Четвёртый короб из записей Певчего Гада. 37

Вячеслав Киктенко
37.
***
Обманщики и щипщики

            …классическая, великая Алма-Ата 50-х годов 20 века.
И – выступает из памяти день… один из самых ужасающих дней вполне счастливого детства: отец волочёт меня, как на закланье барана, в кошмарное место. А этот «баран» изо всех силёнок упирается сандаликами в раскалённый асфальт… а отец всё волочёт, волочёт, волочёт… волочёт на этот раз к «Тёте чёрненькой».
Они чередуются: «Тётя беленькая» и «Тётя чёрненькая». Отцу кажется, что это симпатичные, милые тётеньки, одна лучше другой, и мне просто глупо не радоваться такой невероятной удаче и везению – визиту к НИМ. И он их поочерёдно расхваливает, расхваливает… ага!
Они – сущий кошмар, отвратительнее их нет на всём белом свете. Они – зубные врачихи! Они крутят голыми, заголёнными в работе ногами, с намокшими от напряжения трусами, которые я невольно должен обозревать с зубоврачебного кресла, крутят мощными ногами свои страшные педальные машины…
***
Тогда, в 50-х годах далеко не во всех городских стоматологиях бор-машины были электрические, я до сих пор отчётливо помню допотопные, ножные бор-машины, навроде точильных или же швейных машинок. Естественно, свёрла вращались с произвольной скоростью, в зависимости от физической формы «тётенек», от их усталости, от времени приёма. Как правило, вращались  довольно медленно, и потому очень больно. Больно для меня, разумеется…

***
Впечатление от  плаката в детской поликлинике:

Сырая улитка носа
Долго ползала по платку,
Оставляя за собой
Серебряные следы.
Потом уползла.
Высохла. Умерла…

Улыбнулись врачи!
…………………………………….
В детской клинике врачи теперь
На плакате так и стоят,
Радостно воздымая чистые,
Стираные носовые платки…

* * *
…о, эта «Тётя чёрненькая»!.. Я помню, как, ласково ощерясь, впивалась она в мои нежные зубы своими дикими свёрлами, свёрлышками!.. А потом ещё долго ковырялась там  какими-то невообразимо погаными, студёно сверкавшими шильцами... бр-рр!..
А уж «Тётя беленькая»!.. Она даже не улыбается мне, в отличие от «чёрненькой», я уже хорошо знаю её. Она молча хватает меня за тощую шею, фиксирует её на спинке кресла, и, рявкнув что-то вроде «молчать!», заводит белой ногой пыточную машину…

***
– «А я тебя навижу!..»

***
От одного воспоминания об этих «визитах» мне становится плохо ещё накануне,  когда мы дома, и только ещё собираемся (это отец собирается, а я пытаюсь спрятаться от него за большой фикусной кадкой в углу нашей «залы»). И хотя сегодня принимает «Тётя чёрненькая», ласковая тётя, я, ловко выловленный отцом из-за кадки и выведенный на страшный путь, я всё равно ору и упираюсь ногами в асфальт – в раскалённый июльский асфальт восточного города...