Политика – явление необычайно неприличное, особенно в странах отсталых и патриархальных, где слова «парламент» и «выборы» в словаре уже имеются, а вот то, что словарь рекомендует под этим понимать, еще нет.
Поэтому роль сатиры в таких замечательных странах еще со времен Гоголя необычайно значительна. Сатира, конечно, не может ускорить превращение тираннозавра в симпатичного альпийского бычка, там, где такое превращение, разумеется, возможно, но с ней, сатирой, как-то веселее. Посмеешся, и на душе легче.
Вот сколько лет все российские театры ставят пьесу «Ревизор», кто только ни играл городничего: Сосницкий, Щепкин, Ильинский, Москвин, Папанов, не говоря о нынешних, - а ничего не меняется, как воровали, так и воруют. При Гоголе в армию поставляли ружья, которые надо было кирпичом чистить, и тухлую конину со свалок-скотомогильников вместо говядины, а сейчас вон церкви для виду вроде «реставрируют», деньги получат, а на следующую ночку в церкви случайный пожар, и концы в воду. Попробуй узнай, академики реставрировали или гастарбайтеры с близлежащего рынка. И, что самое интересное, министр «культуры» остается на своем посту, даже если приходится пожертвовать ферзем, пардон, замом.
Кстати, и из тираннозавров не всегда бычки получаются, иногда и гадюки с аллигаторами, это уж как звезды выпадут. А жить-то надо, и не будь сатиры с юмором, жить-то было бы невозможно. Тут как почитаешь новости, пересказанные сатириком, так и на душе полегчает, несмотря на то, что новости одна другой сюрреалистичней.
«О том, почему люди так цепко держатся за мифы, – писатель Владимир Войнович в программе Елены Рыковцевой. Опубликовано 17.03.2016 19:05 http://www.svoboda.org/content/transcript/27619385.html
Елена Рыковцева: У нас сегодня тема – это увольнение директора Государственного архива Сергея Мироненко, [еще] тема – это неожиданный сюрприз, который сделал Владимир Путин российской аудитории, выведя российские войска, так же неожиданно выведя, как он их ввел, из Сирии.
Я хочу напомнить, что происходило с Сергеем Владимировичем Мироненко на протяжении этого времени. На самом деле я считаю, что главные страсти развернулись вокруг него после Конгресса русской прессы, в котором он принял участие и сообщил аудитории то, что он сообщал неоднократно во многих интервью, во многих разговорах, вообще совершеннейший не сюрприз. Он сказал, что 28 панфиловцев – это миф, это история, которая была выдумана. Ничего нового, но эта информация произвела эффект разорвавшейся бомбы. Вдруг оказалось, что главные редакторы многих русских изданий, особенно на территории СНГ, понятия не имели о том, что знали уже поколения со времен расследования Кардина. Начался скандал, его принялись обвинять, писать письма, доносы и так далее.
Владимир Войнович: Я помню эту историю с давних времен, с 60-х годов, когда была статья известная Эмиля Кардина «Легенды и факты». Тогда тоже возмущение было главного фальсификатора Александра Кривицкого [сочинитель фальшивки про «28 панфиловцев» -ВС], просто он бушевал, писал какие-то гневные филиппики. Хотя он сам, где-то его допрашивали, до этого, еще в 1948 году было постановление Военной прокуратуры, признал, что этот рассказ называется литературным вымыслом. Жанр этого сочинения – это литературный вымысел. В это время погибло сто человек, а не 28, они геройски погибли. А вот 28 – они вцепились в это. Один по фамилии Добробабин потом служил в немецкой полиции, герой Советского Союза, потом его арестовали, он сбежал и опять служил в немецкой полиции.
Я видел, что людей это удивляет. Мне казалось, что это уже общеизвестный факт – то, что этого факта не было. Оказывается, это все до сих пор вводит людей в состояние шока. Дело в том, что у нас есть очень много людей, которые держатся за легенды вопреки фактам, факты презирают, легенды отстаивают как факт, то есть отстаивают ложь. И на самом деле это связано с другим. Сейчас в Министерстве культуры какие-то люди арестованы, я заметил, прямая связь здесь: эти люди, которые стоят на стороне лжи, – среди них обязательно и воровство, и взяточничество, и все остальное. Связь здесь простая: раз человек проявляет нечестность в одном, он обязательно проявит нечестность в другом и так далее. Эта связь естественная.
Очевидно, сознательно или подсознательно у этих людей такая идеология, если есть какая-то идеология, то именно эта, что ложь важнее правды, и вообще, должна быть привычка ко лжи. Как сказал Багрицкий: «Если скажут «солги» – солги. Если скажут «убей» – убей». Человек должен, ему дают на выбор правду сказать или ложь, если он будет держаться за правду – он какой-то чужой, как Мироненко оказался для них чужим. А тот, который легко соврет, – значит, свой.
Если ты поддерживаешь любую точку зрения, такую или такую, значит, свой. Дело в том, что людям в мозги вбили, что если ты сомневаешься, то ты недостаточно патриот. Это достаточно странно, потому что реальный подвиг Красной армии был не меньше, больше даже, чем описано в этом мифе. Потому что погибли сто с лишним человек на этом участке. Там немножко все перепутано, и место действия и все такое, но больше людей погибло. Из этих 28 героев несколько выжили, они даже не вместе были. Но почему-то власти очень нужно, государственной пропаганде, я еще понимаю, когда советской пропаганде.
Миф один, который создается прямо у нас на глазах, и тоже мы должны верить, если ты не веришь, значит, ты недостаточно патриот, значит, ты плохой человек. Надо верить в невероятное. Примерно как 28 панфиловцев, которые остановили 50 танков, почти по два танка на человека.
Елена Рыковцева: Я хотела бы поговорить с вами на тему этого прекрасного неожиданного сюрприза, который устроил Владимир Путин своему народу. Мы вчера вводили войска, а сегодня выводим, как хвостик у ослика Иа – и входит, и выходит. Как вы все это приняли?
Владимир Войнович: Мне это напомнило анекдот об алкоголике, который не знает, с кем выпить, у него таракан на ниточке, он его отпускает, говорит: «С отъездом!». Выпивает. Потом притягивает: «С приездом!». Опять выпивает. Мне больше всего понравилось, что все наши средства массовой информации сообщили, что это известие застало американцев врасплох. У нас же все застало врасплох, и когда входили врасплох, сейчас выходим врасплох.
Это говорит о том, что у нас продолжается такая форма самодержавия, когда самодержец или сам, или вместе с кругом приближенных к нему людей все решает: решает сделать это, решает начать войну, решает ее закончить, а народ, как известно, безмолвствует, кроме отдельных людей, которые на улице иногда что-то говорят.
Елена Рыковцева: Я думаю, в 1991 году вас постигло какое-то разочарование, когда случился Белый дом, Ельцин. Была у вас такая мысль, что ваша книга «Москва 2042» становится неактуальной, не так вы спрогнозировали, не так пошли события? Был у вас такой момент самобичевания, что – черт, не угадал? А потом все переворачивается, и оказалось, что угадали от и до. Было такое?
Владимир Войнович: Нет, у меня было раздвоение. Потому что я радовался тем событиям, которые происходят, и думал: ладно уж, пускай я окажусь лжепророком, но пускай лучше так идет. Честно говоря, я очень многого ожидал от событий того времени, поэтому мое разочарование теперешнее перевешивает.
Елена Рыковцева: Теперь как по писаному, вся ваша книжка, можно сегодня читать заново и удивляться тому, что вы увидели оттуда сегодняшнюю Россию, пропустив этот период, который вы могли не угадать. Что скажете, Владимир Николаевич, скорректируются ли мозги у людей?
Владимир Войнович: Я думаю, скорректируются. Дело в том, что я думаю, что у нас вообще неправильно считают, кто за, кто против. Потому что на самом деле у нас есть меньшинство, которое управляет страной, у нас есть меньшинство, которое протестует, есть еще какое-то большое количество людей, которые всегда говорят «за». Я очень люблю такой колхозный анекдот. Говорят: «Товарищи колхозники, согласны?» – «Согласны». – «А может, не согласны?» – «Не согласны». Но есть еще значительное число людей, которые не согласны, но они сидят, помалкивают, но они против того, что происходит. И эти люди тоже играют какую-то роль. Они недостаточно хорошо исполняют то, что власть от них ждет, в результате весь механизм государства работает плохо, ухудшает ситуацию все вместе. Это на холодильнике тоже отражается каким-то образом, не только прямые действия, не только война, не только Крым, не только Сирия, но и такие вещи. Государство, которое не учитывает этого, оно создает обстановку уныния в обществе, а когда создается обстановка уныния, общество перестает быть творческим. А творческое общество – это где каждый человек в своей области что-то творит, что-то хочет улучшить.
Я просто с большим трудом представляю себе, что можно легальным конституционным путем изменить. Дело в том, что режим может измениться в результате какого-то переворота или сговора наверху. Могут быть всякие неожиданности биологические.
Елена Рыковцева: Но если биологическая неожиданность случится, все равно будет тот, кого политбюро назначит.
Владимир Войнович: Но я думаю, что будет неизбежно, что следующий руководитель государства, как бы он ни назывался, президент или, может быть, будет когда-нибудь парламентская республика, премьер-министр может быть, я просто уверен, что следующее руководство обязательно начнет новую перестройку просто потому, что мы зашли слишком далеко. Все последние два года президент и его окружение делают все больше и больше ошибок, я не буду характеризовать другим словом, все больше ошибок, которые ведут страну просто к катастрофе. Мы уже близко к ней подошли, она уже видна, виден этот край, к которому мы подходим. У нас напряжение внутри страны, у нас фактически идет холодная гражданская война. У нас такая ненависть одних групп к другим, активных групп, большинство населения вне этого вообще, пассивно. У нас отношения с Западом ужасные стали. Экономика тоже, ничего хорошего о ней сказать нельзя. Поэтому обязательно будет новая попытка восстановления ситуации.
Она может быть даже радикально другая, как советская власть не была радикально другой при Хрущеве или при Горбачеве, она была той, но она начнет обязательно. А вот чем это дело кончится – это может кончиться как раз радикальными переменами.
И тогда и демократизацию, тогда попытка будет сделать выборы выборами и так далее, тогда, может быть, возникнет ситуация. Сейчас, при этом режиме, пока он спокойно существует, я не очень верю в способность демократических каких-то сил. К хорошему придем через плохое».
За что я люблю читать Владимира Войновича, так за то, что он может о политике сказать весело, о массовом идиотизме с юмором, а о будущем ненаглядной Родины так запросто, что даже у записного русофоба пропадает всякая охота критикантствовать. Ну действительно, что толку метать филиппики в дурдоме?
Но тот, кто хочет узнать правду, в словах Владимира Николаевича ее найдет непременно. Увы, все надежды на неожиданности биологические. Хотя не тронь дерьмо, оно и не пахнет, что еще принесут зти неожиданности. У нас все неожиданности те, что принято называть детскими. Лично я, если бы жил тоже в Мюнхене, был бы оптимистом, а так отлично понимаю, что нация, верующая в Бабу Ягу и 28 спартанцев, извиняюсь, панфиловцев, способна родить не только нового Джорджа Вашингтона, но и нового Малюту Скуратова.
Нет уж, хрен с ним, пусть живет вечно, все равно, толку от нашей приполярной демократии не было и не будет. Еще сотни поколений будут гоготать, смотря «Ревизора», а министры, mille pardon, их заместители, как воровали, так и будут воровать до самого взрыва сверхновой.
Валентин Спицин