С Международным Днём Поэзии, друзья!
Гордыня, Альбер Самен (1858-1900)
Будила грёзы я своей прекрасной гривой,
Преследовал в толпе меня живой восторг,
Как будто трепет крон шалун зефир исторг...
Мой облик, как доспех, сиял красой игривой.
В просторе предо мной сердца влюблялись в дым.
Ступала, холодна, сквозь похоть и печали -
Трагедия и фарс на струнах губ звучали,
Мой - с гордостью союз - как башня, нерушим.
Я не лечу дурных, трусливых сожалений,
Вульгарной жалости не тешу, не лечу,
А слёзы или кровь презреть мне по плечу.
В них ноги буду мыть – я смертоносный гений.
Цепей не знала я на торжищах рабов,
Сильна, и не сверну ни вправо, и ни влево,
Не нужно убеждать, что я есмь королева,
Мужчин, что сеют страх, насилуя любовь.
Безумный лабиринт, откуда нет исхода -
Сады мои густы, в глазах – смарагд и зной.
Кто мною обладал, тот обладал не мной,
Кто мнит, что я вблизи – ко мне не знает брода.
Эмоции мои – покорней нет собак!
Отправлю жестом спать, иль укажу добычу;
Догнав и придушив, всегда послушны кличу,
Монарший ждут указ, для злой расправы знак.
Нужны мне все сердца и все людские души!
Жестокость превзойду божественных Диан;
Свалю сердца к ногам, как золото Гвиан,
И женщинам раздам – пусть тешатся, кликуши!
Волшебный я влеку докуки шлейф - глушить
Несчастий гомон, стон, рыдания, невзгоды!
Глаза самцов горят - я вожделенья всходы,
Как факелы, зажгла – во мрак души светить.
Супруга, самка, мать – не такова, отстаньте!
Презрение и гнев милей, чем простота,
Пусть в теле девы злой и блеск, и чистота
Невинность сохранят, как в твёрдом адаманте!
Тщеславие – вся жизнь, мой королевский клад,
До мраморной плиты, пока в немой могиле
Не растворится плоть, что в саван схоронили,
На сомкнутых губах – отказа терпкий яд.
пер.29.04.2010
Средиземное море. Жан Екар
Обитель тёплых вод, пруд неги и покоя,
Большое озерцо - перелетят вполне,
Без страха, стаи птиц... Кудрявых пиний хвоя
И вайи пальм, дрожа, зеркально льнут к волне.
Заливы кружевным шитьём блестят, как ризы,
А галька с берегов сверкает серебром,
Латинский парус смел - презрев твои капризы,
Плывёт, как лебедь горд, к мистралю* став ребром.
Ты Амфитриты лик являешь, светлокосой,
Твой тонкий пеньюар приоткрывает нам
Узор изящных вен на спящей плоти росной
Под рюшами из пен, скользящих по волнам.
Ленивый томный жест – и небо, обмирая,
Стремится вниз сойти, с тобой возлечь тотчас,
И ты, как в забытьи, поёшь, зачем – не зная,
Пока постели шёлк соединяет вас.
Достаточно ль тебе быть зрелой и красивой,
Чтоб солнцу подставлять беспечно наготу,
Когда не хочешь, чтоб зефир крылом, игриво,
Тревожил зыбкий сон и прочь прогнал мечту?
Надоедает нам шумов неясных трепет -
То знает Океан, и каждый день свои
Строптивые валы за гривы властно треплет,
А ты глядишь, смеясь, и млеешь от любви!
* мистраль — холодный северо-западный ветер, дующий с Севенн
на средиземноморское побережье Франции в весенние месяцы.
пер. 7.05.2010
Даме в розовом платье. Теофиль Готье
Как в этом платье хороша,
Что раздевает так умело…
Из кружев — шейка и душа,
Выглядывают очень смело!
Хрупка — что крылышко пчелы,
Свежа — как сердце чайной розы,
И ткани — розово-белы,
Не скроют грациозность позы.
По коже шелковая ткань
Скользит от сладострастной дрожи,
И посылает телу дань
Искристой розовой пороши.
Откуда странный твой наряд,
Что сделан будто бы из плоти?
Одушевлён будь и крылат —
Придал бы лёгкости в полёте.
Заря, сияньем пробуди
Румянец нежной Афродиты
В бутонах зреющей груди,
Что будто в жемчуге отлиты!
Подкрасили сей нежный шёлк
Не добродетели твои ли?
Но разум в форме знает толк,
А чары форму вдохновили.
Отбросив бытия покров,
Сведя его к вещей основе,
Боргезе[1] из оживших снов
Позировала бы Канове.
И эти складки — страстный рот
Моих желаний беспокойных,
Что к телу жаркому прильнёт
Туникой поцелуев знойных.
пер. 07.03.2012
Размышления. Теофиль Готье
...Этот мир, где наилучшие вещи
Имеют наихудшую судьбу.
Малерб
Невинность юных душ утрачена так рано!
Наивных снов мечты о счастье и любви,
Иллюзии судьбы, которой верим рьяно,
До сумерек уйдут - не плачь и не зови.
Не видно разве, что серебряные росы
К полудню слёз казну цветам не раздают,
А хрупкий анемон и шёлковые розы
Роняют лепестки, в траве найдя приют?
Не видно, как волна, что в благости родится,
Пройдя сквозь грязный ил, теряет чистоту;
Что туча в ясный день внезапно разъярится,
Сияющий наряд сменив на черноту?
Вот так устроен мир: его закон жестокий
Убил счастливый сон, хоть выжил человек:
Что радует - уйдёт, продлятся горю сроки,
Дарован розе день, а кипарису - век.
пер. 07.03.2012
Пленённая птица. Теофиль Готье
Не потому ли что, когда идут дожди,
Всяк человек себе твердит: добра не жди.
Клеман Маро.
;.........И всё же я воспряну
Из падших, и займу наследный отчий трон.
Лорд Байрон.
Как долго длится плен, и ты тоскуешь, птица,
Чужое небо вдруг в темницу обратится,
Сквозь прутья ты глядишь, как снова дождь пошёл,
Вонзая в кровлю крыш туманный частокол.
Стенания ветров холодный страх наводят,
В пространстве за окном гроза и смерч приходят;
Не смеешь больше петь, но раннею весной
Мир снова озарит луч солнца золотой.
Заставит он сиять эмалью синей небо,
Оденет в бархат лес и даст пичужкам хлеба,
Вернёт из дальних стран стремительных стрижей —
Тогда ты запоёшь и станешь веселей.
Но если боль изгнать из сердца не по силам,
Коль было это всё столь дорогим и милым —
Родной жалея лес, что одинок и сир,
Скалу, знакомый вяз... сей деревенский мир
С речушкой и прудом, в барашках волн прозрачных —
Тебя бы отпустил для дел счастливых, брачных.
Пусть морщит гладь воды весенний свежий бриз...
Меж тем у нас с тобой одна судьба-каприз.
Моя душа — как ты: в темнице плоти, тесной,
Хотела бы парить в безбрежности небесной,
Будь ангелом сама, за ангелом своим.
Она скорбит, увы! страдая по другим,
Ища везде любовь и волю; в ярком свете
Проникнуть в суть вещей, и упорхнуть из клети...
Но Бог велик, он сам причина всех причин,
Укажет ли нам путь, избавив от кручин?
пер. 08.08.2014
Тень Адамастора. Огюст Лакоссад
Огромна боль, что рвёт тебя на части,
О, дух морей, пучина гневных вод!
Волна и ветр - зачем рычите в страсти,
Ведя войну и вечный хоровод?
Иль чёрный дух вас гложет неустанно?
Откуда рёв и грозовой накал?
То ярость ли? Безумия в чём тайна?
Взаимен гнев, и в ненависти странной,
И ветер зол, и ядом брызжет вал.
Срезая пену в бреющем полёте
О, души птиц, зачем стремитесь к нам?
Летите проч, на скалах вы найдёте,
Обломки гнёзд, приросших к валунам.
Огни воздушных толщ, гудя громами
Злят Океан - он рыком даст ответ...
Бессилен глас кифары пред волнами!
Смешав свой дух с морскими голосами,
Величья глубины ей не познать, о нет!
Могуч, тяжёл удар двух сил ужасных,
Но битвы пыл расцветил небосвод.
Приоткрывают нам, в атаках страстных,
Валы, у ног, всю бездну тёмных вод.
И день бежит! И оплеухи молний
На волнах чертят свой слепящий след...
Шторм снасти рвёт; и духом смерти полный
Кровь леденит... и Солнца шар безвольный,
Кровавя горизонт, летит в пучину бед.
Но что за дело, мой корабль? Отваги!
Лети и килем бронзовым рази
Ораву волн, глотни солёной браги,
Могуч и смел – сильней любой грозы!
Прекрасен ты в уборе белопенном,
Рывком на круп горячий подсади!
Ты фаворит морей - огонь по венам!
Пьяни меня тем грозовым рефреном,
Забавы для мужчин сулящим впереди!
Несётся бриг, он рассекает море
Своим отважным ростром, в ураган;
В пылу борьбы разгорячась, он вскоре,
Толкает мощной грудью Океан.
Кидают волны тонны водной пыли,
Пытаясь сокрушить его борта;
Он кренится, вздымаясь, пенясь в мыле -
Ни громом, ни водою не разбили...
Охапки молний злых кусают за бока.
Ужасны море, ночь и гул Аида!
У Мыса Бурь сокрыт подводный риф,
Но в темноте печальная планида
Явила призрачно свой бледный лик.
И в свете том туманы побелели,
Клубясь преградой, что колеблет взор,
И мне, смотря на волны, что ревели,
Почудилось во тьме, иль в самом деле
Прошёл в кипящей мгле фантом - Адамастор.
- О, исполин морей! Избавь от рифа,
Одним движеньем море успокой!
Я верю, ты не порожденье мифа –
Скажи: «Довольно!" смерти роковой,
Что затаилась под скалой, в засаде!
Ты - повелитель бурь, ветров и вод,
Тебе послушны все... Я смолк, в досаде...
Под рокот волн, с широкой водной глади
Донёсся гулкий бас: «Свободен путь! Вперёд!»
Мыс Доброй Надежды, 1844.
пер. 18.11.2010
Буря. Огюст Лакоссад
Разбит штурвал грозой! Грохочет гром не в шутку,
Мешая вопли с ним, вопит команда жутко.
В отрепьях паруса, и море в той войне,
Во гневе мачты рвёт, кидая их волне.
Работает насос. И временами скрежет
Из чрева корабля пилой по душам режет.
А воздух воем полн. И альбатрос кругами
Парит над кораблём в свирепом ветра гаме.
Ужасен знак судьбы! Надежд последних свет,
Кровавя чёрный вал, ныряет в бездну бед.
Ликует ураган! Смотри: над буйным морем,
Фантом из глуби встал, пугая злом и горем.
Безглазой Смерти тень! Шагая по волнам
К фрегату напрямик, несёт погибель нам.
На судне ор и плач! А ужас опьяняет,
И катимся в волну, что в вечность погружает.
На палубе - друзья, сплочённые бедой,
И молит о душе наш юнга молодой.
Но кто, невозмутим, стоит в сей круговерти?
Зачем он не дрожит? Не знает страха смерти?
Он смотрит и молчит, и в грёзы погружён.
Кто грезит в грозный час - и вправду счастлив он!
Но нет счастливей тех, которые слезами
И кроткою мольбой прощаются с друзьями!
пер. 25.12.2011
Мотылёк. Огюст Лакоссад (1839)
Красавец мотылёк, чьи крылья в позолоте,
Пронзаешь воздух ты, как дух живой в полёте,
Берёшь лазурь небес, для вящей красоты,
Соперник всем цветам - за поцелуй зефира.
Когда уходит день, заката смолкнет лира...
Усни в цветке, без суеты.
Узрев мою любовь к той, что подобна розе,
Не обманись, не тронь! внемли моей угрозе -
Я мог бы и простить твой восхищенный взгляд,
Но стал бы ревновать к нескромности объятья,
И с губ её хмельных один хочу вдыхать я
Экстаза тонкий аромат.
пер. 21.08.2014
Пейзаж. Огюст Лакоссад (1862)
Светило в летний день пылает в вышине,
В лазури без пятна, в отрадной глубине,
Раскинув свой шатёр небесный над равниной.
Вдали река плывёт, степенно и невинно.
Долины и холмы, холмы, долины вновь,
И полосы полей, отцветших исподволь.
На склонах, что в тени, стоят дубы и буки -
Там их зелёный лес ранжирует от скуки.
И нет твоих, весна, смеющихся тонов -
Лишь лето да жара, для зреющих плодов.
И августовским днём, коль солнце беспощадно,
Листва дерев грустит, темнея безотрадно.
Уступит свежесть власть - у лета свой резон,
Оно жарой крепит могущества закон.
Прошла пора цветов - плоды пришли на смену,
Природы щедрый дар являя на арену.
Полуденный костёр, пылая в небесах,
Недвижно там парит, и жаром весь пропах.
В лесу покой да тишь, и ветер спит лениво,
Лишь птица запоёт, всем остальным на диво,
Затем умолкнет вдруг, истомы не спугнув...
Лесной слепень, пчела, от сей жары уснув,
Вниз падают с ветвей, в траве гася гуденье.
И в тайном браке свет вершит совокупленье
С лесною тишиной, творя свой ритуал,
И возводя любви на небе пьедестал.
Святой покой лесов! мир вышнего горенья!
Как счастлив, счастлив тот, кто может без сомненья,
Без слёз и злых обид, без траура в душе,
Впитать святой покой для глаз и для ушей,
В ком безмятежен ум, и веко беспечально,
И тишина пьянит, и пламя не фатально...
Не замечая свет, не видя тьмы возврат,
Воспоминаний тень, из прошлого, не зрят.
пер. 21.08.2014
Тайна. Огюст Лакоссад (1862)
Ты хочешь угадать - о, простота печали! -
В моих глазах секрет сердечных тяжких мук.
А искренность - одно из благ, что не отняли,
Казнит меня мечом твоих пречистых рук.
Достоинства мертвы тех незабвенных вёсен!
Я видел в их соку надежду и просвет;
Но сердце впало в сон, и жизни гул несносен,
Горячечный кошмар ожёг фортуны цвет!
Желаний пыл не сей на почве той бесплодной,
Ты, нежное дитя, сестра прекрасных фей!
Мешать твой цвет мечты с моей мечтой холодной
Не должен я, бастард судьбы, на склоне дней!
Хоть нежность велика, вести не в силах к счастью,
В твоих глазах любовь - улыбки юной суть.
Соблазн - не мой резон, не упиваясь властью,
Я не приемлю дар, что не смогу вернуть.
Душою весь я твой, ты верности достойна,
Но я один хочу нести свой тяжкий груз.
К зелёному кусту прильни, лоза, спокойно,
Своих весенних грёз почувствуй сладкий вкус!
На солнце расцвести - твой жребий, я в опале,
Пора твоих надежд - моей поры закат.
Я прошлого должник, я кипарис усталый,
Что у могил растёт, как символ всех утрат!
пер. 25.05.2014
Прощай, мечты! Огюст Лакоссад (1862)
Что вас влечёт ко мне, мои мечты младые?
Я думал, что давно иллюзий глаз не ждёт.
Воспоминанья ли воскресли золотые?
О, нет! веду учёт сомнений и забот.
Душа моя, увы! надеждам не подвластна
Иссяк мой прежний пыл в мучительных трудах,
И в горечи утрат рок умоляю страстно:
Дай мне уснуть в тоске - и да почию в снах!
Когда так мало сил, на что нужна отвага?
Мне муки и любовь давно не по плечу,
Я сумрачен в грозу, и без богов - ни шага;
О тех, кто в битве пал, я плачу... и молчу.
Обманут ли цветком с колючими шипами -
Не прокляну я рук, что ранили меня.
Иссушены мозги... Прощаюсь я с мечтами,
На молнии укус обиды не храня.
Стерилен этот мозг - не вырастут там розы,
Ни влаги, ни огня не может дать цветам,
А в сердце - холода, и ледяные слёзы
Осушены судьбой, истёрты в пыль и хлам!
Злокозненных времён познал бесчеловечность,
Кого винить - судьбу, людей иль времена?
Псалмами отмолив безумия беспечность,
Уродство ран своих всем покажу, сполна.
Я жил, желал, дерзал, стремился к идеалу,
Повинна лишь гордыня в ошибках роковых!
А сердце, что всегда о красоте мечтало
Ждало земной любви - не милостей иных!
Я высоко ценю свою болезнь-зануду -
Не брошу эту боль на камни мостовой.
Любой из нас творит себе судьбу, как чудо,
И обитает в ней, лелея свой покой.
Не смейтесь надо мной, прекрасных лет пейзажи,
Обманщики-мечты, настал прощанья час,
Отныне я один, на океанском пляже,
Жду мира для души и отдыха для глаз.
На Музе ставлю крест, и на грядущем тоже,
Надеждам - приговор, и на любовь - запрет,
Уйдите с глаз долой, забвенья сон дороже,
На вечные века, не видя сны и свет!
пер. 25.05.2014
Последние слова. Огюст Лакоссад (1862)
Учитель мудрый - жизнь, а боль - его жесточе,
Вот истина: любовь умрёт.
Короток смертных век, она - ещё короче,
И трупным ядом нас убьёт.
Тогда в чём жизни смысл? Мы рождены для пыток?
Нас жжёт тоска, за кругом круг.
Природа занесла любовь в судьбины свиток,
Готовя нас для адских мук.
Любовь - война полов, и в той борьбе враждебной,
Кто победил - тот побеждён.
Прикованный к врагу ошибкою судебной,
Сжирает жертве сердце он.
Откуда мы? Где цель? - Вопросы без ответа.
Глух к нашим воплям добрый Бог.
А жизни сфинкс жесток: нам тварью злой, отпетой
Вонзает когти в рваный бок.
Мешая с болью хмель, игрой природа манит,
Чтоб силы дать для новых мук,
Даря надежду впрок, любовью сердце ранит -
Легко ей это сходит с рук.
Творить и длить себя? Задача роковая,
И нам её решать всегда.
Любовь тут правит бал, к нам жалости не зная -
Мы лишь орудия труда.
А женщина судьбе - пособница и жертва,
Навязана ей эта роль...
Отягощаем злом и пыткою блаженство,
Смерть - ко всему ключ и пароль.
О, женщина - что тень, бежать за ней нелепо,
Её догнать никак нельзя.
А повернёте прочь - вослед нещадно, слепо,
На вас набросится змея.
Люби - она предаст, будь искренен и верен -
Тебя лишь нагло осмеют.
Капризна, как волна, колючая, как терен,
А сердце девы - зла приют!
Так изменяй и лги, люби, в сетях обмана
Ты сам - и жертва и палач.
Разбей бокал, не пей любовного дурмана,
Заставь рыдать, а сам не плачь!
Вот это - наша жизнь: ингриги и соблазны,
И адюльтеров длинный ряд.
И вместо рая - ад, в юдоли сей ужасной,
И вместо мёда - горький яд!
Вот это - наша жизнь: что называем "счастье",
Восторг, блаженство и экстаз -
Суть горечь без конца! И сердце рвёт на части,
Тщеславие погубит нас!
Умрём же! Это путь, убежище и милость!
О, Смерть, избавь рабов от пут,
Освободи от зла, покуда не свершилось...
Ты велика, хоть норов крут!
пер. 07.10.2014
Пьяный корабль. Артюр Рембо (1895)
Когда вдоль рек поплыл, по судеб повеленью
Руками дикарей избавлен от бечёв,
Под их разбойный рёв служили им мишенью
Нагие бурлаки, у расписных столбов.
Зачем мне экипаж, колониальный хлопок,
Фламандское зерно... вот не было забот!
Покончив с матроснёй, вдоль дальних гор и сопок
Мне дали волю плыть – без груза, без хлопот.
Я прошлою зимой, глух к ярости прилива,
Бездумно, как дитя, не знающее зол,
Как полуострова, что рвались вдаль, ретиво,
Порядка не стерпев, к просторам гордо шёл.
Благоволил ко мне бурь грозных повелитель,
Танцуя на волне, как пробка, десять дней -
Хоть прозвана волна молвою "жертв носитель" -
Не вспомнил берегов и портовых огней.
Нежней, чем плоть дичка для малого дитяти,
Зелёный вал проник в моё нутро не зря -
От синих пятен вин - и бурой рвоты, кстати,
Омыл, отбросив прочь штурвал и якоря.
И я, с тех самых пор, купал себя в поэме,
В поэзии морей, в которой Млечный Путь
Ронял фантомы звёзд, и в бледной диадеме,
Восторженный топляк ко мне мог заглянуть.
Раскрасив синеву безумными тонами,
Замедлив ритмы дня, в сиянии лучей,
Вскипала похоть рыб - любви горчащей пламя,
Хмельней, чем алкоголь и наших лир звончей!
Я видел небеса в сетях слепящих молний,
Водоворот и смерч, и штормы всех мастей,
И вечер грозовой, рассвет, восторга полный,
Рой белых облаков, что стайки голубей.
И низкий солнца диск, в зловещей диораме,
Бросая веера сиреневых огней -
Как бы играя роль в какой-то древней драме,
Они стремились вдаль, от страха всё бледней.
Мечтая о ночах, слепящих взор снегами,
Неспешно целовал глаза морских глубин,
И фосфор донных рыб в игривой цветогамме
Пел яркой желтизной и синью каватин.
Я месяцами плыл, следя за тучным стадом,
В истерике слепой атаковавшим риф...
Не снилось, что могла Мария кротким взглядом
Заставить сбавить прыть и спеть другой мотив.
К Флоридам жарким плыл, почти невероятным,
Где дикарей раскрас к пейзажу подходил,
Смотря в глаза пантер и тварям травоядным,
Под радугой морей средь стад морских бродил!
Болота - как садки, огромны, полны гнили,
Некстати там увяз морской Левиафан,
И в зарослях густых, где спят и бредят штили,
Тонули воды рек, смывая гной из ран.
Я видел ледники и солнца золотые,
Из меди небеса и блеск жемчужных вод,
Огромных анаконд, чьи кольца завитые
Средь крученых дерев хранят их древний род.
Я б детям показал поющие потоки,
И рыбок золотых, сверкающих дорад,
И пену орхидей, пока, блуждая в шоке,
Без якоря-ветрил, смотрел красот парад.
Как вечный пилигрим, уставший от скитаний,
Унылый плач волны приняв, как злой удел,
Полипов поцелуй - присосками желаний,
Коленопреклонён, как женщина, терпел.
Я был, как островок, пристанищем для чаек,
Что сеяли помёт, а злобный норов злил,
Под белоглазый взгляд крикливых птичьих шаек
Утопленник подчас, вверх пузом, приходил.
Я, охмелев от вод лазоревых просторов,
Заброшен был в эфир, наивный и простой -
Мог мимо ускользнуть Ганзейский острых взоров,
И мощный монитор не спас бы остов мой.
Свободный, как туман, как пар лиловый мчался,
Сверля небесный свод сквозь охры густоту -
Поэтам на десерт искал, меняя галсы,
То солнца лишаи, то неба бересту.
Безумное бревно! Расцвечен рыбкой лунной,
Морских коньков эскорт меня сопровождал,
Пока Июль громил небесный свод латунный,
И палицею в нём воронки пробивал.
Я, лье за пятьдесят мог видеть блеск Мальстрима,
И Бегемотов гон услышал за сто миль,
Но синь небес в тоску влекла неудержимо...
Когда ж Европы вод коснётся старый киль?
Космических шаров видал архипелаги -
Был странникам открыт безумный небосвод...
Не в этих ли ночах вспорхнули ввысь, как флаги,
Армады птиц златых, Грядущей Силы код?
Я удручён, увы! Я плакал, полон страсти -
Там горек каждый астр, и лун ужасен вид;
Пьянящая любовь взорвёт мне киль на части,
Коль я не поплыву, куда она велит!
Всего-то мне нужней, из всех лагун Европы,
Та лужа-океан, та детская мечта -
На корточках, над ней, мальчишка, без заботы,
Спускал на воду бриг, воздушней мотылька.
Я не могу теперь, узнав цену свободы,
В кильватере поплыть, открыв купчишкам путь,
Как нестерпимы мне их флаг спесивый, гордый,
И каторжный понтон... уж лучше затонуть!
пер. 19.06.2015
Ощущение. Артюр Рембо (Март 1870)
Я в летний вечер-синь тропинкою степной,
Щекотною стерней уйду в густые травы,
Прохладу белых рос почувствую ступнёй...
Пусть голову зефир полощет, для забавы.
Не буду говорить, не буду песни петь,
Пусть полнится душа любовью бесконечной,
И счастлив, как цыган, в закатную камедь,
Уйду с природой я, как с женщиной беспечной.
пер. 04.02.2015
Истукан. Жорж Лафенестр (1871)
(на неоконченную статую Микеланджело)
Как при смерти больной, с поблекшими губами,
Под потной простынёй рукой, бедром, ногами
Устало шевелит, и морщит саван свой;
Так в мраморной плите, отёсанной, как древо,
Угадываем вдруг, что каменное чрево
Гиганта торс свело - и он хрипит с тоской.
Бессилие и страх! Убрав резцы, долота,
Ушёл его творец - другая ждёт работа.
Отняв последний шанс родиться из глубин,
Беспечною душой отрёкся от творенья,
И триста лет подряд, в порывах исступленья,
Из камня рвётся прочь бесформенный кретин!
Под пламенем небес, где чёрных туй ограды,
Из вилл и базилик на постамент собраты
Зовут в чудесный сад, что запахом пьянит!
Он видит, чует жизнь, вдыхает воздух пряный,
Что проклят - позабыв, он к ним стремится рьяно...
Назад! Куда, без ног, несчастный инвалид?
Мне больно за тебя, знакомы эти пытки -
Природы нет лютей в творительной попытке,
И мастер ни один не стоит сих потуг;
Не стоит полнить мир болванками слепыми,
Что бродят по земле нелепыми и злыми,
Пока судьба хребет не поломает, вдруг.
Она встаёт с зарёй, поёт, забот не зная,
Мечтая сотворить существ, достойных рая,
И месит мёртвый прах, усердный бракодел;
Но в приступе шальном кидает прочь скульптуры,
С уродливым лицом нелепые фигуры,
В которых пол-души и половинки тел.
Никто их не считал, те жертвы вдохновенья,
Прекраснейших натур кривые отраженья,
Что ловят летний зной, не размыкая век;
Они бредут толпой к обещанному счастью,
А их сердца больны от похоти и страсти...
Но не хватает сил - уродцев краток век!
Огромная толпа людей, как в лихорадке,
К плодам, манящим их, стремится в беспорядке!
Доделан хоть один был мачехою злой?
Увы! Велик соблазн, но нет достатка в силе.
Как в дереве весной, в них соки забродили,
И саван свой трясут - но в нём труха и гной.
Каков же твой ответ, угрюмая статуя?
Бороться будешь ли, поняв, что это всуе?
Вкус к жизни не забыт в небытии немом?
Мы сладко спали в той бесчувственной породе,
Покуда нам во сне, не ради шутки вроде,
Не показали Рай - но путь закрыт мечом!
Да! Оба мы в плену материи лукавой,
Мне цепь с души не снять - у ней дурная слава,
Ты из своей тюрьмы не выйдешь, дорогой.
Ваятель или Бог, когда, устав от рвенья,
В досаде кинет прочь свои произведенья -
Не прикоснётся к ним ленивою рукой.
Нам лучше б подождать в болванке, молчаливо,
В той кукле без лица, в кой он увидел диво,
Без сил и красоты, без глаз, ушей и ртов...
О нет! Молчит лишь трус - он не познает рая!
Мы оба к небесам вопим, не уставая:
"Приди, Мишель, mon ange[2]!", вдвоём кляня богов.