Заяц на столбе

Владимир Апаринов
   Всех жителей нашей планеты можно условно разделить на охотников и не охотников, то есть всех остальных. Из всех остальных можно выделить тех, кто что-то слышал об охоте. И вот у многих из них возникает вопрос: а что собственно заставляет современного сытого и обеспеченного одеждой человека заниматься охотой? И оказывается, что на этот, казалось бы, простой вопрос ответить не так то и просто. Если сразу оставить за скобками профессиональных охотников-промысловиков и егерей, которые охотой зарабатывают себе на жизнь, то, и в самом деле, что?
 
   Может быть – голос крови? Инстинкт первобытного человека, который добывал себе пищу исключительно охотой? Может быть. Хотя среди охотников есть люди не только с самой древней первой группой крови. Встречаются охотники и со второй группой – кровью землепашцев, и с третьей группой -  кровью животноводов, и даже со сравнительно новой четвёртой группой крови. Мало того, среди охотников наблюдаются и представительницы слабого пола, в историческую миссию которого никогда не входила добыча мамонтов.

   Тогда, может быть, прагматичное желание сэкономить на продуктах питания и разнообразить свой стол свежей дичью? Очень может быть. Но вряд ли этой цели достигнешь, подстрелив за тягу одного единственного вальдшнепа, да и как быть с теми, кто охотится на всяких там несъедобных  лис, волков и енотов?

   Ага! Значит шкуры и меха. Значит врождённая или приобретённая склонность к живодёрству? Весьма сомнительно, если мы говорим именно об охотниках, а не о браконьерах. А большинство охотников это добрые и миролюбивые люди, трепетно относящиеся к родной природе. Кто как не они делают кормушки в лесу и с лета заготавливают веники для лосей? Мало того, среди великих гуманистов немало было страстных охотников.

   Так возможно это как раз страсть и азарт движут охотниками? Ну, это уж, несомненно. Конечно же, сердце охотника замирает, и он забывает обо всём на свете, когда слышит хорьканье того же вальдшнепа или крадётся к токующему глухарю. Но в этом смысле охота не оригинальна. Забыть обо всём на свете можно, занимаясь практически любым видом спорта или просто наблюдая за состязаниями со стороны. А испытать быть может более сильный, чем на охоте азарт можно в комфортных условиях на трибуне ипподрома или в казино.

   А что, если охота только предлог, повод, чтобы вдали от бдительного ока жён как следует оторваться, а потом пострелять по пустым бутылкам? Чего греха таить, встречается и такое. Но с псевдоохотниками всё ясно, вопрос не о них, вопрос о тех, кто часами, обливаясь потом, лазает по болотам и тайге или, наоборот, не шелохнувшись, стоит на номере в трескучий мороз.

   Что же остаётся? Стремление к общению с дикой нетронутой природой? Это тоже, несомненно. Правда, для этого не обязательно таскать с собой ружьё, достаточно рюкзака, ледоруба или просто корзины для грибов.
 
   Выходит, что у охоты нет какого-то отличительного присущего только ей одной стимула? Или все-таки есть? Рискнём утверждать последнее. Только стимул этот не единственный, а, скорее всего, решающий. Если его добавить ко всем тем положительным моментам, которые мы уже отметили, то и прояснится причина, которая побуждает современного человека заниматься охотой.

   Имеется в виду та особая непередаваемая атмосфера, которая царит вокруг самого понятия «охота», те особые отношения между охотниками и их общение. И, наконец, охоту просто невозможно себе представить без охотничьих рассказов – так называемых «баек».

   Охотничьи рассказы это уникальное явление, которое выгодно отличает охоту от многих других интересных занятий. Мне, конечно, могут возразить: – а как же рыболовные истории? Возьму на себя смелость утверждать, что рыболовные истории охотничьим рассказам не конкуренты. Автор этих строк никоим образом не хочет умалить достоинства рыбалки, тем более, что и сам является страстным рыболовом, но, что касается рыболовных историй, то все они, так или иначе, сводятся к одному – размеру пойманной или упущенной рыбы. Это вечная сказка о полуторакилограммовой плотве.

   В охотничьих же рассказах главное не в добыче, а в ситуации, которая сложилась на охоте, они чудесным образом сочетают в себе сразу несколько различных литературных жанров.
   Приключенческий – это их основной лейб мотив.
   Исторический - поскольку все они носят характер воспоминаний о каких-то старых и добрых временах. Причём, что не немаловажно, воспоминания эти всегда только приятные, даже если связаны с досадными и ничем не объяснимыми промахами.
   Детективный – в них интрига, идентификация и распутывание следов, апелляция к свидетелям, случаются погони со стрельбой и всё такое прочее.
   Батальный – в них бинокли, оружие, патроны, маскировка, переправы,  засады, пальба, трофеи.
   Сатирический – они изобилуют дружескими подколками и словесными шаржами.
   Научно-популярный – из них можно почерпнуть в доходчивой форме сведения о повадках тех или иных животных, тонкостях оружейного дела и выделки шкур, узнать различные кулинарные рецепты и другие полезные практические советы. 

   И это ещё не полный список. Читатель и сам может его продолжить, опираясь на собственные представления и опыт. Так  что проще указать, признаков каких жанров в охотничьих рассказах нет. Нет места в охотничьих рассказах, пожалуй, только жанру фантастики, поскольку любой их рассказчик готов поклясться хоть на Конституции, что всё о чём он поведал – сермяжная быль и голая правда, а на любой вымысел он просто не способен, причём, с самого детства.

   Охотничьи рассказы можно отыскать на полке любой библиотеки, но гораздо интереснее слушать их из уст самих охотников, где ни будь на природе. И надо их не только слушать, но и наблюдать. Они, как правило, сопровождаются выразительной пантомимой, когда рассказчик, то беспрестанно вскидывает руки, как бы прицеливаясь, то пригибает голову и, принюхиваясь, вытягивает шею, изображая зверя. И надо видеть, как при этом горят его глаза. Этот момент прекрасно передан на знаменитой картине Перова «Охотники на привале».

   Но надо сказать, что рассказывать, что-либо, в кругу охотников – дело не простое. Слушатели принимают самое активное творческое  участие в процедуре рассказа. Рассказчику все стараются помочь, непрестанно прерывая подсказками, уточняющими вопросами, и бурными комментариями.

   В то же время, как рассказчик ни старайся, а удивить эту публику дело почти безнадёжное. У каждого охотника всегда наготове свой не менее удивительный рассказ. А перегибать нельзя. По не писаному закону жанра всё должно оставаться в рамках приличия и не противоречить хотя бы  законам физики.

   Одним словом, рассказ обязан быть правдоподобным. Возможно ли, например, подманить рябчика так, что он сядет Вам на шляпу? А почему бы и нет, это же не вытаскивание самого себя за волосы из болота. А вот если кого уличат в откровенном вымысле, тому надолго достанутся лавры барона Мюнхгаузена и слушать его в другой раз никто не станет.      
               
                *

   Давайте теперь присоединимся к какой ни будь компании охотников в тот момент, когда они собрались вместе, но ещё не заняты охотой, и послушаем, о чём они говорят. И сделать это лучше накануне предстоящей на завтра охоты, во время ужина. В этот момент обстановка как нельзя лучше располагает к неспешной дружеской беседе, начинаются воспоминания, и каждый стремится поделиться с товарищами личным опытом.

   Отправимся, к примеру, на утиную охоту в Мещерский край. Неброская красота его природы навсегда западает в душу побывавшего здесь охотника. Большие и малые неглубокие озёра с островами и зарослями камыша – рай для водоплавающей птицы. Здесь пролегает многовековой маршрут перелётных стай, и осенью по первому морозцу собирается в большом количестве и местная, и северная, хорошо откормленная утка. Залетают транзитом отдохнуть перед дальней дорогой и осторожные гуси. Ну и конечно подтягиваются охотники.

   Итак, поздний октябрьский вечер в Мещере. Неполная луна тускло освещает зеленоватую гладь озера, на котором, куда ни глянь, проступают чёрные силуэты камышей. Время от времени тишину нарушает свист крыльев припозднившейся птицы, да далёкие утиные крики. Да ещё иногда налетит ветерок, и что-то в полусне зашепчет камыш.

   Но, чу! Где-то послышались скрип уключин и приглушённые голоса. Какие-то охотники на двух лодках ещё плывут на один из дальних островов. По одним им известным приметам они находят в темноте нужные протоки и не сбиваются с правильного пути. Пока тепло, но перед рассветом закраины озера прихватит морозцем, и к лодкам, привязанным на отмели у берега, придётся брести по воде, проламывая сапогами тонкий ледок.   

   Но вон вдалеке огонёк. Другая компания уже давно прибыла на свой остров и, расположившись на ночёвку в охотничьем домике, в тепле и уюте готовится отужинать. Здесь человек восемь. Все в предвкушении предстоящей утренней зорьки. Уже собраны ружья, подготовлены патронташи и одежда, остаётся лишь немного отдохнуть, подкрепиться и поговорить с друзьями об охоте. Протоплена небольшая печка, у которой есть плита и можно что-то сварить и вскипятить чайник.

   Две керосиновые лампы освещают убранство длинного стола. А на столе большая кастрюля с только что сваренной картошкой. Когда снимается крышка, над кастрюлей поднимается пар, и распространяется аппетитный запах. А вокруг  кастрюли, кроме хлеба, колбасы и банок со шпротами, расположились привезённые шедевры домашних заготовок. Вот миска с квашеной капустой, политой подсолнечным маслом с ароматом семечек, а вот – с маленькими солёными огурчиками и маринованным чесноком.

   Кто-то привёз розовое деревенское сало, нарезанное тонкими ломтиками, а кто-то – литровую банку с маслятами. Да какие маслята! Беленькие, без шкурки. И читатель бы не поверил, если бы посередине этого традиционного русского великолепия, от одного взгляда на которое начинают течь слюнки, не стояла бы бутылка «Пшеничной». Точно, есть. Но всего одна. Настоящие охотники, так же как и спортсмены, накануне соблюдают режим.

   Наконец все уселись за столом. Пригласили и егеря.
  -  Дядя Митя, - обратился к нему с виду самый молодой из охотников: - много нынче утки?
  -  Утки полно, - как всегда заверил егерь: - особенно в заказнике. Там ежели кто на моторке проедет, поднимаются целые тучи. Но и в нашем угодье на всех хватит.
  -  Ну, тогда давайте по чуть-чуть за удачу, - предложил старший из охотников.

   Разлили всем по чуть-чуть, егерю чуть-чуть побольше. Выпили, стали закусывать, одобряя и водку и закуску.
  -  Вы мужики как хотите, а я в тот угловой шалаш больше не сяду, - сделал заявление крупного телосложения охотник по имени Василий: - я в тот раз всю зорьку просидел без единого выстрела. Стоит он как-то в стороне и слишком близко к берегу. Помню: вокруг канонада, а в мой угол только перепуганные вороны летят.
  -  Так ты бы и стрелял по воронам, за них очки идут коллективу, да и всё лучше, чем с пустыми руками.
  -  Патроны дороже стоят, а с пустыми руками я с охоты ещё ни разу не возвращался. Говорю для тех, кто не знает, - парировал Василий: - но я и сам тогда уж думал, что осечка получится. Уже и солнце взошло, и стрельба поутихла, стало припекать. Ну, я и задремал, сидя в шалаше, от нечего делать, а ружьё держу рядом с собой стволами кверху, уперев приклад в скамейку. Вдруг слышу сквозь сон – свист крыльев. Открываю глаза: мама родная! Почти прямо надо мной три здоровенные кряквы, а за ними, чуть сзади, ещё чирков штук пять. Я как сидел, дёргаю за оба спусковых крючка. Бабах! Бабах! Дуплет, и кряквы наповал.
  -  И чирки тоже?
  -  Нет, чирки благополучно улетели. Да и на что мне эта мелочь? Три кряквы и так достойная добыча.

  -  А почему три? Ты же, помнится мне, с одной был? - поинтересовался один из охотников, влюблено рассматривая солёный огурчик, наколотый на кончик ножа.
   Василий посмотрел на него, как на несмышлёное дитя: «Я же сказал, что стрелял спросонья, не целясь. Поэтому в шалаш упала только одна утка, а две – в воду. Их, до того, как приплыл на лодке егерь, успело унести ветром».
  -  Ну, это знакомое дело, - прокомментировал охотник, сидящий с краю стола: - у меня у самого из десяти сбитых уток только шесть удаётся сбить так, чтобы упали в шалаш, остальные в воду. Но я их потом подбираю с лодки. А куда же, Вась, твои девались?  Наверное, это были подранки.
  -  Я же сказал, их унесло ветром, - отозвался Василий: - а подранков я не делаю. Принципиально. Вы что, забыли, какой тогда был ветер? И дул он с востока, как раз в сторону Серёгинова шалаша. Он, наверное, этих уток и подобрал.

   «Серёга» - степенного вида мужчина, услышав это, чуть не подавился куском сала: «Во-первых, ветер дул не с востока, а прямо в спину, я хорошо помню, - возмущённо заговорил он, не успев проглотить пищу: а, во-вторых, на что мне были чужие утки, если мне своих девать было некуда. Помню ещё, егерь приплыл меня снимать на маленькой лодчонке. Так ему пришлось сначала моих уток отвезти, а потом уж возвращаться за мной».

  - А ты знаешь, что много утятины есть вредно? Потому что утка – дура, - глубокомысленно заметил кто-то: - уповает на свою скорость и прёт напрямик.
  - Э нет, брат, это вот, не всегда, - оживился долговязый охотник в сером свитере: - со мной вот какой случай был. Охотился я как-то на ноябрьские праздники под Курском на лису и зайца. По черно тропу. Погода была великолепная – сухая, солнечная. Представьте: мягкая, ещё не скованная морозом пашня, изумрудные квадраты озимых. А воздух такой прозрачный, что если взойти в поле на какой-нибудь бугор, то видно, что делается за горизонтом. Тишина… Только слышно, как по перелескам заливаются гончие. Но я охочусь всегда один, «в узёрку». Идёшь, этак себе, по пашне и высматриваешь, где залёг на днёвку русак. Если идти на солнце, то пашня чёрная пречёрная, и заяц, хоть и называется русаком, а выглядит на её фоне совсем белым. А размером он раза в два больше беляка. Да. Некоторые, представьте себе, лежат, развалившись на солнышке, раскинув длинные задние лапы, но большинство скрытно, на самом дне глубокой борозды. Иногда выскакивают из-под самых ног. Другое дело лиса, она может лежать в поле прямо на открытом месте, свернувшись клубком. Но её не так то просто вовремя отличить от пука соломы. Помогает бинокль.

  - А причём же здесь утки? 
  - А вот и притом. Тогда мне не везло. За три дня добыл только двух зайцев, а по лисе даже и не стрелял. Только видел один раз издали идущую по полю. Но к такой в чистом поле не подкрадёшься. Скоро уезжать и я уже смирился с таким результатом. И вот раз подхожу я к опушке леса. А там возле самого леса клин не скошенной кукурузы остался. Только подошёл я к кукурузе, чтобы глянуть, нет ли хорошего початка, как вижу: вдалеке над лесом движутся точки. Я по траектории сразу понял – утки. Стайка запоздалых перелётных уток. Вижу, приближаются. Шесть штук. Летят слаженно, как пилотажная группа.

   Я шасть в кукурузу, пригнулся, наблюдаю. А они стали кружить, и с каждым кругом всё ближе и ближе. Я весь замер, ружье держу наготове, только вот патроны заряжены не подходящие – единица в контейнере, специально на лису. Ну да думаю, может оно и к лучшему, у северной утки перо крепкое. А летят они не высоко, и я уже ощущаю во рту вкус свежей утятины, приготовленной в русской печи. Уж так захотелось утятины!

   И тут вдруг вижу сквозь кукурузу: откуда ни возьмись, выходит из леса лиса, и не спеша, направляется по кромке пашни прямо в мою сторону. Я сразу почувствовал  неладное. Отпугнет, думаю, зараза, уток. А она, как назло, подошла и остановилась на открытом месте прямо напротив меня. Представляете? Да ещё «огнёвка», яркая как пламя. Мех прямо переливается и горит на солнце. Чем тебе не сигнальная ракета? Вот, думаю, рыжая тварь. Все овраги облазил, и хоть бы что. А тут в самый неподходящий момент – нате вам.

  -  Да, тебе частенько не везёт, - заметил кто-то: - что ж ты сделал?
  -  Шикнул я на неё. Не слышит, тварь, за шелестом сухой кукурузы. Тогда я швырнул в неё ком земли, но не попал. Ком упал рядом с лисой и рассыпался. А она только подошла и обнюхала это место. Счёт шёл на секунды. Я схватил ком покрупнее и запустил в лису что есть силы. Тут уж она драпанула обратно к лесу, только хвост мелькнул. Но было поздно, утки успели её заметить, резко отвернули в сторону и улетели. А ты говоришь «утка - дура». Как бы ни так!

  -  Да… получается, дура вовсе не утка, - вздохнул кто-то из охотников.
  -  А я думаю, надо выпить за целеустремлённость нашего товарища, - предложил старший охотник: - для охотника это наипервейшее качество.
Все согласились. Разлили ещё по чуть-чуть.

  -  Ну, раз уж речь пошла у нас о лисах и зайцах, то должен вам доложить, что хитрее зайца зверя нет, - молвил молчавший до сих пор охотник с рыжей шевелюрой и веснушками на носу: - лиса ему в подмётки не годится.
  -  Где же ты, Коля, это вычитал?
  -  И читал, и собственный опыт имеется, - продолжил рыжий Коля: - да вы и все, наверное, читали рассказ о том, как заяц, убегая от охотника, запрыгнул на высокий пень.
  -  Читали! Читали!
 
  -  Так вот у меня был случай похлеще! Тропил я как-то зайца по первой пороше, недалеко от Истры. Ну и хитрец же попался! Каких он только петель не плёл, каких только скидок не делал. Но меня-то не проведёшь. Меня эти узлы распутывать ещё дед учил в Сибири. А дед у меня был знаменитым на всю округу следопытом. Так вот, часа через два прижал я этого зайца к не замёрзшей ещё реке. Река там делает на лугу крутую излучину. Образуется такой полуостров, поросший редким кустарником.

   След вел прямо туда. Обратного следа не было. Всё, думаю, косой, попался! Деваться ему некуда: с трёх сторон вода, с четвёртой – я с ружьём. Через этот полуостров ещё проходила на заброшенную ферму линия электропередачи. Так вот след шёл как раз под этой линией. Продвигаюсь я потихоньку по следу от столба к столбу вглубь полуострова в полной готовности выстрелить в любой момент. Но вот вижу, след впереди обрывается. Скидка? Странно, заяц не мог здесь пропустить меня на лёжке незамеченным. Место узкое, хорошо просматривается, и обратного следа нигде не видно. Значит, он затаился где-то здесь рядом. Но где?

   Методично обшариваю глазами каждую заснеженную кочку, каждый кустик вокруг – и ничего. Прошёл ещё дальше того места, где след оборвался, и опять ничего. Что за чертовщина, не мог же он сквозь землю провалиться? Оборачиваюсь и вдруг вижу: заяц то мой на столбе сидит! Я его по кочкам шарю, а он – на столбе! Вот же каков хитрец!

   Тут рассказчик умолк и, не торопясь, стал набирать на вилку квашеную капусту. Видимо он уже рассказал, что хотел.
  -  Это, на каком таком столбе? – не выдержал кто-то.
  -  На электрическом. На каком же ещё? Там других столбов не было.
  -  Постой, а в каком таком смысле «на столбе»? Может быть, за столбом?
  -  Нет, именно на столбе. Как раз там, где изоляторы с проводами.

   В наступившей тишине стало слышно, как блаженно урчит на лавке кот. Охотники переглянулись. Егерь открыл рот, но, так и не придумав, чего сказать, остался сидеть с открытым ртом. Возникла неловкая пауза. Наконец тишину нарушил старший охотник.
  -  Ты, Николай, это… знай всё-таки меру. Ты же знаешь, что у нас не принято заливать. И загибать. Заяц не скворец. Скажи уж, пока не поздно, что ты пошутил.
   Рыжий Николай обвёл всех победоносным взглядом искрящихся глаз.
  -  То, что заяц не скворец я и сам подозревал, а на конце столба он все-таки сидел! Тот столб ещё летом повалило бурей.

                **
   Возможно, автор и ошибается, но ему кажется, что во многих охотничьих рассказах, так или иначе, в том или ином виде, присутствует пусть даже еле заметный, но свой заяц на столбе.