Карлсон, переодень носки!

Марина Орешкина
Ответьте мне: правда ли все, что есть у меня - воспоминания о детстве и детском, навсегда останутся неприкасаемыми в памяти и ощущении? Что с легкой улыбкой буду вспоминать бабушкину тюрьку со скорлупой, а когда увижу паука, сразу вспомнятся соседские подполы, в которых играли в прятки? А еще река Ока, по которой плавает коровье всякое, и дикая клубника на склоне, и Ваня несет в гору на спине.
А когда мой сын (у меня непременно будет сын) придет ко мне, сядет на мою родительскую коленку и попросит купить ему на день рождения аквариум с рыбками, вспомню ли я своих золотых? Они поочередно умирали у меня, и мама специально долго не убирала их, мол, смотри, Марина, даже рыбки дохнут от твоего бардака. А стекло всегда было темно-зеленым от наросших водорослей, потому что руки не хватало, чтобы почистить его. Однажды я уронила лоток с червяками для рыб, который надо было не расплескав донести от холодильника до аквариума, прямо на белый ковер. Червяки плохо пахли, медленно шевелились на ковре. Меня заставили собирать их. Было противно их трогать и сложно отличить от ворса, потому что червяки тоже были белые.
Что мне говорить моему ребенку, ответьте мне! Обреку ли я его своим “да” на собирание с пола червяков (если покупать в дешевых магазинах, могут попасться пиявки). Помню шмякающийся звук упавшего черно-пупырчатого тела о раковину: мама просеивала червяков сама. Но покупала их я. Однажды забыла положить их в холодильник - обнаружила влажный газетный сверток на следующий день в рюкзаке по запаху.
Не обреку, не обреку я на такое. Пусть просит собаку. В детстве была у меня. Какала только на улице и почти не лаяла. На ушах имела нежнейшую шерстку, а потом умерла на даче под яблоней так же тихо, как жила. Я не люблю яблоки.
С тех пор я мечтала о собаке. О щенке с шершавыми лапами и мягкими ушками.
В тот вечер я лежала на огромной своей двухместной кровати, окно было распахнуто настежь. Слышны были вопли мальчишек, играющих в футбол, крики ласточек и грохот периодически проходящих электричек. Мама укладывала меня спать, хотя было еще светло. Она сидела на краю кровати и читала мне "Карлсона, который живет на крыше". Читала она здорово, а Линдгрен хорошо писала. Я не хотела спать и как-то странно ассоциировала себя одновременно и с Карлсоном, и с Малышом. Я тоже тогда мечтала о собаке и даже почти плакала, когда Малышу отказывались ее покупать. И так же любила варенье, как Карлсон. А еще я примерно до 14 лет каждый раз, задувая свечки на торте, загадывала одновременно два желания: собаку и научиться летать.
И пусть теперь меня со всеми моими штампами и предрассудками пугает формулировка "летать", собаку я хочу до сих пор.
И пусть полупрозрачные занавески уже не развиваются на майском ветру, в моей голове до сих пор звучат слова "Карлсон, переодень носки!" И я все так же не хочу спать.