the negative sex

Фаулер
Зеленые, почти болотные портьеры светились красным, отливая ржавчиной давно погашенной свечи. Солнце, ушедшее за горизонт в очередное кругосветное путешествие, было единственным желанным гостем в столь поздний час, когда холодные пальцы пачкались в алкоголе, пытаясь оправдать его горячительность. Сквозь густоту дыхания - отчаянные и скользкие крики, неосторожная боль на внутренних стенках сердца и глаз. Болезнь сосудов снова оправдывала холодность крови и вязкость слез, когда те смешивались глубоко внутри и стекали в легких. Дорогие вина, боле не услаждающие губ, капали с подоконника, орошая листья плюща на стенах борделя красными каплями. Луна над земной дугой перевалила за тридцать и казалась тем вечером еще более плоской и серебряной, чем запыленные блюда дорогих сервизов в королевской кухне. Дитя, кричащее и рвущееся в агонии, женщина, стонущая и извивающая в сладкой истоме, и юноша, воющий и дрожащий от боли, - главные герои (читать: нули) сегодняшнего карнавала смертей и негативного секса. Их же гости - сплошная тяга к низости, и этой лиге мучеников выписано на груди выстрадать каждую слезу своего сегодняшнего хозяина, выстрадать их страх и поприветствовать новые шрамы. Бесконечная история потому и бесконечна, что ни смерть, ни война не станут никогда достаточно черны и тверды для окончательной точки, рассыпавшись разве что на три части кляксами на незапечатанном письме. Маниакальные потоки людей с параноидальными мечтами дождались своей очереди, заключая свои жертвы в сто тридцать первый круг ада, обещав им утопать еще сотню четвертей века в медленном и утонченном яде огней и шепота. Каждое живое (разумеется, по факту) существо (читать: сирена, феникс, двойник и змей) погрузились в удовольствие и разврат, разрывая голограммы в собственных эгоцентричных мирах спасительным тросом. Эта поэзия по душе только своему поэту, так почему для этого все еще не придумали цензуру? Но они всего лишь дешевые потаскухи, которых разрывает звук от кандалов на ржавеющих кольцами запястьях. Гореть, обманывать, умолять, умирать - единственное предназначение любого, вошедшего за порог Дома терпимости с деньгами или ради денег. Нежные прикосновения ломают, тогда чего же ожидать от кнута и кинжала? Биология жестокости будет востребована вечно, и нет средства согреться, если вдруг остановится сердце. Но когда безбожники и плачущие ведьмы кричат, о цензуре думают в последнюю очередь. У них нет времени, ведь они заняты распятиями и сожжением костров. У каждого своя трущобная религия - причина того, почему сжимаются их кулаки или расставляются ноги.