Шариф Абдулаевич Искандаров родился и вырос в Таджикистане в маленьком кишлаке, расположенном на правобережье реки Кофарнихон, у самого подножия гор, возвышающихся, словно, величественные исполины над горной бурлящей рекой, которая когда-то в далекие времена, умудрилась пробить себе дорогу в низовье. Всю жизнь он не покидал своего селения и лишь однажды побывал на просторах матушки России, когда в советские времена проходил службу по призыву в пехоте, в одном поволжском городке. Одним словом из всех своих прожитых шестидесяти лет, два из них он жил и служил в чужих краях, а все остальное время дальше границ родного района и не хаживал. После армии женился и народил на свет много ребятишек, аж семеро, но вот не задача: все они оказались девочками, а потому весь тяжелый труд лежал на Шарифе. Во времена советов жизнь куда была легче, но потом началась война гражданская, а за ней и разруха, с которой местное население, преимущественно мужчины, справлялось тем, что ездили подзаработать в Россию. Шариф же по-началу перебивался случайными заработками после того, как одно из местных предприятий по производству подъемных механизмов, развалилось, так же быстро, как Советский союз. На заводе он проработал лет двадцать, и по итогу остался никому не нужным специалистом со своими знаниями по производству и наладке талей, ранее выпускаемых заводом. Он, как и все поехал бы в Россию, где с работой куда было лучше, но женское ополчение не на кого было оставить, а потому сидел себе на страже и как мог тянул лямку главы семьи, выдавая потихоньку замуж, повзрослевших дочек. Но жизнь становилась все труднее и труднее с каждым днем, а на его попечение оставались еще две дочери, чтобы выдать которых замуж, нужно было собрать приданое, а это много не мало, но по самым скромным подсчетам тысяча долларов на одну невесту. Взять эти деньги уже было негде. Все что имело ценность он уже продал, чтобы выдать замуж старших сестер, а с работой совсем стало худо, поэтому и он засобирался в дорогу, оставив своих дочерей под единоличный присмотр жены.
Поехал Шариф в город Иркутск, потому что в тех краях обосновалось много его земляков и они обещали помочь и с работой, и дать на первое время место в съемной квартире. Через десять дней он прибыл, приехав на обычном стареньком автобусе, которые регулярно ходили из Душанбе в Россию и обратно, пересекая попутно Узбекистан и Казахастан. В автобус людей набивалось столько, что и сидеть порой было негде и люди так и спали стоя, а кто-то из-за таких стесненный условий и вовсе не доезжал до места — умирал в дороге. Шариф же был здоровьем совсем слаб, но дорогу перенес, потому что нельзя ему было иначе : один он был мужчиной в семье, а потому молил неустанно Бога, чтобы дал силы и здоровье выполнить миссию.
Россия, хоть и зовется матушкой, но не увидел Шариф в ней прежней доброй сударыни, которую запомнил в шестидесятые годы. Народ совсем изменился: очерствел, оброс хамством, словно, гривой лошадиной, а еще и презрение в людях появилось к чужакам, как он, чего старый таджик никогда не замечал когда-то в молодости, но уже слыхал от своих соотечественников, однако, не хотел верить в это, пеняя на молодежь таджикскую, которая скорее всего, по его мнению, сама не умела себя вести как надо, а потому и винила россиян. Ай нет — правы они оказались, хотя и в их поведение многое чего его огорчило, когда он, человек верующий и воспитанный, привыкший у себя на родине к уважению со стороны младших, а также следованию религиозным традициям, увидел нечто иное, что до глубины души его расстроило и он было даже собрался ехать назад, но во время остановился, потому что обещал своей семье добыть трудом деньги и выдать замуж дочек, а с женой вдвоем они как-нибудь бы и протянули — не беда: огороды в Таджикистане чай не скудные.
Так и потекла жизнь Шарифа в России. Язык русский он знал неплохо, работы не боялся. Устроился на стройку, как и большинство гастарбайтеров. Денег платили немного, но он не был, как и большинство его земляков требовательным к еде и жилью на чужбине, а потому большую часть денег отправлял сразу же домой, экономя на остальном. Дома же что-то тратилось на жизнь, а остальное откладывалось на будущее приданое.
Прошло несколько месяцев...
Шариф трудился неугомонно, но куда уж ему за молодыми успеть: снег, дождь, тяжелый бетон..кирпич — все это поколебало, и так его, ослабевшие, силы. Болеть стал много, а больной на работе не в помощь, а в тягость. Поэтому задумался он искать другую работу. Подсказали люди добрые: найди мол, какого-нибудь человека не бедного у которого дом и земля. А еще работать он сам не любит иль некогда или не приучен к физическому труду. Деньги те же, а еще глядишь и кров предоставит с едой, а потому выгоднее и спокойнее, чем с утра до ночи по стройке носиться, словно, тебе двадцать лет.
Прислушался Шариф к совету и пошел искать себе новое поприще, где бы он и силы сохранил и мечту, скопить денег для дочек, осуществил бы.
К счастью нашелся быстро тот человек. Звали его Александр Степанович. Лет он был пятидесяти или немногим меньше; не беден, дом был большой и построек во дворе разных не мало, а также и земли соток тридцать, что требовало труда, чтобы в исправности все содержать. Сам Александр Степанович работал на одном из предприятий города, начальником службы безопасности и имел, по слухам, неплохой доход, но физического труда чурался, а потому постоянно кого-нибудь нанимал к себе на работу по домашнему хозяйству. Во дворе у него раскинулся целый сад: росли деревья разные и плодоносящие, и обычные; по земле травкой канадской все было устлано; цветочки высажены... Любил он свой дом и сад, которым любовался и гордился.
Ты возьми меня хозяин на работу к себе постоянную! Я не прихотлив и с землей всю жизнь дело имею. Дай мне место где-нибудь у тебя в сарае, чтоб лишь крыша над головой была и буржуйка, чтобы не замерз я, мне большего не надо. Денег я много не беру, а работою с головой и по-честному! - убеждал Шариф, Александра Степановича, взять его на работу, а тот не спешил — думал.
Старый ты уже! У меня обычно молодые трудятся!
Ты не смотри на то, что лет мне уже прилично — с работой справлюсь! Пусть я медленней буду делать, но качеством не обижу. А еще сказать хочу тебе, что если возьмешь меня на работу, то дела у тебя в гору пойдут, потому что я человек богобоязненный и тем, кто мне добро делает, того Бог вознаграждает, как друзей его друзей!
Александр Степанович улыбнулся на этот довод, но все-таки согласился взять Шарифа к себе. Человеком он был тоже вроде как верующим, но больше так для наглядности. Дела же у него последнее время шли из вон рук плохо. И директор все к нему придирался. Скорее всего замену ему уже искал и зарплату понижать стал, а больше он ничего и не умел, как тянуть лямку (проработал долгое время в милиции) и командовать, поэтому не на шутку боялся остаться без хорошего куска хлеба. Старик внушал ему доверие, а также Александр Степанович, знал, что таджики и узбеки умеют трудиться на славу на земле, а водкой редко когда грешат, потому что выросли на других традициях.
Ладно иди ко мне! - согласился хозяин. «Может и впрямь дела лучше пойдут, кто знает! Доброе дело же сделаю, что бедняку иноземному работы дам. А также об оплате с ним легче договориться, чем с молодыми, которые вкусив местной жизни, не чета ихней которая, уже стали требовать куда большой оплаты, чем раньше!» - подумал Александр Степанович, прежде чем дать окончательное согласие.
Для Шарифа, как ему и посоветовали, такая работа пришлась не то, чтобы по душе, но намного лучше прежней. За счет того, что ему больше не приходилось платить за квартиру, а жить в рабочем сарайчике, он экономил дополнительные средства. А то, что туалет на улице, жилье скудное, где топчан был лишь и печка буржуйка - его не смущали. И в Таджикистане туалеты на улице и в домах большинство не барствуют, а потому все его устроило, тем более не на всю жизнь он сюда приехал, а собрать достаточную сумму денег и вернуться на родину. Холод его немного донимал зимами, но и работы зимой на улице не так много было, вся в основном весной, летом и осенью, когда снега уже или еще не было. Зимой же вся работа его заключалась, двор от снега очистить, подмести, в доме чего-нибудь прикрутить или прибить, а деньги все те же хозяин платил.
И сам Александр Степанович доволен Шарифом был, потому что на его содержание немного уходило, а работу он свою исправно делал. Чудаковатым он только ему казался: молился по нескольку раз в день, говорил ему что пять раз надо, все время улыбался, мясо, которое он ему иной раз предлагал - не ел, кидаясь каким-то словом странным «Халяль», а это нет. Хотя вроде и не свинину, а говядину давал Александр Степанович, зная что мусульмане не едят свинину, но все не так. Ел можно сказать одну картошку Шариф, но все равно был доволен. Все время слова повторял иностранные, как «Иншаллах, Бисмилля.., казавшееся непонятным Александру Степановичу. Он и не спрашивала перевода, списывая все эти излишества на чудаковатого старика, непонятную религию и совсем далеко непонятный ему народ. Но самое интересное, что дела действительно у него шли лучше и лучше. И с руководителем отношения улучшились и зарплату повысили и в доме, как-то уютнее стало. Жена подобрела и дети слушаться лучше стали! Может быть это и было совпадение, но почему-то Александру Степановичу, казалось теперь, что есть в словах старика правда, в том, что богобоязненным людям отдельный присмотр от Бога достается, а поэтому тем, кто добра такому человеку сделает, то и тебе это самое добро вернется, но уже в гораздо большем размере.
Прошло еще несколько месяцев...
Уже близился почти год, как Шариф приехал в Россию на заработки. Денег он уже поднакопил предостаточно, и можно уже было через пару месяцев собираться назад и оставалось совсем немного еще потерпеть, хотя уже совсем истосковался старик по родине, каждую ночь дом ему снился, где жена и дочурки его поджидают. Но нужно было еще немного потерпеть и в путь. Все бы ничего, но последнее время хозяин поменял отношение к своему работнику. Чего на него нашло, Шариф не понимал, но видел, что Александр Степанович стал чересчур требовательным, хотя он все успевал делать, что ему было велено и всегда с душой, чтобы хозяина, давшего ему кров, не обидеть: таким уж он был человеком. Александр Степанович же за последнее время в гору совсем быстро пошел. Взяли его куда-то на очень высокую должность на другое предприятие, где он чуть ли не князем теперь приходился, потому что власть в руках имел отныне огромную. Шарифа совсем перестал замечать, даже бывало не здоровался, да и толком и не разговаривал, а приказами лишь осыпал голову старика, как прислугу нерадивый хозяин, но Шариф все равно улыбался, молился и все также усердно трудился...
Однажды купил Александр Степанович семена, которые ему специально откуда-то из Голландии доставили. Обожал он свой сад, все хотел чего-то особенного в нем посадить, чтобы всем на загляденье. Денег видимо отдал много, что аж трясся над ними и самолично посадил у себя в саду, в специально выделенном месте, которое специальной маленькой оградкой обложил. Что за чудо должно было вырасти не сказал и Шарифа даже не подпустил: «Еще погубит ненароком! Народ-то темный!» - подумал он. Посадил и посадил.
Как-то через две недели жена Александра Степановича подозвала к себе Шарифа, когда мужа дома не была и попросила прополоть сорняки на газоне.
Одуванчики по всему саду, смотрю, растут! - женщина слегка упрекнула Шарифа. Пора была такая — быстро они в рост шли: старик и не успевал все их выдергивать. Вроде весь газон пройдет, а они чуть позже в другом месте вылезут, словно насмехаясь над ним.
Иду-иду! - улыбаясь, тут же отозвался Шариф и пошел выполнять задание.
Одуванчики и впрямь снова по-всюду вылезли, а еще и там, на лужайке, где семена посадил Александр Степанович. Принялся Шариф за работу, а когда газон весь уже очистил, решил и маленькую лужайку тоже привести в порядок. Там еще кроме одуванчиков цветочки маленькие росли, синие такие, вроде, на вид, как тоже сорняк, ему показались. Ну, и Шариф, не долго думая, и их потянул из земли. В тот момент хозяин вернулся. Подошел он к своей лужайке, и как увидел, что тот цветы его повыдергивал, чуть от злости не лопнул. Это оказывается те самые голландские семена синими цветочками взошли. Откуда ж Шарифу знать-то было и жена не ведала, кроме самого мужа ее. Схватил он лопату, рядом лежавшую и давай ею бедного старика потчевать, как собаку. Не испугался старик и не вздрогнул от боли. Обида его взяла от того, что человек из-за каких-то цветочков убить другого человека готов был; слезы на глаза навернулись, но даже звука не издал. Поднялся с газона и к себе в сарайчик пошел. А хозяин не уймется никак — орет ему в след!
Ты ирод таджикский, недоумок...Ты че натворил! - бросил он лопату в сторону и на колени на лужайке упал и давай цветы обратно сажать, надеясь видимо, что они оживут.
Шариф тем временем собрал свои пожитки, коих совсем немного было и прочь из этого дома. Деньги у него кое какие были — не все домой выслал, поэтому нашел приют на первое время, ну а потом на стройку вернулся, где немного успел поработать, чтобы деньги на обратную дорогу собрать и спустя какое-то время, также на автобусе и уехал до дому, где в скором времени и дочек замуж выдал, и с тех пор стал жить поживать вдвоем с женой, а им много и не надо было. Он все также всегда улыбался, кряхтел по стариковски, и молился Богу, по пять раз в день.
А что об Александре Степановиче, то, спустя некоторое время, как Шариф покинул его, на него, словно, беды с небес свалились. Контракт на работе с ним разорвали, за какие-то грешки. Жена от него ушла, потому что совсем он стал невменяем последнее время, как властью большой его наделили. Сад он запустил....Ну, а что цветочки его синие: те что Шариф из земли выдернул — пропали, а другие не взошли! Зачах и сам Александр Степанович, пить начал и однажды пьяный упал с лестничного марша, когда спускался со второго этажа и так сильно головой ударился, что помер — жил то он теперь один — все его покинули, а потому некому ему было помощь оказать! Перед тем, как испустить дух, он произнес: «Синие цветочки..», - и навсегда умолк.