Валентин и валентина

Сараева
Часть 1.   

Катерина проснулась среди ночи от режущей боли в низу живота. «Неужели, началось!? - мелькнула мысль -Но ведь рано еще. Две недели почти до срока.   Может быть съела что-нибудь не то?». Она полежала еще немного, прислушиваясь к затихающей в глубине тела, боли. «Приснилось»- подумала облегченно. Женщина осторожно отодвинулась от разметавшегося во сне мужа. «Умаялся бедолага.  Шутка ли, четвертый день по 12 часов из-за штурвала не встает». Ее Семен работал комбайнером в богатом по меркам шестидесятых лет, совхозе. Синоптики обещали к концу недели затяжные дожди. Вот и спешил совхоз убрать вызревшие зерновые.Урожай нынче, как никогда, удался. Новый, еще более сильный приступ боли, вырвал из уст засыпающей Кати едва сдерживаемый стон. Предстоящие роды были у нее  вторыми, поэтому Екатерина особо не испугалась. Осторожно сползла с постели и придерживая обеими руками большой, наполненный болью живот, тихонько поплелась на кухню.
Остановившись у двери дочкиной спальни, отвела в с торону портьеру и заглянула внутрь комнаты. Шестилетняя Валюшка, едва освещаемая приглушенным светом ночничка, спокойно спала в своей кроватке. Катерина медленно преодолевая расстояние, подошла к Валюшке и подняв с пола упавшее одеяло, прикрыла голые ножки ребенка. «Красавица моя- умильно подумала женщина — Вся в отца. Волосы-то! Просто сноп пшеничный. А густые какие!». Сама Катерина была смуглолица и темноволоса.  Ее недавно умершая мать, имела в роду татарские корни.
Добравшись до кухни, Катерина жадно припала  к ковшу с водой. Немного успокоившаяся боль, с новой силой рванула внутренности. «Ну все, Семена будить надо. Пусть свою колымагу  заводит и везет в роддом. До утра, видно, не дотерплю   Хоть бы мальчонку Бог послал. Отцу утешение». Катерина с трудом разбудила переутомившегося за уборочную страду мужа. «Сёма, вставай, началось», - жалея мужа больше чем себя, простонала  женщина. Кое-как разобравшись спросонья что к чему, Семен торопливо выскочил во двор,  намереваясь завести свой старенький «Москвич», доставшийся ему  еще от отца. Катерина, между тем,  достала из шифоньера заранее припасенный узел с «приданным» для малыша.
Капризный «Москвич», словно чувствуя всю ответственность момента, завелся, на редкость быстро. Семен, осторожно усадив жену на заднее сидение, выехал со двора.
Жил Семен Гужов с семьей в небольшом  провинциальном городке "К" на севере Новосибирской области.  Городок хоть и был  не большим по численности населения, но раскинулся он на площади, занимающей несколько десятков квадратных километров. От дома Гужевых до центральной больницы, даже при полном отсутствии движения, пришлось добираться не менее получаса. Этому способствовали еще и городские дороги, давно требующие капитального ремонта. Большая часть городка представляла собой индивидуальные деревянные, реже кирпичные постройки. Многим из которых было уже лет по 70, а то и больше. Многоэтажки, как это водится, стали возводить в послевоенные годы. Причем, сносились центральные  дома и целые улицы, а на их месте росли серые, неприглядные пятиэтажные дома. И только в самые последние годы, на окраине городка построили, наконец-то, несколько высоток.
Там, рядом с этими высотками  стояло не просто старое, а старинное, двухэтажное здание районной центральной больницы. Причем, новенькую поликлинику сдали городу под ключ, всего пару лет назад. А стационар как был при «царе Горохе», так и остался. Слегка лишь подремонтировали, залатав особо бросающиеся в глаза дыры, и  сдали  в эксплуатацию еще на много лет. Но в областных отчетах, Администрация города, легкий, косметический ремонт провела, как капитальный.
Двор больницы почти не освещался. Только над входной дверью горел матовым светом небольшой, уличный фонарь. Семен остановил своего потрепанного «коня» в боковой аллейке, под сенью  наполовину облетевших берез и осторожно повел жену на свет фонаря. -«Семочка,  Валюшка одна там. Проснется, напугается, - почти теряя сознание от боли, бормотала Катерина- Ты поспеши милый. Корову пусть Люба  Южанина подоит. Я с ней говорила». Семен, крепко поддерживая жену под руку, ласково уговаривал её - «Катюша, да ты не переживай так. Себя побереги. Наша Валюха сама кого хошь напугает. Да и спит она крепко. И корову подоим, и свинку накормим. Не бойся ничего. Ты силы для сына береги. А Валюшку я к маме на недельку отправлю, пока  уборочную не закончим».
Несмотря на  жуткие приступы боли, Катя  испуганно и умоляюще запричитала -«Семочка, только не к Нелли Егоровне. Что ребенок там увидит хорошего? Как бабушка, которую она видела три раза в жизни, очередного старика в постели ублажает?»  Семен поморщился. Слышать нелестную правду о матери, которую, несмотря ни на что, по прежнему любил, было больно. Нелли Егоровна, несмотря на свои 60 с небольшим лет, продолжала строить из себя молоденькую девочку. Она вульгарно красилась, носила вызывающе короткие юбки  и большую часть свободного времени проводила в парикмахерских и у портных, тратя на это всю свою немалую зарплату. Работала мать Семена главным бухгалтером в большом комбинате, перерабатывающем молоко. Несмотря на странности своего поведения, бухгалтером она была, можно сказать, талантливым. Катя была права, укоряя мужа за то, что его мать, проживая с ними в одном городе, почти не навещала семью сына. Внучка ее абсолютно не интересовала, так же, как не интересовали бабушку двое старших внуков от дочери  Марины, давно уже проживающей с семьей в г. Новосибирске.
Сдав жену дежурной акушерке, Семен быстренько отправился к машине. Он хоть и успокаивал Катю, но за дочку, оставленную без присмотра, переживал не меньше ее.
Старенький «Москвич», видимо решив, что исполнил на данном этапе все свои обязанности, умер,  видимо, окончательно. С полчаса Семен пытался завести машину. Но все его попытки, все усилия, оказались тщетными. «Москвич»  не подавал никаких признаков жизни. Усевшись на заднее сидение, Семен задумался. Мимолетно брошенный укор жены по поводу его матери, всколыхнул в сердце мужчины все то, что он тщательно пытался забыть. С раннего детства, Семка слышал в доме только ругань и выяснения отношений между родителями. Мать мало уделяла внимания детям. Старшая сестра Семена - Марина, быстро повзрослевшая, серьезная не по годам, закончив 8 классов, бежала из дома. Она устроилась где-то в Новосибирске, поступив в ПТУ на полное государственное обеспечение. Маринке повезло. Её заметил молодой мастер по обучению и вскоре уговорил совсем молоденькую, несовершеннолетнюю девочку стать его женой. Маринка согласилась и не ошиблась. Вот уж лет пятнадцать, сестра Семена живет с мужем, старшим ее на 12 лет. Супруги  воспитывают двух сыновей. У них небольшая, но отдельная квартира. А главное, полное взаимопонимание в дружной, трудолюбивой семье. К матери Марина предпочитает не ездить.
Отец Семена, слабовольный, добрейшей души человек, не выдержав измен  жены, которую любил больше жизни, ушел однажды из дома и больше не вернулся. 
Его искали сначала всем совхозом, где он работал зоотехником. Потом к поискам присоединилась милиция, дружинники и добровольцы из соседей и родственников.
Но Матвей Ильич, главный зоотехник совхоза «Рассвет Коммунизма», словно в воду канул. Ни живого, ни мертвого его больше никто и никогда не видел.
Случилось это в тот год, когда Семен сдавал экзамены на аттестат зрелости за десятый класс. Нелли Егоровна утешилась очень быстро. Не прошло и пяти месяцев со дня пропажи мужа, как она привела в дом ему замену.
Примак оказался моложе матери Семки лет на  восемь. С первых же дней, он принялся за воспитание пасынка. Результатом этих придирок стало то, что Семка сбежал к сестре в Новосибирск. Муж Маринки не выказал особого неудовольствия и мальчик прожил у них до самой армии, попутно готовясь в институт. Чтобы не сидеть на шее зятя и беременной сестры, Семен без раздумий устроился дворником на железнодорожный вокзал. Но после армии, когда у сестры появился уже второй малыш — погодок, Семен и сам понял, что в семье сестры он лишний. Пришлось возвратиться в родной городок в дом матери. За эти годы  дама успела уже раз пять побывать «замужем». Но ни один ухажер не задерживался у нее больше, чем на полгода.
Распутная женщина была искренне убеждена в том, что Конституцией  ей дано право на вольную жизнь. Слова  матери -«Мне Партия дала права равные с мужчиной. Что хочу, то и делаю»-Семен слышал не раз, едва ли не с пеленок. Молодой парень, унаследовавший слабовольный отцовский характер, не нашел в себе решимости образумить распутную родительницу. Не имея возможности поступить в институт, парень подал документы в местный Сельскохозяйственный техникум на отделение «Механизатор широкого профиля». Учиться пришлось заочно. Но это не испугало Семена. Он устроился в совхоз подсобным рабочим. Через полгода уже сел на трактор. А через год, любознательный, влюбленный в технику парень, уже во всю водил совхозный грузовик. Здесь же, в столовой, парень встретил свою Катюшу.
Умная, красивая девушка, так же как и Семен, не имела возможности продолжить учебу после окончания школы. Она вынуждена была ухаживать за тяжело больной, разбитой инсультом матерью. Произошло это после того, как в озере утонул  младший братишка Кати, семилетний Колюня. Глава семьи, и до этого не отличавшийся порядочностью, бросил  парализованную жену с 15 летней дочерью на произвол судьбы. Он уехал в Омск и там, по слухам, женился на женщине, много старшей себя, но без детей и с хорошей квартирой. Кате пришлось после восьмого класса, пойти на  двухгодичные курсы поваров. Директор совхоза, проникнувшись тяжелым положением семьи, распорядился, чтобы на девочку были оформлены соответствующие документы, по которым совхоз, на время Катиного обучения, выплачивал ей повышенную стипендию. После окончания учебы, девочка должна была отработать в столовой совхоза не менее трех лет. Кате, мечтавшей с детства, стать доктором, работа понравилась. Поваром она стала замечательным и не помышляла больше о другой работе. Молодые люди поженились, едва Катюше исполнилось 19 лет. Дом у Катиных родителей был достаточно просторным. Семен сразу же взялся за его благоустройство и отделку. Для  совершенно неподвижной матери Кати, была выделена самая лучшая и теплая комната, в которую  Семен провел воду и  установил большую чугунную ванну для купания больной женщины. По благодарному взгляду  матери, которая не могла даже говорить, Катя видела, как рада она за нее, как довольна своим зятем.
Молодым людям пришлось нанять сиделку. Раньше, когда Катя жила одна с матерью, ухаживать за больной женщиной, ей помогала ее школьная подруга и соседка Люба.
Но Любаша вышла замуж, сменила фамилию с Гороховой на Южанину, забеременела и отныне большую часть времени уделяла своей семье. Но несмотря на это обстоятельство, подруги оставались подругами. И даже детей, родившихся в одном году, они назвали одинаково. Любашин Валентин был всего на пару месяцев старше Катиной Валентины. Тещу Семен похоронил пару лет назад. Женщина умерла во сне. Тихо и безропотно. Так же, как тихо и безропотно жила, вернее, существовала последние годы.
Воспоминания эти разбередили душу молодого мужчины. За окошечком «москвича» стояла черная, непроглядная ночь. «Уснуть с часок что ли!»  Идти пешком домой через весь город, было слишком далеко. Мысленно попросив судьбу уберечь его Валюшку от любых неприятностей, - Семен   прислонился спиной к боковой дверце машины и действительно уснул. Сказывались последние перенапряженные дни уборочного сезона. Разве мог знать молодой, полный жизни и надежд на будущее мужчина, что видит он последний сон в своей недолгой жизни.
Водитель «Скорой помощи» только что высадил у главного входа в больницу очередного пострадавшего.  На сей раз, пьяного мужчину с сильно израненным лицом.  То ли тот сам приложился об острые камни мостовой, то ли помог кто, водителя не интересовало. Он хотел одного — поспать. Молоденькая, сопровождающая медсестра повела пострадавшего пьяницу к двери. Водитель зло рванул "таблетку" с места и не снижая скорости, въехал под сень сомкнувшихся над темной аллеей берез.
Серый, припорошенный опавшей листвой, бампер старенького «Москвичонка», уставший водитель «скорой» заметил только тогда, когда тормозить было уже бесполезно. Он резко вывернул руль, пытаясь объехать легковушку. УАЗ, сломав тощенький штакетник, уткнулся носом в деревья. Сзади послышался звон разбитого стекла.    Небольно сунувшись носом в окно УАЗика, водитель выскочил из-за баранки, пылая праведным гневом. Он готов был раздробить эту чертову колымагу, превратить ее в пыль -«Ну, козел, появись только, башку просажу! Десять лет уж свою «таблетку» здесь ставлю. Ни одна тварь не посмела сюда соваться. А какой-то раз..баный металлолом вздумал из себя «крутую тачку изображать».
Водитель, осмотрев задний бампер, вплотную притулившейся к «Москвичу» «Скорой», успокоился. Стекло разбилось не в его УАЗе, а в  боковой дверце нахала, посмевшего устроиться на ночлег на законном месте водителя «Скорой».
-«Пусть только предъяву кинет, гад. Я ему еще и остальные окна перебью». Успокаивая сам себя, водитель подошел к разбитому окошечку «москвича».
При слабом свете фар его УАЗа, он холодея от ужаса, увидел свисающую из разбитого окна, голову человека. -«Эй мужик, ты что?  Чего молчишь!?»  Водитель трясущейся рукой осторожно ощупал  голову хозяина машины. Рука  его нащупала торчащий из виска осколок стекла. Узкий и острый, он весь покрыт был липкой, горячей кровью, казавшейся в полутьме совершенно черной. Не до конца осознавая весь ужас произошедшего, водитель  обежав  «Москвич» с другой стороны, потянул дверцу на себя. Бормоча что-то невразумительное, он  вытащил незнакомца из машины. - «Давай, друг, давай. Пойдем в больничку. Все будет хорошо». Но мозг бедняги уже подсказывал ему, что хорошего ничего не будет. Мужчина которого он старался удержать на ногах, безвольно сползал на асфальт, не подавая никаких признаков жизни. Поняв наконец, что произошло самое страшное, что может только произойти, водитель завопил безнадежно и тоскливо, как умирающее животное.
Вопль этот, прозвучавший в ночной тишине необычно громко, разбудил многих обитателей стационара. Услышала его и Катерина. Дикие приступы боли не давали женщине сомкнуть глаз ни на секунду. Донесшийся через приоткрытое окно жуткий  мужской крик, отозвался в сердце роженицы  непонятной паникой.
Ей вдруг нестерпимо захотелось встать с родильного стола и выглянуть в окно. Но суетящаяся над ней немолодая акушерка, сердито прикрикнула на приподнявшуюся роженицу -«Успокойтесь, мамаша. Уличные драки нас с вами не касаются. Нам необходимо родить здоровенького, умненького малыша. И самой не порваться. А в остальном, без нас разберутся». Краем ускользающего сознания, Катерина, помимо своей воли, продолжала прислушиваться к шуму, доносящемуся уже из коридора больницы. Но собственные схватки, перешедшие в одну нескончаемо  длинную и невыносимо болезненную потугу, не дали возможности женщине что-то понять из происходящего за тонкой стенкой, отделяющей родильное отделение от травматологии.
-«Ну вот. Смотри красавица какая. Цыганочка, да и только»- голос акушерки, только что принявшей упругую, смугловатую девочку, уплывал, убаюкивал. И Катя, едва успев пробормотать -«Сема сына ждал»- провалилась в глубокий сон.
О трагической, нелепой смерти любимого мужа, Катя узнала уже на следующий день. Она только что покормила дочку и теперь с нежностью рассматривала  запеленутого ребенка, лежащего на ее коленях. Девочка, явно была «её». Черненькая, смуглая, она совершенно не походила на  первого младенца, произведенного Катей на свет. Валюшка родилась светловолосой и белокожей. «Счастливой будет, на отца похожа» - говорили о ней знакомые. -«И Наденька моя счастливой будет. С таким-то отцом!».  Еще до родов, Катерина решила, если родится дочка то будет Надюшей в честь  Катиной матери. А если сын- то  будет Матвеем в честь отца Семена.
В палату вошла санитарка, баба Настя. Нестарая еще пенсионерка, подрабатывала техничкой в родильном отделении. -«Ноги, девки, поднимайте. Пол мыть буду».
«Баба Настя, а подождать нельзя? Пусть деточек унесут сначала»-  возмутилась Катина соседка, кормившая сынишку». -«Некогда мне, красавицы. Мне еще покойника мыть предстоит». У Катерины вдруг мгновенно взмокли руки и мелко задрожало все внутри. Она осторожно положила на постель уснувшую дочку и не отдавая себе отчета в охватившей ее панике, сипло прошептала -«Какого покойника, баба Настя?»
-«Ой, да я откуда знаю, какого? Говорят, молодой мужик совсем. Прихожу утром на смену, а мне девчонки медсестры такие страсти порассказали — волосья дыбом». Санитарка опершись на швабру и горестно поджимая синеватые  губы, продолжала- «Митька наш, шофер со «Скорой», ночью сослепу на какого-то мужика налетел. Тот, говорят, пьяный в машине своей спал. И чего надумал около больницы пристроиться, как будто других мест не было. И сам пропал и Митьке теперь тюрьма грозит. А у того детишек трое»  -«Нет, нет, это не Сема, это не он. Сема не мог Валюшку одну бросить. Это какой-нибудь алкаш. Сема у меня не пьет. Господи, ну что за ерунда в голову лезет! Конечно не Сема»- Катя даже хохотнула, что прозвучало глупо и неуместно в создавшейся ситуации.  -«А что за мужик-то? Знает кто?» - переспросила соседка Кати. -«Не знаю, девки, выясняют пока врачи. Машина его под забором стоит. Старенькая, серая такая». В следующую секунду, Катя увидела резко обернувшихся к ней, перепуганных женщин и только после этого услышала свой невыносимо пронзительный визг. В палату влетела медсестра. Кинувшись к упавшей на пол Кате, она попыталась приподнять ее, но Катя билась в дикой истерике, отбрасывая от себя всех, кто пытался приблизиться к беснующейся женщине.
Явившийся на шум главврач отделения приказал дежурной акушерке, для начала поставить  женщине успокоительный укол. Когда Катерина, сраженная сильной дозой снотворного, наконец затихла, доктор велел унести детей и рассказать что здесь произошло. -«Это я виновата — всхлипнула баба Настя,— про покойника сказала. То ли напугалась баба, то ли это мужик ейный».  -«Ясно, - хмуро отозвался доктор- из милиции только что прибыли. Узнаю пойду  что к чему». Весь день в больнице царило нездоровое оживление. Районный городок «К.», в котором все это происходило, был сравнительно небольшим. В двухэтажном здании больницы, где располагались и роддом, и кардиология, и неврологическое отделение, горькая новость о трагическом происшествии, разлетелась в мгновение ока.
И больные, и медперсонал, целый день, как бы ненароком, заглядывали в палату, где в нездоровом сне, металась несчастная роженица, потерявшая мужа в нелепом ДТП.
Когда дежурная акушерка попробовала подсунуть под грудь сонной матери, пищащего от голода младенца стало ясно, что у Кати пропало молоко. Девочку с того дня, кормили все, кто имел возможность. А возможность такая была почти у каждой роженицы. Пришедшая в себя Катя, больше не кричала. Она впала в глубокую депрессию. Несчастная женщина целыми днями лежала, глядя пустыми страшными глазами в потолок и тихонько судорожно стонала. Из-за своего почти невменяемого состояния, Катя не смогла даже проститься с мужем. Похороны лучшего механизатора совхоза, взяла на себя организация, в которой Семен работал.
Нелли Егоровна, жеманно промокая глаза платочком, картинно выставила на стол две бутылки водки. На этом ее  помощь в похоронах сына закончилась. Марина, приехавшая всего на пару дней, отдала Любе для передачи Катерине  приличную сумму денег. Марина носила  в себе третьего дитя. Кроме того, младший сынишка подхватил в школе ангину и  муж взял отгул для  присмотра  за детьми. Марина не имела возможности задержаться хоть ненадолго, чтобы как-то поддержать сноху.
Траурная, похоронная процессия остановилась у больничного стационара, чтобы дать возможность жене проститься с мужем. Но Катя, едва увидев в окно гроб с телом Семена, упала тут же без сознания. Женщину привели в себя, но лечащий врач не отпустил Катю проводить гроб с телом мужа на кладбище. Видимо, это обстоятельство еще больше угнетало Катерину. Она отворачивалась от приносимого ей дитя, даже не пытаясь попробовать покормить кричащую дочку.  Казалось, что жизнь со всеми ее радостями, бедами недоразумениями и  потерями, полностью перестала Катю интересовать. Посоветовавшись на "пятиминутке", врачи переместили Катерину из родильного отделения в неврологическое. Наденьку носить к матери перестали.  Невропатолог, взявшийся за лечение сложной больной решил, что соскучившись по дочке, Катерина скорее встанет на путь выздоровления. Самым важным на то время, было вывести больную из состояния  жесточайшей депрессии. На девятый день после похорон, к Кате в палату вошла Люба. Она привела с собой Валюшку. Девочка бросилась к матери. Целуя ее лицо, всхлипывая,  девочка принялась жаловаться матери на Вальку, который ее дразнит, на тетю Любу, которая не пускает ее к папе, на папу, который не приходит с работы. Люба, испугавшись столь бурной сцены, попробовала увести ребенка, но тут случилось почти чудо. Катя поднялась с постели и обнимая старшенькую, попросила у подруги чего-нибудь покушать.
Обрадованная Любаша кинулась распаковывать  пакеты и пакетики в которых принесла передачу. Катя с жадностью накинулась на горячие блинчики. Слишком сытный обед после  нескольких дней почти полной голодовки, подействовали на Катю, как стакан крепкого вина. Она ослабла, потускнела. Улыбка, только что слегка озарявшая ее лицо, сменилась плаксивой гримасой. Свалившись на постель, Катя прижала к себе Валюшку и бурно разрыдалась. -"Любонька, если что, девочек моих не брось, пристрой понадежнее"- сквозь истерические всхлипы, попросила Катерина подругу. -"Да ты что такое наговариваешь! Прекрати немедленно! Тебе детей поднимать предстоит, а ты совсем распустилась. Возьми себя в руки!" - стараясь казаться построже, возмущенно ответила Люба. Вошедший в палату лечащий доктор вопреки ожиданию Любы, не стал ее ругать. Наоборот. Он, тихонько подталкивая  к выходу посетительницу шепнул, «Ничего! Слезы, это хорошо. Начало выхода из «ступора» Будем надеяться на лучшее».  Кате поставили укол и она уснула. Люба, забрав упирающуюся Валюшку, уехала домой. После похорон  отца, девочка постоянно жила у Любы. Бабушка Нелли, уходя после поминального ужина, сделала вид, что не заметила внучку. Люба торопилась домой. Туда, где ждал ее сын Валька и муж Михаил, уставший после работы. Начался дождь. Резкие порывы холодного осеннего ветра, несли по мокрому асфальту последние, сорванные с деревьев листья.
Бабье лето кончилось. Начиналось самое неприятное время года. Предзимняя слякотная пора, полная холодных дождей и ветра.
Катя проснулась поздно ночью. В палате грел небольшой ночничок. Две соседки по палате, крепко спали. Катя осторожно выглянула в коридор. Дежурная медсестра спала, сидя за стольком на, так называемом, «посту». Прокравшись на цыпочках мимо уставшей за день молодой девушки, Катя спустилась в полуподвал, где находились вещи больных. Но шкафчики все были плотно заперты на ключ. Осмотревшись, Катя увидела ватную телогрейку и резиновые сапоги. Видимо, эти вещи принадлежали уборщице помещения. На голову Катя накрутила старенькую пеленку, лежащую на подоконнике. Одев фуфайку, натянув сапоги на тонкие чулки Катя, откинув с двери кованный крючок, вышла в холодную, мокрую темноту. Не совсем адекватной от горя и лекарств женщиной, руководило одно желание. Проведать умершего мужа, помянуть его в девятый день после смерти. Кладбище в небольшом городке было одно. И находилось оно не так далеко. Километрах в двух от окраины города. Как раз с той стороны, где располагалась старая больница. В реденьком березовом колке, протянувшемся вдоль проселочной дороги. Никем не замеченная, Катя быстро, насколько ей позволяли ослабевшие ноги, побежала с сторону кладбища. Хватились женщину в больнице только в шесть утра, в те минуты, когда медперсонал разносит по палатам первые порции лекарств. Дежурная медсестра, решив, что Катя вышла в туалет, не стала оставлять для нее лекарств. Следуя указанию главного лечащего врача, она должна была строго следить, чтобы эта больная принимала лекарство в присутствии медперсонала. Девушка, разнеся все препараты, снова вошла в палату к Кате и снова не застала ту на месте. Встревоженная медичка, проследовала в туалет. Но больной там не оказалось. Начиная уже серьезно тревожиться, медсестра обежала весь корпус, попутно расспрашивая всех, кто встречался ей в это раннее утро.
А час спустя, на смену пришла санитарка и тут выяснилось, что пропали фуфайка и сапоги. А в полуподвальном помещении открыта входная, запасная дверь.
В больнице поднялась паника. Катю искали все, кто имел возможность передвигаться. Лечащий доктор узнав о случившемся, пообещал «Уволить к чертям собачьим всех виноватых, если не дай Бог, женщина ушла не домой, а бродит где-нибудь по холодным улицам». И только часов в одиннадцать утра, двое рабочих приехавших копать могилу для умершего старичка, обнаружили на кладбище  неподвижно лежащую на свежем холмике, женщину. Катю с трудом оторвали от холмика, за который она продолжала судорожно цепляться, даже будучи в полубессознательном состоянии.
Доставленную на стареньком «запорожце» в больницу, ее тут же поместили в ванну с горячей водой. Затем, закутанную в несколько одеял женщину, подключили к аппарату жизнеобеспечения. За жизнь несчастной, врачи боролись больше десяти дней.
Но ослабленный горем, глубокой депрессией и жесточайшей простудой организм, не желал бороться. Двустороннее воспаление легких, послеродовая горячка и множество других патологий привели к отказу работы почек. 
Катерина, мать двоих малолетних девочек, не захотела оставить своего горячо любимого Сему. Страшная по своей нелепости весть, мгновенно облетела всю округу.
Хоронили Катю едва ли не всем городом.
Марина на этот раз, не смогла приехать на похороны снохи. Она прислала телеграмму на имя Любы с глубокими соболезнованиями и извинениями.
Люба, совершенно потерявшая голову от горя, сама была на грани нервного срыва. Но  верная подруга безвременно умершей женщины, понимала — свались она и никого, кроме чужих людей, рядом в покойницей не останется. Нелли Егоровна, на этот раз, проявила почти сочувствие. Она даже  просидела несколько часов у гроба снохи. Цену этого сочувствия, Люба узнала очень скоро. Всего через неделю после похорон подруги. Дочку Кати Валюшку, вместе с Любашиным сыном Валей, отправили на время в дом к Любиной свекрови, жившей в пяти  километрах от городка, в поселке "М".
После похорон подруги, Любе некогда было предаваться отчаянию. На нее свалилась сразу куча забот. Надо было доить корову, кормить поросенка и кур  погибших соседей. Но главное, это необходимо было успокоить шестилетнюю, все понимающую сиротку Валюшу. Люба находилась в панике. Она не знала, что делать.  После смерти супругов Гужевых, самой близкой родственницей для осиротевших детей, была бабушка Нелли. Но она не появлялась. Не приезжал никто из органов Соцопеки. Люди, посудачив о совершенно нелепой, преждевременной смерти  супругов Гужевых, как будто успокоились. Правда, раз- два в день, кто-нибудь появлялся  на пороге Южаниных, чтобы передать для Валюшки "гостинчик".  Это были кулечки конфет, куколка, приличное платьице или домашняя выпечка.
Люба благодарила людей, но спешила выставить за дверь дарителя, чтобы не тревожить девочку. И  без того, просыпаясь по утрам, Валюшка ежедневно подступала к «тете Любе» с вопросами: «Где папа с мамой? Где сестричка маленькая? Почему так долго не приходят?» Люба послала телеграмму Марине с просьбой приехать, решить вопрос с детьми. Но через неделю, она получила перевод на небольшую сумму денег и письмо. В письме, Марина умоляла Любу поговорить с Нелли Егоровной по поводу детей. Может быть, бабушка образумится и возьмет под опеку родных внучек.
«Любаша, вы самый справедливый и добрый человек. Поймите меня правильно, мне рожать через пару месяцев. Мальчишки должны учиться. У них такой возраст, самый переломный. Очень много внимания надо им уделять. Квартирка крохотная. Куда мне еще двоих девать? А у мамы дом, как дворец. И зарплата хорошая. Может няньку нанять. Я маме написала, что по мере возможности, мы с мужем будем ей помогать».
На отказ Марины взять на воспитание сироток, Люба не обиделась Она и сама понимала, что в городе девочек поднимать будет гораздо труднее, чем в сельской местности.Решив завтра же обратиться в Соцопеку, Люба немного успокоилась. Сама отправляться для разговора с бабушкой детей, она не захотела. Слишком уж неприятной была для нее Нелли Егоровна со своими оголенными коленями и густо накрашенными бровями. А на следующий день, произошло то, чего Любаша не ожидала даже от такой неприятной дамы, как Нелли. Едва она успела накормить и напоить скот в двух дворах, к ней заявилась целая комиссия. Нелли Егоровна собственной персоной и трое неизвестных. Две женщины предпенсионного возраста и такой же мужчина. Люди, приехавшие на новенькой «Волге», по очереди представились растерявшейся молодой женщине. Оказалось, что мужчина был представителем от Детского дома г. Омска, а женщины представляли собой местную власть. Одна из них была из органов Опеки и попечительства, а вторая из Комиссии по делам несовершеннолетних при Администрации городка. Нелли Егоровна сразу с порога потребовала у Любы ключи от дома сына. А попечители попросили побыстрее собрать Валюшкины вещи. Люба растерявшись от такого поворота событий, все же нашла в себе сил обратиться к бабушке девочек. -«Вы что, Нелли Егоровна, собираетесь родных внучек в детский дом сплавить?»  -«А тебе какое дело?- цинично заявила «бабушка»- Ты попользовалась дармовым молоком, дармовыми яйцами. Картошку-то всю уже себе перетаскала? Я сейчас еще вещи пересмотрю. У Катьки шуба была нутриевая. Шапка хорошая из песца. Сема тоже не из бедненьких. Зарабатывал хорошо. А деньги, что тебе  моя Маринка на похоронах давала, где?» Любе показалось, что ее сильно ударили по лицу грязной и очень вонючей рукой - «Ка… какие деньги? - заикаясь, пробормотала бедняжка — А на что я Катю хоронила? Может быть вы дали хоть рубль? А с каких это щей вы требуете у меня ключи от Катиного дома? Ключи я вручу ее детям, когда вырастут». Не обращая внимания на визг взбешенной бабушки сироток, Люба обратилась к представителям власти - «Скажите, она что, официально отказалась от внучек?» Получив утвердительный ответ, Люба поинтересовалась, может ли она сама, как близкая подруга и соседка погибших, оформить опеку над детьми Гужевых. Ей ответила женщина из Соцопеки - «Если у вас полная семья. Если ваши доходы позволят. Если вы характеризуетесь положительно, то вам никто препятствовать не станет. Но где девочка? Мы должны ее опросить».
Люба вошла в спальню, где прислушиваясь к незнакомым голосам, в постели сидела Валюша, еще не сменившая пижамку на платьице. Взяв крупную девочку на руки, Люба вышла к визитерам. -«Спрашивайте! Вот Валечка. Только она не в курсе, где ее мама и папа. Будьте милосердней». Мужчина подойдя поближе и придав максимальную ласку голосу, по детски засюсюкал- «Ой, кто это у нас такой хорошенький? Как зовут эту красавицу?» Валюшка, уцепившись руками за шею Любы, без страха, но недоверчиво оглядывала чужих людей. На бабушку она даже не посмотрела, что не укрылось от глаз посетителей. -«Валюша — вступила в разговор одна из женщин,- ты хочешь пойти с нами. Туда, где у тебя будет много подружек. Ты в большом доме будешь жить. Хочешь?»   -«Я к маме хочу и к папе», -ответила девочка, не отпуская Любину шею.
-«Но мама с папой не смогут о тебе заботиться». И тогда произошло то, о чем не подозревала даже Люба. -«Они умерли. Да?- тихо спросила девочка, - Совсем умерли? И их закопали в ямку?»  -«Солнышко — простонала Люба,- Кто тебе сказал такое?».   «А тетя Зина. Она сказала, что папа с мамой больше не придут только я ей не верю. Я тебе верю, тетя Люба». Зинаида, одинокая, пожилая женщина, жила рядом. -«Вот дрянь, ну я ей устрою»- промелькнула мысль. Но Люба тот час же, с улыбкой, еще сильнее прижимая к груди Валюшку пообещала той, что мама и папа ее вернутся, только это будет очень не скоро. Тогда, когда Валюшка станет уже совсем взрослой.
-«Я против удочерения моих внучек. Пусть Государство их воспитывает, а не эта колхозница. Что это быдло им дать может?" С неприязнью глядя на выкрикивающую гадости  бабушку, представительница Органов опеки и попечительства, резко парировала - «Вы бы, уважаемая, помолчали. Вас мы хорошо знаем. И если бы вы сами не принесли заявление об отказе от детей, едва ли бы вам их государство доверило. А вот хорошей, достойной семейной паре, мы девочку, скорей всего, позволим опекать».  -«А Надюшку? Ей уже больше месяца. Мне сказали, что до месяца подержат, а там надо будет определять ее с семью. Я ведь надеялась что Марина, сестра  Семена, девочек взять захочет. Но я от нее только что вчера письмо получила». Люба достала конверт из кармана халата и протянула его женщине. -«Если позволите, мы письмо возьмем. Надумаете опекунство над Валей оформить, письмо сгодится для отчета».  Представительница  Опеки, спрятала письмо в папку.
-«А с Наденькой что?»- повторила вопрос Люба.  -«Понимаете, бабушка отказалась, никто из близких не востребовал ребенка. И вы что-то долго тянули. Младенца удочерили еще неделю назад. И здесь ничего не сделаешь. Имен  усыновителей  вам никто не скажет. Таков закон. Могу сообщить только то, что девочку увезли в большой город. В какой- не скажу. Извините".  - «А сестренок разлучать, на это закон есть?» - Люба едва не рыдала от бессилия и несправедливости.
«А это тебя не касается, свиноматка - заорала Нелли Егоровна — Ты мне ключи от Семиного дома давай немедленно. Я завтра же приведу представителей милиции. Мы все проверим. И если что сперла, отдашь, как миленькая».
Люба перевела вопрошающий взгляд на  представителей комиссии.
«Ключ не отдавайте ни в коем случае. Пока не будет постановления о присуждении этой даме наследства, она не имеет никаких прав на дом и его содержимое»- одобряюще улыбнулась Любе женщина из Администрации. «Детям дом принадлежать будет А вы, как опекуны, имеете право на распоряжение имуществом девочки. Надеюсь всей душой, что вам позволят Валюшу удочерить или опекунство оформить»- подал голос  мужчина из Детского Дома. Визжащую и матерящуюся «бабушку» сироток пришлось силой выводить из дома. Михаил, узнав от жены о том, что произошло в доме во время его отсутствия, безболезненно согласился на удочерение Валюшки. -«Красота; Валентин и Валентина»  Как в кино! Пусть живет, красавица. -«Будешь меня папой звать?» - обратился Миша к засмущавшейся Валюшке.  -«Ладно, Миша, не тронь ее пока. Все само собой образуется». К удивлению и радости семьи Южаниных, процедура  присуждения опекунства над Валюшкой, оказалась не такой уж долгой и нудной, как ожидала Люба. Скорее всего от-того, что люди здесь знали друг друга почти так же, как знают друг друга хорошие соседи после долгих лет жизни в селах. Городок был, как уже говорилось, небольшим и достаточно старым. Нелли Егоровна тоже подала исковое заявление в суд о признании ее единственной наследницей дома ее невестки и сына. Но получила отказ, как и предвидели это Южанины. Спустя месяц, под новогодние праздники, загорелся зарод сухого сена, что успел заготовить для своей Буренки, живой еще в то время, Семен. К счастью, соседи увидев огонь, быстро среагировали и предотвратили большую беду. Но после этого случая, семья Южаниных перебралась в дом Гужовых. Дом Семена и Катюши, числившийся за Валюшкой, был заметно просторнее и удобнее. И, конечно же, проживая в самом доме, охранять его от злоумышленников, будет намного легче. Свой дом Михаил сдал в наем организации в которой работал. За это семье стали выплачивать хоть и небольшие, но очень нужные  деньги. Поджигателя не нашли, хотя все прекрасно знали, чьих рук это дело. Нелли Егоровну вызвали в отдел милиции и после долгого и серьезного разговора, предупредили о том, что если попытки поджога повторятся, то следователи найдут возможность доказать ее причастность к преступлению. И тогда, ее ждут огромные неприятности. Люба сама, по своей инициативе, собрала лучшие вещи Семена и отнесла их к дому его матери. Отворив двери в дом Нелли Егоровны, Люба молча кинула на пол большой узел с вещами и ушла, не сказав ни слова.
Шло время. Дети росли. Валентин, воспитанный в правильных традициях, считая Валюшку своей сестренкой, рьяно защищал девочку в любой ситуации. А эти ситуации случались нередко. Едва дети пошли в школу, так уже на первой переменке, кто-то из мальчишек заявил, что у Вальки нет ни папки ни мамки. И вообще, дети из хороших семей, не должны дружить с ней. Так, якобы, сказала ему мама.
Это было чудовищно. Несмотря на серьезную беседу учительницы с глупым малышом, тот упрямо продолжал называть Валюшку подкидышем. Валя плакала, а братик ее Валентин, кидался на обидчиков с кулаками. Первоклассники в большинстве своем, принимали сторону Вали и ее братишки. Но были и такие, что, как попугаи, повторяли незнакомые, обидные слова следом за другими.
Постоянные беседы  учительницы с детьми и их родителями, возымели свой успех. И не только беседы, но и крепкие кулачки Валентина, оберегающего сестренку с яростью маленького зверька. Раздоры в школе почти прекратились.
Детская память коротка. Нет, Валюшка не забыла своих родителей. Но она со временем поняла, что слово «смерть» -это гораздо серьезнее, чем думалось вначале. Ни папа, ни мама никогда уже не вернутся к ней. Тосковала по родителям девочка еще долго. Даже тогда, когда впервые она назвала Любу «мамой».
Это произошло, когда Люба, в сердцах, поддала подзатыльника слишком расшалившемуся сыну. Валентин, играя с мячом, разбил стекло серванта в доме.
Люба редко выходила из себя.  Но сервант когда-то принадлежал еще матери ее умершей подруге Катерине. Подзатыльник, отпущенный сыну был так чувствителен, что мальчик заплакал. Валюшка, кинувшись к братику, укоризненно крикнула Любе - «Мама, не надо Вальку бить. Я не люблю этот шкаф. Я Вальку люблю»
У Любы перехватило дыхание. Она прижала к себе обеих детей и разрыдалась.
В семье наступил счастливый мир. Михаил отыскал в своих запасниках подходящее стекло и исправил  результат баловства сына. Валентин извлек из наказания матери урок и прекратил играть мячом в доме. Валюшка с того дня стала звать родителей «папой» и «мамой», чем доставляла им настоящую радость. Учились дети достаточно хорошо. Они помогали друг другу  во всем. Валентин был слабее сестры в гуманитарных науках. Но гораздо находчивее Валюшки в  математике. Так они и росли, дополняя друг друга и помогая друг другу. Когда дети перешли в четвертый класс, в семье Южаниных произошло приятное, но неожиданное для детей событие. Их мама родила детям сестренку, которую в честь своей  безвременно погибшей подруги и Валиной мамы, назвала Катюшей. Несмотря на  приличный разрыв в возрасте, Валентин и Валентина охотно нянчились с сестренкой. Охотно помогали матери по дому, понимая, как трудно ей с ними троими. Но все же, старшие дети предпочитали общество друг друга. Подрастающая Катюшка, доставляла очень много хлопот. Любопытная, как и все  детки, она могла, на правах самой маленькой, порвать учебник или разбросать собранный старшими детьми городок из кубиков. Могла что-то разбить, сломать, порвать. Летом, в теплое время, старшим детям хотелось сбегать на озеро, искупаться, порыбачить. Побегать с мячом. Да мало ли дел у подрастающих детей? А Катька — пакостница, мешала старшим развлекаться. Но несмотря на все неудобства, что пришли к старшим детям с рождением сестрички, любили они ее самозабвенно. Михаил, стараясь не допустить никаких материальных проблем в семье, отработав день на стройке, нередко по вечерам садился за руль старенького, но хорошо отремонтированного «Москвича», принадлежавшего когда-то Семену.  Он нелегально «таксовал», развозя припозднившихся пассажиров.  Иногда по заказу клиентов, перевозил мелкие вещи.
Местная милиция семидесятых, смотрела сквозь пальцы на такое «вопиющее нарушение закона». Профессиональные таксисты, так же не имели ничего против. Это сейчас, в наши годы, «леваку» от этого бизнеса, могут не только сжечь машину, но и лишить жизни.   
Прошло десять лет. К семнадцати годам, Валюшка превратилась в очаровательную красивую девушку с толстой, светло русой косой. Она выгодно отличалась от многих сверстниц. Высокая грудь, тонкая талия и хорошо развитые бедра поражали своей женственностью и красотой. А ее небесно синие глаза, крупные, сочные губы, аккуратный,слегка вздернутый носик, неизменно притягивали к себе восхищенные взгляды молодых людей. Не уступал в привлекательности своей названной сестре и Валентин. Он был высок и строен, как будто прошел хорошую, военную подготовку.
Люди, не знающие о том, что Валентин и Валентина не родные по крови, могли бы принять их за родных брата и сестру. Они чем-то походили друг на друга. Возможно цветом волос и глаз. Но скорее всего,  покладистостью и доброжелательством по отношению к людям. Так бывает, когда люди с детства воспитываются в одних семьях, где и получают общие черты характера и привычки.
После окончания школы, брат с сестрой серьезно занялись подготовкой  к поступлению в институты. Валюшка решила исполнить мечту родной матери и стать медиком. Валентин с детства мечтал стать милиционером. И обязательно таким, который бы мог сам раскрывать преступления и ловить бандитов.
С возрастом, детские мечты приобрели более четкие очертания и Валентин решил, что будет поступать в Омскую Высшую Школу Милиции.