ныне бывшее посвящение

Асолови
' -семь тысяч восемьсот восемьдесят две.
-о чем вы говорите? - спросил хосе паласиос.
-о звёздах, - ответил карреньо.
генерал открыл глаза в уверенности, что карреньо разговаривает во сне и приподнялся в гамаке, чтобы посмотреть в окно на сгустившуюся ночь. она была огромной и сияющей, и яркие звёзды заполняли небеса целиком.
-должно быть, их в десять раз больше, - возразил генерал.
-их столько, сколько я сказал, - ответил карреньо, - и ещё две упали, пока я считал остальные.

[...]

-даже звезды стареют и умирают, - сказал карреньо. - сейчас их меньше, чем восемнадцать лет назад.
-ты сумасшедший, - сказал генерал.
-нет, - возразил карреньо. [...]. '

< габриэль гарсиа маркес
'генерал в своём лабиринте'.

ты рвёшься в моих пальцах так, как трещал и пушился бы ситец, резанный по половинкам. исколотые иглой (не губера и не мухиной, а швейной с гостом) ключицы, сшитые впадиной ямок вовсе не торчат из-под футболки, как я и желал бы.
прошить кожу красной ниткой по форме вен твоего имени, дождать до зароста вторым покровом и ходить с самодельной тату над костью.

любить тебя, коря себя за то самое, что посмел улыбаться тебе с фотографий, не целованных твоими ресницами. тянуться рукой, взяв на вибрато до твоего несуществующего воплощения, как до тяжёлого и на север от смрада воздуха, жидким солнцем облитого, не видавшего и не нюхавшего ветвистых тонких рельсов с твоих ладоней. листать твои длинные волосы, как намертво примерзший к плечам аромат нераспустившихся тел, несбыточно пропавших без вести крупинками мокрого пепла на кончиках крыльев летящего демона в моих угодьях головы, но врубеля.

целовать тебя, умирая на секунде момента пахнущими дважды щеками и слепо, играючи ставить все черные зеро на счастье со ставкой в один конец до жизни.

пересчитывать подземные звёзды, гуляя пуховыми подушками безымянных ровно по скуле млечного пути твоего профиля и вздыхать о мю цефее твоих губ, порхавших лунной чешуёй человеческой кожи поверх грубой ткани моей торчащей лопатки.

жить твоим дыханием топлёным шёпотом у себя на загривке.
делить неуклюжие завтраки языком косатки на несколько хрустящих пополам фиалок, вросших в трогательную складку на шее, что тихо хохочет о поцелуях.

быть с тобой распечатанным твоими же зубами.
ждать до времени тех слов, что сказать во мгновенье и только.
карабкаться

и
до конца.