игру: угадай по голосу внешность.
Я представила миловидную молодую женщину, почти стройную, но уже с той усталостью во взгляде, которая появляется у старательных домашних женщин: всё хочется успеть, всем угодить, а если еще и свекровь... тут я поморщилась, невольно вспомнив свою, точнее, предполагаемую, хотя, вполне может быть, дальше предположения дело и не пойдет...
Струна жизни звучит, но нет тебя, но нет тебя. Прозрачно чист звук моего ожидания, но прозрачность эта не имеет смысла. Ничто не имеет смысла, когда тебя нет рядом.
Напротив, на узкой белой стене, висели часы. Обычные круглые часы, на батарейке.
Ничего особенного, но мой взгляд постоянно притягивался к ним.
Медленно текущее время не желало торопиться. Сколько раз я посмотрела на минутную стрелку часов? Она почти не двигалась. И тут пугающее подозрение закралось в душу, а что если, когда я не смотрю, часы идут обратно?!
Краем зрения заметив чей-то силуэт, я подняла глаза и увидела... Андрея.
Разочарование. Немыслимое разочарование обрушилось на меня. Казалось даже, что чувствую его вкус: пустота с металлическим привкусом. Невольно я посмотрела по сторонам, ища точку утешения в чем-нибудь привлекательном, но ничего не нашла и взгляд мой вернулся, скользнув по серой пелене туч над горизонтом.
- Можно? - спросил Андрей, и его рука легла на спинку стула.
Слово "нет" рвалось из самой глубины, и тут ... я увидела, как дрожит его рука, вроде бы небрежно покоящаяся на металлической трубке, венчающей спинку стула.
Есть предел жестокости даже у любящей другого женщины, даже у любящей другого...
- Да, конечно, - ответила я, стараясь чтобы голос мой прозвучал в гармонии интонаций: не слишком холодно, не слишком приветливо, не слишком снисходительно.
Все становится слишком, когда нет тебя.
Андрей сменил несколько положений, пока окончательно нашел нужное, по его мнению. Он всегда садится напротив меня. Как будто хочет удержать видение, над которым не властен.
Мужчина, который всегда садится напротив.
Даже когда ты рядом.
Нет смысла спрашивать, как он тут оказался. Он всегда оказывается там, где я. Помимо воли своей. Такая планида. А какая планида у тебя, мой Костя, Костикс, Стикс...
А за окном бродят серые тучи, освещенные снизу солнцем, отливают легким невесомым золотом...
Ты уже опаздываешь, а я маюсь в обществе чужого мужчины.
Музыка стихла, пара с детьми ушла, и нас окружила тишина.
Не люблю тишину в городе. Она здесь подозрительна, значит, что-то случилось или произойдет, место тишины на природе, в поле, в горах, в степи... я не успела додумать, как услышала:
- Мила, посмотри на меня.
Удивленная, я оторвалась от окна, в которое, оказывается, рассеянно уставилась, Андрей перегнулся ко мне через стол и посмотрел мне прямо в глаза.
Солнце освещало его сбоку, и там, где лучи касались его серых глаз, я увидела светлые полумесяцы, сияющие около зрачков. Это заворожило меня, и я не сразу поняла, что его взгляд проник в меня, добираясь до самой души, срывая с нее защитные оболочки, пока она не оказалась обнажена.
Кровь застучала в висках, румянец залил лицо, и судорожный всхлип вырвался из груди, я забылась настолько, что даже забыла дышать.
Резким движением я отодвинула стул, чуть не падая, и лихорадочно хватаясь за стол.
Прежде чем Андрей успел что-либо сказать, я уже неслась по этому длиннющему кафе к выходу, и уже там, на улице, я сталкиваюсь, наконец, с тобой, и облегчение охватывает меня вместе с твоими объятьями...
Ты и твои, такие родные руки, и твое дыхание перепутывается с моим.
Я вздыхаю, чувствуя тихий свет в душе, как после бури. Все хорошо, все хорошо - говорю я себе, когда мы уже едем к тебе домой.
Но эти глаза с сияющими полумесяцами мне не забыть уже никогда...