Про не королей, да и не про капусту

Сказочники Тяньшанских Гор
- Интересно, почему Хрусталёв из «Оттепели» варит для киногруппы бабьи щи? Ему борщ варить пристало - мужской, бордовый, рубить сочную свежую капусту и пунцовые томаты, исходя из его вопиющей брутальности, а не женское зелье из постных квашеных продуктов с солёными грибочками.
- А неспроста. Хрусталёв -то этот – баба. И существует в постоянном состоянии внутренней истерики. А «выжженную землю после себя» оставляет он не по своей врождённой жестокости, а по слабости характера и безмерному эгоизму. И воевать он не пошёл, потому что страшно стало. Всем было страшно, но на фронт не пошли вот такие вот рефлексирующие трусы, нагородившие для себя отмазок, в последствии… А почему ты считаешь, что щи – «женский» суп? Мужской род вроде… Почему?
- По воспоминаниям детства, наверное… Бабка моя мастерски варила кислые щи из квашеной капусты. Капусту солила в октябре в больших дубовых кадках. С клюквой, укропом и яблоками. Лет в десять я начала помогать ей – тёрла морковь, рубила капусту старинной такой тяпкой-сечкой в долблёном корытце, а бабка укладывала на дно кадок холщёвые мешочки с ржаной мукой «для скуса», «стирала» присыпанную солью капусту руками «для сока», сбрызгивала тёртой морковью, а на дно укладывала небольшие, разрезанные на четыре части кочанчики , засыпая их капустным крошевом. Слой за слоем перекладывала ломаными бороздчатыми укропными стеблями и зонтиками и пела бесконечные городские романсы «с картинками», как она говорила, то есть, с матами. Хрустя кочерыжками, любила я слушать бабкины песни. Пела она интересно, играла голосом, выдерживая ритм, с ненавязчивым певческим вибрато, а иногда и с нарочитой комичной тремоляцией :

А капитан приветлив был,
В каюту пригласил,
Налил шампанского бокал
И выпить предложил.

Такими я и запомнила эти тёмные октябрьские вечера – сырой ветер за окном, в углу кухни – отборные кочны на «полубелок» - квашение такое – смесь белой и серой капусты. Деревянные миски с болотной клюквой и антоновкой на столах, под ногами крупная соль и семена укропа. Горят просоленные, покарябанные тёркой руки, а бабушка поёт, колдуя над кадками, соляными горками, точильными камнями и гнётами – здоровенными булыжниками, тщательно отобранными и притащенными бог его знает откуда.

Бокал я выпила до дна,
В каюте прилегла,
И то, что с детства берегла,
Ему я отдала.

И через недельку, когда капустка даст сок и вдарит по ноздрям таким запашком, что страшновато с непривычки, бабка скажет: «Господи, благослови!» и вытащит кадки под гнётами «на холод». Хочешь кислых щей наварить – раздобудь кусок говядины, а потом ступай в тамбур, набери капустки, грибочков солёных, да снетков селигерских не забудь цапануть из бутыли, что в простенке между груздями и мочёными яблоками – станем варить, похрустим.
Вижу бабку в переднике на тёмной кухне в клубах душистого пара, улетающего под высоченный потолок старого питерского дома. Поёт сверчок. На стенах кухни связки лука и чеснока, шалфея, иван-чая, ещё каких-то трав. На полку у плиты взобрался пушистый одноухий кот. Кот многообещающе щурится на живых карпов, которые тихонько плещутся в медном тазу. Бабка переливает готовые щи в фаянсовую супницу, накрывает крышкой, несёт в столовую и ставит на тёмный резной буфет из птичьего глаза. Кот кубарем сваливается со своей полочки - ему перепал хороший кусок отварной говядины. В семь часов семья соберётся за столом и славно закусит горячими деревенскими щами, отогреваясь от городской зимней промозглости.
Так что квашения, соления, сбраживания – это всё женские, осенние, сумеречные дела по моим ощущениям. Ритуально сакральные обряды деревенских лунных ведьм ради сбережения летних богатств бесконечной холодной зимой и скудной весной. Кислые щи с грибками – квасное бабье зелье. Вполне себе лечебное, кстати.
А вот борщ – летний, яркий, многоцветный, мужской. Красный и жёлтый перец с куста, петрушка, укроп – с грядки, всё свежее, первозданно не лежалое, прямо из -под солнца. Темно-красный, бордовый цвет императорского борща - символ силы и власти, стабильности, устойчивости и веселья. Так что, прав ты – куда там болезненно самолюбивому оператору Хрусталёву царские борщи с понтом варить. Весенней обманчивой «Оттепелью» в самый раз готовить бабьи щи для голодной киногруппы, по сусекам поскребя, запасы квашеной капустки приканчивая. Зрителя может и обманешь, а вот природу – никогда.
Ведь как пела бабушка, радостно управляясь с октябрьской капусткой, -
Оттепель – не оттепель, а...

Умейте жить, умейте пить
И всё от жизни брать,
Ведь всё равно когда-нибудь
Придётся умирать.
Ай-яй, в глазах туман,
Кружится голова,
Едва стою я на ногах,
Но я ведь не пьяна.