Это мой первый опыт в жанре художественного рассказa. У меня нет ни богословского, ни филологического образования, но после психотренинга-библиодрамы, который проводит Сергей Полищук в городе Пермь, у меня появилось желание излить свои мысли на бумагу. Тема тренинга была обозначена «Блудный сын», поэтому для моего первого литературного опыта я решил взять за основу эту притчу. В связи с этим очень хочется услышать от Вас, уважаемый читатель, обратную связь и конструктивную критику.
Психодрама «Блудный сын».
В далекой восточной стране, в стране каменистых пустынь и многообещающих оазисов жил один мудрый и справедливый правитель. Благодаря своему проницательному уму, трудолюбию, великодушию и умению общаться с людьми он приобрел огромное состояние и глубокое уважение своих подданных . Он сам служил для других примером и умел не только вдохновлять людей на подвиги, но находил время и для простых людей, чтобы сказать им слова участья, поддержки и любви . У этого царя было двое сыновей. Он любил их обоих, каждого по-своему. Он старался дать им самое лучшее. Но постепенно он стал замечать, что они тяготятся его любовью и заботой. Ему больно было смотреть на то, как два самых близких ему человека превращаются из любящих сыновей в бездушных наёмных работников. Он с горечью в душе вспоминал их детские годы, когда они все вместе предавались беззаботной игре или дружно собирали свежий урожай ароматной смоквы. Умудренный сединами, он понимал, что он уже далеко не молод и скоро придет и его черёд предстать перед Всевышним. От мысли о том, как будут общаться между собой эти два совершенно чуждых по духу, но родных по крови человека у этого почтенного старца защемило сердце и какой-то истошный холод пробежал по всем мускулам его тела и сковал их в своих могильных объятиях. Монарх не спал всю ночь. Но на следующий день произошло то, что наш герой не мог представить даже в своем самом кошмарном сне. Крушение империи? затянувшаяся на несколько лет засуха? Плен и пожизненное рабство? Нет. Эти катастрофы не сломили бы царя. Но совершилось событие гораздо более страшное. Но не будем торопить события. Тсс… Давайте прислушаемся к тому, что говорит младший сын в своей комнате.
«Надоело!.. Все осточертело: этот дом, это постоянное сюсюканье, эти надзиратели(брат с отцом). Ну не могу я уже больше видеть их уже набившие оскомину рожи! Каждый день одно и то же и никакого развития. Все только и говорят о молитве, все уши прожужжали мне о каком-то непонятном Боге… Одни запреты!.. Их Бог уже в печёнках у меня сидит, меня скоро тошнить будет только одного этого слова!.. Нет все решено. С меня хватит!.. Завтра же ухожу из этого проклятого дома… Погоди-погоди… Так не пойдёт… А на что я буду жить?.. А может?.. Нет. Это уже чересчур. Это гадко и низко. Он ничего плохого мне не сделал, а я с ним так подло?.. Думай бестолочь! Но наследство же так и так мне достанется?.. Ничего в этом плохого нет… Чур меня, чур!..Как я мог такое подумать?!. Ну должен же быть хоть какой-то выход!!!.. Но и ждать я не могу… В конце концов это МОИ деньги… Ничего переживет!».
Через несколько минут он уже в покоях отца и просит его о том, что описано во всем известной евангельской притче. Теперь давайте перенесемся в мир мыслей, переживаний и треволнений отца.
«Я не знал, что это время настанет так скоро… Мне больно это слышать… Наверно я не успел дать ему что-то важное в жизни… Но, с другой стороны, это его осознанный выбор… Я не могу, не хочу и не буду лишать его права свободного выбора (каким бы он ни был) и насиловать его волю».
После этого глубокого размышления пышущий здоровьем почтенный старец превращается в раздавленного собственной беспомощностью и убитого горем старика, который надломленным голосом, который вот-вот разобьется вдребезги разлетится на тысячи миллионов слёз-осколков, говорит своему неблагодарному сыну:
«Мой любимый и драгоценный сыночек, какой же ты у меня ещё глупенький. Неужели ты не понимаешь, что своей несвоевременной просьбой ты разрываешь моё старое сердце? Что ж даже если и так. Я уважаю твой выбор. Я желаю для тебя лучшей участи, чем та, на которую ты себя обрекаешь. Но если это твой окончательный выбор, то возьми твою часть имения и распорядись ей по своему сугубому усмотрению. Я же прошу лишь об одном: помни , что ты всегда желанный гость в этом доме; что несмотря ни на что ты – мой сын; и то , что пока я в ясном уме и добром здравии, я буду ждать тебя. Господь будет охранять тебя во всех путях твоих».
При этих словах сын готов был расплакаться и просить у отца прощения, но он тут же взял себя в руки, победил этот минутный порыв, властным тоном, удивившим его самого, нарочито небрежно и довольно грубо приказал слугам выдать его часть наследства, буквально выхватил его из рук главного казначея и стремительно направился к выходу, не замечая ни причитаний матери, ни презрительного и злобного взгляда брата, ни отца. О если бы он только на мгновенье взглянул на него! Но сын не захотел бросить даже косой взгляд в сторону отца. Он боялся утонуть в его лучезарных и блестящих от слёз но, согревающих теплом всепрощения глазах; он не хотел увидеть такую не уместную к этой абсурдной ситуации легкую полуулыбку; он опасался, что его остановят распростертые в объятиях, испещренные морщинами, но притягательные и такие родные руки; его страшило, что все его планы может разрушить этот дряхлеющий организм, который в любую секунду готов был мобилизоваться, для того чтобы с ловкостью пантеры и скоростью гепарда обвить сына в крепких отеческих объятиях.
Прошли годы. На чужбине Сын уже прокутил в похотях и развлечениях всё, что имел. В этой притягательной, но все же чужой стране, с которой было связано столько надежд, начался голод. От безысходности Блудный Сын устраивается на презираемую всеми работу. Он становится свинопасом. Но даже на этом месте работы, к нему относятся хуже тех, за кем он вынужден ухаживать. Ему не позволяют даже есть со своими обжорливыми, порядком надоевшими ему питомцами. В этих условиях что-то меняется в его сознании. Тот пугающий когда-то аккорд, который прозвучал в напутственных словах отца, отразился сейчас эхом надежды в сердце его сына с новой отрезвляющей и непоколебимой силой. Но гармонию вкрадчивой, хрупкой, но ясной мелодии надежды бесцеремонно с какой-то дьявольской настойчивостью прерывает поминутно сумятица бессвязных и стрекочущих скрипов стыда, страха и отчаяния. Но и они вскоре замолкают, уступая место величественной песне всепобеждающей надежды. Несмотря на гнетущее его чувство голода на его опаленном под жестоким восточном солнцем и осунувшемся лице появляются признаки улыбки. Уголки его губ медленно поднимаются, но мышцы уже отказываются ему подчиняться; и вместо долгожданной улыбки появляется странная гримаса, одна из тех, которые он показывал своим товарищам по игре в догонялки, когда дурачился перед зеркалом. Его взор тоже изменился - в них появился несвойственный им доселе блеск. Как будто неизвестный Художник одним мастерским движением с материнской трепетностью и заботой слегка прикоснулся Своей волшебной кистью до стеклянного, дышащего мертвенной холодностью взгляда, и оставил огонек надежды в этом блике еще не осознаваемой радости. Еще мгновение – и «улыбка» уже соскользнула с его уст, поддавшись силе всемирного тяготения человеческой вины. Но этот миг он не променял бы на все богатства мира. Глаза же его не превратились опять в два бессмысленных, повешенных не весть кем фонаря, напротив луч надежды, посеянный много лет назад в его душе, светился ровным и мягким светом. Откуда-то появилась нечеловеческая сила и выносливость. Ему захотелось обежать все окрестности и рассказать о любви своего отца. Никто его не стал даже слушать: «Ишь фантазёр выискался! Да он с голодухи-то совсем из ума выжил! Рассказывает нам всякие басни, а самому-то ему даже негде голову приклонить» . Только одна милосердная женщина дала ему в дорогу краюшку хлеба со словами: «На возьми-ко, милок. Извини только, что черствый. Я его для сына берегла. Он-то на войну ушёл. Да видно уж не вернётся… Тебе всяко сподручней будет».
Это ласковое, как весеннее солнышко, слово и желание воссоединится с отцом согревало его на всем его нелегком пути домой. Оно руководило каждым его движением: с ним он преодолевал изнурительные подъёмы, спасался от пронизывающего всю плоть, жгучего ночного холода; энергия этого простого человеческого слова побуждала нашего героя постоянно стремиться вперёд. И вот он уже видит издали владение его отца. Он доедает последний кусочек хлеба, сохраняемый им как драгоценность на последний отрезок своего вынужденного марафона. Конечно же, он не претендовал ни на какие почести, не надеялся даже на теплый приём. Он понимал, что наплевал в душу отца и заслужил презрение брата. Внезапно он остановился от нахлынувшего на него, словно волна цунами, испепеляющего чувства вины. Подождав немного и осознав, что пути назад уже нет, он сделал первый робкий шаг навстречу своему счастью. С каждым шагом он все больше чувствовал силу, будто магнитом притягивающую его к родному дому. Он уже не мог и не желал, как когда-то, сопротивляться её всепроникающей власти. Это влияние не исчерпывалось атмосферой любви и благожелательности, всегда отличавшей родную страну. Эта атмосфера зиждилась на нелицемерной религии, на вере во Всемогущего Бога, отдающем Себя без остатка из любви к Своему заплутавшему творению.
Его шаги становились всё более уверенными, но он долго не мог пересилить себя и опущенные стыдом веки. Когда же он решился это сделать, оставалось всего несколько сотен метров до заветной цели. Он был одновременно ошеломлен, обрадован и, как не странно, раздавлен увиденным.
Он увидел, как его отец, презрев все восточные приличия, с детской непосредственностью и юношеской бодростью бежит навстречу к нему. Руки правителя были распростерты, на лице сияла улыбка. Он бежал и , запыхаясь, не переставал восклицать: «Мой сын вернулся!.. Как я рад, что я дожил до этого момента!.. Он вернулся живой и невредимый!.. Порадуйтесь вместе со мною!.. Приходите все сегодня ко мне на пир по случаю этого торжественного события! » Блудный Сын хотел было бежать, пасть к ногам своего господина и просить его о милости быть самым последним рабом, но покачнувшись от изнурительного путешествия, упал… Но проворные руки отца не позволили ему оказаться на земле, они мягко обхватили его и понесли, как невесту, в свой роскошный дворец. Но бесчувствие сына длилось недолго. Он очнулся от непрестанных поцелуев отца и от фонтаном брызжущих отеческих слез радости, обильно орошающих изнеможденное лицо нашего исстрадавшегося героя. Пробудился он уже в царском одеянии с фамильным перстнем на указательном пальце правой руки, пальцы которой заботливыми и ловкими движениями отца были собраны в кулак, чтобы этот символ власти случайно не соскользнул с его тоненького, как у ребенка, пальчика. Эта перемена еще больше поразила этого еще молодого, но уже много пережившего и испытавшего в своей жизни, человека. Он не мог заставить себя поверить в реальность, происходившего как будто бы не с ним, чуда. Вновь обретенному сыну долго пришлось уговаривать своего отца позволить ему самому ковылять по земле. Но только пройдя самый опасный участок дороги и понимая как его сыну неловко утруждать своего далеко не молодого отца, старец наконец уступил этому страстному желанию сына. Он предоставил ему полную свободу действий, но всегда был рядом, чтобы поддержать и ободрить своего горячо любимого сына. Временами, когда сын, почувствовав временный прилив сил, категорически отказывался от его помощи, отец даже позволял ему упасть на землю. Но по первому же зову сына старец протягивал к нему свои спасительные руки. Только в самом конце пути, окончательно выдохнувшись от огромных физических нагрузок и глубоких психических потрясений, сын уже не сопротивлялся и послушно опустив голову на могучее плечо отца и с радостным трепетом опершись, другой рукой о другое плечо, в сладкой полудреме завершал начатый некогда в одиночку, казалось бы не преодолимый путь.
Когда младший сын с отцом вступили на порог дворца, уже вечерело. Переменчивая ткань сумеречного неба сменилась иссиня чёрным бархатом ночи, на фоне которого блистали серебристые слезинки звезд, напоминавших о событиях и переживаниях уходящего дня. Уже улеглась предпраздничная суматоха, почти все места были заняты. Здесь были и знатные вельможи, и уважаемые сановники, и иностранный посол, и случайно зашедший сюда крестьянин, принесший только что выполненную им работу на проверку (получив приглашение он привел сюда все свое многочисленное семейство) и многие другие жители этой прекрасной страны. Лишь одно место, слева от отца, пустовало, принося ему и самому виновнику торжества горечь сожаления и душевные муки. Выйдя из пиршественного зала под предлогом того, что он сам хочет приготовить какое-то особенное блюдо для своего сына, он стремглав отправился на поиски своего старшего сына. Найдя его на окраине города в каком-то заброшенном доме, он невольно подслушал его гневные речи: «Почему этому выродку достаётся всегда самое лучшее!?..я столько лет батрачил… И что я имею в итоге?.. Мое имение, которое я таким непосильным трудом увеличил со времени его ухода вчетверо, достанется опять этому молокососу, который растранжирил свою часть наследства на разных шлюх, выпивку и прочие сомнительные удовольствия… Я сам это слышал на рынке от купца, торговавшим каким-то запрещённым товаром… Не то идоложертвенным мясом, не то оберегами, не то гашишем… Ммм-да… презренная работёнка… Но не в этом суть… Суть в том, что он рассказал о всех его случайных связях… Да…интересненький был рассказец… Да этот старикашка на старости лет совсем ума лишился!..Пришёл к нему этот нечестивец, прикинулся святошей, а тот на радостях и пятки его готов лизать, как дворняжка какая-то… Ну устроил бы ему хотя бы для приличия испытательный срок (ну хотя бы на пять… нет лучше на десять лет)… А будь моя воля, приди он после смерти отца, я бы его принародно казнил как государственного преступника (нет ему больше никакой веры!)... А он с ним цацкается да ещё и перстень вернул и регалии царские… Да ещё и имел наглость уговаривать меня, чтоб я как шут какой-то лицемерно радовался, как чудно сошедшей с небес манне, вторжению этого сосунка в мои личные владения, в мою жизнь…». «Иди ко мне, мой Асланчик, только ты меня понимаешь,» - при этих словах металлические нотки, разрезавшие воздух, подобно огромной булаве, совершенно исчезли из его голоса и звуки его речи стали по-бабьи плаксивыми. Ему стало жалко себя, слезы огромным комком обиды подступили к горлу. Старшему сыну захотелось быстро проглотить эту чудовищную соленую горечь, но слезы против воли потекли на мягкую шелковистую шерсть персидского кота. Увидев смятение животного, старший сын взял себя в руки и перестал плакать. Словно извиняясь, он с особой нежностью начал гладить кота и даже почесал ему за ушком. Поняв, что ему ничего не угрожает, Аслан расслабился. Он лениво растянулся на его груди, а затем изогнувшись ловким и игривым движением, подставил для приятной процедуры свой белый пушистый и весьма упитанный животик. Дождавшись когда иссякнет его хлесткое красноречие и услышав как сочувственно замурлыкал Аслан, потрясенный отец решил войти в полуоткрытую дверь. Когда он вошёл, сын уже спал. Обрадованный возможностью хотя бы во сне проявить к нему свою любовь, он поправил подушку, укрыл его теплым одеялом, обнял его. Забыв для чего он пришёл сюда, отцу захотелось просто посидеть рядом с ним, чутко прислушиваясь к каждому его дыханию, и попытаться услышать сквозь кошачье мурлыканье и тиканье настенных ходиков трепетный стук беспокойного сыновнего сердца. Затем, не удержавшись от избытка переполнивших его чувств, он поцеловал своего старшего сына, как в детстве часто целовал его перед сном. Он вложил в этот поцелуй всю свою нежность и глубину отеческого чувства. От этого поцелуя улыбка удовольствия расплылась по его раскрасневшемуся от слез лицу. «Лейла? Ну, иди ко мне, пока никто не видит,» - прошептал спросонья старший сын с неторопливой вальяжностью падишаха. Но каково же было его удивление, когда вместо иллюзорного образа его сновидений, он увидел лицо своего родного, но не понятного для него отца. Это его раздосадовало, и он прыснул: «Опять пришел уговаривать. Ничего не получится. Я ступлю на порог твоего дома только тогда, когда ты выгонишь этого оборванца. Это моё последнее слово».
- Я пришел сюда не за этим. Вернее в начале у меня была такая мысль. Но я отказался от неё. Тем более, что праздник вот-вот закончится… Сынок, понимаешь, ты очень дорог мне.
- Отец, давай только без этих телячьих нежностей. Не хочу показаться грубым, но припаси их для своего младшенького.
- Хорошо, сын мой. Но это ведь и твой брат.
- Братья так не поступают.
- Я знаю: он поступил бесчестно.
- Бесчестно?! Да он опозорил весь наш род. Ты же знаешь с каким трудом мы восстанавливали нашу репутацию. Из-за этого поганца мы потеряли почти всех своих деловых партнеров, а я навсегда лишился возможности заключить династический брак с дочерью фараона.
- Но зато сейчас у нас появился шанс принять у Верховного владыки, нашего Всемогущего Создателя дар всепрощающей любви и приблизиться к пониманию Его божественного характера.
- Отец, ты опять за старое. Сказки о любящем Боге и добрых ангелочках придуманы для маленьких деток. Я уже вырос из этого возраста.
- Ладно, сын. Я вижу, что сейчас ты не в духе. Я не хочу спорить с тобой и убеждать тебя в чем-либо. Это бесполезно и даже опасно. Тебе нужно остаться одному, о многом поразмыслить, прислушаться к себе, послушать голос Божий или голос совести, как тебе лучше нравится это называть. Не смею больше злоупотреблять твоим гостеприимством. Надеюсь, что Аслан скрасит твоё вынужденное одиночество.
А тем временем во дворце из-за долгого отсутствия главы семейства происходил настоящий переполох. Дворец превратился в настоящий муравейник, на который шкодливый мальчишка вылил целый ковш дымящейся, как паровоз, только что вскипячённой воды. Вначале обрыскали все уголки королевской кухни. Безрезультатно. Младший сын, который даже немного повеселел после ухода отца, решив, что активная деятельность притупит пронзающую насквозь отеческое сердце боль от разделения в семье, невольным инициатором которого стал сам его отец, теперь уже начинает волноваться, волнение быстро перерастает в тревогу. И поднимая очередной бокал с заморским напитком, отцовский перстень засиял для него таким мучительным блеском, что он резко опустив его на стол или отдав одному из своих новых друзей (этого он не помнил), побежал вон из дворца. Такая резкая перемена в новом хозяине внесла ещё большую сумятицу. Но появление весьма запоздавшего царя значительно разрядило атмосферу. Теперь отец с сыном вновь поменялись местами: отец искал своего исчезнувшего сына. Так что же вызвало эту внезапные порывистые, и казавшиеся безрассудными действия сына? Ответ казалось бы лежит на поверхности: «Сын хочет найти своего отца». Так думал поначалу и младший сын, но не дававшее ему покоя сияние сапфирового перстня говорило совсем о другом: «Мне нужно во что бы то ни стало найти своего брата и восстановить справедливость». Движимый почти материнским инстинктом, он достаточно быстро находит брата в уже знакомом читателю доме. По пути к своей цели он постоянно обдумывал какие слова он скажет брату. Но услышав голос брата, доносящийся из какого-то невзрачного домишки, оторопел. Вначале он подумал, что ему померещилось. Но когда он мягко прокрался, посмотрел в замочную скважину и узнал знакомые с первых лет жизни черты своего старшего брата, то не поверил своим ушам: брат молился. Он смог разобрать только последние слова его молитвы: «Господи, мне хочется верить, что Ты есть. Я не достоин Твоих милостей. Я причинил столько горя родным мне людям. Прости меня, если сможешь». Последние слова он произносил уже горько и беззвучно рыдая. Заключительное «аминь» ему долго мешала сказать сковавшая все его члены непомерная тяжесть вины. Он смог с облегчением произнести это спасительное слово только после того как Аслан своим шершавым языком лизнул его похолодевшую от ужаса руку. Младший брат с благоговейным трепетом остановился на пороге старого дома, боясь разрушить и пытаясь приобщиться к этой священной атмосфере единения с Богом. Лишь после того как послышался первый шелест шагов и веселое мяуканье породистого персидского кота, младший брат постучался; затем услышав приветственный «шалом !», вошёл и с особым трепетом снял обувь, помня о том, что место общения с Богом - свято. Не дав опомниться старшему брату младший начал свою речь:
«Дорогой брат, ты по праву мой господин. Я просто хочу поблагодарить тебя за ту неоценимую заботу и поддержку, я благодарен тебе за тот огромный вклад, который ты внес в развитие нашего государства. Я благодарен тебе за то, что ты умеешь сдерживать эмоции и щадишь чувства отца. Прости меня за те страдания, на которые я обрёк тебя своим кощунственным поступком. Сейчас я хочу исправить одну вопиющую несправедливость. Это твой перстень.» - последнюю фразу младший брат произносил, надевая брату фамильный перстень с искрящимся прозрачной синевой безмятежного неба сапфиром. После секундного замешательства два брата обнялись и не могли уже сдержать своих слез от переполнившей их радости. После этого они решили обрадовать отца столь долгожданным, но неожиданным для него примирением. Во дворец шли два вновь обретенных царем сына, два наследника, возрожденных взаимной любовью, тихими молитвами и нежной заботой отца, божественным чудом всепрощения и, конечно же, великим даром покаяния.
Спасибо Вам, читатель, что Вы смогли мужественно пройти по лабиринтам моей буйной фантазии. Я понимаю, что не все совершенно в этом опусе, поэтому прошу Вас высказать предложения, комментарии , критику, свое видение. Заранее благодарен за Ваш труд.