глава 11
Он шёл по странному лесу, не похожему ни на какой другой. Переплетение ветвей, корявые стволы, коряги и труха под ногами. Сучья, казалось, пытались выколоть глаза, а ветки цеплялись за одежду, не пуская вперёд. Он уже не шёл, продавливал собой заслоны, продирался через чащобу, уворачивался, выдирал волосы, рвал комки тонких хрупких побегов. Сок, липкий, прозрачный, с неприятным сладковатым запахом гниющих трупов, пачкал руки, лицо, одежду. Под ногами хлюпало, неприятно холодило, прилипало комками, стекало слизью, чавкало и затягивало вглубь и приходилось с силой тянуть ноги. Каждый шаг давался с трудом, хотелось всё бросить и повернуть назад, но он не мог. Просто не мог — там, впереди слышался крик, громкий, протяжный, полный муки. Он знал, что должен дойти и прекратить это. Знать, кто там не обязательно, кто бы это ни был, мужчина или женщина. Никто не должен испытывать то, что чувствует сейчас, в этот миг. Он рванул последний клубок, разодрал его, раня руки, и вывалился на поляну.
Храм, тот самый, стоял в центре поляны, почти скрытый травами и молодой порослью. За ними поблёскивала гладь воды, так, словно это был остров. Дорога, что вела когда-то к нему, уже заросла, затянулась, и вместо широкой полосы превратилась в узкую тропу. Однако, по ней ходили, и отнюдь не животные: под аркой, образованной ветвями, виднелось начало каменного моста. Проём, когда-то служивший главным ходом, был завален обрушившимся с крыши карнизом, но рядом зияло пробитое отверстие, откуда и слышались крики. Но на этот раз в них не было больше боли — это кричали от наслаждения. Он заглянул в отверстие, желая и боясь увидеть то, что там происходит.
На алтаре, том самом, с трещиной вдоль, стоял на коленях ящероголовый бог, длинные щупальца захлестнули за руки женщину, растянув её в удобной для него позе, ритмичные движения монстра не оставляли сомнений, чем он занимается. Его узкие, будто прорезанные в черепе, глаза, были закрыты от удовольствия. Длинный, мясистый язык, гулял по спине женщины, то касаясь острыми, жалящими движениями, то хаотично вылизывая. Когтистые руки цепко держали её за бока, оставляя в плоти маленькие кровоточащие ранки. А женщина ничего не замечала, она стонала, насаживаясь на толстый, покрытый маленькими шипами, орган. Крутила бёдрами, подвывая от наслаждения, и с каждым толчком в её глазах вспыхивал мрачный красный огонь. Монстр дёрнулся, вжался в женщину, по её бёдрам медленно потекла светящаяся вязкая слизь, а та завизжала, тонко, почти нестерпимо, будто получила то, что хотела.
Кэйо закричал, сел на постели, хватая воздух ртом.
— Ты что? — Вагне приподнял голову, нашаривая рукой меч. За стеной шумели хмельные драгги, празднующие коронацию нового конунга, а у них было тихо и уютно, лишь слегка потрескивали дрова в печи.
— Сон…
— Мне не нравятся твои сны, — заявил муж. — Ты кричишь после них. Говори, что послали тебе боги этой ночью?
— Не только этой, — ответил Кэйо, сомневаясь, стоит ли рассказывать о своих кошмарах.
— Ему часто снится что-то плохое, — подтвердила Ратха.
— Говори, — потребовал Вагне.
Кэйо помолчал ещё немного и начал рассказывать про храм, про ящероголового бога, про жертвы, про женщину. Он говорил, и кошмар словно отступал, смывался, становился нестрашным. Вагне же, напротив, становился мрачнее, вон уже и оружие нашарил.
— Ну и вот… — закончил Кэйо, — У женщины глаза теперь светятся, прямо, как у бога.
— Скверно… — Ратха смотрела непривычно серьёзно.
— Ты знаешь этого бога? Или про него? — спросил Вагне.
— Да. Нет. Слухи. В Призрачном королевстве… — Ратха смущённо посмотрела на них, — вы же поняли, что я никакая не убитая давным-давно несчастная супруга князя? Нет, я была его супругой, но когда мне надоело, я сделала вид, что умерла.
— Я понял, — нетерпеливо проговорил Вагне, останавливая открывшего было рот Кэйо. —Дальше!
— Мы иногда выходим к людям, живём среди вас. Бывает, что долго, годами. Время у нас движется по-другому, и мы можем застать несколько поколений людей. Я слышала, что у альпаков когда-то были звероподобные боги. Они и сейчас остались, не все, конечно, только те, кто им нужен. А старые постепенно забывались. Если не приносить богам жертвы, не помнить о них, не возносить молитвы, они постепенно засыпают, случается, что даже умирают, как люди. боги же это духи стихий, сущности, им нужны ваши эмоции. Кому-то хорошие, светлые, радостные. А кто-то питается смертью, болью, похотью. Этот, ящероголовый, как его назвал Кэйо, как раз из последних. Он отвечал за насилие и смерть, но не на поле боя, а во время нападения разбойников, убийства, преступления. Ему молились, когда нужно было совершить что-то неправедное, например, напасть на соседнюю деревню, кого получится, взять в плен, а кого — нет, убить на месте, во славу Авшуранахрата.
— Ничего себе, имя, — пробормотал Кэйо.
— У них вообще язык странный, — бледно улыбнулась Ратха. — Времена менялись, постепенно Авшуранахрат и другие древние боги становились не нужны, отсюда и разрушения в храме.
— А потом он кому-то понадобился, — мрачно проговорил Вагне. — Я понял, что сначала храм был разрушен, а потом его восстановили?
— Не обязательно, — ответила Ратха. — Ведь мы же не знаем, какие отрезки времени видел в своих снах Кэйо. Может быть и так, что сначала ему показали конечный результат, потом, каким был храм изначально, а уже потом попытку возрождения культа Авшуранахрата. И судя по последнему сну, это последователям бога удалось сделать.
— Почему ты так решила? Я же не знаю, когда это случилось? Может это как раз было очень давно.
— Нет, ты не заметил, а я видела… там, у углу, лежало оружие. Если быть точнее, арбалет, а их начали делать всего-то лет семьдесят назад.
— Погоди, — растеряно проговорил Кэйо, — а ты откуда знаешь, что у меня было во сне?
— Потому, что видела, — пожала плечами Ратха.
— Мои сны?
— Нет, твои видения. Ты до сих пор не понял? Это не сны, а посланные тебе видения.
— Кем посланные?
— Другими богами. Тем, кто не хочет, чтобы Авшуранахрат возродился. И, кажется, уже немного поздно. Он не только проснулся, но и набрал силу, достаточную, чтобы оплодотворить выбранную женщину.
— А что это значит?
— Когда-то Авшуранахрат уже правил Чёрным континентом, и время было очень неуютным. Тогда кровь лилась рекой, горели города, гибли страны…
— Какие страны? — ухмыльнулся Вагне. — Там же дикари живут.
— Это сейчас там только хижины и полуголые дикари. А много веков назад, там процветала мощная цивилизация…
— Что там цвело? — вытаращился Вагне, услышавший новое слово.
— Там были сильные государства, с хорошей армией, строились красивые города, жили люди. А потом, постепенно стали появляться люди, возносившие молитвы Авшуранахрату. Снова начались подлые убийства, насилие, войны. Там горела земля от края до края, а когда всё закончилось, остались жалкие кучки выживших.
— Вот оно что…
— Да, теперь там живут жалкие кучки людоедов, а о былой мощи даже не осталось сказаний, — печально проговорила Ратха.
Кэйо сидел притихший, перед газами стояли жуткие картины пылающих городов, умирающих людей, зарева до самого неба. А если Авшуранахрату станет тесно на Чёрном континенте? Если он пойдет дальше? Что смогут сделать люди в их странах, те, кто никогда не сталкивался с таким богом? Тут ему не молятся, это верно, но в то, что не начнут, он не верил: всегда найдётся подленький человек, готовый ради сиюминутной выгоды предать другого. Да что далеко примеры искать, его самого ради куска земли и золота собирались продать королю!
— Скажи, Ратха, — начал Вагне, помолчал, словно раздумывая, говорить или нет, и продолжил: — А можно как-нибудь остановить этого бога?
— Я действительно важен для них?
— Ты – избранный, — ответила Ратха. — Только ты и сможешь остановить Авшуранахрата.
— Но… как? Я не воин, что я могу сделать? — растерялся Кэйо.
— Ты не воин, а я – да, — проговорил Вагне. — Мы отправимся на Чёрный континент сразу, как только море станет открытым.
Кэйо только вздохнул, что он мог сказать, если тут не о чем говорить? Он лишь уточнил, что нужно взять с собой, быть может, для битвы с богом понадобится что-то особенное?
— Тебе скажут, — улыбнулась Ратха.
— Мне? Ах, да, ты говорила, что избранный. Кем? Богами?
— Да. Или ты думаешь, что я пришла к тебе случайно? Я посланница богов.
Кэйо осмотрел девушку с ног до головы, на важное лицо она не очень тянула.
— А… ты выпила моего первого мужа. И того драгга, вы все так делаете?
— У себя в королевстве мы питаемся по-другому, но у вас, чтобы выжить, мне нужны души людей, — пояснила Ратха.
— И часто ты так делаешь? — с подозрением спросил Вагне.
— Редко, - огрочённо проговорила Ратха, - только если задерживаюсь здесь надолго. Прошлой зимой я уходила к себе домой, а потому не очень нуждалась в этом.
— А другие, такие, как вы у нас есть? — поинтересовался Кэйо.
— Есть, только мало. И многие люди нас боятся, потому мы редко показываемся. Иногда мы принимаем другую форму, удобную для нас. Это ещё больше пугает, нас называют тварями, а кому это понравится?
Кэйо уже не слушал объяснения Ратхи, ему и так встало понятно, куда исчезала его призрачная подруга, и почему перед уходом она выглядела бледнее обычного. Вопрос стоял в другом: что хотят от него? Он мало что умел и уж тем более, не знал, как сражаться с Авшуранахратом, пусть даже и при поддержке других богов. А вообще, какие они — боги? Этот, ящероголовый, был страшным, да и другие в том храме не лучше. А вот их богиня любви Арталея должна быть красавицей, посмотреть хотя бы на статуи и изображения: губы, тело, глаза, волосы — предел мечтаний каждого мужчины. И бог любви ей под стать, вот бы увидеть их!
Вагне, между тем, вышел из отведённой им комнаты, и его голос был слышен из общего зала, где как раз оставались ещё пирующие драгги. Вот гомон стих, к нему прислушивались, и вдруг сменился громким одобрительным рёвом. Интересно, чем заинтересовал ярл своих людей? Как оказалось, не только их: утром начали собираться в поход шесть ярлов из пятнадцати.
— Что ты им обещал? — тихо спросил Кэйо.
— Ничего, просто рассказал, что на Чёрном континенте раньше были богатые страны. А теперь города заброшены и беззащитны.
— Ого! Они подумали, что альпаки лёгкая добыча?
— Нет, Кэйо, драгги никогда не унижали врагов, приписывая им слабость. Только дикарям золото не нужно, — ухмыльнулся Вагне, — а нам оно понадобится.
— А если они ничего не найдут? — продолжал допытываться юноша.
— Они знают, что рискуют, — пожал плечами Вагне. — Идём, нам пора, арк уже готов к выходу. Сначала домой, в Хедбю, а потом уже в поход, убивать бога.
***
Недели, пока аск готовили к дальнему походу, пока ждали окончания весенних бурь, показались Кэйо бесконечно долгими. А тут ещё и сны больше не снились, вернее, тех видений больше не было. И Ратха, как ушла ещё на тинге, так больше не появилась ни по пути домой, ни здесь, в Хедбю. Вагне тоже был занят, почти не обращая внимания на супруга даже по ночам, когда остальные драгги щедро отдавали дань богам любви. Однажды, юноша ушёл к морю и долго смотрел, как тяжёлые волны накатываются на камни, осыпая мокрым брызгами берег. В укромных местечках покачивалась лёгкая пена, орали чайки, выхватывая из воды мелкую рыбёшку. На большом валуне сидел бело-рыжий кот и щурил жёлтые глаза. Было странно тихо, так тихо, что Кэйо не заметил, что уже не один. Рядом с ним на мелкую гальку опускалась тонкая девушка в сером струящемся платье, а за её правым плечом высился угрюмый здоровяк в крылатом шлеме. От них веяло такой первозданной мощью, что Кэйо сразу понял, что это не люди.
— Приветствую вас, боги… — поклонился он, краем глаза замечая, как к нему спешит по склону Вагне.
— И тебе отрок жить и здравствовать, — прогудел мужчина.
— Кэйо? — Вагне встал за спиной мужа, насторожено глядя на богов.
— Мы не причиним зла твоему мужу, ярл. И тебе тоже. Мы пришли с миром, — бог показал раскрытые ладони.
— Прошу вас, будьте гостями в Хедбю, — справился с собой Вагне: не каждый день к обычному драггу приходят на огонёк настоящие боги.
— Я — Харунас, бог войны. Это моя жена, Прасея, мать богов.
Вагне с достоинством склонил голову перед теми, кому возносил молитвы.
— Мы пришла рассказать вам, с кем вам предстоит сразиться, — проговорила Парсея. — Люди молятся богам, и пока мы слышим слова, обращённые к нам, мы живы. Но народы приходят и уходят, и вместе с ними уходим в небытие мы. Но случается так, что некоторые из нас не хотят уходить и, не получая жертв, сходят с ума. Авшуранахрат безумен уже давно, он впал в забытье и, казалось, уже не вернётся, но кто-то нашёл способ его вернуть. Однако, даже его пробуждение не вернуло разум. Быть может, потому что он был таким изначально?
— А он был богом войны, да? — спросил Кэйо. — Или только предательства, обмана и убийств?
— Он никогда не был богом войны, — сердито проговорил Харунас. — Авшуранахрат забирает души себе, отправляя их в свои владения, и заставляет раз за разом проходить те же мучения. Он жаден и глуп, он подлый лгун и мечтает о щедрых жертвах для себя одного.
— А разве у других богов не так, — спросил Кэйо.
— Не так, — покачал головой Харунас. — Война, это искусство, там сражаются равные, чтобы узнать, кто сильнее или удачливее. Девы-воительницы собирают души павших героев, уводя их на луга богини смерти, раненых пользуют, вознося молитвы богу исцеления, а потом занимается любовью, славя других богов. И всем хорошо.
— Кроме Авшуранахрата, — заметил Вагне. — Ведь на войне нет места предателям.
— Да. А трусов мало, ими не насытить безумного бога, — кивнула Прасея.
— И теперь вы хотите, чтобы мы его победили? А разве обычные люди могут это сделать?
— Обычные — нет, но ты, Кэйо, избранный. Мы с самого рождения наблюдали за тобой, ждали, пока ты вырастешь. Обучали тому, что тебе понадобится.
— Я ничего не умею, — покачал головой Кэйо, — только танцевать.
— Этого достаточно, — улыбнулась Прасея. — Мы придём на помощь, если понадобится.
— Авшуранахрат бог разрушения, красота для него словно острый нож, смелость и чистота, будто яд. Ты должен его покорить всем, что у тебя есть, а потом…
— А что потом? — спросил головой юноша.
— Потом, узнаешь сам. И ещё, чтобы Авшуранахрат умер нужно забрать из его груди драгоценное сердце.
— И отдать вам? — вмешался в разговор Вагне.
— Зачем оно нам? — удивился Харунас.
— Сердце бога, это опасная игрушка. Из него можно снова возродить Авшуранахрата, — проговорила Прасея, — будет лучше, если вы уничтожите его навсегда.
— И тогда он не вернётся?
— Нет, Кэйо. Если разбить камень Авшуранахрат умрет навечно.
— А вы? — спросил Вагне.
— А мы будем жить, пока нам возносят молитвы.
— Или пока идут войны, — усмехнулся Харунас.
Кэйо оглянулся на мужа, а когда повернулся, богов уже не было.
— Ну, что, не боишься идти войной на безумного бога? — спросил его Вагне.
— Боюсь, а деваться-то некуда!