Странный народ эти философы. С ними не соскучишься. Порою выдадут такое, что простому человеку ни в жизнь не представить и не понять, что они имеют в виду? Например, изучая на протяжении нескольких веков человеческую сущность, они пришли к выводу, якобы индивид и личность, не одно и то же. Индивидом человек рождается, а личностью, если есть предпосылки – становится. Нет, по их понятиям эти две категории состоят в родстве, развести их по разным углам невозможно, но, всё-таки они имеют разные определения и признаки.
Почитаешь такие сочинения, и сразу отпадает вопрос, почему в народе родилась поговорка: «В тихом болоте черти водятся». Если принять Индивида за тихоню и послушника, не имеющего собственного «Я», то есть того, кто не способен «ни украсть, ни покараулить», то получается, что из него должна сформироваться Личность, персона с ярко выраженной индивидуальностью, небывалыми способностями, богатым внутренним мироощущением и большой силой души. С чего бы это?
Сам я не философ, потому не спорю со специалистами. Хотя придерживаюсь другого, своего мнения на появление в обществе личности. Допускаю, что никакого её становления не происходит. Каким человек рождается, то есть, что ему достаётся от папы с мамой, что в него закладывает Всевышний, таким он и живёт. Удивляет, или смешит народ. Примером тому является мой герой – яркая самобытная личность с рождения.
Зовут его Макс. По образованию, инженер, по призванию – неисправимый романтик.
В обыденной жизни Макс нечем не отличается от своего окружения. С начальством не спорит, хотя и в рот ему не заглядывает. За доброту и отзывчивость характера пользуется уважением в рабочем коллективе. Словом, у него всё, как у обычных нормальных людей, которые нашли своё место в жизни. Однако если присмотреться внимательнее, в глубине его души, на самом её донышке, можно заметить некоторые особенности натуры. Прежде всего, не доступные обычному взору, романтизм и мечтательность, из-за которых Максу постоянно чего-то не хватает. Он вечно в поиске, словно романтизму тесно и скучно находиться взаперти, в потёмках его души. Романтизм подталкивает душу, трясёт её, и та непрестанно рвётся в полёт, стремится к вершинам возвышенного мироощущения.
Откуда взялись такие особенности натуры, сам Макс сказать не может. Хотя ощущает их с тех пор, как помнит себя. В жизни они ему не мешают. Наоборот, помогают творить, быть не равнодушным, переживать, радоваться, искренне огорчаться – то есть ЖИТЬ.
Одно не устраивает Макса. Он не любит пустых мечтаний. Есть индивиды, которые лёжа на диване, находят клады, покоряют горные вершины, изобретают Перпетум Мобиле. Под сладострастные думы засыпают, а проснувшись, уже никогда не вспоминают о них. Макс другого склада. Все свои романтические возвышенные мечты пытается воплотить в жизнь. Но вот беда, Максу фатально не везёт. В осуществлении своих романтических проектов он часто терпит фиаско, а потому невольно становится неудачником.
Стоит возвышенной душе Макса, попытаться взлететь, чтобы проявить таящиеся в ней темперамент, характер, способности, как судьба, а может быть и злой рок, тут же осаживает её. Возвращает на грешную землю, в отведённую жизненную колею. Не спрашивая, нравится ей колея, или нет.
Началась у Макса тёмная полоса неудач ещё в далёком детстве.
Где-то накануне окончания четвёртого класса он решил сделать своей первой учительнице подарок. Мария Григорьевна покидала школу, уезжала в другой город. Под впечатлением прочитанных сказов Бажова, Максом овладело благородное желание вырезать на память учительнице чашу из камня. Наподобие той, что изготовил Данила – мастер из малахита для Хозяйки медной горы. Стал искать, из чего же можно вырубить свой шедевр и где взять необходимые инструменты каменотёса? Обошёл прилегающие к дому дворы, перерыл ящики в кладовой, но ничего, кроме битых кирпичей, да старого зазубренного топора для колки дров, на глаза не попалось.
Макс не допускал мысли о том, что может расстаться навсегда с учительницей, не отблагодарив её. Настроился изготовить хотя бы вазочку из подручного материала. Несколько дней пребывал в приподнятом творческом настроении, орудовал кухонным ножом, пытаясь превратить кусок строительного кирпича в изысканное изделие. К великому огорчению «мастера», на заключительном этапе работы у вазочки отпала ножка: кирпич попался с трещиной и рассыпался. Желанного подарка не получилось, а на руках долго не заживали кровавые мозоли.
Этот печальный случай запомнился Максу. Хотя в дальнейшем было много других подобных.
Сразу за огородом родительского дома Макса бежала безымянная речка. Полноводная в период весеннего разлива, и не более метра в ширину летом. Ребятам с его улицы приходилось ходить купаться далеко, более чем за километр. Макс занялся постройкой на речке бассейна. Хотел отрыть котлован, обложить пластами дёрна, словом сделать добро детворе. Его идея понравилась сверстникам. Компанией копали долго, но бесполезно. Всё, что откапывали днём, за ночь затягивало торфяной массой. Рукотворное болото становилось всё жиже и жиже. Находиться в котловане стало не безопасно, его можно было использовать только для принятия грязевых ванн. А грязи вокруг хватало и без котлована…
Ещё через какое-то время Макс решил раскрепостить душу, излить народу музыку и песни в собственной интерпретации. Ему очень нравилось звучание скрипки, мечтал стать таким же исполнителем, как Паганини. Но скрипки в сибирском городишке не пользовались спросом, в магазинах их не продавали. Купил двухрядку, начал осваивать ноты. Выяснилось, что музыкальных данных, не говоря уж вокальных, у него нет и в помине. Медведь в лесу выводит на пне мелодии чище, чем Макс на гармошке. Лишь один раз его игра привлекла повышенное внимание: вдрызг пьяная компания просила несколько раз исполнить матросскую плясовую «Яблочко».
И так каждый раз, на протяжении всех прожитых лет. Какая бы возвышенная мысль не зародилась в голове, или душе Макса, дело оканчивалось одинаково – болезненным щелчком судьбы по носу.
Удачливый в общей людской массе, и неудачник в осуществлении своих утончённо-возвышенных порывов, Макс никогда не отчаивался. После получения очередной зарубки на носу не сдерживал себя в дальнейших мечтаниях. Для него ржавые «дверные петли» неизменно продолжали петь, а не скрипеть.
После успешного окончания института Макс поселился на берегу старинного пруда. С одной стороны пруд заканчивался плотиной со сливом, где когда-то находилась мельница, с другой – согрой, подтопленным кочкарником с засохшими зарослями ивы. От плотины до согры около километра водной глади.
В свободное время Макс зачарованно смотрел, как ветер долго разгоняет волны, а затем, безжалостно бросает их на плотину, разбивая в мелкие брызги. Ему захотелось окунуться в стихию, слиться с водой и ветром, на себе ощутить буйство дикой природы. Он без труда изготовил лодку-плоскодонку, приладил к ней уключины для вёсел. Стал выгребать на самодельной посудине на середину пруда и отчаянно бороться со встречным ветром, который охотно принимал вызов человека. Рвал на Максе расстёгнутую рубаху, нещадно бил посудину волнами, пытаясь остудить гребца, залить водой с головы до ног. Макс всегда выходил победителем, а потому посчитал, что в его борьбе нет завершённости и мало романтизма. Решил оборудовать плоскодонку двигателем, чтобы можно было, словно на глиссере давить и разрезать любые волны, превращать их за кормой в свою высокую волну, способную достигать дальних берегов водохранилища.
Лодочные моторы считались в то время большой редкостью, к тому же финансы Макса «пели романсы», денег хватило лишь на подержанный мотор от мопеда, изготовленный ещё в советское время. Он сконструировал и сварил из старенькой велосипедной рамы подвеску, купил настоящий, заводской гребной винт. Одного Макс не учёл. Выпускавшиеся товары под лозунгом: «Советское – значит отличное!», на самом деле отличались удивительными свойствами. Например, моторы почему-то не желали заводиться. Словно их специально конструировали с тайным прицелом – не портить атмосферу, сохранять экологию. В результате на дороги выходили «Запорожцы» с малолитражными движками с непредсказуемым поведением, и по этой причине, спрятанными в багажниках; мотоциклы и мотороллеры, заводившиеся лишь с толчка; мопеды с мотором, который при езде нужно было непрерывно крутить ногами…
Сложная инженерная конструкция Макса, не пожелала работать. Как он её не совершенствовал, и что бы с нею не предпринимал, она ни разу не подала признаков жизни. Не произвела ни одного, даже холостого выхлопа.
– Да ну её в болото, – решил Макс и вскоре принялся устанавливать на плоскодонке парус.
Продолбил в скамейке дырку, вставил в неё шест-мачту. Материала для паруса не нашлось, привязал к мачте старое домашнее покрывало. В течение всего нескольких часов Макс оборудовал и подготовил парусник к ходовым испытаниям.
Предвкушая приятное пение ветра в натуженных, поскрипывающих снастях, Макс вышел на вёслах на середину пруда и развернул парус. Ветер затрепетал в покрывале, накренил посудину и медленно, боком потащил её к берегу. Макс стал крутить мачту, ловить необходимый угол атаки ветра, при котором лодка могла бы следовать нужным курсом. Не получалось. Макс упрямо, снова и снова возвращал на вёслах лодку к берегу, со стороны которого дул ветер, и вновь распускал покрывало. Плоскодонка с таким же ответным упрямством неуправляемо, кренясь и черпая бортом воду, тащилась к противоположному берегу.
После нескольких часов тщетных усилий, Макс сдался, согласился с мыслью о том, что его конструкция нуждается в серьёзной инженерной доработке.
Настроение Макса не то чтобы ухудшилось. Очередное фиаско несколько затронуло струны сожаления утончённой души. Хотелось дать стеснённой в груди душе свободу, надежду на более удачное будущее. Зажечь свет в тёмном окошке.
Он не был пьющим человеком, но на этот раз, придя домой, достал поллитровку. Налил гранёный стакан и залпом осушил его. В груди потеплело, словно прошёлся лёгкий, приятный ветерок. После второго приёма, душа обозначила своё присутствие, пошевелилась. Макс рванул рубаху на груди, чтобы выпустить душу из клетки. Раскрепощённая, она взлетела и села за стол напротив Макса – прекрасная, в золотом ореоле, улыбающаяся.
– Запомни навечно! Ты есть творение Всевышнего, он вложил в тебя большую Божественную Душу, то есть меня. Мы с тобою одно целое. И ещё, только я знаю, чего ты хочешь, и на что способен, – произнесла Душа.
– Сейчас тебе хочется песни. Твоей любимой, про парус. Без меня песня не получится. Петь надо всегда с Душой.
Душа села рядом с Максом и обнявшись, они запели:
– А у дельфина взрезано брюхо винтом!
Выстрела в спину не ожидает никто.
На батарее нету снарядов уже.
Надо быстрее на вираже!
Парус! Порвали парус!..
Утром Макс не помнил, наливал ли он себе третий раз, или его душе хватило двух стаканов? Только когда открыл глаза, башка трещала неимоверно. Видимо, на этот раз неудача не обошлась ему простой зарубкой на носу. Похоже, взлетев накануне вместе с трепетною душою ввысь, Макс не совсем удачно опустился на землю. Не иначе, как вниз головой. А то, отчего бы она продолжала раскалываться, а в глубине её метрономом стучали недопетые вчера дуэтом слова:
– Каюсь! Каюсь! Каюсь!