Про жизнь

Константинов Николай

– Жадный я, – пробурчал Серёга, ворочаясь (кровать скрипела, дрова в печке потрескивали, сверчок пел).
– Жадный?..
   А и молодец!..
   Мой-то…  “Всё людям”, да как бы никого не обидеть.
Жили впроголодь, зато “люди” довольны. “Сергей Иванович – золотой человек”.
– Сергей Иванович?
– Кажись, все на нём покатались, хорошо хоть детей от него не прижила…
    А, ну да, тоже Серёга. Так бы и огрела, кто сунется – ”Серёга, помоги”. Оглоблей...
    Мне бабка рассказывала. Мишу ейного, деда моего, фрицы в войну на работы в Германию угнали. Баня от него осталась...
    Почернела вся, а узор живой.
    На фронт-то его не взяли – рука сухая была.
    Да и блаженный малость. А немчуки как пришли, – ещё добрые были, – в ихней хате – ”енерал”. Всё токовал: ”Гут, гут”.
    А как дальше им наступать, велел он Михе с дедом Порфирием собрать инструменты и ехать в его Германию – беседки резные в парке понаделать. Поместье у него там.
    Дед-то, Порфирий, заартачился – после Первой германской вся грудь в крестах, а он будет этому нехристю перильца узорные ставить! А немец его уговаривает: ”Поедешь, так охранную грамоту на всю деревню выпишу”.
    Голодали, конечно, но никого немцы и правда не убили. Генерал этот у них в героях ходил.
    Когда драпали, все деревни вокруг пожгли, – нашу не тронули...
    Ну а как свои пришли, так старостиху деревенскую – мать Миши её, – за бумагу эту перед всей деревней и расстреляли. Ох, и выли они тогда…
    Поехали, сталось.
    Написал немец письмо, приставил солдатика к ним, погрузил в машину со своим добром и отправил.
    А бабка-то моя, ну тогда девахой была, конечно, приластилась к немчику солдатику, да адрес с письма-то и перерисовала.
    Отвылась она и на фронт. За Родину, за Сталина, за Мишей.
    Пристала к медчасти санитаркой. Все Европы прошла.
    Уже после капитуляции нашла его…
    Да не прискучила я тебе?
– …
– Спит… Серёга!.. (дрова в печке потрескивали, сверчок пел). 
    Золотой мой человек…



                2016, март