Жестокий ХХ век. Гл. 31

Мстислав Владимирцов
          Должен подробно описать пережитое вместе с семьями Псковщины за годы пребывания там.
          Возраст подсказал, что водомоторный туризм с годами становится всё труднее и рискованнее. К тому же возникали нападения «пиратов» на отдельно идущие маломерные суда с целью поживиться запасами.
          Сначала я соорудил арбалет со стрелами. Кто-то мне подсказал, что на арбалет нужно разрешение. Тогда я взял вакуумную резину диаметром 8 мм и сделал чудную рогатку. Пулями служили гайки М-12. Мощь рогатки позволяла пробить строительную фанеру 4 мм насквозь, значит, брюхо бандита тоже будет поражено.
          Две рогатки: для себя и для жены, лежали в катере наготове последние годы путешествий.
          Чудесное неподсудное оружие старого физика.
         
          Однако всему приходит логический конец. В 1984 году наш близкий знакомый пригласил нас на смотрины крестьянской избы в глухой деревне в сорока километрах за Псковом.
          Поехали посмотреть и увидели русский рай: всё дышало стариной, пушкинскими временами, единственное, что напоминало о цивилизации — «лампочка Ильича».
          Деревня протянулась вдоль левого берега реки Кудеб, которая впадала в реку Великая. В реке плескалась рыбка и было много-много раков.    
          Дом продавался пожилой вдовой за 600 рублей. Возле дома была прекрасная деревенская баня, сарай, а в саду — многочисленные посадки смородины, вишни, сливы и яблони.
          Мы стали осматривать предстоящую покупку знакомого. Когда влезли на чердак и обнаружили там полтора десятка роскошных корзин и кузовов, я сказал Борису: «За 600 рублей ты покупаешь корзины и газовую плиту с двумя баллонами, а всё остальное — это приложение к твоей покупке».
          Вопрос был решён положительно. Правда, была одна проблема, заключающаяся в том, что покупка была незаконной.
          Бригадир колхоза, в который входила эта деревня, мог в любой момент отобрать этот дом для молодого специалиста, поскольку наше родное и очень мудрое руководство издало закон, гласящий, что покупка дома в сельской местности может быть осуществлена после выписки с городской жилплощади.

          На основании этого закона, ни купить домик в деревне, ни продать его было невозможно.
          Народ рассудил по-своему. Максимальная страховка дома могла составлять 1500 рублей.
          Страховали, а потом сжигали. Быстро была отработана схема действий: заготавливалось 3 литра самогона, дом сжигался, а на следующий день приезжали милиционеры для расследования возникновения пожара.
          Утром составлялся акт, в котором указывалось, что дом сгорел то ли от молнии, то ли от несчастного случая. С этим актом владельцы получали сумму, большую, чем от продажи дома.
          Таким образом на Руси сгорели десятки тысяч домов, которые могли бы послужить горожанам вместо дач.
          Кстати, на участке на краю деревни Мельница, где я построил усадьбу, был до этого также сожжён дом.

          Вернёмся к покупке. Всё было одобрено, и мы пошли смотреть деревню. Дома в ней были все старые, новых почти не было. Посредине деревни в зарослях стояла старинная кузница.
          Спросили разрешения у местных и пошли через двухметровые заросли к этому домику. Вошедши туда, мы попали в позапрошлый век. Всё было в идеальном состоянии: горн, меха, три наковальни, огромное количество ящиков с подковами разных размеров, но самое главное, что поразило меня — обилие самокованного кузнечного инструмента и оборудования.
          Никогда не прощу себе, что не бросился к властям и сельскому народу с воззванием сохранить памятник истории, это был бы идеальный сельский музей.
          Я допустил непростительное равнодушие к его судьбе. Тогда как-то не думалось о том, что так быстро контрреволюция, как и революция, снесёт всё историческое, русское, настоящее.

          Наш приятель, Борис Добрунов, с лихвой расплатился с владелицей старинного деревенского дома.
          Купил он его на свой страх и риск, и по сей день его супруга и потомки ездят в эту замечательную деревню.
          А мы в том же году пошли обозреть окрестности. По всем заброшенным дорогам, чуть ли не на колее росло изобилие белых грибов, подосиновиков, черноголовиков-подберёзовиков и других. Много грибов росло, где попало, по лесам, а белые росли вдоль старых дорог, и их было так много, что сердце приверженца «третьей охоты» растаяло.
          В те годы мы ещё продолжали проводить отпуск на катере по диким заводям нашего севера, но оставляли пять дней отпуска, чтобы побывать в деревне Мельница и пособирать там грибы.

          Однажды в очередной приезд, кажется, в 1990 году, Боря посоветовал нам попросить у председателя колхоза соседний участок, где сгорело два дома.   
          На следующий день поехали к председателю колхоза имени 1-го мая. Мы объяснили, что много лет ездим в гости в деревню Мельница и хотели бы приобрести кусочек земли, где была усадьба Пономарихи.
          Он спросил, есть ли у меня какие-либо льготы, и я предъявил ему удостоверение участника войны. Он взял лист бумаги и продиктовал мне текст заявления, попросил отдать секретарю и обещал, что всё будет гладко.
          За две минуты я стал владельцем кусочка земли в деревне Мельница.   
          Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Через две недели я получил письмо из правления колхоза имени Первого мая о том, что мне выделено шесть соток в деревне Мельница, но для оформления владения этим участком нужно обратиться в райсовет Палкинского района.
          Я послал запрос, однако получил отказ, в связи с тем, что я послал копию, а не подлинник решения правления колхоза о выделении мне земли. Я обратился с письмом к председателю райсовета Палкинского района, товарищу Добродееву: «Товарищ Добродеев, скажите, что я должен сделать, чтобы отвоевать у советской власти кусочек земли. У немцев я её отвоевал в 1944 году». Через две недели я получил грамоту на владение шестью сотками земли в деревне Мельница.

          Колхоз Первого мая был знаменит огромным парком сельскохозяйственных машин, собственной лесопилкой, механическими мастерскими, а главное, стадом холмогорских коров.
          На главной усадьбе колхоза в деревне Слопыгино все члены колхоза имели двухэтажные коттеджи из силикатного кирпича и пятнадцать соток земли для сада и огорода, с отоплением, или центральным, или автономным.
          При нас построили здание правления колхоза с площадкой для парковки автотранспорта.
          Окрестные сёла, включая и нашу деревню, имели автономные задачи. Где свинарник, где телятник, где птичники. В Мельнице на откорме было 300 телят: сто малышей с мокрыми чёрными носами, сто годовалых подростков и сто готовых к отправке товарных бычков.
          Это хозяйство обслуживали два человека: муж с женой. Мы, горожане, восхищались всей организацией колхоза.

          Кругом колхоза колосились льняные, при ветре похожие на морские волны, ячменные, пшеничные и даже кукурузные поля. Словом, колхоз-сказка.
          Но вот нагрянула беда: была объявлена приватизация. Как-то бездумно всё разделили, распродали и разворовали.
          Цена на солярку резко поднялась, а запчасти исчезли из продажи, но зато появились у частных лиц по заоблачной цене.
          Весь парк сельскохозяйственной техники встал, скот стал таять на глазах, скотные дворы повсеместно стали растаскивать, начиная с шифера на крышах и кончая каменными стенами из плитняка.
          Колхоз-сказка исчез, все местные котельные превратились в винокурни, благо сахар мешками потёк из магазинов.
          Мужское население начало спиваться, не имея работы.
          Так умные руководители Москвы — младореформаторы в очередной раз нанесли смертельный удар по отечественному сельскому хозяйству.

          Появился фермер, начал распахивать двумя тракторами запущенные земли. Распахал и куда-то исчез.
          Разговорился я с одним пожилым человеком, и он поведал мне, как трудно у нас быть фермером: его племянник с трудом зарегистрировался, взял в банке кредит под высокие проценты, купил два трактора, грузовую машину для доставки дизельного топлива. Он ещё не успел посеять озимые, а его уже обложили таким налогом за не существующий ещё урожай, что он с горя продал за бесценок всю технику и сбежал куда-то в Прибалтику.
          Появился ещё один фермер в нашей округе: Рафаил с женой Ольгой. Он работал механизатором в том же колхозе. Скотина у него была, и он в аренду взял побольше земли. Одному ему было не справиться с хозяйством. Он стал нанимать на работу мужиков, но ничего из этого не получилось — помощники были пьющими и необязательными. Пришлось ему отказаться от арендуемой земли. 
          Однако свет не без замечательных людей.
          Когда мне окончательно оформили землю в деревне Мельница, я познакомился с молодым начальником ремстройорганизации в райцентре Палкино. 
          Построить дом он категорически мне отказал из-за большой занятости его организации местными задачами.
          В нём я увидел авторитетного руководителя большого коллектива рабочих, дельного и ответственного человека. Мне не хотелось прерывать с ним связи.
          В феврале 1992 года я снова к нему приехал и уговорил его помочь мне срубить дом, а позже обеспечить стройматериалами.
          Мы заключили с ним устный договор о том, что я ему оплачу деньгами сруб и весь остальной стройматериал, а он обязуется поставить фундамент, сруб и обеспечить всем необходимым, вплоть до столярки.
          И в итоге, в феврале он доставил на участок бетонные блоки для фундамента, в марте заказал сруб в деревне Грибули знаменитому рубщику дяде Грише с тем, чтобы к маю сруб был готов, и сообщил мне об этом.

          Мы приехали в деревню 10 мая. Тут же пришёл десятитонный кран, экскаватор и бортовая машина.
          Он лично по всем правилам установил фундаментные блоки под готовый сруб, был отрыт погреб, а через пару дней мы поехали принимать сруб.
          Вскоре, 16 мая, сруб был доставлен на место, но нам пришлось искать помощников для его установки, так как первые три венца были толщиной до 300 миллиметров.
          А 17 мая приехали трое молодцов, и мы вчетвером целый день ставили сруб.
          Все разъехались, и с этого дня я достраивал дом в полном одиночестве, и даже подвёл его под крышу. Всё это я проделал на шестьдесят восьмом году жизни.
         
          Я благодарю судьбу и небо, что на Руси сохранились такие люди, как Михаил Александрович Удобный. Он не только оправдывает свою фамилию, но и восхищает ответственностью за данное слово.
          Например, я как-то позвонил ему и сказал, что мне нужна обрешётка. На следующий день она была уже доставлена, и так было со всеми необходимыми мне материалами.
          Бабки из окрестных деревень дивились таким темпам строительства, а для меня после постройки катеров строительство дома не представляло сложности.
          Так или иначе, дом к осени был построен и заперт на замок.
 
          Одновременно пришлось возрождать к жизни участок земли, который зарос двухметровым чертополохом. Это был тоже большой труд.
          Господь мне помог и в этом. Во время строительства дома дождей не было, после окончания строительства пошли дожди, и это принесло нам море грибов.

          На следующий год я поменял свой катер на «Волгу 2410», и началась новая деревенская жизнь.
          В институте я работал только с октября по май, а потом мы уезжали на всё лето на нашу, теперь очень любимую, Псковщину.
          Печально смотреть, как поля стали зарастать сорным лесом: где раньше колыхался лен-долгунец, теперь растут тонкие берёзки.
          Хочу рекомендовать органам отбора будущих руководителей проводить экзамен по знанию басен Крылова, ведь в его баснях написано всё про нас.
          Не знаешь Крылова наизусть — иди, и иди как можно дальше, а если знаешь, то будь любезен, сопоставь с конкретикой сегодняшнего дня, только тогда с тобой можно будет поговорить.

          И ещё о лесе. На наших глазах с 2003 по 2005 год фирмы-однодневки по липовым документам вырубили и вывезли тысячи кубометров строительного леса, в котором изобиловали дары, кормящие всю безработную округу.
          Мы с другом по этому поводу обратились к властям Псковской области.
          Приехали представители администрации, много говорили, листали разные бумаги, а в результате мы поняли, что защиты леса не будет — все в доле.
          Машина с прицепом у границы стоит две тысячи долларов, пограничники в доле, таможенники в доле, администрация в доле.

          Листая старинные альбомы жены с её предками, наткнулся на фотографию её дедушки 80-х годов XIX века.
          Я у неё спросил, кто этот генерал в её роду. Она ответила, что её дед был не генерал, а лесничий Нижегородской губернии, хранитель лесного хозяйства, весь в орденах и медалях. Теперь таких нет, их истребили.
          В Палкинском районе есть лесничество, состоящее из десятка сотрудников, они рассказали мне следующее. Они получили распоряжение выпилить три радиальные просеки и подготовить лес к продаже в счёт погашения долга по их зарплате за полгода.
          Пилили со слезами, потому что у каждого семья — дети и старики. Пилили люди, которые должны были беречь и научно распоряжаться бесценным русским лесом.
 
          В нашей округе на Псковщине леса были распределены во владение государства и во владение колхозов. Когда эти правила были введены, не знаю, но только предполагаю, что во времена хрущёвских укрупнений колхозов.
          Так за последние 12 лет выгорели вокруг нас самые драгоценные леса, принадлежащие колхозам и перешедшие в руки так называемых акционеров, где росли земляника, черника, грибы.
          А сколько мелкого зверья погибло во время лесных пожаров!
          Бывали страшные ночи, когда пожар подступал к деревне. Тогда все способные к борьбе мужики с лопатами и баграми до пяти утра стояли вдоль дороги в ожидании, что огонь перекинется через грейдерную полосу, но Бог миловал: ветер менялся, и страшное пожарище миновало деревню.

          Позже обнаружилось место зарождения пожара: это были огромные кучи сучков, подлежащие сжиганию.
          Безответственность людей, порождённая в трёх поколениях убеждением, что это всё ничьё — и есть главная тому причина.
          Да, знатоки науки о сущности человеческой души утверждают, что воспитание человека начинается тогда, когда он находится в утробе матери. 
          Надо задуматься на эту тему. Ярчайший пример налицо: раздробление семей и поколений на Руси, осуществлённое тёмными силами после революции 1917 года, ярко свидетельствует о том, что прерванные связи от старшего поколения к последующим ведут к генетической гибели народа.
          Где это видано, чтобы мать выбрасывала на помойку своего ребёнка?! 
          Даже волчица этого никогда не сделает, а у нас сейчас сколько угодно таких случаев.
          Не убивать и притеснять кавказцев мы должны, а многому у них научиться.
          Так, все народы Кавказа свято хранят преемственность поколений и, несмотря на вековые притеснения, живы и будут жить.
          Подтверждением тому в какой-то степени является отстрел милиционеров в ряде кавказских республик: они давно поняли, что ментовка — корпоративное образование внутри государства и, недолго думая, стали его потихоньку ликвидировать.
          Мы же только в конце 2009 года стали задумываться на эту тему, когда наглость от безнаказанности пошла через край. Конечно, надо в одночасье ликвидировать всю эту мразь вместе с главарями.
      
          Мы на это не способны из-за ложного стыда перед миром, будем долго вести преобразование дьяволов в ангелов, а из этого может получиться страшный гибрид вроде наших, сегодня перекрашенных в демократы, большевиков.
          Конечно, круто сказанное многим кажется наветом, но это не навет, а чистосердечное признание в результате наблюдений на протяжении восьмидесяти лет.
          О Боже, какие люди нас окружали в далёкие двадцатые и тридцатые годы, а где они?!
          От них осталось только мягкое лучистое тепло на сердце...

Продолжение: http://www.proza.ru/2016/03/26/788