Как-то в нашу часть для дальнейшего прохождения службы прибыл старший прапорщик Корзун. Ранее он служил в ГСВГ, а до этого - в Афганистане. Новоприбывший сразу получил «хлебную» должность старшины роты, заменив прапорщика Чуйко - человека строгого, но справедливого.
Первым нововведением Корзуна стали поборы с микроскопического денежного довольствия солдат и сержантов. Расписываясь в платёжной ведомости за несчастные семь рублей, я, как и все рядовые в роте, получал от нового старшины на руки шесть рублей, а командиры отделений вместо двенадцати рублей - одиннадцать.
На справедливый вопрос: «Где остальное?», Корзун, опуская глаза (была у него такая постоянная привычка), объяснял, что сбор производится на зубные пасты и щётки. Солдаты возмущались, поскольку «мыльно-рыльные» принадлежности всегда покупали сами, и шли с жалобой к комбату - подполковнику Некрасову. Но тот лишь разводил руками, типа, я ни причём.
Но часть слухом полнится. Один из наших прапорщиков, в своё время служивший «за речкой», рассказал, что у Корзуна в штабе армии сидит родственник с большими погонами, поэтому старшина и попал на эту должность, а комбата он просто всерьёз не воспринимает.
Следующими шагами Корзуна стали частые вывозы солдат на его загородную дачу, а ещё на «левые» и зачастую тяжёлые работы. Помните анекдот? Объявления в газете: «Сдаются в наём разнорабочие. Двадцать человек по цене одного. Военная часть номер такой-то, спросить прапорщика Абдуллаева». «Сдаются в наём грузчики. Двадцать человек по цене одного. Военная часть номер такой-то, спросить прапорщика Абдуллаева». «Принимаются заказы на убийство прапорщика Абдуллаева. Военная часть номер такой-то, спросить любого!!!» Подтверждаю: этот анекдот из жизни!
Я на даче Корзуна ещё ни разу не был. Как-то среди сослуживцев сказал, что если и попаду туда, то обязательно сожгу её. На следующий день старший прапорщик вызвал меня и потребовал объяснить мои слова, переданные ему «доброхотами». Я честно признался, что так оно и будет.
Путь на дачу Корзуна мне был заказан. Зато ассортимент тяжёлых работ на других объектах значительно вырос. Приходилось с товарищами разгружать вагоны с углём, корчевать деревья на каких-то загородных участках, а ещё, сдирая в кровь кожу на ладонях, грузить лопатой щебень в самосвалы, разгружать на станции контейнеры с мебелью и после перевозки таскать всё их содержимое на верхние этажи жильцам, которые к вооружённым силам не имели никакого отношения. Не считая кармана Корзуна.
Предыдущий старшина тоже привлекал нас к некоторым работам. Но очень редко и не в таких объёмах. К тому же, на этих выездах прапорщик Чуйко кормил солдат как на убой, буквально авоськами покупая «докторскую» колбасу. Корзун же бесплатную рабсилу не кормил вообще! Доходило до того, что он привозил нас в часть после ужина, вынуждая самим решать свою продовольственную программу. Тем более, что своей столовой в части не было.
Как старшина роты, Корзун часто ходил дежурным по части. Прознав, что я хорошо играю в нарды, он стал ставить меня к себе в наряд дневальным по роте. Всю ночь нещадно зевая и «клюя носом», я был вынужден сидеть со старшиной за доской и кидать зарики. Даже положенными часами для отдыха старший прапорщик не давал мне воспользоваться.
Мне везло, если только ночью у него наступал «бзик». Корзун садился по-азиатски на кушетку в комнате отдыха дежурного по части и, достав свой «ТТ», снимал его с предохранителя и загонял патрон в ствол. Положив пистолет рядом, он надвигал фуражку на глаза и исподлобья смотрел в открытую дверь, как раз напротив входа в спальное помещение. Солдатам, которым требовалось выйти, приходилось лазить через окно. Ходить по коридору никто не решался.
Постепенно ребята вычислили ещё одну фобию старшины-злыдня. Оказалось, он боялся резких и громких звуков. Когда старший прапорщик проходил по техтерритории мимо какой-нибудь пустой автоцистерны, шутники, находившиеся с другой стороны, били по ней кувалдой. Корзун моментально бросался на землю, не обращая внимания на пыль, грязь или мазут. Фуражка улетала в сторону, а старшина обхватывал голову и громко рыдал.
Сейчас, спустя четверть века, я понимаю насколько наши действия по отношению к нему были жестоки. Но тогда, после всех его злодеяний, такая месть казалась весьма заслуженной и вполне приемлемой.
После подобных издевательств над ним, Корзун вновь обрушивал на меня различные взыскания, так как считал зачинщиком, что было не всегда справедливо.
Однажды зимой, будучи дневальным по парку, я решил немного подшутить над Корзуном, бывшим в тот момент в наряде дежурным по части и ходившим с проверкой подчинённых.
Он любил внезапно появляться в парке и ловить уснувших дневальных. Но в ту ночь было наоборот: я с вечера следил за ним неотрывно. Каждый его шаг в сторону парка контролировался мной.
Едва старший прапорщик появился на техтерритории и почти неслышно начал двигаться вдоль эстакады, я приготовился. Когда Корзун завернул за эстакаду, то споткнулся о распластанное на снегу тело. Я лежал неподвижно, искоса наблюдая за реакцией дежурного по части.
Зажёгся фонарик. По мне скользнул луч света, и техтерриторию огласил душераздирающий вопль. Я вскочил. Корзун закричал ещё громче. На крик начали сбегаться все дежурившие солдаты. Я тихо ретировался. После этого эпизода мне долго пришлось не вылазить с нарядов по столовой!
Ближе к «дембелю», после очередного притеснения со стороны Корзуна, я не выдержал и в сердцах пообещал, что перед отъездом домой зарежу старшину! Вскоре старший прапорщик лёг в госпиталь. Дня за три до демобилизации я находился в увольнении - билеты и всё такое. Решив на прощание извиниться перед Корзуном, я завернул в госпиталь. Подходя к лечебному корпусу, увидел старшину у окна. Махнув ему рукой, я зашёл в здание. Обратился к дежурившей «на вахте» медсестре с просьбой позвать Корзуна. Сказав, что только недавно она его видела, женщина пошла к нему в палату. Долго её не было. А когда вернулась, сообщила, что не смогла его найти. Видимо, старший прапорщик решил, что рядовой Галеев явился исполнить свою угрозу... Больше я его не видел.