Родные

Недалеко от одного северного поселка расположилась геологическая экспедиция по поиску полезных ископаемых.
   Когда осенью закончился сезон их работы, экспедиция свернула палатки и ее члены уехали обратно домой на юга.
   А одна семейная пара из Москвы, но родом из Украины,  осталась зимовать – жена была в положении. Они сняли пустующий дом, и женщина зимой благополучно разрешилась мальчиком, хотя и немножко раньше положенного срока.
    Прошел второй месяц, и бабушка, оставшаяся присматривать за старшими детьми, отбила телеграмму, что ей нездоровится.  И супруги заторопились домой, к  маленьким еще старшим детям. Время было в далеких  пятидесятых годах прошлого столетия. В то время до Москвы  приходилось месяцами добираться и на разных транспортах.
   А ребенку едва исполнилось два месяца, он был слабеньким и вряд ли  выдержал бы трудностей долгого пути, поэтому им никак нельзя было ни взять его с собой, ни оставаться здесь, когда  неизвестно, поправится или нет старенькая бабушка.
   По совету Иваныча,  их друга здесь, бывшего шофера -- они оставили малыша одной бездетной паре, объяснив ситуацию и пообещав, что как только уладят там дела, при первой возможности приедут и заберут ребенка.
--А если что случится? – спросили будущие воспитатели малыша.
--Поскольку  ребенок слабенький, то  никакой ответственности мы не будем возлагать. Пусть все будет по совести. – Так ответили родители мальчика.
   Таким образом, оставив своего ребенка у чужих людей, отдав им  кое-какие деньги на расходы по содержанию ребенка, супруги заторопились домой.
  Так прошло около трех лет. Почему-то работа той геологической экспедиции была приостановлена, может быть, с финансированием туго стало, или, сочли экономически невыгодной и потому -- среди черноволосых поселковых детей  то и дело мелькал мальчуган с головкой цвета пшеничного поля украинских степей. А их обладатель,  взирал окружающий мир своими  вобравшими синь  небес глазами; и в поселке, где родился, чувствовал себя как рыба в воде. Здесь у него было много друзей, с которыми каждый день подолгу играли. И хотя послевоенное время не располагало роскошью ни в отношении продовольствия, ни в отношении одежды – он питался натуральной пищей,  состоящей, из свежей рыбы и мяса; одевался в натуральную национальную одежду из  выделанной  до мягкости кожи.  А самое главное,  он рос, купаясь в море любви  воспитавшей его бездетной пары, для которой он был главным счастьем их жизни и сам взаимно очень любил их, как любит каждый ребенок своих родителей – бескорыстно и искренне. И в это время по всему поселку распространился нежеланный слух:
--Приехали! Остановились у Иваныча!
Скоро мужчина и женщина, пройдя всю деревню, пришли к дому этой временно воспитывающей  их сыночка пары. Постучались, зашли, поздоровались, вручили московские гостинцы. Мальчонка, оказалось, вышел на улицу играть с друзьями. Хозяйка принялась хлопотать по угощению гостей.   Хозяин и гости, сели на диван и стали разговаривать большей частью о ребенке, как он рос, о смешных случаях его здешней жизни.   И вот все чинно сели за стол. Потянулась слегка напряженная, натянутая беседа, Вдруг дверь распахнулась, вбежал радостный мальчик.  Увидев незнакомых людей, он постеснялся, подошел к воспитавшей женщине  и спрятал лицо в складках ее платья, обняв ее крепко за ноги. Лицо воспитавшего мужчины, до того находившееся в напряженном состоянии,  приняло довольное выражение и губы его растянулись в чудесной улыбке, полной любви к малышу. А родные родители, с большой радостью  и тоже с любовью и с любопытством посмотрев на своего малыша, бросились к нему, соскучившиеся от долгой разлуки.  Но, мальчик, ни за что не хотел, не то что подойти, но  даже отказывался показать личико. Напрасно воспитавшие его люди старались успокоить мальчика,   и приблизить его к ним,  а мальчик еще крепче прижимался к воспитавшей  женщине. Возможно своей детской, открытой душой он чувствовал, что эти люди хотят внести нежелательную перемену в  спокойный, устоявшийся  мир их семьи.  И, когда воспитавший мужчина хотел оторвать его от нее и отдать родным родителям,  мальчик поднял такой рев и крик, лопоча что-то при этом по-местному. Тогда женщина с лицом,  успевшим стать мокрым от страха потерять малыша, ставшего ей очень дорогим, услышав эти слова, улыбнулась сквозь слезы такой счастливой улыбкой, что родные родители поинтересовались:
--Что он говорит?
--Он говорит, что ни к кому и никуда не пойдет от своего мамы и папы, и говорит, что всегда будет помогать им, только не отдавайте этим чужим людям! 
--Но, мы ж не чужие, мы же ему родные! – С глазами, округлившимися от испуга, что дело принимает совсем другой оборот, произнесла родная мать.
--Он этого не понимает еще. Мы ведь его полюбили, как родного, и он нас любит как родных. -- Произнесла женщина, воспитавшая ребенка.
Родная мама погладила его по волосам. Затем осторожно хотела отделить  его от воспитавшей женщины, чтобы взять в свои объятия, но мальчик еще больше заупрямился, стал плакать.  Ситуация сложилась такая неопределенная, никто не знал, что же делать дальше. У всех на лице отражалось отчаяние, что – возможно, без сыночка останутся. Воспитавший отец сделал попытку, но мальчик на этот раз обернулся и крепко обнял его, обхватив  пухленькими, беленькими ручонками  ставшего роднее родного отца, словно ища защиту,  и опять о чем-то лепетал.
--Что же он говорит?
--Он опять же говорит, что ни к кому не пойдет от  своих отца и матери, и будет слушаться нас всегда. Только не отдавайте этим людям -- говорит.
--Но мы же родные ему! Как же так?—Медленно проговорила родная мать.
--Вот что… – обнимая ребенка, нашептывая ему слова успокоения, гладя по светлой головке, по спине и целуя, мужчина произнес:                --вот что…  когда мы у вас брали этого ребенка, соглашаясь на вашу просьбу, то думали: вот, воспитаем его до вашего приезда и попробуем свои силы в этом деле. А то мы жили с десяток лет, а детей у нас не было. И мы подумали, опыта наберемся  в этой роли, а если осилим и сможем, то когда вы приедете и заберете его, то смело возьмем другого ребенка на усыновление и будем воспитывать законно, как своего ребенка. Но оказалось, что все не так просто, как мы думали. В первое время мы так тряслись над ним, волновались – ведь он ваш ребенок был, а ответственность за чужого ребенка еще большая – что- нибудь случится,  как мы потом в ваши глаза посмотрели бы… а потом постепенно втянулись в это дело так, что уже не ощущали, что он чужой.  Мы любили  сидеть возле него, бесконечно любуясь им: как он спал,  выпячивая губки и чмокая во сне; и как просыпался, сладко улыбаясь и потягиваясь, все было нам в радость и  как праздник для нас. Так с ним сроднились, что наш день им начинался и кончался.
--Это ж не так! Мы ведь родные ему и только мы! А вы – чужие ему!– в отчаянии крикнула родная мать.
--Если мы за ребенком сызмала ухаживали как за родным,  если мы радовались его первым шагам  на Земле, если его первое слово мама и папа обращено было к нам, то,  как же нам назвать его неродным? Если он обнимает нас так крепко, найдя защиту в наших объятиях, если он считает нас своими родителями, то  как нам считать себя чужими ему?    Ребенка, ставшего нам родным, привыкшего к нам,  как же можно отдать людям, которых он не знает и не видел?  И он будет скучать по нам, и мы не сможем жить без него, и даже  не представляем, как жить без него.—У него даже слезы появились на глазах. -- А у вас еще есть дети  кроме него и могут еще появиться… а у нас он – единственная отрада, единственное счастье в этой жизни, мы слишком крепко привязались к нему. Да и он привязался к нам и к здешней среде, к тому же вам будет трудно вследствие языкового барьера. Первое время мы пытались учить говорить по-русски, но как он стал выходить играть с ребятишками, так и начал по-местному только  шпарить не хуже никого. Он ведь, до сих пор не видел вас и вы не знаете его так, как мы и если не найдете с ним общего языка, то  он будет вам чужее,  чем ваши старшие.  А для нас он единственный, долгожданный, любимый и родной будет всегда, так что мы просим: оставьте ребенка  у нас. Так будет лучше в первую очередь для ребенка.  Но, против вашего желания оставлять его у себя  мы не имеем права, вы – родители и последнее решение за вами.
--Ну как же так, он будет нам всегда родной, всегда любимый, несмотря на долгую разлуку. Ведь, я носила его под сердцем девять месяцев! Нет, не отдадим его вам!– С волнением произнесла родная мама ребенка.
--Да, мы его тоже очень любим. Все эти годы мы лелеяли мысль о встрече с ним – с нашим ребенком. И мы не отказываемся от него. – Добавил родной отец.
--Мы такое дальнее расстояние преодолели ради него и дети наши остались ждать с нетерпением  своего маленького братика.— Уверенно сказала мама мальчика.
--А давайте пожалеем ребенка. Пусть  успокоится, пришло время для его сна, и он уснет только после того, как вы уйдете. Сейчас он боится, что вы отберете его у нас. Подумайте хорошенько над моими словами и думайте,  прежде всего, о ребенке, о его дальнейшей  судьбе. А тут он породнился не только с нами, но и с окружающей  природой и климатом.—Сказал по-мужски твердо воспитавший отец.
--Здесь он родился…   все для него родное, и родина его здесь…— скромно и тихо вставила слово воспитавшая мать, доказывая необходимость дальнейшего проживания ребенка здесь и от всей души желая не потерять ребенка, которого полюбила со всей силой нерастраченного материнства. А еще помолчав, подумав  немножко, она дрожащим голосом кое-как произнесла:                -- Пусть хоть последнюю ночь пробудет с нами…-- и, не сдержавшись, безутешно заплакала. А мальчик, недоуменно посмотрев на чужих людей, которые расстроили его любимую маму – одного из двух самых дорогих  людей для него, подошел к матери, обнял ее и тоже не удержался и громко заплакал, от жалости к плачущей, расстроенной матери. Воспитавший мужчина стал успокаивать обоих, сам смахнув непрошеную скудную мужскую слезу.  Обстановка стала гнетуще тяжелой. Спорить было пока бесполезно, оторвать от воспитавших людей тоже невозможно.
   Так, с подавленным настроением,  вышли, почти убежали прочь, родные для малыша чужие люди и возвратились обратно к Иванычу.
Вечером перед сном выйдя покурить с Иванычем, мужчина сказал, своими синими глазами глядя вперед и вдаль – за зеленью северного леса:
--Даже не знаем, что и делать. Мы думали -- будет просто и легко: вот приедем и  потянется он к нам и протянет ручонки к своим родным, а воспитавшие его люди будут рады спихнуть его нам обратно:» Наконец-то!» и даже боялись, что они недовольные встретят, ругаться будут: «Что же вы так долго не возвращались – заждались мы!»  Теперь-то и малыша от них, но и их от мальчонки не оторвать.
--Даже не знаю, что и сказать, посоветовать. Ежели рассуждать  по справедливости: вот вы мальчика возьмете к себе  по праву вашему, как родных родителей, тогда хотя воспитавшим будет плохо и без слез не обойдется, но все же они  как-нибудь найдут силы, чтобы идти вперед, а может,  и другого ребенка возьмут на усыновление и отвлекутся. А вот  оставят ребенка себе, не отдавая вам, то  вы три года жили без него и дальше проживете,  ведь  у вас еще есть дети,  можете и другого завести, и он отвлечет, заменит этого ребенка. Но будет для него большим ударом, если отлучить от людей, к которым он уже привык, и которых он считает родными. Вот так я думаю, а  вам порешать. Если бы приехали пораньше…
--Пораньше  никак не получилось… А если мы его оставим тут, на него потом не будут смотреть, как черные вороны на белого, или белые вороны на черного?
--Да  его тут все любят. Всем девчонкам нравится возиться с ним, для них -- он,  как-будто,  живая кукла. Когда он был маленьким, он болел частенько. И весь поселок его выхаживал. Люди ведь здесь дружные—без этого трудно было бы выжить им в этих суровых условиях жизни. И все понимают ответственность того, что вы им доверили такое сокровище, как своего родного ребенка. И когда что-нибудь нужно было для его выздоровления: жир, желчь медвежьи, травы лекарственные -- все помогали доставать, найти.
--Иваныч,  а вдруг эти люди воспитают его так, что он вырастет таким эгоистом, избалованным человеком?
--Да нет – такого не будет. Избаловать ребенка – значит обрекать его на несчастье. Если он вырастет таким,   он не будет приспособленным к жизни. А ведь, каждый любящий родитель, будь он родной, не родной,  если  он не дурак --  старается обучать своего ребенка  всем премудростям жизни и тому, чтобы научить всему, чего сам умеет, чтобы потом ему не было трудно  жить.
    Родная мать малыша лежала на кровати и плакала. Мальчик-то хорошенький такой и так обидно, что он стал чужим для них. Или вернее они стали чужими ему. Одна радость, что он жив, здоров; другая радость, что его любят. И как он похож на них обоих: волосы светлые, как у нее; а глаза синие, как у отца… 
   Зашел ее муж, подошел  к ней, сел рядом и стал утешать:
--Не плачь, моя дорогая, может оно и к лучшему,  ведь наш ребенок живет, растет...
--Зря его не взяли с собой тогда!
-- А вот послушай-ка: если бы бог сказал нам тогда: впереди есть только  две пути в судьбе вашего ребенка: первый путь – вы его берете с собой, а он не выдерживает трудностей дальней дороги и не доживет и до полпути; второй путь – вы его оставляете тут навсегда с чужими людьми, которые выходят, вырастут как своего родного,  и он станет тут человеком, будет иметь много детей и взрастет корнями здесь. И что же мы выбрали, какой путь избрали бы для нашего ребенка из этих двух путей, моя дорогая?
Женщина улыбнулась сквозь слезы:
--Ну конечно второй…
--Так о чем же наши слезы, о чем же мы плачем тогда?  А давай вот так сделаем, ведь, тогда оказалось, что мы выбрали самый правильный путь для жизни и счастья нашего ребенка, и возможно, будет лучше не сбиваться с него.
   Может быть, сама судьба указала, что его место в этом мире, чтобы спасти его жизнь. Поэтому пусть наш ребенок растет среди этой нетронутой природы и не испорченных цивилизацией людей.
   А завтра мы пойдем и поблагодарим их за то, что они приняли и полюбили нашего ребенка как родного и  помогли выжить ему в самый беззащитный, беспомощный период жизни.
    Мы благословим нашего малыша, чтобы он вырос хорошим человеком, пожелаем ему и принявшим его: здоровья и счастья.
   Поступим так, хоть сколь трудно нам ни не было. К сожалению,  наш ребенок уже крепко привязался к ним и если его силой возьмем, то это будет трагедией для него. И не будет ли грехом отобрать у этой семьи ребенка, которого полюбили всей душой и сердцем?
    Бездетные люди… они, конечно,  привязались к нему, что не удивительно. Пусть они тоже познают счастье иметь ребенка.
--И не будем дольше раздирать душу тогда, завтра же уедем обратно! -- все еще всхлипывая, произнесла женщина.
--И смотри, чтоб было без слез, моя дорогая, чтобы все прошло с легкой душой ради счастья и будущего нашего малыша. Ведь мы его все равно любим и будем любить, и что мы ни делали и делаем – это ради его здоровья и жизни.
--Да, может так будет лучше для него. Вырастет, и надеюсь, поймет все. А может и найдет. Кто знает, всякое в жизни случается. Главное, чтобы он вырос здоровым, счастливым человеком и нашел свое место в жизни и добился всего в своей судьбе и в своем мире!