Инсульт

Вадим Ирупашев
     Как-то все неожиданно случилось. Жили-жили, на здоровье не жаловались. И вдруг – инсульт!
     Возраст у Василия Михайловича уж и не молодой – семьдесят первый пошел. Но ведь здоров был. И не ожидали такого.
     Утром Василий Михайлович за столом сидел, овсяную кашу ел. И вдруг ложка из его руки выпала, сам он замер и в миску с кашей лицом и уткнулся. А Зинаида, жена Василия Михайловича, напротив мужа сидела, и она овсяную кашу ела, поначалу и не поняла ничего, подумала, шутит муж, и даже осердилась на него. Говорит: «Кончай, Васька, придуриваться-то, не смешно это и глупо».
     А Василий Михайлович не отвечал, и головы не поднимал, так в миске с кашей лицом и лежал.
     Ну уж тут Зинаида и заподозрила что-то неладное. Подошла она к мужу, за плечи его приподняла и в лицо ему заглянула. А по лицу Василия Михайловича каша стекала, глаза были открыты, но какие-то пустые, как бы невидящие и куда-то в сторону смотрящие, а одна сторона лица была перекошена, и не говорил он, и на вопросы не отвечал, а только странно мычал.
     Испугалась Зинаида, по комнате забегала, понять не может, что с мужем случилось, не знает, как помочь ему. А как немного успокоилась, то позвонила она в «Скорую».
И увезли Василия Михайловича в больницу. А там уж и узнала Зинаида – инсульт у ее мужа! И еще сказали ей доктора: «Спасем мы вашего мужа, но уж на ноги не поставим, а сколько жить ему осталось, так это только одному Богу известно».

     Месяц лежал Василий Михайлович в больнице, в реанимации. А когда привезли его санитары домой и на постель положили, то Зинаида с трудом узнала его. Как бы какой-то чужой человек перед ней на постели лежал, как бы и не муж это ее.
     Лицо Василия Михайловича, прежде всегда гладко выбритое, щетиной обросло, щеки впали, челюсть нижняя отвисла, рот открыт, а глаза на выкате, неподвижные, и как бы какие-то безумные. И язык у Василия Михайловича отнялся, ноги и руки не двигались, и только на левой руке пальцы чуть шевелились.

     Зинаида была растеряна. За мужем нужен был постоянный уход, а помочь ей было некому. Надо было кормить мужа с ложки, жевать он не мог, а жидкая пища вытекала из его рта и стекала по подбородку на простыни, на одеяло. И надо было подкладывать под мужа судно, выливать в унитаз нечистоты, подмывать и менять на муже белье. И много еще чего надо было делать – всего не перечислишь.
     Василий Михайлович не говорил, но громко мычал, и мычание это, какое-то нечеловеческое, похожее на звериное рычание, приводило Зинаиду в отчаяние. Мычал Василий Михайлович и ночью, когда в доме все спали, и будил соседей. И соседи стучали по отопительной трубе, требуя прекратить шум.
     А со временем от немытого тела, незаживающих пролежней, мочи (Василий Михайлович часто мочился в постель) установился в квартире невыносимый едкий запах, который проникал в коридор и в соседние квартиры.
     И соседи были сердиты на Зинаиду и при встрече с ней во дворе, на улице не здоровались, отворачивались от нее.
     А как-то пришел проведать Василия Михайловича его бывший сослуживец. И когда узнал он, что бывший его коллега не может говорить, то удивился и не поверил этому и пытался говорить с ним. Но Василий Михайлович молчал и смотрел на посетителя пустыми, невидящими глазами. Бывший сослуживец вздохнул, махнул рукой и ушел. И уж больше к Василию Михайловичу никто не приходил.
     Бывало, Зинаида в отчаянии уходила из дома. Она бесцельно ходила по улицам, сидела на скамейках и думала.
     А думала она о своем несчастном муже и жалела его. И о себе она думала: за что ей такое наказание, и долго ли будет длиться весь этот ужас, и хватит ли у нее сил все это вынести.

     Зинаида не могла понять, есть ли у ее мужа разум. Иногда казалось Зинаиде, что муж все понимает, и она пыталась говорить с ним. Спрашивала: «Вася, милый, ну как, тяжело тебе, что у тебя болит?» Но муж молчал. А о чем еще говорить с мужем, Зинаида не знала.
     Василий Михайлович до выхода на пенсию работал инженером на заводе, любил технику, читал научные журналы, и в коллективе его уважали. Он не пил, не курил, был верен жене. И Зинаида любила мужа и гордилась им. И сейчас она его любила и жалела. Но чувствовала Зинаида, что с каждым днем все меньше в ее душе остается места для любви и жалости к мужу.
     И бывало, когда муж мочился в постель, громко мычал или капризничал, выплевывая пищу изо рта, она в порыве отчаяния хлестала его мокрым полотенцем по голове, по лицу, а потом плакала, просила у него прощения, гладила его по голове.
     Зинаида была измучена свалившимся на нее несчастьем и непосильными заботами о больном муже, чувствовала на него досаду и стыдилась этого чувства.

     У Василия Михайловича и Зинаиды есть дочь, но живет она за океаном, в далекой Америке, и не видели они ее вот уже двадцать лет. Иногда дочь звонила родителям, справлялась об их здоровье, обещала как-нибудь прилететь, но все что-то ей мешало: то бизнес, то просроченный паспорт, то еще что. И вот уже года два о дочери они ничего не знали.
     И часто Зинаида рассматривала фотографии дочери в семейном альбоме, на них дочь еще девушка, а сейчас ей уже за сорок.
     А как-то показала Зинаида фотографию дочери мужу, а он вдруг громко замычал и пальцы на его левой руке судорожно задвигались. И Зинаида подумала, что, возможно, муж узнал свою дочь на фотографии, и быть может, есть у него какой-то разум.

     Утром Зинаида проснулась с каким-то тревожным предчувствием. Муж не мычал, и в комнате была тишина. Она встала с постели и подошла к мужу. Глаза его были закрытыми, и казалось, он не дышал. Дрожащей рукой Зинаида прикоснулась к виску мужа и почувствовала ледяной холод. В испуге она отдернула руку. И поняла, что муж ее умер.
     Зинаида тихо плакала и как бы еще до конца не верила в смерть мужа. И не знала она, сожалеть ей о его смерти или благодарить Бога за то, что избавил он ее Васю от невыносимых страданий.
     Зинаида услышала какой-то стук за окном. Она подошла к окну и раздвинула шторы. За окном, на подоконнике, увидела она белого голубя. Он стучал клювом по стеклу и смотрел на Зинаиду. А она смотрела на него. Голубь кивнул Зинаиде головкой, взмахнул крыльями, взлетел высоко и растворился в голубом небе.
     А Зинаида смотрела в след улетавшему голубю, смотрела на проплывающие по небу белые облака… И подумала она, что голубь этот – душа ее Васи, отлетевшая к Богу. И прошептала: «Прощай, милый Вася».
     И впервые за многие месяцы Зинаида улыбнулась.