История, рассказанная художником

Гаврилов Сергей
     Мой знакомый художник Александр живет недалеко от меня в пригородном поселке. Там, в небольшом деревянном домишке, он и его  жена Татьяна (тоже художник) занимаются своим удивительным творчеством.   В радостном предвкушении я бодро шагал, чтобы ещё раз насладиться  необыкновенной коллекцией художественных полотен…
     Стоял прекрасный майский вечер. Гроздья фиолетово-белой сирени благоухали призывным ароматом. Солнце уже клонилось к  горизонту, и его лучи ласково золотили кроны сосен. Сегодня я по-особенному чувствовал настроение природы. Прозрачность воздуха, теплое шептание ветерка наполняли меня.  И вот я уже не просто иду, а лечу с воздушным потоком вокруг пахнущих смолой елей, и будто поднимаюсь всё выше и выше, чтобы увидеть изумительные  русские лесные просторы…
     Из-за поворота появился зеленый уютный домик моих друзей. Калитка была незаперта, и я, скрипя деревянными половицами старенького крыльца,  вошел внутрь.
     Странно, никого нет, - подумал я, оказавшись на веранде - куда все подевались?  (Здесь обычно накрывается стол с чаем и разными вкусностями, и гости подолгу засиживаются за разговорами с гостеприимными хозяевами).
Пройдя по темному узенькому коридору, я приоткрыл знакомую дверь в мастерскую. Нос защекотало от чего - то паленого. Электричество было выключено, лишь пробивавшийся из окна вечерний свет вырисовывал в полумраке висевшие на стенах картины. Сумрак по-иному представил их моему взгляду. Светлые тона стали серыми, а темные чернели новыми очертаниями. От этого изображения на картинах приобрели другой, доселе неизвестный мне вид. Я осторожно передвигался по мастерской.
      - А, вот ты где! Привет! - радостно воскликнул я, увидев в дальнем углу Александра.
      - Что - то случилось? - тут же спросил я, заметив, что мой друг сидит не шелохнувшись.
      Художник сидел на полу. Весь бледный, с застывшим, стеклянным взглядом он смотрел на небольшую кучку пепла перед собой.
      - Я сжег ее, - медленно шевеля губами, прошептал Александр.
      - Кого? Что ты сжег?
      - Картину "Сон грешницы".
      Я вспомнил - на картине была изображена спящая девушка, лежащая на большой человеческой ладони. Девушка лежала во фривольной позе, не стесняясь своей полуобнаженности. В глубине, во мраке картины, мелькали рожи чертей с бутылками вина. А над самой героиней склонился старик-видение, укоряя и грозя ей пальцем за прегрешения. Картина получалась в некотором роде  назидательно-поучительной, но она еще была  не закончена, а потому что-то в ней могло измениться.
      - Но зачем ты это сделал? - спросил я своего друга. Он явно был не в себе.
      - Ещё бы, - подумал я, - уничтожить своё творение, своё, можно сказать, дитя. Неспроста это. Тут должна быть очень веская причина.
Помедлив немного, как бы собираясь с духом, Александр взглянул на меня.  Я старался, как можно доброжелательней смотреть на него, дать ему почувствовать поддержку и участие. Мой друг взял мою руку, сжав  холодными пальцами  ладонь. И только когда, как мне показалось, тепло от моего бьющегося сердца  передалось через наше рукопожатие в его кровь, Александр медленно начал свой необычный рассказ.
      - Ты же знаешь, как мы, творческие люди, бываем неудержимы во время создания своих произведений. Вот и в этот раз, словно неведомая сила вела меня в творческом порыве. Жена, моя Танюша, уехала к родственникам, и я полностью отдался работе над картиной "Сон грешницы".  Всё, что окружало меня, перестало существовать, реальность растворилась, счет времени был потерян. Иногда я немного приходил в себя, и то, только чтобы выпить воды, а затем  - вновь в мой придуманный мир. В один из моментов, когда я увлечённо вырисовывал лёгкую накидку на девушке, мне вдруг представилось, что она – моя героиня, лежит рядом, здесь, живая. Ее длинные волосы с запрокинутой головой, словно волны, игриво бились о берег, которым было мое любящее сердце. Да, да, именно любящее. Ведь все свои картины я люблю, как часть себя, своей жизни, своих переживаний. Весь погруженный в образ очарованного мужчины, в эти минуты я словно наяву стоял рядом с красавицей,  манящей  легко различимым, под   воздушным платьем, молодым телом. И вот так, делая кистью мазок за мазком, я погружался в нереальный мир своих фантазий. Краска на картине уже не казалась просто краской, когда неожиданно край серебристого нейлона колыхнулся и потянулся ко мне.  Я почувствовал прикосновение благоухающего женского платья… А потом случилось необъяснимое…

      - С утра до вечера я думала о тебе, - вдруг проговорила девушка, - в пылу переживаний я до поздней ночи пыталась забыть тебя, выпивая с чертями рюмку за рюмкой пьянящего вина.
       С этими словами она, громко хохоча, схватила меня за рукав и потянула в полумрак темных красок дальнего угла картины.
      - Нет, я не могла тебя забыть, - усаживая за большой дубовый стол, чуть ли не рыдала она, - я постоянно искала утешения у разных тварей, спрашивая, любишь ли ты меня? Не слишком ли я безобразна? А по ночам ко мне приходил нарисованный тобой старик и постоянно твердил, что я - Грешница, что такую не любят. Ну скажи же, мой господин, утешь меня ласковым словом, ну хотя бы соври.
       Глаза девушки блестели от слез. На столе стояли большие бутыли с вином, а по краям торчали, похожие на эти бутыли рожи чертей. Гранёные стаканы вдруг задвигались и  самопроизвольно наполнились бордовой жидкостью.
       - Выпей за меня. Ведь я твоё творение, я твоя навеки, - и протянув мне стакан, девушка посмотрела на выглядывающих из-за края стола чертей. Те испуганно заморгали в знак согласия.
Я поднял стакан, посмотрел сквозь окрашенное стекло на тускло светящуюся лампочку. Вино играло разными оттенками, словно таило что-то неизведанное, манило и притягивало. И вот я уже осушаю стакан, и с каждым глотком начинаю испытывать к девушке странную нежность, похожую больше на сострадание. Глаза девушки с мольбою смотрят на меня. Она соскальзывает к моим ногам, пытаясь их  обнять.
        - Но она же не живая, я не могу любить её, думал я, - зачем сострадать той, что  навсегда останется нарисованной?
Раньше я думал, что самое большое страдание - когда ты жаждешь любви, но никак не можешь встретить того, кто разожжет в сердце этот божественный жар. В такие минуты меня внутри как-будто разрывает пополам. Я смотрю на синеву глубокого неба, на игривые белые барашки, бегущие по морю, и мне хочется поделиться с любимой своими переживаниями, открыть ей свой мир. Но ее нет, и от этого я страдаю. И это, я думал, является самым большим переживанием. Но сейчас, при виде этой молодой девушки, лежащей у моих ног, ко мне пришло новое чувство. Оно было гораздо сильнее прежде испытанных. Я видел, как эта девушка искренне открылась мне.  А потому стал осознавать жестокую пытку не любить и быть любимым. Ведь если женщина любит, то она, понимая безнадежность взаимности, считает мужчину жестоким. Уже одно то, что она раскрыла себя, дает ей основания требовать оправдания преодоления стыдливости. Она не может терпеть удара по своей гордости, а потому мужчина всегда будет виноватым. И вот я, уже не принадлежавший самому себе, был рядом с девушкой, которую сам сотворил, которой я уже был обязан, охваченный растерянностью и страхом.
         - Почему ты меня нарисовал такой молодой и красивой? - насмешливо кривя губы, промурлыкала девушка, запрокидывая руку в гущу красок, доставая бутылку вина.
         - Можешь не отвечать, я знаю. Вы мужчины, все хотите молоденьких, подсознательно хотите, даже не думая изменять своим женам. Это желание не зависит от вашей силы мышления, это в природе. Но вы все боитесь об этом сказать самим себе. Поэтому я здесь, такая цветущая и привлекательная. Я - плод твоих тайных желаний! Ха- ха! Не скромничай, друг мой. Прижмись ко мне, ощути мою свежесть.
Уже достаточно выпившая девушка пыталась целовать меня. Я почувствовал безвыходность такого положения. Чужая страсть, протянутые руки, увлекающие волосы, горящие губы, а за ними все тело, дышащее чувственной плотью, будили мои инстинкты, убаюкивали мысль. Внезапно глаза девушки широко раскрылись, и я будто увидел в них горящее пламя. Я испуганно рванулся, освобождаясь от её объятий,  спасаясь от нежеланной ласки. Я отпрянул, понимая, что нужно искать какой-то выход.
          Вдруг девушка вскрикнула, - Прячься он здесь! 
Она схватила меня и с силой запихнула под стол. Комната неожиданно осветилась ярким синим светом. Я сидел под столом рядом с испуганными, прижавшимися друг к другу чертями. Глаза на их мордочках округлились от страха.
        - Грешница! - вдруг услышал я над столом громовой возглас, - ты навсегда останешься здесь, и никто тебя не полюбит за твои грехи!
        - Неужели появился мой нарисованный старец? - с тревогой подумалось.
Я представил, как моя бедная  героиня, словно на операционном столе под безжалостным светом  ламп-прожекторов, лежит совершенно открыто, беззащитно перед возникшим стариком – видением.
За что он её ругает? – просыпалось внутри меня возмущение, - ведь она не виновата в том, что молода, что она в отличие от старика ещё может всё делать быстрее, что у неё  желания и возможности под стать её бурной кипящей жизнью крови. И вообще, мы, мужчины, часто ли думаем о проблемах, с которыми сталкиваются женщины? Они всегда причёсанные, нарядно одетые, организованные, приветливо улыбаются нам, хотя  внутри наверняка тысяча других мыслей.
      И тут - то ли вино на меня подействовало, то ли усталость от обилия мыслей и эмоций - но меня вдруг резко потянуло ко сну. Помню только, что в ушах продолжало звучать: «Грешница, грешница!»,  когда мой разум отключился.
Проснулся я от того, что подо мной что-то тряслось. Открыв глаза, я увидел, что мы вдвоём с девушкой лежим на огромной дрожащей человеческой ладони, такой же, как на картине. Моя Грешница тихонько, ласково прикасалась ко мне, проговаривая, словно мантру, одну и ту же фразу: «Лишь позволь мне любить тебя.  Не уходи..."
      Я попытался вспомнить всё происшедшее: как рисовал картину, как попал внутрь её. Я же рисовал ее воздушное платье! Может быть, притрагиваясь к нему, я смогу найти выход из этого фантастического мира?
      - Дорогая, - как можно нежнее слукавил я, - позволь мне тебя приласкать?
      С этими словами я сел на колени рядом с девушкой, и стал медленно поглаживать края серебристой материи, скользя по ней руками, как будто рисуя кистью.  Они, словно лёгкое перо скользили по её телу. Я долго ласкал девушку своими прикосновениями, и вот уже  мое лицо на какое-то мгновение прикрылось развевающейся распахнутой одеждой. Я как будто погрузился в водоворот набегающих волн и о, чудо, под моими движущимися ладонями  стала проступать не живая плоть, а холст картины. Так я вернулся в свою мастерскую. Картина недвижно стояла рядом
После я долго сидел, пытаясь понять произошедшее.
      - Может, и не было ничего,- размышлял я, - может, это плод моего воображения.
Но странно было, что я уже не мог спокойно смотреть на картину. Я вдруг стал бояться девушки. Внутри меня засело опасение, что она всюду будет меня преследовать, что думая о ней, я могу тронуться рассудком. В моём тревожном воображении всюду будет  возникать  вопрос в её глазах, почему я оставил её, почему сбежал, как от прокаженной, почему не дал маленькую надежду на взаимность?
       Мной овладел страх.  А вместе с ним и чувство вины, за то, что я создал девушку, обрекая ее на страдания. Что она каждую ночь выглядит жалкой и противной самой себе пред ужасным укором старика -праведника. И в своей беспомощности она продолжает любить меня. Это чувство и сейчас со мной, даже после того, как я сжег картину.
       А теперь, после содеянного, как я буду жить? Ведь эта девушка готова была броситься ко мне навстречу, любить меня. Вправе ли я был так поступить, уничтожая свое творение?
       Мой друг - художник замолчал. Он долго сидел не шевелясь, уйдя в себя, как бы заснув наяву, лишь его  руки нервно, еле заметно продолжали дрожать. Я тихо сидел рядом, глядя на его руки, боясь нарушить ход его мыслей. Прошло некоторое время. Уже совсем стемнело.
       - Пойдем ко мне, - предложил я,  - Татьяна твоя еще не приехала, хлопнем у меня дома коньячку.
И вот мы уже шли по уютной тропинке ко мне. Возникшая вокруг тишина, словно вторила нашему молчанию, а мне всё слышался голос той девушки из картины: " Лишь позволь мне любить тебя.  Не уходи..."
      - Надо же, - размышлял я, - вроде такой обычный для многих вечер. И никто не задумывается, что возможно кому-то этот вечер превернул все представления о жизни фантастическими открытиями.
      И, как будто слыша меня, надо мной ярче зажглись майские звезды, как никогда прежде  приблизившись к земле.



февраль – март 2016г.