Все дороги ведут в Калиниград

 
 

  …Когда двери старенького, просаленного автобуса со скрипом растворились, из них прямо мне под ноги выкатилось странное существо: маленький, круглолицый парень, весь в веснушках, глаза синие, но главное – скулящий безостановочно и плачущий. Ему могло быть около 10 лет. Слёзы по щекам бежали крупные, как зёрнышки, и такие же отчётливо заметные среди его веснушек. Он наступил мне на ноги и побрёл вдоль улицы, продолжая скулить. Из автобуса мордатая контролёрша орала что-то ему вслед о безбилетном проезде и несусветной наглости.


     Мне как-то расхотелось ехать, хотя и надо было, и я пошла за мальчиком, делая робкие попытки его разговорить. На мои корявые фразы типа: «Ты чего плачешь?» или «Как тебя зовут?» мальчик дёргал плечом и методично посылал меня на. Плакать он не перестал, но всхлипы редели, вместо них он начал шмыгать носом.

 
     Наконец, я нашла вопрос, который его остановил:


     – Ты куда идёшь?


     – На вокзал, мне в Калининград надо. Отвали.


     Собственно, шансы доехать у него были нулевые: без денег, без документов, без одежды зимней (а ведь уже октябрь), да и вообще… он ведь ребёнок! И почему Калининград, ближний свет от нашей-то Курской области! Да и до вокзала пешком ему ещё часа два.


     – Зачем Калининград? – изумилась я.


     – За углом, – угрюмо сказал он.


     Признаюсь, до меня не сразу дошло, что это шутка такая, вроде «Почему Чапаев на белом коне ехал? – По земле».


     Мальчик вдруг резко остановился, так что я на него наткнулась. Инстинкт заставил уцепиться за его свитер, чтоб не упасть. Мальчик вместо того, чтоб снова меня послать теперь уже за дело, ухватился за мою руку тоже.

 
     – Слушай, такие руки холодные, как у покойника! – вырвалось у меня. – На улице плюс пять, а ты в свитере рассекаешь и без шапки. Ты что, дурак? Простудишься!


     – Ну и простужусь, – буркнул он. – Может, умру, тогда все обрадуются…


     – Я не обрадуюсь, – пообещала я.


     Мальчик улыбнулся, так просто и не заискивая.


     – Ты кто? – спросил он.


     Вот что ему ответить? Если такое спросят в банке – значит, ждут паспортных данных. Если из-за закрытой двери, значит ждут слова «свои». А что ему ответить? Я, такая-то, такая-то, такого-то года рождения… Надо оно ему? Или сказать, что я воспитатель детсада… Та же фигня: ему это зачем знать?


     – Я – Ирка, – такой ответ мне показался самым лучшим.


     – Максим, – он снова зашагал вдаль по тротуару.

 
     Тут до меня ещё кое-что дошло:


     – Максим, вокзал в другой стороне! Ты не туда идёшь.


     – А Калининград где? – совершенно серьёзно спросил он.


     – Подожди, ты ж туда не пешком пойдёшь? Да и не знаю я, как туда идти… Пошли ко мне, чаю попьём, я тебе куртку дам.


     Я вообще-то не рассчитывала, что он прямо так сразу и пойдёт с незнакомой девушкой. А он пошёл, очень запросто. Мы доехали до моего дома на маршрутке, сели на кухне за мой малюсенький столик на полторы персоны и тут, наконец, разговорились. Может, потому, что от еды люди добреют, может, парня в сон потянуло (кто знает, сколько он не спал толком), но Максим расслабился и рассказал мне, почему устроил крестовый поход на Калининград.


  …Он шёл из пригорода, чтобы добраться до вокзала и уехать к деду. Его не смущало то, что он не знал конкретного адреса. Дед был для него такой замечательной личностью, что он уверен был: спроси на улице, как его найти, и любой калининградец тебе расскажет. От кого шёл? Или даже так: от кого уходил? От мамы, от двух маленьких сестричек и от отчима. Сейчас я очень ярко их себе могу представить, парнишка оказался неплохим рассказчиком, хотя и сбивался и многое недоговаривал.
 
     Его мама была ещё молода, ей едва ли было больше 30 лет. Однако она уже родила троих детей. Она, маленькая, страшно худая, жилистая, дочерна загорелая при своей смуглой коже, очень понравилась в своё время отцу Максима именно своей независимостью. Его отец был строителем, родом из Калининграда, который в районном городке строил дома частникам. Люся, мать Максима, никогда не была его женой, они просто прожили вместе семь лет в том самом посёлке, где познакомились. Первым в их семье появился Максим, потом девочка Натка. Люся мыла, чистила, стирала, убирала без перерыва. Когда проведать их приехал свёкор, он даже шутил: «Где у тебя батарейки, надо бы их отключить хоть ненадолго. Отдохни». Дед был с юмором, хотя строгий и внушительный – высокого роста, огромный, басовитый. Максим с дедом очень дружил. У них было общее увлечение: побродить с металлоискателем по полям, поискать монеток, гильзочек, значков, порассуждать над ними, чьи они, как оказались в этой земле.
 
     К приезду деда отец всегда бросал пить (ну, да, его отец так утешался в этой жизни), приводил дом в порядок, хотя дед, конечно, видел, что дело смутное.


     Когда отец снова потянулся на строительные заработки, конечно, в Москву, Люся пустилась во все тяжкие. Отчего, Максим сказать не мог, да и не должен был. В этом месте особенно много купюр в его рассказе. Иногда его и сестру мать выдворяла на улицу, заставляя гулять «ровно до полседьмого». Натка, сестра, ещё ничего не соображала, покорно плелась к соседке. Иногда, возвращаясь из школы раньше обычного, он смутно что-то слышал, чему не знал названия, но сразу после его шумного появления в прихожей выходила из комнаты мама и отсылала его за хлебом.
 
     – Почему она думала, что я не вижу? – спрашивал меня Максим.

 
     Ну, как сказать…


     Год с лишним назад мама собрала вещи, вручила Максиму чемодан с его тряпками, взяла Натку за руку, и они отправились на автобусную остановку. Там их ждал невысокий серьёзный мужчина немногим старше матери. Он был неразговорчив. Закинул в автобус детей, вещи и Люсю, и всё.


  …Это была новая жизнь в совершенно другом посёлке. Угрюмый отчим работал в каком-то хозяйстве, Люся по обычаю сидела дома с детьми, тем более что снова была беременна. Даже рождение ещё одной сестрёнки не обрадовало Максима. Новая школа его не устраивала, новый дом был старым, сырым и затхлым даже через год  жизни в нём.

 
     Мать была занята малышкой, отчим приходил с работы заполночь, поэтому Максиму выпало развлекать и воспитывать Натку. Он не сразу понял, что отчим не просто равнодушен к нему, а скорее, ненавидит его. Это было странное чувство для десятилетнего мальчика. Его кормили, одевали, давали немножко денег на мелкие расходы, не заставляли много работать по хозяйству, но. Вот именно. Но. В каждом нечаянно пойманном взгляде отчима Максим безошибочно читал желание, чтобы он исчез, пропал без вести, не был больше. Только с Наткой парень ещё мог поговорить по душам, но она же девчонка, маленькая и глупая: ей конфет купи, она и рада.
 
     Однажды Максим с отчимом помогали соседу строить веранду. Брус с потолка как-то сорвался и начал заваливаться прямо на парня. Время потекло медленно, казалось, этот брус никогда не упадёт ему на голову, а он не мог сдвинуться с места, как заколдованный. И в этот момент Максим с отчаянием смотрел на взрослых: «Помогите, что же вы!». Сосед с круглыми от испуга глазами спрыгивал с лестницы, чтобы бежать к мальчику. Отчим стоял и смотрел. Смотрел с выражением удовольствия на лице. Это выражение быстро пропало, и Максим его бы не увидел никогда, если б время не текло так медленно. Плавным, как под водой, движением сосед выдернул парня из-под почти ударившей его балки в самый последний момент. Отчим не разжал рук, сложенных на груди, хотя что-то сказал ободряющее. Но Максим ему не верил. Время потекло быстрее, а жизнь остановилась.
 
     Через месяц Максим окончательно решил уйти. К отцу?  Нет, про это он не думал, отец не был его другом. А дед был.

 
     – Он же не знает, что с нами такое случилось. Мы никому не сказали, куда едем, отец ещё в Москве на стройке.

 
     – Ну, а телефон дедов ты хоть знаешь? – опечаленная его рассказом, я захотела помочь.


     – Нету у него. Он письма пишет. Из принципа. Только я адрес не запомнил, конверты всегда в печку бросали… Да и письма тоже.


     Через час Максим встал из-за стола и уверенно направился в прихожую. На мои вопросы он только говорил, что всё равно пойдёт на вокзал, что поедет в Калининград, что хочет быть с дедом.


     – Меня заставят жить с мамой? Ну, после суда? – уже в дверях сказал он.


     – После какого суда? – опешила я.


     – После суда. Меня же судить будут. Я деньги украл у отчима, чтоб доехать. Только у меня их отобрали в городе. В ботинке спрятал тыщу, так она и осталась. Наверное, в милицию заберут.


     – Не знаю. Оставайся пока, я деда твоего поищу.


     – Ты же его ни разу не видела, как же ты найдёшь, – просто сказал он и побежал вниз по лестнице без куртки и без денег.


     Когда я вылетела следом за ним во двор, его уже не было видно.


     Соседка посоветовала проверить, может, что в доме пропало, может, он что украл?


     Может… не может. Не знаю. Я не заметила.


     Дошёл он до Калининграда или нет? Вот это мне действительно важно.