Помню, Линн забрала из старого домика на побережье небольшую картину – маленькая девочка, курносая и печальная позирует с корзиной алых яблок, укрытых платком. Дождь закончился довольно быстро. По-крайней мере, мне так показалось. Мы ехали по всё той же горной дороге, вдыхая свежий, головокружительный послегрозовой воздух, пахнущий морем и сладкими духами Линн. Она была задумчива и рассеянна. Рассвет уже давно поднялся победным знаменем над Бостонским побережьем, водрузив желтое солнце на эшафот наступившего дня, чтобы вечером вновь снести ему голову. Через пару миль мы остановились возле какой-то небольшой тихой забегаловки. На стеклянной двери висела табличка: «Кофе с ликёром – два по цене одного». Линн захлопнула дверцу серого Сааба, поправила шляпу и, бросив беглый взгляд на табличку, спросила:
- Может, выпьем по чашечке чего-нибудь горячего? – А потом, потирая руки в перчатках, добавила: - Я жуть как замёрзла…
На пустырь, где стояла кофейня, наползал туман. Мы были единственными посетителями. Приветливая женщина средних лет вышивала у потёртой стойки пасхальных кроликов. Она оглядела нас из-под очков, улыбаясь, как будто мы знакомы тысячу лет, отложила рукоделие и вытерла руки о фартук – наверное, машинально.
- Доброе утро, друзья мои! Что желаете выпить? На улице жуткий туман, да ещё и вдобавок, холодно. Может быть, выпьете апельсиновый глинтвейн?
- Спасибо за предложение. – Улыбнулась в ответ Линн. – Мы возьмём кофе. Два Гляссе с корицей и ванилью… Надеюсь, вы не против ванили? – Вдруг осеклась она. – Я совсем забыла спросить вас, может, вы желаете что-то другое. Чёртово эго.
- Нет-нет. Я совсем не против хорошего Гляссе. – Я учтиво улыбнулся хозяйке заведения.
- Замечательно. Присаживайтесь, куда вздумается. Я принесу кофе и домашнее печенье к нему. Потрясающее печенье, честное слово!...
С этими словами хозяйка скрылась в маленькой кухне рядом с баром. Мы присели за столик у окна. Из-за тумана почти ничего не было видно.
- Мы как будто в облаках сидим. – Мечтательно изрекла Линн. – Прямо посередине неба. Чудеса.
Я взял её пальто и аккуратно повесил на плечики.
- Позвольте поухаживать за вами. Да… Хорошая поездка получилась, не правда ли? Если отбросить все неприятные моменты до и этот ужасный ливень. Тем более, у вас теперь есть старые письма и картина.
- Знаете почему я взяла её?... – Нам принесли кофе и Линн уставилась в чашку. Но глядела она не на неё, а как будто-то куда-то вскользь. Я никак не мог перехватить её взгляд.
- Куда вы смотрите так пристально? – Спросил я, делая глоток.
- В себя. – Линн подняла на меня серые грустные глаза и тоже медленно отпила кофе из чашки. – О чём мы?... Ах, да. О картине. От всех этих вещей веет каким-то теплом. Чем-то по умолчанию родным, понимаете? Как будто я знала свою бабушку, сидела у неё на коленях, знала уже и раньше этот запах бумаги, чернил, красок. Видела эту девочку.
- Может быть, так и было? Может быть, эта печальная девочка на портрете – вы? – Усмехнулся я.
- О нет, Рошель. – Линн раздосадовано покачала головой. – Увы и увы. Это не я. Я узнала эту девочку. Это моя мама. Разве вы не поняли сразу? Глаза…
- Анна? – Я удивлённо поднял бровь.
- Ну да. Посмотрите. Я чувствую, что этот портрет написан с любовью. Она очень красивая. Живая. В нём всё дышит жизнью, разве вы не ощущаете?
- Я не думал об этом и, честно признаться, я не очень хорошо разбираюсь в живописи… - Замялся я. Тем временем, Линн продолжала:
- Только она печальная…
- А почему печальная? У неё же есть такие чудесные, яркие, сочные яблоки. Они прекрасны!
- Да. Но… - Линн вздохнула. – Она не понимает этого, не видит. Она же смотрит в другую сторону. Как и в жизни. Наверное, у каждого из нас есть такая корзина прекрасных алых яблок. Но мы все смотрим в другую сторону. Парадокс… Когда вы поняли, что полюбили? – Она посмотрела на меня испытующе и с недоверием.
- Полюбил – что? Или кого?
- Просто. Хоть что-то полюбили. Как вы это почувствовали?
- Я… не знаю. Я много анализировал. Любил ли я кого-то? Я уже сказал вам, что любовь – это лишь совокупность нескольких составляющих. Просто механика, , , анатомия, если угодно.
- Тогда почему же… - она сморщилась, – так больно и пусто, когда понимаешь, что разлюбил?
- А как вы поняли, что разлюбили Адама? – Я с неким вызовом посмотрел ей в глаза. Они оставались равнодушными и печальными. Взгляд её был спокоен и холоден, ничто не выдавало в нём сожаления или боли от воспоминаний.
- Когда я перестала говорить ему, что облака похожи на корабли и ёлочные игрушки, а он перестал смеяться над этим. Это умирает какой-то мир в нас. Понимаете? Отмирает целый мир, где есть мечты, фантазии, будущее… отмирает, как аппендикс. Он болит и болит, если ты уже понял, что не любишь, и больше не любят тебя, но всё ещё пытаешься жить так, как жил раньше. Надо уметь вырезать аппендикс, если говорить совсем грубо. Потом будет сложно ходить и дышать, но это временно. Я знаю.
- Вам вырезали?
- Мне вырезали, да. – Рассеянно ответила она и снова уставилась в чашку.
- Вы думаете о матери, да? – Осторожно спросил я.
- Нет. – Линн приподняла брови. – Я думаю о вас. Думаю о том, как можно так жить. В холоде. В стерильности. В сдержанном равнодушии ко всему. Ваше сердце чисто, потому что оно как будто в литровой банке. Вы бережёте его. И, чтобы кому-то добраться до сердца, нужно сначала разбить банку. Это не так-то просто. Я не знаю, жалеть вас или завидовать вам. Вы кажетесь мне притягательным и отталкивающим одновременно… Ну, знаете, говорят, что людей сближает боль. Мне не сблизиться с вами в этом плане. Вы не можете почувствовать мою пустоту и горечь. Вы можете только проанализировать её. Вы даже не можете поделиться со мной историей любви или чем-нибудь сокровенным. Как будто ничего сокровенного не происходит в вашей душе. Эх… да что там, Рошель. Быть может, вы когда-нибудь влюбитесь.
- Быть может. – Я отпил из чашки. – Прекрасный кофе. Не терзайтесь, Линн. Вы просто устали. Идёмте. Нам пора ехать.
Я расплатился за кофе и мы вышли в туманную пустошь.
- А когда туман становится похожим на облака, это значит, что вы влюбляетесь, Линн? – Улыбнувшись спросил я, пытаясь поднять ей настроение хоть на каплю.
- Нет. – Серьёзно ответила девушка. – Это значит, что с фантазией у меня всё в порядке.