ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ ШЕХРАЗАДЫ
1.
Круг моих друзей и знакомых невелик – все уже в преклонном возрасте, а иные отправились в мир иной. Встречаемся мы редко, а если встречаемся, то все больше говорим о политике и о «судьбах мира». Мы неравнодушные, поэтому, полагаю, и застряли на этом свете.
А в последнее время стало как-то особенно тревожно – террористы кругом, везде бомбят и стреляют, а вдобавок с климатом что-то происходит. Чем дальше – тем хуже. Поэтому не столь далекое прошлое, которое в свое время мы не жаловали, теперь рисуется в радужных тонах.
Женька – один из нашей компании. По профессии он гидрогеолог, вдоль и поперек исколесил всю страну и за границей бывал многократно: в северной Африке, на Ближнем Востоке. К тому же неплохой рассказчик. Одну из его историй он разрешил мне записать, а я взял на себя смелость представить её читателям.
2.
- Расскажу я вам сегодня про Йемен, - начал Женька, - Потому про Йемен, что там тоже война, бомбы падают, и люди гибнут. А будет ли там мир, никто сказать не может. И я тоже.
В первых числах февраля девяносто второго я сел в самолет, вылетавший в Сану. Предполагалась командировка на пару месяцев, но затянулась она почти на год.
Ну, вы помните это время. Россия разваливалась как старый гнилой пень. Только что Горбачев отрекся от президентства. В республиках бывшие советские, а теперь национальные лидеры, потирали руки и клялись, кто на Библии, кто на Коране. Коммунисты массово бросали партийные билеты. Беда была в том, что в стране не оказалось настоящих честных и умных лидеров типа Дэн Сяопина. Нашему Ельцину нужна была только власть, ни в политике, ни в экономике он не разбирался, и ушлые людишки при нем кинулись расхватывать то, что осталось от Союза.
Всюду, как грибы после дождя, повылезали посреднические кооперативы. Они быстро забрали под свой контроль все денежные потоки. В нашем проектном институте многие из моих коллег стали в этих кооперативах подрабатывать. Начальство ввело у нас «внутренний хозрасчет», который на деле означал - «выкручивайся как можешь». У меня выкручиваться плохо получалось, и я, не задумываясь, согласился поехать в Йемен. Мне следовало заменить заболевшего коллегу. Нашей группе поручалось оценить водные ресурсы в районе столицы Йемена Саны и дать предложения по их использованию. Работа как будто бы финансировалась ЮНЕСКО, а зарплату нам будут выплачивать в местной валюте – в риалах.
3.
Йемен, как известно, расположен на юге Аравийского полуострова, который в нашем представлении сплошная пустыня. На всех картах полуостров изображен желтым с редкими пунктирами высохших речушек. Миновав Красное море, наш самолет летел над бурым гористым пространством. Сильно болтало. Внизу не было заметно никаких следов земледелия или просто островков зелени. Но вот объявили о посадке. Выпущены шасси, осторожный толчок, и самолет уже бежит по бетонной полосе, разбрызгивая лужи воды. «Наверное, только что поливали?» - подумал я, спускаясь по трапу, - «Какая расточительность!»
Эти же слова я говорю Виталию – главному инженеру контракта, который встречает меня в здании аэропорта.
- Нет, - отвечает он, - дождь недавно прошел. Ты еще увидишь, какие здесь бывают ливни. Сейчас как раз сезон дождей.
4.
Из аэропорта в город ведет прямое и широкое шоссе с цепочкой модерновых фонарей – «Аэропорт Роуд». На обочинах какие-то отвалы и редкие приземистые постройки. А дальше, как на сцене огромного театра возникает плотное скопление разновеликих домов, купола и минареты бесчисленных мечетей в хитросплетение узких улиц и переулков. И все это на фоне тающего в сизой дымке зубчатого гребня гор. Именно таким когда-то представлялся мне арабский восток. Так и кажется, что вот сейчас пронесется над городом ковер-самолет или явится ниоткуда джин, которому надоело сидеть в старой лампе. Готовая натура для «Тысячи и одной ночи».
- Ну, мы приехали, - говорит Виталий, въезжая во двор невысокого, в два этажа здания. – Это у нас называется виллой, и здесь мы живем, все кроме начальника – у него отдельная квартира поодаль. А вот и твоя комната. Устраивайся, и заходи ко мне – я на втором этаже. Хочется узнать последние новости.
Разговор у Виталия за бутылкой коньяка (посылка ему из Москвы) затянулся до полуночи. Заходили другие члены команды, здоровались – почти все наши, из института. Под конец мы поднялись по лестнице на кровлю. Дышалось легко – воздух был сухой и прохладный. Отсюда хорошо был виден ночной город с подсвеченными башнями минаретов и цветной рекламой на крышах отелей. Выше на черном небе золотой россыпью сверкали бесчисленные звезды. Только знакомые мне созвездия сместились к горизонту, а их место заняли незнакомые, южные.
- Летом здесь можно увидеть «Южный Крест», - говорит Виталий,- до экватора всего пятнадцать градусов.
5.
Сана - один из старейших городов мира – ей 4-4,5 тысячи лет. Относительно названия есть несколько версий. По одной, город основал Сим – сын Ноя. Но мне больше нравится другая: будто бы в древности некий путник, истомленный изнурительной дорогой по каменистой пустыне, наконец, увидел перед собой цветущую долину, воздел руки к солнцу и воскликнул «Осанна!», что в те времена означало – «О! Я спасен!».
Сана расположена на высоте свыше двух тысяч метров над уровнем моря, поэтому здесь, несмотря на близость к экватору, даже в самый жаркий летний месяц, в июне, когда солнце стоит в зените, средняя температура всего лишь 21;С.
Город занимает центр обширной котловины Южно-Аравийского нагорья, называемого «Джабель». Эта котловина похожа как гигантский цветочный горшок, наполненный плодородной землей. Ветер с Индийского океана время от времени пригоняет сюда пропитанные влагой тучи. Они переваливаются через горный хребет, и, обессиленные, проливаются обильным дождем. Дождь часто сопровождается грозой, внезапно начинаясь, так же внезапно заканчивается. Мне приходилось наблюдать, как в эпицентре дождя вода льется стеной, превращая улицы в бурные потоки, а всего в километре редкие капли едва-едва прибивают дорожную пыль. Как не поверить, что за всеми этими чудесами воля Аллаха.
Выпавшим осадкам некуда деваться – котловина ведь замкнутая. Вся вода просачивается в почву и образует водоносный горизонт. В средние века здесь проживало до ста тысяч жителей, и они заботы не знали – рыли колодцы и брали из них воду круглый год. А сейчас в Сане два с половиной миллиона, и приток населения не иссякает.
С увеличением расхода воды колодцы приходилось углублять. Но теперь даже при глубине 30-35 метров они стоят сухие. На смену им пришли скважины, и воду качают с глубины 80 метров. Владельцы скважин – очень богатые люди. Остальным воду приходится покупать цистернами. В домах для хранения запасов построены бетонные резервуары, откуда насосами вода подаётся на этажи.
Общего городского водопровода в Сане нет. Такую роскошь, как локальный водопровод могут позволить себе только очень состоятельные люди, богатые отели и посольства крупных держав. На нашу виллу, расположенную сразу за оградой российского посольства, проложена труба от посольской водонапорной башни. Неоценимое удобство.
Понятно, что ресурсы эксплуатируемого водоносного горизонта не безграничны. Что делать, если он истощается? Есть ли вода на больших глубинах? И можно ли найти источники воды за пределами котловины? На такие вопросы нам предстояло ответить.
6.
После перелета и полуночных разговоров я заснул сразу и спал спокойно пока меня не разбудил высокий звонкий голос. Это был усиленный радиоаппаратурой призыв муэдзина, доносившийся с ближнего минарета. Ему многократным эхо отозвались другие. Было в этой перекличке что-то магическое. Меня уже не в первый раз удивлял этот мусульманский ритуал, когда правоверные, заслышав призыв к молитве, становятся на колени всюду, где оказались в этот момент.
Но было еще очень рано, я опять уснул и проснулся с первыми лучами солнца.
Из моей комнаты два выхода: один в холл, служащий кухней и гостиной одновременно, другой на веранду. В открытую дверь вливался чистый прохладный воздух. Теперь я получше оглядел наш двор, который на самом деле правильней было назвать садом. Веранда и ограда увиты виноградными лозами, рядом с домом раскидистое дерево, усыпанное мелкими черными горошинами – это душистый перец, еще здесь несколько кустов цветущей мимозы, два-три эвкалипта, какие-то растения наподобие вишни, и деревца с жесткими глянцевыми листьями и небольшими зелеными плодами – лайма! Настоящий Эдем!
Я умылся прямо из-под крана. Была пятница – выходной день у арабов, и наши тоже не спешили. Черная кошка с белым фартучком на грудке поднялась по ступеням и принялась лакать молоко, кем-то предусмотрительно налитое в миску. На кухне послышался стук передвигаемой посуды.
7.
В нашей команде всего восемь человек.
Начальник - Владимир Иванович, лет пятидесяти – опытный организатор, разбирающийся в гидротехнике, он здесь с женой. На нем вся хозяйственная работа и денежные вопросы.
Главный инженер – Виталий - типичный интеллигент, по специальности инженер-водник, а также любитель истории и классный фотограф. Жена прилетает к нему время от времени – скрипачка, играет в большом симфоническом оркестре где-то в Испании.
Механик Серафим – атлетически сложенный мужик под два метра ростом, заядлый автомобилист и, вообще, мастер на все руки.
Гидролог Леон из Латвии, худощавый и немногословный. С ним жена, очень на него похожая, портниха. Леон - человек предусмотрительный, собирает в саду душистый перец. Уже есть целый мешок – рассчитывает на родине заняться бизнесом.
Топограф – маленький и юркий Костя, поклонник современной музыки, знает всех российских и зарубежных исполнителей – наушник постоянно в ухе. Любитель выпить, особенно в компании.
Рауф – переводчик с арабского, узбек. Аккуратный и хозяйственный, он один ухаживает за нашим садом, землю рыхлит, какие-то цветы выращивает, петрушку и укроп. Очень экономный.
Секретарь со знанием английского языка – Альбина (Лина). Неопределенного возраста девица, с пегими крашенными-перекрашенными волосами и небрежным макияжем. На ее попечении кошка Шехразада, и на тот момент механик Серафим. Виталий мне объяснил, что она здесь в Йемене уже несколько лет – один контракт заканчивается – она переходит на другой, и так из рук в руки.
Ну, а я, понятное дело, на позиции гидрогеолога.
В нашем распоряжении четыре машины: две «Нивы» - на них ездят начальник и Виталий, и еще два УАЗ-ика для разъездов по объектам.
8.
Я обычно ездил с переводчиком Рауфом, так как все время приходилось общаться с местными жителями – хозяевами колодцев и скважин, фиксировать уровень воды и восстановление после откачки. Иногда приходилось спускаться в строящийся колодец. Есть там такие мастера-умельцы, которые по только им известным приметам находят место, где копать. Но и просчеты бывают.
Йеменские арабы очень смуглые, но лица у них вполне европейские: с высокой переносицей нос, губы небольшой полноты. Фигуры обычно сухощавые. Преобладающее одеяние мужчин – пиджак и юбка «футу», перепоясанная широким красивым поясом с кривым кинжалом «джамбией». Джамбия для арабов показатель их состояния – когда нечем платить, кинжал отдают в заклад. Это как честное слово.
Днем улицы Саны заполнены людьми. В центре много одетых по европейски мужчин. Но женщины встречаются редко, а, если встречаются, то непременно группой. Они все в черном с ног до головы, лица закрыты – только глаза сверкают, а когда они поднимают руки, на их запястьях сверкают золотые браслеты.
На наших женщин и других иностранок внимания здесь не обращают, так что эти черные одеяния арабок скорее традиция.
В Сане невероятным образом переплелись древность и современность. Из достопримечательностей на первом месте «старый город», по-арабски - «Бир-эль-Азаб», что означает «Колодец сладкой воды». Это в память о временах, когда вода была в изобилии.
Большую часть старого города занимает рынок – «Сук-эль-Кат». В узком лабиринте улочек едва можно пробраться, подходящий транспорт здесь только ослы. Едва оставляя проход, громоздятся корзины и мешки с гвоздикой, корицей, мускатным орехом, тмином. Гирляндами свисают связки красного перца и чеснока. В воздухе стойкий аромат мирры и ладана, которые так ценятся служителями всех религий.
На площади перед воротами старого города ещё сравнительно недавно (до свержения в 1962-ом году монархии) совершались публичные казни. Но еще и теперь у стен можно увидеть сидящих калек, выставивших напоказ култышки рук. Следуя законам шириата, руки рубили за банальное воровство. Представляете, сколько работы было бы палачу в России, если бы и у нас ввели такой закон?
Вся остальная территория города, можно сказать, в стадии реконструкции. Есть два-три прямых проспекта, вдоль которых высажены худосочные пальмы, а на перекрестках красуются полицейские-регулировщики. Транспорт самый разнообразный: от сверкающих лаком авто до двуколок.
На восточной окраине, в окружении стены с пулеметами на сторожевых башнях – дворец президента. Это тебе не Швеция - здесь надо бояться собственного народа. Но прогресс всё же есть – резиденция прежней монархической власти находилась высоко на горе. Теперь там туристический объект.
Народ Йемена свободолюбивый и гордый: тогдашнего президента Салеха давно уже сверг, а чтобы удержался нынешний, его покровитель – Саудовская Аравия - сбрасывает на Сану ракеты и бомбы. Так жалко и город и его жителей! Кому они помешали?
9.
Есть, правда, в Йемене одна дурная привычка – «кат» - местное наркотическое зелье. Каждый день ближе к вечеру все арабы начинают нервничать, торопиться – приближается время жевать листья ката. Листья эти в виде веников продаются на всех перекрестках, а деревья, с которых веники срезают, выращивают по всей стране. Раньше Йемен славился кофе (отсюда пошел сорт «арабика»), а теперь кофейные деревья вытеснил кат.
Смотреть на жующих эти листья - не очень приятное зрелище. Процесс занимает несколько часов, после чего йеменцы до очередной молитвы погружаются в нирвану. А других развлечений в Сане просто нет.
На нашей вилле был, к счастью, телевизор – кабель протянут из посольства. Всего одна программа, но это лучше, чем ничего. Еще в посольстве есть библиотека, и нам разрешают брать там книги. Посольские нам завидуют – мы везде ходим свободно и можем разъезжать по всей стране. Тогда как им разрешается выходить за территорию только группой, в определенные дни и часы.
Здесь я вспомнил давно забытое увлечение – рисование. Забираюсь на плоскую крышу виллы и рисую нашу улицу, ближние дома, минарет соседней мечети. Тушь больше всего подходила для городских зарисовок. Йемен славится своеобразной, только ему присущей архитектурой – это многоэтажные дома из камня и глины с цветными витражами в окнах. Неподалеку от нас находилась весьма колоритная гостиница, построенная в традиционном стиле, но вполне европейская внутри. Называлась, кажется, «Shahran». Я потратил два выходных, нарисовал её в двух ракурсах, и как будто довольно удачно.
Но наиболее интересные сюжеты все же были за городом, и я стал брать в свои поездки бумагу и цветные карандаши. Из каждой поездки – один маленький пейзаж. Глядя на меня, и Виталий стал рисовать – только ему больше нравились стилизованные изображения и арабески.
10.
По праздникам, а иногда и просто в выходной день, мы устраивали общий стол с выпивкой. Дело в том, что топограф Костя оказался большим мастером по самогоноварению. Он достал где-то скороварку, с помощью Серафима изготовил змеевик и прочие детали. Для исходного продукта – браги требовалось совсем немного: сахар, дрожжи и вода. Очистка производилась с помощью марганцовки и таблеток активированного угля. И, в общем-то, получался неплохой продукт.
В «посиделках» обычно принимали участие, кроме Кости и меня, Серафим с Линой, иногда Виталий, и некий Сергей с женой Настей – капитан из представительства Аэрофлота, живший неподалеку. У нас с ним была обоюдополезная дружба – через него мы отправляли домой письма, а иногда и маленькие посылки.
Пили мы умеренно, больше разговаривали, Костя напевал под гитару. Когда Серафим собирался опрокинуть очередную рюмку, Лина его одергивала. В подпитии Серафим становился агрессивным, начинал материться. Лина, махнув рукой, уходила.
После выпивки и из-за высокогорья мне не сразу удавалось уснуть – сердце стучало, как я ни крутил головой на подушке. Из комнаты Серафима доносился какой-то шум, но разобрать было нельзя. В саду под окном дрались пришлые коты – ухажеры нашей Шехразады. Засыпал я только на рассвете, когда раздавался призыв к молитве.
Утром я обратил внимание на здоровый синяк под глазом у Лины. Фиолетовый, он предательски просвечивал из-под толстого слоя пудры. Житейское дело.
11.
Замечу, что отношения у нас между собой были вполне дружеские, никто никого не пытался учить. Арабы тоже к нам относились неплохо, чего теперь после военного вмешательства в Сирии не приходится ожидать. Впрочем, в самом Йемене, как и во всем арабском мире, никогда не было спокойно. Религиозные, политические и социальные противоречия постоянно раздирают эту страну.
Нам по долгу службы приходилось выезжать за пределы Саны. В северном направлении, километрах в тридцати была небольшая речушка Харид. Для нас она представляла интерес. На выезде из Сана блокпост, и вооруженные солдаты проверяют документы. Русских пропускают беспрепятственно.
После блокпоста дорога по серпантинам поднимается на перевал. Позади осталась котловина, занятая городом – действительно сказочная долина, окруженная, как крепость, зубчатой стеной гор. В противоположном направлении обширное гористое пространство, опаленные солнцем скалы, никакой растительности. Несколько черных овец и коз что-то ищут между камней. Женщина, тоже в черной одежде, провожает нас взглядом. Здесь, на этой территории свои законы, а власть – старейшины племен – шейхи. Иностранцев они недолюбливают, бывает, что похищают для выкупа. Но, опять-таки, к русским это не относится.
Примерно в десяти километрах от перевала мы сворачиваем влево на грунтовую дорогу. Вернее, это просто широкая тропа, очищенная от скальных обломков. Почвенного слоя почти нет. В редких расщелинах виднеются какие-то колючие кустики типа вереска да фиолето-зеленые кактусы, похожие на наше алоэ. Проехав километров пять, мы встретили только одну убогую постройку, сложенную из камня. У такой же каменной изгороди, понурившись, стоит тощий осел.
Неожиданно за очередным поворотом открывается глубокое ущелье, на дне блестит вода – это и есть Харид.
12.
Спуск на дно ущелья по грубо вырубленным серпантинам. Для такой дороги необходим опытный водитель и безотказный советский УАЗ-ик. Вблизи речка выглядит как рядовой ручей. Вода чистейшая, по данным лаборатории её можно пить без опаски.
Чуть ниже по течению ущелье расширяется. На песчаной отмели растут невысокие деревца с крупными кожистыми листьями. «Это анчар, – говорит Леон, - Тот самый пушкинский «грозный часовой». Однако, чья-то коза, опершись передними ногами на ствол, преспокойно поедает предательскую зелень.
Тут же неподалеку и владельцы козы: у воды стоит что-то вроде палатки или навеса. Высокомерно смотрят на нас два верблюда. Дымит небольшой костерок. У костра сидит женщина в пестрой, как у цыган, одежде. На голове у неё шар не знающих гребня курчавых волос. Двое малышей играют в песке.
Появляется и хозяин. Он ловко прыгает по скалам, в руках у него длинное старинное ружье и пара каких-то пернатых.
Мы здороваемся, а Виталий достает и протягивает сигареты. Хозяин жестом приглашает к костру. Женщина наливает нам пахнущий дымом горячий чай в маленькие прокопченные стаканы. Бедных пичуг у нас на глазах она ощипывает, нанизывает на проволоку, и подвешивает над огнем. От жаркого мы вежливо отказываемся. Бедуины – свободный кочевой народ, себя они не причисляют ни к какому государству, и перемещаются, не обращая внимания на границы.
Выбравшись из ущелья, мы пускаемся в обратный путь. Неожиданно дорогу нам преграждают двое арабов: один с «калашниковым» наперевес, другой, постарше, опирается на палку. Тот, который с автоматом, забирается на заднее сидение, старший помогает ему затащить в машину упирающегося барана. Это обычная практика. Теперь можно ехать дальше. Я чувствую, как автомат нашего попутчика упирается мне в спину. Не специально – так получилось.
13.
На Харид я ездил еще несколько раз, а так каждодневно у меня турне по скважинам и действующим колодцам. Кроме Рауфа, со мной стал выезжать Костя – он «привязывает» скважины, то есть определяет их координаты и отметку.
Однажды мы сбились с дороги, заехали в какую-то ложбину и оказались на кладбище погибших животных. Несколько громадных грифов-стервятников сидели на трупах, а когда мы появились, нехотя взлетели и приземлились в отдалении. Возможно, ожидали свежей трапезы. Неожиданно подул ветерок, и сразу в нескольких местах возникли небольшие пыльные смерчи. Они двигались и изгибались как живые, а мне представилось, что это руки погребенных здесь грешников тянутся из могил, взывая к Аллаху.
А еще в наших поездках мы часто встречались с мальчишками. Они здесь любопытны и приветливы, и в целом ничем не отличаются от своих сверстников в других странах. Косте они обычно перетаскивали аппаратуру, бегали с рейкой. Когда я присаживался, чтобы порисовать, осторожно заглядывали через плечо. Под конец мы обычно разрешали им с нами прокатиться.
Дома, по возвращении, я заполнял журнал наблюдений и пробовал проводить гидроизогипсы – линии кровли водоносного горизонта. В открытую на веранду дверь заглядывала Лина – она брала у меня для прочтения библиотечные книги. Сама Лина в посольстве не показывалась, так как тамошние женщины, исповедующие ханжескую идеологию, фыркали при её появлении.
14.
В начале девяностых мы, бывшие советские (теперешняя молодежь называет нас «совками»), практически ничего не знали о коррупции. Считали, что это болезнь капиталистических стран. Конечно, взятки были и тогда, но скромные, и больше на низовом уровне: ГАИ-шникам, реже врачам и учителям. Верхи были и так хорошо обеспечены, и дорожили своим местом и партбилетом.
Что касается Востока, к которому принадлежат и арабские страны, то там всегда все покупалось и продавалось: должности, привилегии, женщины. Не думаю, чтобы деньги ЮНЕСКО за нашу работу поступали с задержкой. Но до нас они доходили с опозданием, и только в виде риалов. А риалы нам еще требовалось обменять на «черном рынке» на доллары по спекулятивному курсу. Себе оставляли лишь прожиточный минимум.
В декабре девяносто второго до возвращения в Россию мне оставалось полтора месяца, а зарплата была выплачена только за сентябрь. Риалы были на исходе, а доллары менять обратно не хотелось.
На очередных посиделках мы долго дискутировали на эту тему. В этот раз заехал начальник Владимир Иванович (жена у него только что укатила в Москву). Меня попросили показать рисунки. И тут аэрофлотовский Сергей говорит:
- Неплохо было бы такие рисунки в нашем представительстве развесить вместо стандартных плакатов. У нас на это специальные деньги предусмотрены. Хочешь, я поговорю с начальником?
Где-то через неделю сделка состоялась – четыре рисунка по пятьдесят риалов за каждый. Ура! И тут я подумал: « - А что если предложить мои зарисовки арабам, которые побогаче?» Посоветовался с Рауфом, и он хорошую идею подсказал – сходить в «Shahran». Не захотят ли тамошние постояльцы приобрести на память картинки с отелем, где они останавливались?
Я напечатал на ксероксе с десяток копий, и мы оправились на переговоры с мажордомом. Тот взял на пробу пару копий и обещал показать хозяину. И что же вы думаете – купили они все десять копий за пятьсот!
15.
Удачную торговлю отметили чаем с большим тортом. А тут и Владимир Иванович приехал с деньгами, на радостях чаепитие переросло в незапланированную вечеринку.
Все складывалось как нельзя лучше, и с легким сердцем я оправился к себе. За окном как-то по-новому выли коты, но я привык к их ночным концертам и быстро уснул. И снится мне, что я уже дома, в Москве, и жена лежит под боком. И будто бы она ищет своими губами мои, и жадно и глубоко целует меня. А я ей отвечаю.
Но это же Лина, Лина, наконец, доходит до меня! Как она здесь оказалась? Теплой ладошкой она прикрывает мне рот и прижимается всем телом. Под тонкой тканью больше ничего. Разве можно остановиться, когда рядом дверь в сад наслаждений!
Потом она шепчет мне в ухо:
- Теперь ты прогонишь меня? Наверное думаешь – ах какая бесстыжая, мало ей одного мужика… Но Серафим – он не злой, только, когда выпьет…Предлагает расписаться, когда в Москву вернемся. Только я не очень верю, и никакой любви между нами нет. А что мне дальше делать, когда контракт закончится? Кому я нужна? Вот Владимир Иванович зовет к себе – жену-то проводил… Да, наверное, и он шутит.
Я понял, что она плачет, щеки её сделались мокрыми от слез.
- Поцелуй меня еще раз. Я, как только тебя увидела, поняла, что ты чувствительный, добрый... Таких расхватывают, как горячие пирожки…Пойду я. Вон коты как воют. Может, случилось что? И Шехразада куда-то запропастилась – вторые сутки не появляется. Она ведь как я – неприкаянная.
Лина выскользнула из моих объятий и, неслышно ступая босыми ногами, вышла из комнаты. Больше я её не видел.
Утром мы с Костей закопали у ограды дохлую Шехразаду и уехали на объект. Когда вернулись, смотрим Серафим сидит согнувшись на ступеньках веранды, качает головой и что-то бормочет. Из своей комнаты вышел Рауф и сказал:
- Лина уехала. Владимиру Ивановичу помощь потребовалась.
А мне до отлета оставалось всего несколько дней – надо было поменять риалы, и что-нибудь еще купить для подарков. В Москве была зима, и я сходил на местный рынок, где продавали одежду из Европы. Подобрал себе теплую куртку и вязаную шапку. Я их до сих пор ношу. В этом отношении Россия от Йемена недалеко ушла.
***