Идея данного произведения принадлежит моей близкой и горячо любимой подруге – Анне Богдановой. На самом деле, это не совсем идея. Сон. Сон, по сути – наши воспоминания, страхи, мечты, желания, переживания и не только. Иногда очень удивляет то, что строит нам наше подсознание, ведь сны так разнообразны. Так же разнообразно и толкуют сны. Я могу растолковать каждый свой сон (из тех, что запоминаю, а таких довольно мало) безо всяких сонников, в которых многие почему-то находят смысл и считают, что в снах есть связь с будущим, и зачастую моё толкование собственных снов является истиной. Я бы сказал, что сны напоминают мне о тех чертах, страхах и мечтах, которые я давно позабыл. Но никакой связи с будущим. Два-три «вещих» сна – совпадение, не более. Что ж, хватит о снах. Хоть эта тема довольно интересна и беседовать о ней можно часами напролёт, пора переходить к произведению.
Главная составляющая сна Анны – музыка. Не обычная ничем не примечательная песня, не простая попсовая музыка, музыка как часть жизни. Если подумать, то в жизни практически всех людей музыка занимает свою, так сказать, ячейку. У кого-то в меньшей степени, у кого-то – в большей, а у кого-то эта ячейка порой затмевает разум, превращая человека в «раба музыки». Да, порой музыка бывает очень жестока. Был в истории случай, когда обиженный жизнью юноша убил всех своих обидчиков обычной мелодией, сыгранной на фортепиано. Так же, с XVIII и вплоть до середины XX вв. были запрещены в игре уменьшенные и увеличенные трезвучия, особенно в храмах, церквях и монастырях. Народ считал музыку с использованием таких трезвучий «музыкой Дьявола» за их напряжённость. Они верили, что музыкант хочет вселить в них бесов или ещё кого похуже. Таких людей в средние века либо сжигали, либо отрубали руки, чтобы больше не могли играть. Уверен, бывали случаи и похуже. Те же «музыкальные коты», о которых, думаю, многие знают.
Я начну повествование с небольшого города, название которому, как и в предыдущих своих произведениях, давать не буду. Этот город не отличается ничем от любых других, в которых все жители знают друг друга в лицо и все между собой дружны. Воздух чистый, не загрязнённый дымом заводов и фабрик, попросту потому, что их нет. Погода, конечно, редко бывает хорошей, но даже в ливни и сносящий с ног ветер хочется выйти из тёплого дома и пройтись вдоль тёмных скверов, в которых зелёные деревья пахнут невероятно-причудливым запахом, по берегу озера, волны которого разбиваются о заточенные камни музыкальными нотками, а после этого зайти в небольшое, но очень уютное кафе, в котором нальют чашечку вкуснейшего кофе, или стакан крепкого виски, и поговорить о чём-нибудь со скучающим барменом, который всегда рад своим посетителям, который поможет с проблемами, разделит радость, а потом вернуться обратно домой и заснуть крепким сном.
Но для нашего главного героя один из таких вечеров обернулся чем-то одновременно прекрасным, чем-то, что расширило границы прекрасного музыкального мира, и чем-то, что сломало всю его жизнь.
В этом городе, как и в любом другом, была больница. Всего одна небольшая больница. Но её вполне хватало на весь город, потому что больных было очень мало (наверное, чистый воздух очень закрепляет иммунитет). Однако, травм всё равно не избежать… Время от времени в больнице появлялись пациенты со сломанными руками, ногами и шеями. Бывали и тяжёлые случаи, когда пациент был на грани между жизнью и смертью, но доктор Хоппер всегда отлично выполнял свою работу. Лучший хирург города – Брайан Хоппер, за двадцать лет практики не огорчил ни одного пациента не совсем удачно проведённой операцией, не огорчил ни одного родственника фразой, которую боятся все: «Мы сделали всё, что смогли…»
Доктор Хоппер жил в небольшой съёмной комнатушке с престарелой дамой, потому что жить ему было больше негде. Не так давно, буквально пару лет назад, он жил в роскошном доме со своей женой, с которой прожил немногим больше десяти лет, но, как это часто случается, ей недоставало романтики и внимания мужа, вечно пропадавшего на работе, и она приняла решение уйти от него. Однако, так просто всё не закончилось, бывшая жена, прикинув состояние мужа, подумала, что не может она просто уйти, не отобрав хоть малую часть его состояния. Придумала легенду о том, что Брайан избивал её почти каждый вечер, когда приходил после работы подвыпивший, ругал её за всякие несущественные мелочи, «а однажды какую-то шалаву в дом притащил, при живой-то жене!», подкупила прокурора, и суд принял решение отобрать всё имущество Брайана и передать его жене. С того момента на хирурга были обращены презренные взгляды всего города. Приходя в магазин, он только и слышал: «Как тебя земля носит! Стыдно должно быть! Руки бы тебе оторвать за такое! Бабник!» И карьера не пошла в гору – все пациенты от него отказывались и Брайан получал лишь гроши, которых едва хватало на пропитание и скромную комнатушку. Позже обман бывшей жены был раскрыт, но её к тому времени и след простыл. Брайан постепенно возвращался к прежней жизни – высокая зарплата, признание коллег и одобрительные взгляды горожан, но хирург дал себе обещание, которое клялся держать до конца дней – никогда больше он не станет пускать женщин в свою жизнь и сердце.
Наконец, за два года доктор Хоппер накопил денег на покупку дома и съехал из комнатушки. Здесь, с порога нового дома, и начнётся наша история…
***
Небольшой дом высотой в один этаж на окраине города – мечта Брайана с самого детства. С женой он жил в центре, так сказать, «по принуждению». Теперь, он стоит у порога своей мечты, улыбка растянута до ушей. Хоппер загружал в дом вещи без грузчиков – загружать было практически нечего. Тумбочка, телевизор, да два чемодана с вещами. Покончив с этой ношей, хирург отправился осматривать дом. Купил он его с мебелью, очень удобно. И расставлена она была так, что Брайану ничего не хотелось переставлять – всё было идеально. Взобравшись на чердак по грязной и пыльной лестнице, он ахнул – чердак выглядел очень странно. Если остальные помещения были пыльными, грязными, везде был раскидан мусор, то чердак был чистым, нигде не было ни пылинки, будто за несколько минут до прихода Хоппера уборщица вот-вот заканчивала мыть идеально чистое окошко. А посреди чердака стояло пианино. Обычное пианино. До того, как пойти учиться на хирурга, доктор Хоппер закончил музыкальную школу по классу фортепиано, но за годы учёбы и работы в больнице уже совсем разучился играть… Подойдя к инструменту, Брайан дрожащей рукой открыл его, в ожидании увидеть пожелтевшие от времени белые клавиши, поросшие пылью, но нет! И они были идеально чистыми, ровно как и чёрные. Доктор почему-то колебался и всё никак не мог решиться сыграть какой-нибудь аккорд, хоть что-нибудь из того, что он помнил. Он был уверен, что пианино жутко расстроено, ведь он даже не знает, сколько оно здесь стоит. Наконец, рука медленно опустилась на три клавиши, которые издали поразительно чистоты аккорд. Через несколько секунд Хоппер отошёл от удивления, и руки пустились по всем нотам, играя причудливую, до боли знакомую Хопперу мелодию – эту мелодию он написал перед главным экзаменом в музыкальной школе. Сыграв несколько квадратов, хирург резко убрал руки от пианино и так же резко встал – он испугался. Это всё было странно. За все те годы, что он работал в больнице, он не раз встречался с пианино, но, как бы ни пытался, не мог вспомнить даже простейшего этюда, а теперь он играл на идеально настроенном, Богом забытом инструменте мелодию, на которую убил не один месяц, которую не мог сыграть без малой фальши даже на экзамене.
Прежде чем покинуть чердак, Хоппер бросил последний взгляд на пианино, и заметил коробку, которую не увидел, когда поднялся сюда. Слева от пианино стояла небольшая потрёпанная коробка, из которой торчали жёлтые бумажки. Хоппер подошёл к ней и заглянул внутрь – коробка была забита нотными листами, на каждом из которых были написанные кем-то произведения. В сточке «Композитор» было пусто, но названия каждого произведения были довольно странными: «Первый провал», «И снова ошибка», «Остановись, пока не поздно», «У тебя ещё есть шанс», и последнее, самое длинное произведение на сорок страниц - «Конец». А на последнем его листе надпись, после завершающего такта: «Непревзойдённый Мастер, увидимся!»
Эти названия казались Хопперу не только странными, но и интригующими. Взяв лист с названием «Первый провал», он снова открыл инструмент, поставил ноты на подставку и сыграл первые ноты. На лице доктора отразилось удивление и непонимание – он ничего не услышал. После двух сыгранных тактов непонимание перешло в испуг – Брайан не услышал ни звука. Снова резко встав, он, не закрывая пианино, выбежал из чердака. Его дыхание участилось, стало тяжело дышать, он не понимал, что всё это значит. Хопперу было страшно. Взяв из чемодана, который он не успел разобрать, бутылку виски, перепуганный Брайан приложился к ней, не утруждаясь переливать напиток в стакан. Он без сил упал на кожаный чёрный диван в центре комнаты и, сделав ещё несколько глотков, уснул…
***
Хоппер проснулся на удивление в хорошем настроении, несмотря на вчерашнее происшествие с пианино и крайне неудобную позу для сна. В этом отличном настроении он и отправился на работу в мятом костюме, который достал из ближайшего чемодана, даже не удосужившись погладить его.
Пожелав всем доброго утра и удачного рабочего дня, Хоппер отправился готовиться к серьёзной операции. Не знаю ничего о медицине, поэтому это будет просто серьёзная операция, во время которой, к сожалению, пациент может не выжить. Но ни родственники, ни санитары, ни Хоппер (сегодня он был на удивление чересчур уверен в своих силах), ни даже пациент не беспокоились по поводу предстоящей операции – все верили в доктора.
Третий час операции. Всё идёт как нельзя лучше, но тут, склонившись над пациентом с иглой, готовясь зашивать плоть, Брайан вспомнил название композиции – «Первый провал». На его лице вмиг выступили капли пота, через секунды пот потёк ручьём, медсестра не успевала менять тампоны, которыми вытирала лоб хирурга. Рука задрожала так сильно, что игла чуть не упала «в пациента». В другой руке, в нескольких сантиметрах от пациента, Хоппер держал скальпель. Рука дрогнула – скальпель вошёл в открытую, ещё не зашитую рану, пробив артерию. Давление начало резко падать, операционный стол и пол быстро наполнялись кровью, аппарат, показывающий состояние пациента, сходил с ума, пищал чаще и чаще. Врачи и медсёстры сбежались со всей больницы, пытались остановить кровотечение, но вскоре диаграмма сердца пошла сплошной линией, все показатели были на нуле. В операционной стоял монотонный звук…
- Хоппер, объяви время смерти, - где-то вдалеке услышал доктор, стоящий в ошарашенном состоянии с дрожащими руками.
- ХОППЕР!
- Время смерти – одиннадцать часов, двадцать шесть минут… - навзрыд прошептал Хоппер, припал к стене и сел на пол.
Все разошлись по своим рабочим местам, за исключением медсестёр, отключающих остывающее тело от приборов. Хоппер сидел в углу и рыдал.
- Эй, ты чего? – к нему подсел главврач больницы – он сказал ему объявить время смерти, - ты не убивайся так, рано или поздно это должно было случиться.
- Первый провал… - не слыша ничего вокруг повторял Хоппер, раскачиваясь взад-вперёд, - первый провал…
- Брайан, возьми-ка отгул. Посиди дома пару дней, - заботливо и обеспокоенно сказал главврач.
Хоппер встал, и со страхом, который не испытывал никогда, открыл дверь, готовясь сообщить родственникам о своём провале, но в коридоре было пусто.
- Им уже сказали, - раздался позади голос главврача, - иди, отдыхай.
***
Хоппер уже несколько часов не мог прийти в себя. Опустошая стакан за стаканом, твердил: «Первый провал». Наконец, покончив с бутылкой, он встал и поднялся на чердак. Правда, не сразу, два раза он чуть не упал, поскольку изрядно выпил. Пианино и ноты ждали его. Он сел и заиграл. Услышав первые ноты, его сердце бешено заколотилось, он продолжил играть, с каждым тактом сильнее ударяя по клавишам, всё громче и громче. Музыка, которую он играл, пробиралась под самую кожу, каждой клеткой тела он чувствовал её, чувствовал напряженность, жестокость и громкость мелодии. Хоппер был уверен – эта музыка не из этого мира. Окончив последний такт «тритоном», он замолк. Замолк и инструмент, но руки всё ещё были крепко прижаты к клавишам, будто он пытался их вдавить. Брайан был зол. Такую злость он не испытывал никогда. Он был зол на пианино и того, кто написал это произведение. Зол, но восхищён и потрясён. Несмотря на жестокость мелодии, она была идеальной и доктор жаждал продолжения. Он мигом, будто одержимый, достал из коробки ноты с названием «И снова ошибка», вернулся к пианино, но снова не услышал того, что играл. Тогда он вернулся к «Первому провалу» и стал играть его без остановки. И с каждым разом ему становилось легче, но вместе с тем становился более обозлённым…
Всю ночь Хоппер не отходил от инструмента. Закончив играть неизвестно какой раз (музыкант сбился со счёта), он спустился с чердака, налил себе кофе и, взглянув на время, собрался было бежать на работу, как вспомнил, что ему дали отгул и, расположившись на диване, уснул.
***
На утро Брайан чувствовал себя отдохнувшим, выспавшимся, жизнерадостным, готовым спасать жизни. Несмотря на то, что сегодня у него был второй выходной, через сорок минут хирург открывал двери больницы, приветливо со всеми здороваясь.
- Хоппер! – окликнул его главврач, - что ты здесь делаешь? Я же дал тебе отгул.
- Я… - начал Хоппер.
- Да неважно, оно и к лучшему, - он был явно чем-то обеспокоен. – Надеюсь, ты отдохнул?
- Да, я прекрасно себя чувствую! – заряд оптимистичности Хоппера более, чем убедил главного.
- Вот и здорово! Бегом готовиться к операции. Твой коллега опаздывает, пациенту всё хуже.
Хоппер, как маленький ребёнок на аттракцион, побежал готовиться к операции, и уже через пять минут был в операционной. На протяжении всей операции он не вспоминал о своём «первом провале», но снова, вот-вот приготовившись зашивать пациента, обронил взгляд на пол, где оставался едва заметный след от кровавого пятна. «Опять ошибка» - прозвучало в голове… Доктор посмотрел на пациента – всё расплывалось в глазах…
Хоппер очнулся в палате, он был под капельницей. У кровати стоял главврач:
- Проснулся! Ты бурно провёл свой отгул, Хоппер. У тебя в крови слишком уж много алкоголя, как же я не доглядел…
За что любили в больнице главврача – за его доброту, честность и стремление постоять за своих врачей в любой ситуации.
- А что с пациентом?
Легкая, едва заметная улыбка на лице врача тотчас сменилась печалью. Он отвёл взгляд, ничего не ответив, но Брайан всё понял:
- Не может быть… - сердце бешено заколотилось.
- Не нервничай, Хоппер, успокойся… Ты не виноват, это я не доглядел, - повторил врач, - но знаешь, посиди-ка ты недельку дома и ни капли спиртного, понял?