ЖЕНА
Знаете ли вы, что это такое - прожить вместе шестьдесят лет? За это время супруги становятся как бы одним целым. Недаром у нас говорят - «моя половина», подразумевая её или его. Без уважения интересов друг друга, без взаимного согласия нормальной семьи не создать, а о шестидесяти годах и говорить нечего. Неуступчивые же поживут немного, и «на развод».
Мы с женой недавно преодолели этот шестидесятилетний рубеж. Никто нас, правда, не поздравил – забыли все. Пошел я в ЗАГС – думал как при Лужкове предложат торжественно отметить и грамоту выдадут, но теперь оказывается новый порядок – просто в «собесе» зафиксировали сам факт и вознаграждение выписали – восемь тысяч. И на том «спасибо»! Живем мы, не работаем, небо коптим и пенсию получаем, и государству от нас никакой пользы.
А жена моя после этой даты чуть больше двух месяцев прожила. Она уже несколько лет тяжело болела. «Деменцией» болезнь называлась. У таких больных память постепенно затухает, так что и родных забывают, а еще головокружение, слабость и обострение всех прочих «болячек». Считается болезнь неизлечимой и длится она несколько лет. У жены явные признаки появились года за четыре до конца. В спальне у нас портрет сына висит – он умер еще в 2001-ом году. Так вот она стала каждый вечер спрашивать: «А кто это?». Ночью у неё иногда возникали галлюцинации, и она все порывалась куда-то идти.
Меня она, правда, не забыла. Перед самым концом я отдельно спал, не раздеваясь. Слышу, зовет меня: «Миша…». Подхожу к ней, поправляю постель, напоить пытаюсь – и так каждый час. А последние сутки, или чуть больше, она в беспамятстве была, лежала спокойно, не ворочалась, только дышала.
Теперь я и впрямь половина от целого, нити, которые связывали нас, оборваны и жгут, и ранят меня на каждом шагу. Все вещи, каждый предмет напоминают мне о ней, она их касалась, в них частица нашей общей жизни. Кто-то скажет: «А, старики…Довольно пожили, дай Бог нам столько же!». А я вот вновь и вновь возвращаюсь к прошлому – прокручиваю ленту памяти, стараюсь оживить безвозвратно ушедшее. А еще казню себя за обидные слова, которые иногда ей говорил, за то, что порой невнимателен был, на нежность скупился и не повторял всякий раз: «Люблю, люблю, люблю Тебя!». Может быть, тогда бы она чувствовала себя счастливей, и жизнь её продлилась еще?
***
Родилась моя жена в 1931-ом году в городе Сызрань на Волге и была наречена молодыми неопытными родителями Розой – именем не православным. Время было тогда безбожное, но её всё же окрестили и дали второе имя – Вера – ближайшее в святцах.
Отцу её, когда он женился, было всего двадцать лет, и он только что закончил военное училище. Был он наполовину латыш и носил фамилию Лейбич. Человек общительный, деловой, за что он ни брался – все у него получалось легко и весело.
С матерью Розы он познакомился на какой-то вечеринке в подмосковном N, куда был приглашен её братом, тоже военным. Мария, по батюшке Александровна, была из бедной многодетной семьи. С ранних лет ей пришлось заниматься домашним хозяйством, в школу ходила всего два года и едва умела писать и читать. Зато природа наградила её настоящей красотой – голубоглазая блондинка с крепкой фигурой и умелыми руками.
Маленькая Роза унаследовала от матери вьющиеся волосы и светлые как небо глаза. В гарнизоне она была всеобщей любимицей. Правда, жизнь там все время «на колесах»: отец часто выезжал на учения, а мать моталась из Сызрани в «N» – возила туда продукты и помогала по хозяйству. А тут еще отца отправляют на полигон в Тоцк – это в Оренбургской области. Мать туда ехать не хочет, и отец быстренько находит себе уступчивую подружку. Здесь семье и конец пришел. Было это примерно году с тридцать шестом.
Марие ничего другого не оставалось, как вернуться в родительский дом. Теперь этот дом снесен, но я его видел прежде – старая развалюха недалеко от железнодорожного полотна. Мария устраивается на работу, но, к несчастью, родители её один за другим умирают. Роза остается без присмотра. В доме, правда, живут многочисленные братья и сестры Марии. Старшие к Розе относятся хорошо. Но двое младших мальчишек, почти тех же лет что и она, её постоянно избивают и все у нее отбирают. Растет она уличным сорванцом в обстановке постоянных препирательств и сквернословия.
Потом началась финская война. Отец Розы был там ранен в руку, из госпиталя на поправку возвратился в Москву к своим родителям на Третью Мещанскую. На какое-то время он забирает Розу к себе. Там бабушка и дедушка окружают её добротой и заботой. Незабываемое счастливое время! Только Мария недовольна, а это значит, что Розу она увезет обратно в N, где её опять ожидают тумаки двоюродных братьев. Впрочем, и от матери ей тоже достается - свою обиду та вымещает на дочери. Молодая и красивая, но кому нужна с таким «довеском»?
Расставаясь, родители Розы формально брак не расторгли. Мария все еще оставалась Лейбич, и по документам числилась женой командира Красной Армии. Интригующая фамилия, прекрасные внешние данные и умение скрыть свою необразованность позволяют ей обзавестись хорошими знакомыми. Одна из них – адвокат Катынская - уговаривает её обратиться в военкомат с просьбой помочь с жильем. И, действительно, вскоре Мария получает небольшую полутемную комнату, в которой прежде жили какие-то монашки. Обстановки никакой, но как-никак свой угол. Позже, не знаю уж каким путем, удалось переехать в комнату в центре города на первом этаже большого дома.
***
В тридцать девятом Роза пошла в школу – маленькая девчушка улыбается со старых фотографий, но уже тогда выделяется изяществом. Учеба ей дается легко, память у неё прекрасная и ум живой, любознательный. Но мирное течение жизни длилось недолго – началась Большая Война. Марию с другими женщинами направляют на какие-то оборонительные работы, она там тяжело заболевает, попадает в больницу. Розу на время приютили Катынские. Она попадает в совершенно иную, можно сказать, аристократическую среду, учится как следует говорить и соответственно как вести себя.
А мать после выздоровления устраивается на работу в палатку при госпитале. Продёт папиросы, леденцы, бумагу для писем – мелочь всякую. Роза дома одна, в комнате прибирается, ходит по карточкам хлеб выкупать, иногда готовит что-то на керосинке. Успевает еще с подругой Бонч-Бруевич металл для фронта собирать – о них в местная газета написала.
Тут как-то вечером приходит к ним в дом мужчина – высокий, худой, но сильный, видимо. Притащил целый мешок свеклы. Алексей его звали. Он после ранения в том самом госпитале лежал, где Мария работала, и, как многие, на Розину мать заглядывался. Теперь он на инвалидности, в N решил остаться, и работу здесь нашел. Сам он из-под Талдома, деревня Костолыгино. И вот стал этот Алесей часто к ним захаживать – жениться хотел, но мать все отказывала, не желала за простого рабочего идти. Тогда Роза за дело взялась – сходила за Алексеем и сказала: «Живи с нами!». Оказался он человеком надежным, зарабатывал прилично: был и сапожник, и скорняк, и шофер, и охотник и даже фотограф-любитель. К Розе как к собственной дочери относился, и жизнь в их семье стала вполне благополучной. Мать постоянную работу бросила, только на лето устраивалась в пионерский лагерь воспитательницей.
***
А Роза подрастала и становилась все привлекательней. Как и мать она обладала природным вкусом, всякая одежда на ней выглядела вполне элегантно, какому-нибудь бантику или берету она безошибочно находила удачное место. Фигура у неё стала как у современной модели, разве что рост маловат.
Лето сорок седьмого года Роза запомнила навсегда - отец пригласил её в Эстонию, в Нарву, где он проходил службу. Ей было уже шестнадцать лет и она только что закончила седьмой класс. Она была как только что распустившийся цветок, все ею любовались. Там, в Нарве, был очень хороший профессиональный фотограф. Он увидел Розу, пригласил её в студию и сделал несколько прекрасных снимков: лучезарная улыбка, большие распахнутые глаза, волны светлых волос. Наверное, он предполагал тиражировать эти снимки в виде открыток, может быть, с какой-нибудь надписью типа: «Не забывай, люби меня и будем верные друзья!». Тогда это было распространено.
В Нарве у Розы сразу образовался круг друзей. В городе тогда было не безопасно гулять, особенно по вечерам. Отец поэтому приставил к ней охрану – двух солдат. Здесь же впервые объявился жених – офицер, который так в неё влюбился, что готов был ждать несколько лет пока Розе не исполнится восемнадцать. И он действительно ждал, и приезжал в N, и уговаривал её, но она так и не сказала ему «да». К этому времени она уже насмотрелась на семейные пары, видела и мытарства, и ссоры и себе такого не желала. Ей хотелось быть свободной, учиться, работать, и ни от кого не зависеть.
***
Свидетельство об окончании семилетки давало возможность поступить в техникум, где платили стипендию, и через четыре года выпускали в самостоятельную жизнь. Роза посоветовалась с отцом и подала документы в железнодорожный техникум, который располагался на станции Москва-3 Ярославской дороги. Учеба ей здесь давалась легко – только «пятерки». И домой добираться не сложно - электричка до N в пятнадцати минутах ходьбы.
В такой вот электричке как-то вечером я впервые её увидел. Мы возвращались с сестрой из Москвы – были в театре. До нашей станции оставалось уже немного, вагон был почти пуст. И тут какая-то девушка присела напротив нас на свободную скамейку. Оказывается, с сестрой они были немного знакомы, и о чем-то поговорили. Сестра звала её Розочка. На меня, мне кажется, она внимания не обратила, а я её хорошо запомнил – такая маленькая «леди», как в «трофейных» заграничных фильмах. Кокетливая шляпка, кудряшки на висках и выразительные глаза на тонко очерченном лице. В сумочке тетради с конспектами.
Отучившись в техникуме год, Роза пришла к выводу, что паровозы и железнодорожные составы не по ней. И Катынская её поддержала: «Розочка! Шла бы лучше в восьмой класс, школу закончишь – дальше будешь учиться. Ты ведь способная». Не хотели её из техникума отпускать, пришлось отцу за нее просить. Нет худа без добра - теперь в школе она оказалась вровень со мной. Между прочим, и её подружка Бонч-Бруевич год пропустила – говорили, по болезни, но, сдается мне, просто к экзаменам не допустили.
***
Годы учебы в старших классах школы, пожалуй, самая лучшая пора её жизни: общение с друзьями и подругами, чтение книг, открывающее тайны бытия, мечты и ожидание будущего. Наши две школы – мужская и женская - были совсем рядом, мы общались классами и ходили друг к другу на вечера. Роза всегда была на виду. Если были танцы, то у нее не было отбоя от партнеров. Она порхала как мотылек. Все ею любовались. Роза выделялась своей грациозностью, умением одеться, видимой легкостью и общительностью характера. Вокруг нее сразу образовалась группа ребят из числа «бойких», для которых она была как бы «свой парень». По вечерам во дворе ее дома все собирались поиграть в волейбол, и Роза обязательно в одной из команд.
Тогда все время при ней был кто-нибудь, кто выполнял роль «влюбленного рыцаря»: Кирилл, Гарик, Генка…Они ходили с ней всюду, и в парк на танцплощадку, и по городу, и за город за цветами. Сохранилось множество фотографий. Может быть, кто-то из них и пытался её обнять или поцеловать, но, думаю, безрезультатно. Что еще могло быть с мальчишками – только дружба? Поэтому они так быстро менялись. Последним, уже в десятом классе, был мой близкий друг Олег.
Но были и серьезные ухажеры – тот офицер, о котором уже было сказано, и еще один Игорь – красивый, рослый, заканчивающий какое-то военное училище и тоже предлагающий жениться. Почему он был отвергнут, не знаю. Я никогда не расспрашивал Розу об этих её женихах, не допытывался – целовалась ли она с ними. У меня, между прочим, она тоже никогда не пыталась узнать о моих прежних увлечениях. Да в наше время все было вполне невинно, это теперь сплошь и рядом молодые сожительствуют до брака.
В десятом классе через Олега Роза сблизилась с компанией, в которой был и я. Мы в классе числились как бы интеллектуалами, и Роза, я вспоминаю, тогда уже не была такой девочкой-попрыгуньей, какая-то задумчивость в ней появилась. Но я к ней не особенно приглядывался – я на тот момент дружил с другой девушкой.
После того как прошли выпускные экзамены, как отгуляли и оттанцевали на выпускных вечерах, будто шквал пролетел – вмиг всех раскидало по городам, институтам, училищам. И мы на время потеряли друг друга из виду.
***
После школы Роза могла бы поступить в любой институт, но она выбрала местный «Учительский». Чем это было продиктовано? Может быть, потому, что не нашлось никого, с кем бы она могла посоветоваться. Но в «Учительском» срок обучения всего два с половиной года, ездить никуда не надо, и деньги не требуются на проезд и проживание, наоборот – есть небольшая стипендия. И самое главное – хочется скорее зарабатывать самой, а не быть на иждивении отчима и матери, отношения с которой довольно прохладные.
В профессии учительницы нет ничего плохого, и Розе эта работа нравилась. Она сожалела только о том, что распался круг школьных друзей и почитателей. Контингент студентов в «Учительском» был своеобразный – почти одни девушки, все из деревень, с соответствующими привычками и взглядами. Роза среди них, как белая голубка в стае сизых. Конечно, она продолжает нравиться всем, даже пожилой профессор Киссин пытается за ней ухаживать.
Как-то раз и мы с приятелем в поисках знакомых постучали к ней в дверь. Роза открыла не сразу. Когда открыла, мы увидели у неё за спиной хорошо известного нам Вадима – сына главного врача городской больницы. Это был красивый, щеголевато одетый молодой человек, из числа местной «золотой молодежи». Почему-то мы сразу решили: «Роза-то вышла замуж!», поэтому невнятное что-то пробормотали и ретировались. Увиденное не вызвало у нас удивления: самая красивая девушка и самый богатый парень – разве ни пара? Слух об их замужестве долго ходил по городу.
Позже, вспоминая этот случай, я, признаюсь, ревновал Розу к Вадиму, но никаких вопросов ей не задавал. У Вадима было бесспорное преимущество передо мной – деньги. Он возил Розу в Москву, обязательно водил в хороший ресторан, приглашал в компанию такой же состоятельной молодежи. Розе это, конечно, нравилось. Только вот жениться он не собирался. Скорее всего, рассчитывал на интимную близость, но с Розой это не прошло. К тому же Алексей Иванович (отчим), строго соблюдавший традиции, глаз с них не спускал, возможно, и Вадиму внушение сделал. Во всяком случае, последний покинул сцену. Только вот у Розы надолго остались воспоминания о «красивой жизни», а надо было возвращаться к реальности.
***
Годы учебы в институте пролетели быстро. С дипломом преподавателя математики и с направлением на работу Роза отправляется в Верейский район, где еще повсюду видны следы прошедшей войны. До деревни, указанной в путевке, приходится добираться по бездорожью на подводе. Однако, по прибытии на место выясняется, что вакансия уже занята. Роза, довольная, возвращается в N. Теперь у нее свободный выбор – ей предлагают работу в соседнем городке – это в десяти-пятнадцати минутах на электричке, а там еще пройти километра полтора. Школа небольшая, семилетка, и Розу все устраивает. Притом, из N она ездит не одна – с ней преподавательница русского языка Катя Крылова.
В классе у нее простые неизбалованные дети фабричных работниц, по большей части одиночек: у кого-то мужья погибли на фронте, а кто-то согрешил с солдатами стоявшей здесь одно время воинской части. Роза сама и ростом и внешностью мало отличается от учеников, но ее слушаются. Можно сказать, у нее обнаружился настоящий преподавательский талант, и с коллективом педагогов она тоже подружилась. Директор же к ней особенно благоволил. Сам еврей, он был уверен, что и девушка с фамилией Лейбич тоже. Она и не пыталась его разубеждать. Это было иногда и выгодно – евреи те же самые люди, только держатся вместе, и друг другу помогают. В этом их сила.
В школе Розе дали еще и общественную нагрузку – руководство комсомольской организацией. Учителей комсомольского возраста немного, но это не важно: в районном комитете, где все ее знают, она регулярно достает билеты в столичные театры и вывозит своих комсомольцев «в свет».
***
Так бы все и продолжалось, если бы не одно обстоятельство: Роза почувствовала, что со здоровьем у нее стало что-то происходить, внезапное сердцебиение, бессонница. Посмотрел ее Катин отец – старый, опытнейший доктор Крылов, и говорит: «Замуж надо выходить. Есть у тебя молодой человек?». А Роза-то всех отвадила. Оставался только Бетька С., недавно закончивший летное училище, не красавец, но зато лидер по характеру и из состоятельной семьи. «Все для тебя сделаю, что захочешь, выходи за меня!» - не уставал он говорить. Роза даже пряталась от него. Не знаю почему, но он не был ей симпатичен.
И тут мы встретились. Совершенно случайно - на улице, в городе. Я был с товарищем, и Роза со школьной подругой Ниной. У Розы был отпуск, у Нины каникулы, а я приехал на выходной с учебной практики. Мы довольно долго гуляли, говорили о чем-то не очень существенном. Зашла речь и о месте, где практика моя проходила. Оказалось, что Роза это место знает, и там в деревеньке живут ее хорошие знакомые. Просто так, не слишком настойчиво я предложил ей: «Приезжай, посмотришь, как мы работаем».
Прошло несколько дней, слышу зовет меня кто-то: «Там тебя какая-то девочка спрашивает». Прошел я к воротам. Действительно, стоит девочка лет десяти, а за нею Роза! Показал я ей, что мы здесь делаем, по лесу мы погуляли, даже под дождь попали, а позже в «камералке», где мы обычно чертим, ребята музыку организовали. Поочередно с Розой танцевали – все от неё были в восторге. Потом я ее до деревни проводил. Товарищи решили, что у нас серьезные отношения, хотя сам я расценивал этот визит как случайный и ни к чему не обязывающий.
Но спустя несколько месяцев в субботу, когда я, как обычно, приехал на выходной домой, мама мне говорит: «Роза заходила, на день рождения приглашает». Я решил пойти, и оказался, к моему удивлению, единственным приглашенным. Мы сидели с Розой рядом на диване так близко, что я чувствовал тепло ее тела, а потом долго стояли в темном тамбуре дверей и горячо целовались. Меня эти поцелуи прохватили насквозь.
На другой день, когда мы встретились снова, я спросил её, не шутит ли она, у неё же столько поклонников? Роза не отвечала, лишь крепче прижалась ко мне. «Почему так, почему я?» - вопрос этот долго гвоздем сидел в моей голове. Прежде, в школьные годы мы часто встречались, но и только – никакой увлеченности. Роза мне нравилась, как нравится, например, «Незнакомка» с картины художника Крамского. А в этот раз я мог бы вообще не приехать домой в N и, конечно, не планировал с ней встречаться. Уже много позже она сама мне рассказала про совет доктора Крылова. Так неужели все дело было в физиологии? Это в мире животных самка, когда наступает срок, сама, руководствуясь инстинктом, выбирает себе партнера, чтобы родить здоровое потомство. Может быть и так, но к тому времени, когда эта простая истина дошла до меня, я уже был накрепко привязан к ней, к Розе. И понял, что это судьба! Фатум!
***
С тех пор мы стали часто встречаться и в N, и в Москве. На все институтские вечера и в компанию своих институтских товарищей я стал неизменно приходить с Розой. Все её с радостью принимали – характер у нее был общительный, веселый. А меня гордость переполняла – ни у кого больше такой девушки нет. Иногда мы вместе в театр ходили, но дарить ей что-то или в ресторан водить мне финансы не позволяли. Вместо этого я для нее лирические стихи сочинял. И она была довольна, правда, не содержанием стихов, а самим фактом посвящения.
Но, разумеется, мое основное время принадлежало учебе, а ее -работе в школе. О физической близости мы между собой не говорили. Воспитание было такое, что всякие разговоры об этом считались неприличными, грязными. Все отодвигалось до свадьбы, о которой пока рано было говорить ввиду моего студенческого статуса. Мы, конечно, испытывали телесное томление, но надо было держаться. До сексуальной революции еще оставались годы и годы.
У одного моего школьного товарища на этой почве случилась трагедия. Он был влюблен в одну девушку, очень красивую и целомудренную. Сначала были только объятия, поцелуи, а потом взаимное желание и страсть сломали границы разумного. Любовники никакого опыта не имели, и девушка забеременела. Она как могла долго скрывала это от родителей, ну а потом что-то случилось: то ли при попытке избавиться от ребенка, то ли по другой причине, девушка умерла. Вероятно, она не выдала своего возлюбленного, он как бы остался в стороне, но, я знаю, что этот тяжкий груз давил на него всю последующую жизнь.
***
А мы с Розой все же, когда я уже был на последнем курсе, не выдержали – расписались, и скромную свадьбу сыграли. Роза сама себе смастерила белое свадебное платье, а Алексей Иванович сшил белые туфельки. Обошлись без колец. На свадьбу самые близкие мои товарищи по институту приехали. Роза была как всегда красива, и я её от дома до машины на руках нес. Такая драгоценная ноша.
Тут надо сказать, что сестра моя очень не хотела этой свадьбы, Розу она считала легкомысленной и верила слухам о её прежних похождениях. Сестра и маму соответствующим образом настроила. А вот отцу Роза очень нравилась. История эта не оригинальна, и часто омрачает всем жизнь, особенно в первые годы после женитьбы. Лучше всего молодым сразу поселиться где-нибудь отдельно, но не всегда это возможно. Так вот и мы мотались первое время туда-сюда: от нашего дома до Розиного: везде тесно и неудобно. И я ничего не мог сделать, чтобы ей было лучше. А у Розы уже животик начал расти. Она до последнего месяца все на работу ездила. Тяжело ей было до школы пешком ходить, но уж очень ждала она ребенка – ей уже двадцать четвертый год шел.
Рождение сына было для Розы большой радостью. И все трудности, связанные с кормлением, пелёнками, с купаньем малыша при отсутствии водопровода и ванной комнаты, она стойко переносила. Всем стало ясно, что она вовсе не белоручка, а полноценная жена и мать. Несколько последующих лет оказались испытанием и для неё, и для меня. Это потом я понял, что надо было устроиться на работу в Москве, возможно, где-нибудь ближе к городу снять комнату, чтобы и Роза могла работать. И чтобы родители и мои, и её, если потребуется помощь, были поблизости. Но вместо этого я потащил мое семейство в Сибирь, и мы жили там в съемной комнатушке на берегу Ангары, где Роза, как заправская сибирячка, в ледяной воде полоскала белье. А позже перебрались в барак с дровяной плитой, на которой и готовили, и воду грели, чтобы сына помыть.
В конце 1958-го года в экспедиции, где я работал, прошло сокращение, и мы вернулись в N. Отец уговаривал меня остаться и работать здесь на строительстве, но меня соблазнили теплыми краями: требовался специалист в Грузию, где возводилась первая в стране арочная плотина. И мы поехали. Там, километрах в тридцати от Кутаиси, есть селение Орбели и небольшая, но бурная, речка Ладжана. Дорога туда проходит по склону ущелья: внизу бурный поток, сверху нависают острые скалы. Плотина в самом узком месте. Впору испугаться, но Роза молчала и сына крепко держала.
Работа у меня была напряженная, ненормированная, иногда и выходные прихватывали. Я рассказываю об этом потому, что один я бы там не смог – жена поддерживала: и жилье в порядке содержала, и успевала на электрической плитке из скудного ассортимента обед приготовить, и даже на стройку мне приносила. Пешком с сынишкой. Смотрю я фотографии тех лет и вспоминаю, что Роза там немного поправилась, уже не такая тростиночка, которую ветер может унести. Но еще лучше стала, чем была. На следующий год мы путевку в Дом Отдыха в Гудаутах взяли, и она там в своем черном шерстяном купальнике выглядела принцессой. И, вообще, о нашей жизни в Грузии я теперь вспоминаю с удовольствием.
***
Но стройка заканчивалась, меня произвели в начальники производственно-технического отдела, и надо было ехать в Ереван, где экспедиция базировалась. В Ереване целых пять лет мы прожили. Два первых года все по частным квартирам мыкались. А тут наше начальство в Москве реорганизацию затеяло – экспедицию превратили в управление, лишив нас «полевого довольствия» (командировочных иначе) и квартирных. Мой заработок стал почти вдвое меньше. И это в таком красивом и кичливом городе как Ереван, где люди делятся на тех кто «умеет жить» и кто «жить не умеет». Уметь – это значило в обход законов иметь «левый» заработок. Я же в этом не преуспел, и в управлении меня за глаза называли «комсомольцем двадцатых годов». Между тем, у нас дочка родилась, и очень хорошенькая. Только Розина мать по этому поводу высказалась так: «Зачем бедноту плодите?».
Действительно, нам приходилось считать каждую копейку. Роза хоть и молчала, но молчание её было вполне красноречивым. Конечно, она была недовольна нашей бедностью, и я себя чувствовал скверно – не смог семью обеспечить. Диаграмма нашей супружеской жизни резко пошла вниз. Спустя много лет Роза сама мне призналась, что тогда один здешний холостяк делал ей недвусмысленные предложения.
***
Слава Богу! Вскоре наступил перелом: во-первых, нам существенно повысили оклады, во-вторых, мы въехали в квартиру в новом доме на одной из лучших улиц Еревана, в-третьих, Роза устроилась на работу в отдел кадров нашего же управления. Новая квартира была двухкомнатная. Рядом с домом глубокое ущелье, где протекает Раздан – главная водная артерия города. С балкона открывается вид на низменную часть Еревана и на увенчанный белой шапкой конус библейского Арарата. Наши семейные дела понемногу стали налаживаться. Даже теща решила нас навестить - я ей путевку выхлопотал в местный санаторий.
Вначале у нас никакой мебели не было, кроме дачных раскладных стульев и столика. Дорогая мебель была не по карману – мы покупали простую: большой круглый стол, кустарный шкаф для одежды, простенький диван; позже купили холодильник и небольшой телевизор. Нормальные стулья прислал нам из N Алексей Иванович, а шкафчики для кухни я соорудил сам. Сколько радости доставляла эта незамысловатая обстановка. Здесь, в доме, была небольшая русская диаспора. Мы часто собирались поочередно то у одних, то у других, приносили, кто что мог, откупоривали пару бутылок армянского сухого вина, устраивали танцы. Роза заметно повеселела. Кроме того, появилась перспектива поехать за рубеж – тогда Советский Союз многим развивающимся странам оказывал помощь. Ну, и я собрал и отправил свои документы в Москву. Однако, ответа оттуда все не было.
Дело с мертвой точки сдвинула Розина внешность и её обаяние. По кадровым вопросам ей потребовалось поехать в Москву. Там она поинтересовалась у пожилого кадровика Ивана Александровича, как обстоят дела с моими документами – оказалось, что они покоятся где-то в глубине сейфа. Иван Александрович был принципиальный и честный человек, но вокруг заграничных командировок крутилось много разных людей, хлопотавших за своих. Вот меня и отодвигали. Роза вернулась, и буквально через две недели в Ереван пришел вызов – меня с семьей направляли в Египет на строительство Асуанской плотины.
***
И вот мы в Египте, и у нас здесь начинается совсем новая жизнь. Мы живем в приличной квартире, у меня интересная работа. Роза теперь «мадам», а самое главное – нам не надо думать о том, как прожить до следующей зарплаты. Наоборот, на все наши потребности уходит не больше трети оклада – остальное можно отложить на будущее. Три года в Асуане – это время обеспеченной жизни и полной семейной гармонии.
Египет, как известно, рай для туристов, и мы использовали все возможности для знакомства с его сокровищами: пирамиды Гизы, Луксор, Александрия, Красное море с волшебными зарослями кораллов - везде мы побывали и обзавелись сувенирами. А однажды на нашу стройку приехала группа из «Мосфильма» - снимали картину «Люди на Ниле». Роза в числе других любопытных наблюдала за их работой. Она, конечно, была самая приметная из зрителей, и двое известных киноактеров, участвующих в съемках, Ивашев и Каморный, попросили её устроить им небольшую экскурсию по Асуану. Сохранилась фотография – Роза с актерами на торговой улице города.
Апофеоз же нашего египетского периода – возвращение домой на теплоходе с заходом в Фамагусту на Кипре, в греческий Пирей (Афины), в Стамбул и в Варну. Мы не жалели, что отказались от проплаченных авиабилетов – морское путешествие было великолепным. Шел 1968-ой год. Розе тогда исполнилось тридцать семь лет.
***
Теперь перед нами стояла другая непростая задача – возвращение на «малую родину» - в Москву или в Подмосковье. Средства у нас были, и мы принялись искать вариант обмена. На кону была наша прекрасная квартира в Ереване. Может быть, мы поспешили, остановившись на первом этаже блочного дома на окраине Москвы в Медведково, но зато уже в октябре ребята были устроены в школу, а я приступил к работе в проектном институте нашего ведомства.
Новую квартиру обставляли новой красивой мебелью, которую помог достать Розин отец. Роза теперь была здесь хозяйкой. В январе после каникул и она приступила к работе в ближней школе №290.
Было той же осенью еще одно приобретение – мечта почти каждого советского человека – автомобиль, сероголубая элегантная «Волга» М-21. Замечу, лично я в пику стандартным идеалам сначала отказывался от машины. Роза меня уговорила, и позже я понял, как была она права!
И в природе, и в обществе, так устроено, что за относительно коротким периодом становления и развития обычно следует продолжительный спокойный период, использующий потенциал предшествующего. В Москве, в новой квартире, на новой работе мы открыли новую главу нашей жизни. И она плавно и буднично продолжалась двадцать с лишним лет, пока не рухнул Советский Союз, под обломками которого остались и наши планы на спокойный отдых, и все сбережения, доверенные государству. Я не склонен подробно рассказывать здесь об этом отрезке времени. Мы с Розой работали, и достаточно успешно, в отпуске путешествовали на машине, потом строили дачу в Орехово-Зуевском районе на месте осушенных болот; дети наши заканчивали школу, поступали в институты, создавали свои семьи. У нас сложился круг друзей и знакомых, с которыми мы редко, но регулярно встречались; приходило время, и мы хоронили наших стариков и безвременно ушедших друзей. Дни складывались в недели, недели в месяцы… Так же и наши с Розой чувства как бы законсервировались: ни ссор, ни бурных объятий. За каждодневными делами, за стремлением следовать общественным стандартам, чувственные порывы отодвинулись на второй план, о чем теперь приходится сожалеть. Годы эти быстро и незаметно прошли, и вот уже пора на пенсию.
***
В смутные девяностые я уже числился пенсионером, но меня неоднократно приглашали поработать по контракту за рубежом: в Сирию, в Йемен, на Кипр. Это позволяло поправить финансовое положение. Других источников и способов подработать у меня не было. Роза оставалась одна, и мы друг без друга скучали. Впрочем, на Кипр я брал её с собой дважды на два-три месяца. Вместе мы объехали весь остров, купались в море, осмотрели достопримечательности. В октябре 96-го отметили её день рождения. Наш старый знакомый Женя Пашкин, который видел Розу последний раз тридцать лет назад в Ереване, заметил: «А именинница все такая же красивая!».
Действительно, Роза долго сопротивлялась времени и оставалась для меня желанной. Утром после сна все морщины у нее на лице разглаживались, и глаза смотрели так же нежно и ласково, как прежде. И я целовал их, поочередно. А когда она поворачивалась набок, я поднимал с её затылка все еще пышные волосы и целовал завитушки на шее.
Что же все-таки это за чувство «любовь»? Может быть, испепеляющая страсть, как в фильме «Девять с половиной недель»? Или, наоборот, гармония чувств и интересов, как у великих Ростроповича и Вишневской? Или, наконец, мучительные и запутанные отношения, как между Маяковским и Лилей Брик? Бывает, что любовь вспыхивает, как костер, в который плеснули бензин. Яркое пламя, обжигающий жар, но все скоро сгорает, и остаются угли или даже холодная зола. А вот в старину бывало так, что молодые впервые встречались перед алтарем, но потом жили, как говорят, «душа в душу», и готовы были на жертвы, как жены декабристов, последовавшие за своими мужьями в сибирскую каторгу. Это ведь тоже любовь? Так или иначе, но без любви жизнь пуста.
***