Однажды, взяв детские сумочки и надев чистые платья, мы отправились прогуляться по городу. Естественно, не предупредив об этом родителей. С нами увязалась Руфина, симпатичная и наблюдательная татарочка, почти одних с нами лет. А лет нам тогда было уже не мало. Почти полных восемь, если не вру.
Трудно сейчас вспомнить, но чувствовали мы себя, точно знаю, вполне самостоятельно! Решив проверить, насколько же мы независимы от своих родителей и домашнего очага, мы тогда по-детски непосредственно в своих устремлениях всё познать и изведать шли, шли и зашли слишком далеко. Испытывая себя на знание города, победу одержала Лёлька. Она вдруг увидела знакомый дом, к которому бессознательно и вела нас второй час. Дальше поступило предложение зайти в этот дом и посетить какую-то знакомую тётю, которая, по её мнению, была маминой подругой и ужасно ей, Лёльке, нравилась. Мы, с трудом открыв тяжелые ворота, прошли в большой, отсыревший, с огромными ставнями казенный дом на несколько квартир. Хозяйка, к нашему облегчению, узнала Лёльку и приняла нас очень радушно. Она угостила нас чаем с вареньем, подробно расспросила Лёлю о маме и… неожиданно пригласила нас всех троих заночевать у неё. Ей вдруг взбрело в голову куда-то уйти на всю ночь и она очень боялась, что её малолетний сын, проснувшись ночью один, испугается и будет плакать. Мы должны были, в этом случае, стать ему добрыми няньками. За это она пообещала нам каждой насыпать по полной сумочке шоколадных конфет. Предложение было заманчивым, но как же родители, которые «ни сном, ни духом» не знали об этом?
Руфина, вспомнив, про свою больную мать, сказала, что у ней сердце разорвется от горя, если дочь не вернется домой на ночь, наотрез отказалась нянчить мальчика. Я же, бездумно согласилась, отчасти потому, что давно не ела конфет, а ещё потому, что меня мало волновало, будут меня искать дома или нет. Если мать с отцом выпили сегодня, вряд ли они меня хватятся до утра. Никто и не подумает тогда искать меня. А когда я приду утром, они всё равно будут рады, что я нашлась сама. Я обожала маленьких детей и уговаривать меня долго не пришлось. Одно только смущало меня крепко: оставаться одной в чужом большом доме наедине с малышом – меня не устраивало. Вот с Лёлькой – другое дело, но та страшно боялась родителей. Тётенька стала горячо заверять её, что она поговорит с ними и если надо – заступится за Лёлю, только бы она не отказалась переночевать с Игорьком. В конце концов, это же были её знакомые, а не мои, чтобы я одна с ним водилась! Словом, при моей инициативе и под нажимом обезумевшей тёти, Лёлька с трудом согласилась остаться. Руфина была непреклонна в своём решении вернуться к своей маме – они жили без отца и такая привязанность друг к другу нами была в общем-то понята. Попутно мы наказали Руфе предупредить наших родителей и с легкой душой проводили подружку до ближайшего перекрестка. Знакомая тётя с радость побежала на работу в ночную смену, как она нам объяснила своё отсутствие. Про отца этого ребенка история вообще умалчивает. Мы с Лёлькой были закрыты, на всякий случай в квартире на замок, чтобы нам легче было выполнить обещанное для маленького Игорька. Принести ему горшочек, если он захочет «пи-пи», накормить его печеньем, если он попросит «ням-ням» и дать ему чаю, если ему станет страшно и он начнет звать маму. И всячески развлекать его при помощи игрушек, если мальчик возьмется плакать. На пол из кроватки нам брать его запрещалось, чтоб ненароком не задеть его обо что-нибудь головой.
Ребёнок открыл рот, как только мама вышла из комнаты и не закрывал его, несмотря на все наши старания! Он всё ревел и ревел, хотя мы, кажется, уже закидали его печеньем, сами по два раза сходили на его горшочек, выпили от горя полчайника чая, и уже было хотели со злости сломать все его игрушки, так как он совсем игнорировал нанятых за конфеты, совершенно новых для него нянь. Раздражало ещё и то, как сейчас помню, что совершенно с ним потеряли счет времени. Ставни были плотно закрыты, а в часах тогда мы плохо разбирались и никто из нас точно не знал: вечер сейчас, ночь, или утро? Обозлившись на гнусного ребёнка, мы решили отдохнуть от него и занялись исключительно друг другом. Нас увлекли большие пухлые подушки, которыми мы и стали кидаться друг в друга.
Внезапно Игорек замолчал. Мы тоже прислушались: уж не воры ли лезут в дом? Когда малыш опять заплакал, мы облегченно вздохнули – нет, не воры – ребёнок бы почувствовал беду… Игорь опять замолчал…Тишина нависла над нами…Нет, лезут! Вот скрипнула ставня. Мы выключили свет (вдруг откроется окно?) Мальчик снова завопил. Ну, так как-то привычнее и спокойнее, когда он орёт – не слышно, как лезут жулики! Мы взяли его на руки (на пол не пускать – помнили мы). Замолчал! Ужас! Скорее включили свет! Когда же утро? Не спали всю ночь, даже когда Игоречек заснул наконец. Но конфеты свои получили!
Дома Лёльку ждали разъяренные родители, они уже заявили в милицию… Потом во всём стали винить почему-то меня, а не свою чудачку-знакомую. С ней дружба была закончена, со мной – тоже.
Лёльке запретили дружить со мной. Потому что мои родители меня не искали. Их, наверное, предупредила моя подруга – Руфа. Теперь мы с Лёлей встречаемся украдкой, чтобы никто не увидел.