Три девицы под окном
Пряли поздно вечерком.
«Кабы я была царица, –
Говорит одна девица, –
То на весь крещёный мир
Приготовила б я пир…»
(А. Пушкин)
Царь, стоявший у забора во все время разговора, пораскинувши умом, так сказал себе: – Берем эту самую девицу, кулинарку, мы в царицы. И пущай на цельный мир приготавливает пир. На порог он всходит лихо.– Где тут баба Бабариха, где тут умница-сестра? Ждать не станем до утра, ни к чему нам проволочка. Обвенчаемся – и точка!
Тут в избе поднялся крик: – Где икона, божий лик? Где прабабкин сарафан
подвенечный? Где стакан, самый тот, насквозь граненый, в сто целковых оцененный,
что в приданое давно был назначен заодно с ложкой, скалкой и мочалкой, с люлькой, детскою качалкой, с полотняным покрывалом и пуховым одеялом?
Все нашли, в сундук сложили, сверху опись приложили и вручили с покаяньем, что, мол, мало воздаянье, но зато сама невеста так мила, что красит место – хоть какое, где сидит. У девицы скромный вид, косы русые до полу, тонкий стан. И очи долу опустивши, век она свой сидела у окна. Не глядела на приказных дьяков. Унтеров развязных на дух просто не могла вынести. Строга была – особливо с молодцами, что вели себя купцами, торговавшими, бог весть, волю девичью и честь. И на прочие соблазны не польстилась – ну ни разу!
Царь Салтан сказал:– Довольно! Прослезился я невольно, про достоинства невесты
слушавши. Пора нам к месту свадьбы тотчас отправляться, под венцом соединяться.
И пущай крещеный мир пребывает к нам на пир!
Дело было в день воскресный, не найти нигде, хоть тресни, Митрофания-отца. Как же можно без венца? Царь недолго огорчался, с предрассудком распрощался. И сказал себе: – Раз так, предпочту гражданский брак. Это даже и не хуже – быть и мужем, и не мужем. На корону, трон, манто с горностаями никто не позарится, чай, впредь – так мне в них и помереть.
В понедельник утром рано, встав, супружница Салтана только косу заплела, тут чернавка в ней вошла. Говорит: – По воле царской будет нынче хан Бухарский, с ним, как водится, родня, значит, ханская. В полдня не управиться, царица, хоть у нас ты мастерица. Так что тесто затевай прям сейчас. Да не зевай! Приготовь-ка чебуреки. Слышь, петух закукарекал! Чай, не ранняя заря. Не теряй-ка время зря. Изготовить надо плов на пятнадцать жадных ртов, коль шашлык не по уму, так сваргань хоть шаурму. На десерт лукум рахат – то-то хан наш будет рад.
– Вот-те на! Медовый месяц! Кто с утра-то тесто месит? Да и царское ли дело у печи стоять? Я смело заявлю сейчас Салтану, что кухарить, мол, не стану! Что ж, выходит, я зазря вышла замуж за царя?
– Видно, скоро ты забыла, что сама же говорила! Как чуть что – на целый мир обещалась сделать пир. Так тебе ли отпираться?
– Да, уж видно расстараться мне придется в этот раз. Что ж, исполню я наказ, накормлю гостей бухарских на убой – с размахом царским. Пусть дивятся нашим нравам, и закускам, и приправам.
Право, вышел пир на славу! И бухарцам на забаву царь велел пропеть частушки, а потом палить из пушки. Ввечеру душа-царица ног не чует. Спать ложится на пуховую кровать. «Буду завтра отдыхать!» – так сказала, и зевнула, и быстрехонько заснула.
Чуть во вторник солнце всходит, тут чернавка к ней заходит.– Государыня, вставай!
Поскорее надевай ты одёжу что поплоше, не кухарить же в хорошем сарафане. Нынче к нам приезжает принц Вольфрам, копенгагенский наследник. Не забудь надеть передник – дай, тесемки завяжу! – с ним жена его – Жужу, с нею брат ее – чухонец, с ними дядя их – эстонец, с ним племянник – вроде, швед, балагур и сердцеед. Перво-наперво готовь им с оливками морковь, и салат из макарон, и жаркое из ворон. Без селедкина филе нету шарма на столе, зильбулар и ёлеброд, не заменят бутерброд с малосольным лососём – он должён быть припасен. Да, забыла я про пиво Бочкаревского разлива – его надо бы поболе, чтоб гостям упиться вволю.
– Это что же за напасти! За какие за грехи? Только дай чухонцам власть – и нет в дому и требухи. Уж и так в подвалах пусто, только квашеной капусты полбочонка взаперти. В погребах – шаром кати!
– Говори, душа, потише! Ненароком нас услышат – ведь имеют стены уши. Ой, спасите наши души! Ох, приемы, ассамблеи – где барашками мы блеем, где рычим бесстрашно тигром – политические игры!
– Вот беда, так уж беда: завтра – только-то среда, а пришельцев легион съел недельный рацион! Слать в губернии гонцов, чтобы нам со всех концов натуральный шел продукт – будь то овощ или фрукт, будь то рыба или дичь – чтоб сейчас же бросить клич! И чтоб полны закрома, проверять приду сама! Скандинавское меню я ничем не заменю.
Пировали гости всласть. После спать пришлось их класть – кто в чем был. Тут и уснули – кто на печке, кто на стуле. А царица, как была в фартуке, так и легла. И привиделся ей сон про обед на сто персон. В среду утречком она, рано вставши, из окна смотрит тихонько на двор: никого! Она, как вор, только к двери подступает… Тут чернавку и встречает!
– Ты, царица, уж чуть свет на ногах! Тебе секрет я раскрою: нынче ждем абиссинцев на прием. Что глядишь тетерей сонной! Будет собственной персоной ихний царь, при нем гарем, Чюльчатаев и Зерем там полсотни ровным счетом. Ну, пора, знать, за работу! Дичь, свинью, бараний бок – окуни сперва в песок, после жарь на вертелах иль в оливковых маслах. Да приправу из сандала не забудь! Горох и сало с луком любят. И кускус – на заедку. Тонкий вкус, говорят, у абиссинцев – пьют вино из апельсинцев, из бананов, ананасов ведрами – заместо квасу. А на сладкое – халву, мезельмен и пахлаву.
– Только мы тут африканцев не видали! Мало шансов иноземцам угодить. По царю страну судить станут. Нет, царя Салтана я позорить уж не стану. Подсоблю в последний раз. Вот такой царицы сказ.
Ублажали, как могли, абиссинцев: свечи жгли, раскурили и кальян. Сам Салтан был весел, пьян, на невольниц пялил очи – особливо ближе к ночи. И Салтанова жена тем была поражена. Следующие трое суток, на манер летящих уток, промелькнули чередой беспрерывной. Боже мой, сколько ж бедная царица наготовила для принцев, графов, герцогов, пашей и капризных атташе! Караваи, щи, котлеты, клецки рыбные, омлеты, куропатки по-китайски, расстегаи по-нанайски, из крыжовника желе, саварен и крем-брюле.
На рассвете в воскресенье, босиком неслышно в сени вышла бывшая девица – то ль кухарка, то ль царица – прошептала тихо-тихо: «Не попомни, царь мой, лихом ты сбежавшую жену – больше я не протяну!»
Тем воскресным вечерком три девицы под окном с прялкой время коротали, но уж больше не болтали…
;